- Но зачем все это оружие, Бобби? - спросил Клэренс. - Если ты не хочешь ни в кого стрелять, то ты слишком много его набрал.
- Я не сказал, что не хочу ни в кого стрелять. Сказал, что не хочу стрелять в невинных людей. Насколько нам известно, это второе по важности место в Сан-Джудасе для Энаиты. А может, и первое, если рог там. Я буквально ни малейшего понятия не имею, с чем мы там можем столкнуться, особенно, если она устроила там тайное помещение. Есть существа, которые способны спать годами, и пробудиться, как только придет чужой. Это я знаю, поскольку в прошлом такие твари уже пытались сожрать меня.
- Ага, знаем, знаем, - сказал Клэренс. - Бобби Доллар крутой джокер смерть похер - смертельная комбинация Сэма Спейда и Эдди Мерфи…
- Думаю, скорее, Оди Мёрфи, - тихо сказал Уэнделл.
Ну, хоть один из них правильные фильмы смотрел.
- Как пожелаешь. Но с этим можно перемудрить, Бобби.
- Нет, Младший, невозможно, если тебе еще жить не надоело. Именно поэтому мы сейчас снова все прогоним.
Клэренс застонал. Амазонки уже играли в крестики-нолики на одной из карт.
- Мы уже три раза все прогнали!
- И у нас есть время сделать это еще раз, пока я не ушел.
Я жестко глянул на них всех.
- У Папочки через сорок минут встреча в "Краун Руст".
Клэренс приподнял бровь.
- "Краун Руст"? Непохоже на твои обычные заведения, Бобби. С информатором встречаешься?
Я уже хотел было солгать, но я хотел, чтобы эти люди и ангелы рискнули вместе со мной своей безопасностью и даже жизнями, и не стал.
- Вроде того. Не совсем. Я задолжал ужин Монике Нэбер за то, что она устроила всю ту штуку с "Вэнити Фэйр". Она попросила подыскать заведение, где не подают сырые рыбьи яйца и лапшу, сделанную из хвостов редиски, - я цитирую. Так что я решил отвести ее туда, где ей понравится. Рыба с мясом и графины с "Сангрией".
Я покачал головой.
- Это еще одна жертва, на которую пошел ваш бесстрашный командир ради всеобщего блага. Принесу вам халапеньо со сливочным сыром или что-нибудь в этом духе.
- О, так это значит, что сегодня вечером вы тоже займетесь сексом? - спросила Галина.
- Может, потом ворчать меньше будете, - добавила Оксана.
- Языки прикусите. В смысле, чтобы я больше такого не слышал. Все и так слишком сложно и без этой ерунды. Не забывайте, через сорок восемь часов мы выступаем. Приготовьте все и выучите наизусть легенды. Все знают, что им делать, так? На всякий случай повторю еще раз.
К тому времени, когда Моника рассказала мне все новости, мы уже почти закончили есть. Я взял себе вырезку, запеченную с картошкой, - все дела. Как истинная женщина, Моника съела крохотный стейк, мышиную дозу, и огромный салат. Если бы вы дали этот салат той же мыши, она бы им не одну неделю питалась.
Пили мы "Сангрию". Болтали. У Юного Элвиса появилась новая подружка, смертная.
- Точно такая, как ты можешь себе представить, - сказала Моника. - С накладными ресницами и прической с начесом. Если бы она надела еще и клешеную юбку, то можно было бы принять ее за девочку из тех, что все ждут бедного Бадди Холли с его последнего турне. Из которого он не вернется никогда.
Я улыбнулся.
- Если она гуляет с Молодым Элвисом, то, я бы сказал, она во вкусе Биг Боппера.
Хорошо было повидаться с Моникой. Во-первых, она ценила все то же, что и я. Во-вторых, у нее не было украинского акцента.
- Как там Душечка?
- Все так же. Череда разбитых сердец, чаще всего - его собственное, иногда - какого-нибудь бедняги, которого он полюбил, но потерял на следующий же день. Но все это напоказ. Клянусь, Бобби, я ни разу не слышала, чтобы он был чем-то по-настоящему огорчен. Даже когда он в очередной раз трагически страдает, все выглядит, будто хорошо поставленный ситком.
