* * *
В доме было пусто - ни мастера Дахатана, ни Евтихия. Деянира уныло смотрела на неоконченную работу. В таком настроении к гобелену прикасаться нельзя. Можно напортить то, что создавалось с такими трудами и так вдохновенно.
Девушка бродила по комнатам, надолго прилипала к окну, но ничего интересного не обнаруживала - ни в доме, ни на улице. "Это оттого, что на душе пустота, - думала она. - Когда на душе радостно, весь мир наполняется любопытными вещами. А когда нападет тоска - кажется, будто кругом такие рожи, что и плюнуть жалко".
И тут она услышала стук в дверь.
Сердце так и ухнуло в груди: наверняка это Евтихий! Девушка встрепенулась, бросилась вниз, в прихожую.
Когда вчера вечером он вдруг исчез, Деянира в первые минуты попросту не поняла, что случилось. А потом впала в панику. Она позвала стражу просто потому, что не могла оставаться одна - наедине с истекающим кровью человеком. Бросить Авденаго она не посмела. Она не любила отягощать свою совесть. Даже денег никогда не брала в долг. А уж отправить на тот свет некоего человека, пусть даже неприятного… Может быть, и не существует мстительных покойников, время от времени навещающих убийцу (в полнолуние, скажем). Но не исключено, что они все-таки существуют.
Конечно, Деянира даже в мыслях не допускала, что между ней и Евтихием может возникнуть какая-то связь. Однако определенная привязанность все-таки существовала. Он помогал ей по хозяйству, слушал ее рассказы, пытался рассказывать сам. Угождал ей во всем. Возможно, видел в ней высшее существо. Более развитое и достойное.
Ну и потом, он все-таки привлекательный мужчина…
Но на пороге стоял не Евтихий.
- Авденаго! - Деянира не скрывала разочарования. - Что тебе здесь нужно?
- Я, пожалуй, войду, - отозвался Авденаго. - Посторонись-ка, а то придется сбивать тебя с ног. Чего бы не хотелось, учитывая обстоятельства.
- Какие обстоятельства? - Она пропустила его в дом и пошла за ним следом.
- Слабоват я, чтобы сбить с ног кого-либо, - признался Авденаго. - Даже такого заморыша, как ты.
Деянира задохнулась от негодования:
- Что ты себе позволяешь?
- Только то, что ты мне позволяешь, Деянира, - парировал он. - Слушай, женщина, накорми меня… Пожалуйста! В этом городе меня взялись уморить голодом. Будь милосердна. Ты уже один раз спасла меня от смерти - сделай это еще раз, а?
Она поджала губы и не ответила.
Авденаго весело улыбнулся.
- Вот и договорились.
Он пробрался на кухню и под мрачным взглядом Деяниры умял две здоровенных хлебных лепешки, навалив сверху кусище кровяной колбасы. У него сразу же разболелся живот.
- Неужели тебе не хочется немножко поисцелять меня? - спросил Авденаго. - Обещаю стонать, хватать тебя за руку и в бреду признаваться в любви. А?
- Чего мне хочется, так это тебя выгнать, - ответила она.
- Я должен отлежаться, - настаивал он. - Неужели ты не пустишь меня в свою постель? Сама можешь туда не ложиться, я вполне довольствуюсь обществом подушки и одеяла.
- Нет, - фыркнула Деянира. - Ты поел. Теперь убирайся.
Он вздохнул.
- Хорошо, Деянира, я уйду, но сперва отдай мне ту штуку, которую я с риском для моей бесценной жизни вынес из гробницы.
- Так ты за этим приходил? - Казалось, Деянира не верит собственным ушам. - За палкой?
- Вообще-то я приходил поесть, - признался Авденаго. - Но и за палкой тоже. Где она?
- Так уж я тебе и сказала!
Деянира явно обрадовалась возможности повредничать. Она была сердита на Авденаго, она скучала и жаждала развлечений.
- Тебе нравится мучить мужчин? - сказал Авденаго. - Бить их кнутом, связывать, втыкать им под ногти вилки и китайские палочки для еды?
