"Тролль. Не гоблин, - строго напомнил себе Авденаго. - Тролль - это раса или, скажем так, национальность. Гоблин - состояние души, отчасти влияющее на физиологию. То есть тролль, при определенных обстоятельствах, может стать гоблином… И человек тоже. Возможно, человек - даже в большей степени."
Авденаго стало спокойно.
Он обрел полную уверенность в себе и не сомневался в том, что при первом же разговоре взял верный тон. Одно лишь немного смущало Авденаго: он не знал, как выглядят тролли, принадлежащие к высшим кастам. Например, какой у них цвет кожи, совсем светлый или совсем черный. А вот что не серый - это ясно.
- У тебя нет бороды, - проговорил сбитый с толку тролль и махнул рукой: - Продолжай.
- Если бы я пробыл здесь достаточно долго, у меня выросла бы борода, - сказал Авденаго.
- Не обязательно, - возразил Тахар. - У некоторых не растет.
- У меня бы выросла.
- Почему?
- У мужчин моей расы растет.
- Ты мужчина?
- Да, и при том моей расы.
- Понятно.
Тахар погрузился в молчание. Он взял кувшин и основательно приложился к нему. Потом показал на кувшин своему гостю:
- Хочешь?
- Я не пью из одного кувшина с теми, о ком не знаю, насколько они ко мне враждебны, - ответил Авденаго высокомерно.
- А если бы ты точно знал, что я - твой самый лютый враг?
- Ты никак не можешь быть моим лютым врагом, - сказал Авденаго. - Это исключено. Лютый враг должен быть тебе ровней, а ты мне не ровня.
- Но если бы был? - настаивал Тахар.
- Тогда - несомненно.
- Ты тролль?
Было заметно, что Тахару нелегко было задать этот вопрос: несколько мгновений он явно собирался с духом, сопел, жмурился, облизывал свой торчащий изо рта клычок длинным темно-фиолетовым языком.
- Я раб Морана Джурича, - тотчас же ответил Авденаго. - Я - свободный человек, и ты не смеешь мне приказывать, потому что ты мне не ровня.
- Если ты раб, то не можешь быть свободным, - возмутился Тахар.
Авденаго ждал этого возражения и приготовился заранее.
- Раб Морана Джурича в тысячу раз свободнее любого из вас, жалкие карьерные грызуны.
- Почему это, а? - Тахар растянул губы в неприятной ухмылке.
- Во-первых, потому, что Моран Джурич - могущественный и великий тролль из Мастеров, уроженец Калимегдана и почетный гражданин этого прекрасного города… А во-вторых, потому, что Морана Джурича здесь нет, стало быть, я свободнее всех свободных. Понятно?
- Ты воистину выкормыш Морана Джурича! - сказал Тахар. Теперь он не скрывал восхищения. - Мой подручный говорит, у тебя его кольцо.
- У меня - мое кольцо, - заявил Авденаго и протянул вперед руку.
Тахар восхищенно уставился на колечко с топазом и искусственными рубинчиками.
- Я ощущаю присутствие Морана Джурича! - прошептал он благоговейно, не смея даже дохнуть на кольцо, чтобы случайно своим дыханием не затуманить его свет.
Авденаго сжал руку в кулак и медленно спрятал ее за спину.
- Не обкрадывай меня своими жадными взглядами! Мое кольцо - не для того, чтобы ты на него смотрел.
- Конечно, - пробормотал Тахар.
- Теперь слушай, - Авденаго решил, что достаточно утвердился в новом для него мире, и сел на тахту рядом с Тахаром, - я голоден и потому намерен отдыхать.
Как-то раз Моран Джурич рассуждал при Авденаго (поглощая суп и прерываясь лишь для того, чтобы накрошить в тарелку еще больше хлеба), что для большинства живых существ "отдыхать" и "есть" являются синонимами, как бы они это ни отрицали. "Любой академик во время еды расслабляется. Поэтому все депрессивные люди толстые. Я читал научную статью", - объяснил Моран.
Тахар резко, как заводная игрушка, повернулся в сторону Авденаго. Мгновение тролль смотрел неподвижно, затем отрывисто хлопнул в ладоши.
Тотчас тот, который привел Авденаго, выскочил из-за стены и возник в дверном проеме.
- Еды! - рявкнул Тахар.
Тролль исчез.
Теперь следовало ждать, сохраняя видимость полного равнодушия. Авденаго сидел, скрестив ноги, на тахте и не двигался. И Тахар тоже замер. Оба смотрели прямо перед собой.