Она побледнела и пристально посмотрела на него.
- Ты - тролль? - спросила Деянира.
- А что, с этим есть какие-то проблемы? - удивился Авденаго. - Расовые предрассудки? Их в Гоэбихоне до сих пор не изжили? Отсталые вы какие-то.
- Ты тролль? - повторила она.
- Это тебе Евтихий сказал? Ну да, я тролль. Теперь тебе легче?
- Тролли - враги, - убежденно произнесла Деянира. - Они злые. И твое поведение это только подтверждает.
- А-га, - протянул Авденаго. - Меня пырнули ножом, и это подтверждает мою агрессивность. Я очень опасен. Валюсь с ног от голода, такой вот я опасный.
- Больше не валишься.
- У меня теперь живот болит, - напомнил он.
- Не надо было так жутко лопать.
- Ничего не поделаешь, - сказал Авденаго. - Зов природы. Когда очень хочется есть, забываешь об осторожности и жрешь всякую пакость, вроде этой колбасы… Сколько столетий она тут хранилась прежде, чем я оказал вам услугу и избавил кухню от дурнопахнущих предметов?
- Убирайся, - приказала Деянира. Она видела, что ей не переиграть собеседника, и страшно злилась.
- И не подумаю, - хмыкнул Авденаго.
- Я позову стражу, - пригрозила она бессильно.
- Зови, зови. Я им расскажу, что ты мужчин к себе в отсутствие мастера водишь. Тебя за разврат сразу из гильдии пинком под зад!
- Как ты разговариваешь! - закричала девушка, бессильно сжимая кулачки.
Одним прыжком Авденаго преодолел разделяющее их расстояние и схватил ее за запястья.
Она дернулась, закусила губу.
- Пусти! Больно.
- Тебе и должно быть больно, - сообщил Авденаго. - Так, знаешь ли, и было задумано. Я тролль. Где палка, которую я вытащил из гробницы?
- Это не твое! Это собственность города!
Он прижал ее к стене и стиснул пальцы еще крепче.
- Останутся синяки, Деянира. Побереги свои руки, они тебе понадобятся для работы, - предупредил Авденаго.
- Тролль!
- Дура! Где палка?
- Отпусти.
- Скажешь, где палка?
- Отпусти.
Он приложил ее о стену - сильнее, чем намеревался. Девушка стукнулась головой, зубы ее лязгнули - и вдруг она закатила глаза и начала оседать.
Авденаго перепугался: уж не сломал ли он ей шею. Вроде бы, бил несильно. Да и не бил вовсе…
Он поддержал ее, чтобы не грохнулась, и сморщился от боли: рана в груди тотчас дала о себе знать. Отнести Деяниру на руках в спальню (по лестнице на второй этаж) Авденаго, разумеется, не мог. Поэтому он устроился рядом с ней на полу и для начала убедился в том, что девушка все еще дышит.
Он ощупал ее всю - не сломано ли, в самом деле, чего. Хрустело жутко, как вспомнишь - мурашки по коже. Да нет, вроде бы, цела девчонка. Синяки на запястьях, конечно, останутся жуткие, но это не очень-то страшно.
Он зачерпнул медным ковшиком воды и поднес к ее губам.
- Выпей-ка. Дурочка.
Она глотнула, закашлялась и распахнула глаза. Очень злой взгляд, очень.
Авденаго низко наклонился над ней. Так низко, что она ощущала тепло его дыхания.
- Где палка, Деянира?
- Зачем… тебе эта штука? - спросила она, задыхаясь и отталкивая ковшик.
- А зачем ты ее забрала, когда твой дружок ткнул меня ножом? Только хватит рассказов о том, что это "собственность города". Зачем ты взяла мою вещь, Деянира?
- Чтобы стража не задавала вопросов, - ответила наконец Деянира.
- Тебе не нужны вопросы?
- Никто не любит вопросов, - она все еще пыталась уйти от прямого разговора.