Именно в эти мгновения Авденаго ощутил, как уходит от него и исчезает - кажется, навсегда, - некий Миха Балашов. "Если уж так сложилось, что ты - неудача матушки-природы, - подумал Авденаго, - нужно просто-напросто перестать быть собой. Отойти в сторонку и оттуда любоваться на собственную неполноценность. Кажется, это называется "выйти из себя"… Интересно, что сказал бы Николай Иванович? Ведь выйти из себя - значит разозлиться. Или нет? В любом случае, Михе Балашову здесь не место, а Авденаго - напротив, самое место".
Вернулся, наконец, посланный за угощеньем тролль, принес на блюде куски жирного мяса, обсыпанного жгучими пряностями. Пряности были не размолоты, а раздроблены камнем, поэтому кусочки их были очень крупными, некоторые - с горошину. Очевидно, троллям нравится их разгрызать, подумал Авденаго.
Блюдо поставили между обоими сидящими на тахте. Авденаго краем глаза следил за Тахаром. Тот не двигался с места. Очевидно, ожидал, пока гость первым возьмет кусок.
Авденаго махнул прислуживающему троллю и, когда тот приблизился, указал пальцем на блюдо:
- Возьми вот этот и держи, только крепче.
Тролль подхватил здоровенный кус и вопросительно посмотрел на Авденаго.
Потянувшись вперед, Авденаго вцепился зубами в мясо. Он дергал головой и энергично двигал челюстями до тех пор, пока не отгрыз кусок. Пока он жевал, услужающий тролль преданно смотрел ему в рот немигающими черными глазками.
Тахар тоже приступил к трапезе. Вид у хозяина пещеры сделался скорбным. Очевидно, он привык к тому, что слуга держит мясо для него, а не для кого-то другого. Но - ничего не поделаешь; Авденаго явился от Морана Джурича, у Авденаго есть кольцо с прозрачным камнем, на дне которого отражается Моран Джурич собственной персоной, и не просто отражается, но еще и грозит ножом.
Авденаго жевал так усердно, что челюсти у него заболели. Мясо показалось ему невероятно вкусным - осталось неясным, в приправе ли тут дело или же в самом мясе (кстати, что это было? телятина, баранина или что-нибудь совершенно экзотическое? Авденаго предпочел не выяснять). Никогда прежде Авденаго не ощущал подобного: сначала ему приходилось разгрызать нечто жесткое, как подошва, и это стоило немалых трудов, но в какой-то миг все усилия окупались, являлся вкус, и весь организм начинал буквально стонать от наслаждения, а под конец, когда вкус уже иссякал, челюсти отдыхали на том, что оставалось недоеденным. В общем, троллиные впечатления заполнили все естество бывшего Михи Балашова, допризывника и троечника.
Он допил остатки вина из тахаровского кувшина, обтер пальцы об одежду слуги и махнул тому, чтобы уходил.
Тахар торопливо заглотил то, что еще оставалось у него в руке.
- Я доволен, - сообщил Авденаго. - А теперь расскажи мне некоторые вещи.
- Какие, мой господин? - Тахар чуть пригнул голову, признавая превосходство Авденаго. Из кольца на Тахара посматривал Джурич Моран - теперь он усмехался.
- Да все, - сказал Авденаго развязно. Он растянулся на тахте, заложил руки за голову. "Отобрать у него, что ли, эту пещерку да зажить здесь? - подумал он. И тотчас спохватился: - Да что я, совсем рехнулся! Вот уж точно, правильно говорят: еда - самый страшный наркотик. Совсем я голову потерял. Да к этой пещерке с тахтой прилагается вовсе не телевизор с мультиками и программами МузTV, а карьер - со всеми рабочими, тележками, надсмотрщиками, горной породой и этим… что они тут добывают… может, радиоактивное… Нет уж. Нужно подыскать для себя кого-нибудь рангом повыше и прибиться к нему".
- Расскажи-ка мне, Тахар, - медленно произнес Авденаго, - каковы последние известия от вашего правительства.
* * *
Серая Граница между миром троллей и миром людей и эльфов пришла в движение. Она начала смещаться несколько десятилетий назад, так что владения троллей постепенно расширялись, а владения тех, других, наоборот, становились все более тесными.
Это самое важное.
Это происходит по нескольким причинам.
Одну хорошо знает Джурич Моран, потому что он сам является этой причиной. Разумеется, полное и подлинное знание о происходящем доступно лишь высшим обитателям Калимегдана; но и досюда, хвала Пяти Ветрам, кое-какие слухи доходят! Посланнику Морана и сомневаться нечего: здесь, внизу, о многом осведомлены, и мало найдется вещей, которые оказались бы для здешних обитателей такой уж убийственной новостью.
Из всех Мастеров Джурич Моран всегда был самым великим и самым одаренным и поэтому не испытывал никакого страха перед собственными творениями. Другие Мастера то подступаются к новым работам, то отступают от них, и подолгу длится это колебание, прежде чем они по-настоящему возьмутся за дело. Один только Моран не ведает сомнений, и если уж какая-то идея приходила ему на ум, он тотчас воплощает ее и выбрасывает в мир, нимало не заботясь о том, что станет с миром.
Доводилось ли любезному гостю когда-либо лакомиться куском сыра? Тролли, как общеизвестно, не слишком жалуют сыр, потому что видят в этом предмете не столько угощение, сколько надувательство: ведь сыр почти на треть состоит из дырок! Но все-таки и сыр бывает очень вкусен… Что, впрочем, никак не относится к делу.
Подобно тому, как сыр изъеден отверстиями, которые не позволяют едоку расслабляться - какое уж тут расслабление, если язык все время проваливается в дырки, а зубы то и дело норовят укусить пустоту! - подобно этому и мир изъязвлен провалами. Или еще их можно назвать "ущербом". И причинил этот ущерб не кто иной, как Джурич Моран, точнее - создания рук и воли его.
Подробнее же здесь не знает никто.
Другая причина того, что Серая Граница надвинулась на мир людей и эльфов, - в троллиной доблести! Потому что троллям удалось захватить самого защитника Лутвинне, того, кто оберегал приграничный замок, а после его смерти - и его жену Ингильвар.
- Ингильвар - имя благородной женщины, - заметил Авденаго.
- Она потеряла свое имя, пока находилась у нас в плену, - с гордостью сообщил Тахар. - Она влачила дни среди нас как Безвестное Никто долгое, долгое время… Но потом ее обменяли или, лучше сказать, продали, так что теперь ее здесь нет.
- Оно и к лучшему, - заметил Авденаго. - Эльфы не должны жить у троллей, а тролли - у эльфов.
- Для этого и существует Серая Граница, - подхватил Тахар. - Вижу, мой господин хорошо разбирается в существе дела.
Он льстиво улыбнулся, сверкнув оранжевыми зубами.
- Я разбираюсь лишь в том, в чем разбираюсь, и существо дела не входит в круг предметов, в которых я разбираюсь, - молвил Авденаго.
Краем глаза он следил за своим собеседником. Но Тахар, один раз признав превосходство гостя, больше не сомневался в его мудрости и причастности к судьбам великих мира. Поэтому и последнюю тираду Авденаго тролль воспринял с восторгом. Несколько минут он квохтал и тряс животом, изображая почтительный смех, а затем, повинуясь знаку Авденаго, прекратил веселье и продолжил рассказ.
- Серая Граница - не просто черта на земле, как воображают невежественные крестьяне, которые никогда не ходят дальше ближайшего городка да и то в ярмарочные дни. Когда настанет ночь, мой господин получит возможность взглянуть на небо и звезды, и он сразу же увидит, что не только земля, но и небо отличаются в нашем мире от тех, что за границей! Мы - совсем другие. Мы не можем существовать за Серой Границей, если только она не передвинется еще дальше и не съест эльфийские земли окончательно и бесповоротно.
- Мне неприятно думать об эльфах, - сказал Авденаго.
Тахар кивнул:
- Нет ничего отвратительнее эльфов. Они похожи на жилистых насекомых. Они и на ощупь нехороши: скользкие, как будто их отполировали или смазали маслом. Огонь в их глазах горит лишь на поверхности, не проникая в глубину. Смысл Бесконечности им неведом. Бездна для них - пустой звук. - Тролль покачал головой. - В животе любого тролля больше от Бесконечности и Бездны, чем в душе любого эльфа.
- Хорошо сказано! - воскликнул Авденаго и схватил кувшин.
Кувшин оказался пуст, что несколько обескуражило и гостя, и хозяина.
Был вызван услужающий тролль, кувшин снова наполнился, и беседа потекла опять согласованно, с каждой минутой делаясь все интереснее.
- Но эльфы неприятны не только на ощупь и вкус, - продолжал Тахар. Глазки его светились, щеки пузырились - от удовольствия он раздувал их и трогал изнутри языком. Всякая досада на высокомерного гостя окончательно исчезла. - Эльфы научились уничтожать нас в своем проклятом замке. Они так горды, что даже не удостаивают марать о нас свои беленькие ручки! Нет, эту грязную работу совершает за них магия… Здесь, внизу, не слишком-то хорошо разбираются в подобных штуках, но говорят, что защитница Гонэл, - та, что сейчас держит оборону приграничного замка с той стороны, - установила над воротами каменных зверей. Если тролль пройдет мимо этих зверей, он умрет.
- Это как в магазинах самообслуживания, - с пониманием кивнул Авденаго. - Индикатор. Когда выносишь краденое, со штрих-кодом и всеми делами, оно начинает пипикать.