- Слушай, красавица, давай так: я отвечу на любой твой вопрос, если ты ответишь на мой.
- Это такая троллиная игра?
- Да, и при том зачастую ужасно, ужасно неприличная. Но тебе об этом лучше не знать, ведь ты девственница.
- В Гоэбихоне это не порок.
- Где та штука, которую я вытащил из гробницы, Деянира?
- Ты расскажешь мне, где теперь Евтихий?
Они долго молчали, рассматривая друг друга. Потом Авденаго осторожно коснулся ее ладоней.
- Ты мне поверишь, если я скажу, что не знаю?
Она покачала головой и горестно проговорила:
- Мне было хорошо с ним. Мы просто разговаривали. Я никогда так с людьми не разговаривала, как с ним, даже с подругами.
- Да не подруги-то, небось, и были, - со знанием дела кивнул Авденаго.
- Подруги как подруги… Но Евтихий… Он совсем другой. А ты убил его.
- Я его не убивал, Деянира. Это он пытался меня прибить. Отдай мне палку, и я попробую отыскать его.
- Где?
- Там, где он сейчас. Я действительно понятия не имею, что это за место. Вряд ли что-то хорошее. Любая вещь, созданная Джуричем Мораном, - это ловушка.
- О чем ты говоришь? - медленно произнесла девушка.
- О палке, которую я вытащил из гробницы. Ее создал Джурич Моран, если ты когда-либо слышала о таком…
С Деянирой творилось что-то странное. Она то краснела, то бледнела. Пару раз она порывалась что-то сказать, но в последнее мгновение, передумав, закусывала губу и отворачивалась. Потом вскочила и выбежала из кухни.
Авденаго растянулся на полу, поглаживая себе живот. "В самом деле, - думал он, - что они кладут в эту идиотскую колбасу? Такой штукой в самом деле не только человека - тролля убить можно"…
* * *
Лошадь, которую Авденаго забрал у стражников, слушалась поначалу плохо. Авденаго, не слишком-то умелый наездник, промучился с ней целых два дня, потом она все-таки присмирела.
Охрана городских ворот Гоэбихона была по большей части чистой формальностью. Городу ничего не угрожало, приезжие появлялись там редко. Пошлину брали не на входе, а на выходе - еще один из обычаев Гоэбихона.
Когда Авденаго появился возле ворот, путь ему преградили скрещенные копья в руках городской стражи.
- В чем дело? - возмутился Авденаго. - Я свободный человек и желаю покинуть ваш убогий городишко. Ничего хорошего я тут не увидел. Между прочим, здесь меня прямо на улице ножом в грудь ударили, вот сюда… - Он показал, куда. - А городские власти даже не сделали вид, что пытаются поймать преступника.
- Городские власти спасли тебя от смерти, - возразил начальник караула. - Хотя лично я считаю, что твоя жизнь не стоит и десяти голов!
Авденаго не стал тратить время на разговоры. За время, проведенное в Гоэбихоне, он успел понять: здешние жители упрямы, привержены своим традициям, ненавидят чужаков и глухи к доводам рассудка.
Джурич Моран научил Авденаго с пренебрежением относиться к деньгам, а жизнь рядом с Нитирэном показала, что истинный тролль с легкостью обходится вообще без денег. Поэтому Авденаго замахнулся палкой, о которую опирался, как на трость, и ударил стражника по голове. Тот никак не ожидал нападения.
Исчезновение Евтихия осталось для Авденаго своего рода тайной: молодой человек не успел уследить за происходящим. У него самого темнело тогда в глазах от боли и голода.
Со стражником получилось иначе. На сей раз Авденаго видел все.
И больше всего это напоминало мгновенную смену кадра при монтаже: только что перед чужаком стоял улыбающийся, уверенный в себе солдат в кирасе с городским гербом - и вот уже ничего нет. Пустое место. Хлоп - и все.
Ни капелюшечки крови - а ведь бил Авденаго, не сдерживая руки и прямо по голове! Ни малейшего следа, даже кусок пирога, завернутый в платочек, который стражник держал в руке и наверняка должен был выронить, - даже это пропало.
Не дав другим опомниться и задержать его, Авденаго побежал. Он выскочил из ворот и только тогда обернулся. Стражники гнались за ним, издалека размахивая копьями. Они еще не вполне поняли, что, собственно, тут творится. Видели: чужак набросился на одного из них, потом вырвался, попытался ускользнуть.
Авденаго погрозил им своей палкой и, сильно хромая, двинулся вперед.
Сначала он решил было, что отделался от своих недругов, что они поняли наконец - с Авденаго шутки плохи, - и решили оставить его в покое. Но затем он услыхал за спиной стук копыт: его преследовал всадник.
Авденаго развернулся к нему лицом, поднял палку и стал ждать.
Солдат догонял его, даже не потрудившись вытащить из ножен меч. Очевидно, знал, что чужак ранен; стало быть, довольно будет толкнуть его конем, сбить с ног - и можно уже вязать и тащить обратно в город.
Авденаго наставил палку на всадника так, словно был шотландским пехотинцем из "Храброго сердца". Удачный приемчик. Жаль, палка коротковата, но тут уж ничего не поделаешь. Главное - попасть в стражника и ткнуть его как следует, а там уж остается полагаться на искусство Джурича Морана. В первые два раза, вроде как, не подвело, не подведет авось и в третий.
Удар при столкновении был так силен, что Авденаго завопил. Он отлетел в сторону шагов на пять, грохнулся спиной о землю. Из раны потекла кровь, перед глазами все дьявольски завертелось.
"Странная штука - боль, - подумал Авденаго. - Это целая вселенная, в которой нет ничего, кроме боли…"
И едва лишь первая мысль мелькнула у него в голове, как вслед за ней пришла и вторая: "Стало быть, я не потерял еще сознания".
Лошадь подтолкнула его мордой. Любопытная скотина. Авденаго открыл глаза. Совсем близко от его лица моргал удивленное, потрясающе красивое лошадиное око. Авденаго потянулся руками к лошадиной гриве. Животное восприняло этот жест так, будто человек намеревался угостить его, и вместо гривы Авденаго ощутил под пальцами мягкие ищущие губы. Не веря собственному разочарованию, лошадь несколько раз прожевала воздух над ладонью человека. Ничего.
Авденаго все-таки встал. Лошадь с интересом наблюдала за ним. Она не собиралась ему помогать, но и удирать в ее планы явно не входило.
Он подобрал палку, сунул ее за пояс. Оказалось - неудобно. Взял в зубы, едва не вывихнул себе челюсть.
В конце концов он просто зажал ее в кулаке, как дротик, и попробовал взгромоздиться в седло. С десятой попытки ему это удалось. Впрочем, он не считал. Может быть, попыток было и больше.
Когда из города выслали в погоню еще одного всадника, Авденаго уже и след простыл.
Глава пятнадцатая
Геранн неподвижно сидел в седле и ждал. Он знал, что Нитирэн не начнет сражения, не предложив условий сдачи. Сдаваться Геранн, естественно, не собирался, но ему хотелось оттянуть время атаки троллей, оценить силы врага, прикинуть - нельзя ли применить какую-нибудь хитрость. Жаль, он слишком мало знает о верхушке нынешней троллиной аристократии. Там наверняка кипят страсти: зависть, ревность, стремление вырваться наверх, выслужиться. На этом можно было бы сыграть. Только теперь уже нет времени. Но посмотреть на них все-таки стоит.
Бок о бок с Геранном ждала Ингильвар. На ней были короткая туника ярко-красного цвета и огромный плащ, подбитый белоснежным мехом. Ноги Ингильвар оставались босыми - в знак того, что она не намерена покидать седло.
Только они двое.
Перед ними расстилалась пустота.
Это длилось минуту, и две, и десять. Затем послышался гул, ровный, отдаленный. Он как будто тянулся во времени, не приближаясь и не удаляясь, но постепенно весь мир наполнился этим звуком, и не осталось места ни для чего иного.