- Вот именно! - подхватил тролль. - Смерть почти сразу - и при том всегда мучительная.
- Эльфы, - сказал Авденаго.
- Вот именно.
- Чего от них еще ожидать?
- Вот именно.
- Но скоро мы положим этому конец! - воскликнул Тахар. - Сейчас мы еще слабы, потому что у нас не стало великого правителя.
- А нам необходим великий правитель, - добавил Авденаго.
- Разумеется, необходим! - Тахар уставился на гостя с искренним удивлением. - Странно слышать, как ты, мой господин, ставишь это под сомнение.
- Я ничего не ставлю под сомнение, - возразил Авденаго. - Напротив, я это утверждаю!
- И я это утверждаю! Великий правитель был бы сейчас как нельзя более ко времени. Черная Комоти даст ему жезл для побивания врагов. Уже несколько сотен лет Черная Комоти никому не давала жезла, и враги наши процветали, а такого быть не должно.
Авденаго подумал почему-то про Денисика и с жаром кивнул:
- Вот бы их всех жезлом по голове!
- Черная Комоти знает, когда надлежит тому быть.
- Точно.
- Назначен Великий Камбай, - прибавил Тахар воодушевленно. - Лучшие соберутся в Комоти, у подножия Комоти, и там произойдет Великий Камбай.
- А ты поедешь на Великий Камбай?
- Нет, - сказал Тахар печально. - Я не лучший. И я не могу оставить карьер. Эти скоты взбунтуются или разбегутся, или другие надсмотрщики все разворуют… Я не могу поехать на Великий Камбай! Проклятье! Я не могу поехать на Великий Камбай! Не могу!
- Дурно, когда нельзя оставить дело на подчиненных, - сказал Авденаго.
- Точно.
- Скажи, Тахар, - Авденаго отпил из кувшина и передал его соседу, - что вы здесь добываете?
- Красивый облицовочный камень, - сказал Тахар и икнул. - Очень красивый. Бледно-зеленый с золотыми прожилками. Или с медными. Иногда он более темный, этот ценнее. А порой мы находим пещеры и в них - самоцветы. Медные розы, рубины. Да, рубины тоже!
- Ясно… - Авденаго посмотрел на свое кольцо.
Тахар проследил его взгляд.
- Нет, таких красивых камней мы здесь не находим.
- Понятное дело, ведь этот - из совершенно особенного места. И я добыл его с риском для жизни, - прибавил Авденаго.
Тахар недоверчиво покачал головой.
- Не было никакого риска, если рядом находился Джурич Моран.
- Джурич Моран находился рядом, но он-то и представлял главную опасность для моей жизни…
- Понимаю.
Кувшин снова перешел из рук в руки.
- А эти рабочие… которые в цепях и с тачками… не говоря уж о кайлах, молотках и лопатах, гм, да… - заговорил Авденаго, обтирая рот. - Они кто?
- Пленные.
- Понимаю, что не добровольцы. Но кто они такие?
- По большей части люди. Эльфы не выдерживают и пяти дней, а фэйри - те сразу исчезают. Не знаю уж, куда. Я с фэйри не связываюсь. Мне однажды привели, так, для смеху. Страшненькая - глаз не отвести, вся зеленая какая-то. Я ее сразу отпустил. Чтобы не связываться. Я с фэйри не связываюсь.
- Эльфов тоже сразу отпускаешь?
- Нет, этих не отпускаю. Пусть дохнут. Да их почти и не приводят. Дольше всех продержался Лутвинне.
- Кто это?
- Я о нем уже рассказывал, - напомнил тролль. - Защитник Лутвинне, хозяин приграничного замка. Я думаю, две причины было, почему он долго продержался…
Тахар растопырил два пальца.
- Во-первых, Лутвинне был наполовину человеком. А человек устроен сложнее эльфа и вполне выдерживает присутствие как абсолютного света, так и абсолютной тьмы. Человек отзывается Бездне, если ты понимаешь, о чем я. Человек догадывается о смысле Бесконечности.
- Человек так устроен, что ему периодически бывает необходимо ощущать нечто большее, нежели он сам, - объяснил Авденаго, повторяя одно из кстати вспомнившихся высказываний Николая Ивановича. - Если нельзя вверх, он глядит вниз. И всегда находит.
- Вот и я о том же, - подхватил Тахар. - Лутвинне наполовину человек, вот он и выдержал. А вторая причина, - Тахар пошевелил вторым пальцем, - заключалась в том, что его держали в городе, можно сказать, под дружеским приглядом, а не отправили ко мне на карьер. У меня-то на карьере, будь он даже на три четверти человеком, все равно больше года бы не сдюжил. Вот как я думаю.
- Ага, - сказал Авденаго. - Стало быть, это - люди. А женщины есть?