И вот тогда из-за горизонта показались острия копий с бунчуками и шлемы.
* * *
"Я всегда подозревал, что быть парнем из какой-нибудь Золотой Орды было здорово, - думал Авденаго. - И не в том дело, что сперва они наших расколотили, а потом наоборот, и так триста лет кряду; просто… это было здорово".
Он мчался бок о бок с Нитирэном, под косматыми знаменами, а вокруг катилась гигантская лава - троллиное воинство, черные всадники с толстыми копьями. Вся земля постепенно наполнялась гудением. Пылающая воля Нитирэна превратила землю в барабан и заставила ее угрожать врагам предводителя троллей. Почва колебалась под ногами у тех, кто до сих пор считал себя ее господином. Она рычала им об их заблуждении. Она им больше не принадлежала, потому что нашла себе владыку более достойного.
Радость бурлила в груди и горле Авденаго. Каждое мгновение он ожидал увидеть впереди светлую кавалерию из эльфийских замков: жиденькое золото против мощи густой, мясной темноты. От нетерпения он дрожал и так сильно стискивал зубы, что челюсти ломило. Сейчас, вот уже прямо сейчас он поднимет чудесное оружие, творение Джурича Морана, - жезл победы, наследие Кохаги, - и неприятель исчезнет. Растворится в воздухе, пропадет. И никогда уже не вырвется из западни.
Добытая в Гоэбихоне дубинка выглядела совсем неказисто. Просто палка, немного испачканная, - одно время Авденаго пользовался ею как костылем.
Что ж, видимость обманчива. Эта штука покончит с эльфами и их замками навсегда.
В стремлении Авденаго отправить соперников Нитирэна в мир вечной, неостановимой войны вовсе не было злобы или ненависти. Наоборот, Авденаго намеревался оказать противнику огромную честь, обратив против него оружие, созданное самим Джуричем Мораном.
Он уже различал впереди стяги над башнями замка Геранна. Вселенная-барабан гудела и раскачивалась, и Нитирэн качал головой в такт этому чудовищному ритму.
Нитирэн был сердцем своего войска. Не в переносном смысле, а в самом прямом: в такт биению его сердца звучала равнина под копытами троллиных лошадей. Его воля гнала кровь по жилам огромной армии. И напротив: все, что происходило в войске у него за спиной, вплоть до малейшего недомогания последнего солдата, отзывалось в утробе Нитирэна. Он знал все, он был всеми и отдавал себя без остатка.
Исключением оставался дахати. Дахати предназначалось судьбой умереть вместо Нитирэна, но жил он только для себя: ему даже Нитирэн не мог ничего приказывать. И сердце дахати стучало по-своему.
Вероятно, поэтому Авденаго и не услышал поначалу, как сбился ритм. Он лишь увидел, что Нитирэн вдруг содрогнулся всем телом и резко развернулся в седле, высоко поднявшись на стременах. Полководец желал видеть, что происходит сзади.
Раздался крик, дико заржала лошадь, и кто-то из войска в панике повернул назад. В труса выстрелили, но промахнулись. Одинокий всадник во весь опор скакал прочь, его рука с плеткой бешено взлетала и опускалась. Он тонко вопил, запрокинув голову, его длинные пожеванные косицы болтались из-под шлема.
Разрушая строй, Нитирэн помчался вслед за беглецом, но скоро сбавил ход: его окружили тролли, и каждый норовил ухватить предводителя за полы одежды, каждый кричал ему в лицо бессвязное. Общий испуг передавался от одного к другому и постепенно захлестывал всех.
Нитирэн отвечал на каждый взгляд, хотя бы мимолетно, кивал, толкал солдат кулаками, чтобы их успокоить. В золотых зрачках предводителя троллей горела тревога.
Авденаго, как привязанный, следовал за ним. Он был слишком сосредоточен на том, чтобы случайно не задеть морановой палкой кого-нибудь из своих, и потому не сразу увидел то, что, собственно, и внесло такое смятение в ряды армии Нитирэна.