- А остальная братия?
- Сам знаешь. Все то же, все то же. Уолтер потихоньку в себя приходит. Сказал мне, чтобы привет передала. А у тебя как дела?
Застигнутый врасплох, я решил отшутиться с обычной небрежностью.
- Чо?
- У тебя, Бобби. Ты спрашиваешь о других, ты даже спросил, как дела у меня и Тедди, но о себе ничего не говоришь. Что происходит?
- Ты, кстати, так и не рассказала, как дела у тебя с Тедди. Раз уж напомнила, скажи. У вас все хорошо?
Она выразительно поглядела на меня, понимая, что я ушел от вопроса, но приняла это с достоинством.
- У нас все о'кей. Мне нужен был другой, не такой, как ты. Я его нашла. Он надежный, добрый, всегда перезванивает. Открывает передо мной дверь.
- Я тоже перед тобой дверь открывал!
- Только потому, что у тебя была эта дурацкая маленькая машина, у которой двери открытыми не держались, и я все время ими по голове получала, когда пыталась выйти.
- А, ага, тот "Бьюик" с мягким верхом. Тоскую по нему. Целиком его чувствовал, будто на огромном скейтборде с мотором катишься.
- Ага, на копчике до сих пор синяк остался.
- Знаешь, мне "Матадор" пришлось продать.
- Тот, с клетчатой обивкой?
- Угу.
- Могла бы сказать "как плохо", но, если честно, ездить в нем было тесно, как в бочке. Нет, как в купе на двоих в стиле пятидесятых.
- Ага, давай, вали в кучу, теперь, когда мой бедный "Матадор" уже не здесь и не может возразить.
- Ты все так же уходишь от вопроса, Бобби.
- Какого вопроса?
- Того, что происходит у тебя. А что-то происходит, совершенно точно.
У меня немного кольнуло затылок.
- Почему ты это сказала?
Она рассмеялась невесело.
- Ладно тебе. Ты меня на ужин пригласил? Когда ты последний раз меня на ужин приглашал, даже тогда, когда мы спали вместе?
- Придется проверить все чеки.
- В начале двухтысячных. Правда, ты меня поужинать приглашаешь, ты вежливо расспрашиваешь обо всех старых друзьях, не пытаясь пойти и узнать самому - хотя все они сидят в том же самом баре, что и раньше. Черт, большинство из них на тех же самых местах сидят.
Она нахмурилась.
- Я-то тебя знаю, Бобби. Нельзя три года просыпаться рядом с одним и тем же парнем, ну, время от времени, честно сказать, и ничего о нем не узнать. Ты встревожен. Нет, ты чем-то охренительно напуган. У тебя новая подруга, но я ни от кого ничего о ней не слышала, и не потому, что меня пожалеть решили. Никто о ней ничего не знает, а ты ничего не рассказываешь. Единственный раз, когда я о ней что-то услышала, так это когда тебе понадобилась помощь, чтобы проникнуть в дом к очень богатой даме. Что, твоя новая девушка на наркоте сидит? И ты решил спереть персидский антиквариат, чтобы заплатить за ее лечение?
Ее лицо внезапно переменилось.
- Извини, грубо это было с моей стороны. Я не хотела. Но что с тобой происходит? Я думала, мы расстались друзьями.
- Мы и есть друзья. Погляди на нас, мы сидим тут совершенно по-дружески. Я - доедая за тобой сухарики из салата.
- Все твои клевые трюки я знаю как свои пять пальцев, Доллар. И все твои оправдания не раз слышала. Меня сложно сбить с толку. Если ты мне друг, то рассказывай.
И я хотел бы рассказать ей. На самом деле, тогда мне очень надо было с кем-то поговорить. Наверное, именно поэтому я настоял на том, чтобы она со мной поужинала. Моника была единственной из тех, с кем я мог бы поговорить и кто поняла бы меня и посочувствовала. И даже не по поводу ситуации с Каз.
Но я этого не сделал. Я не мог рассказать Монике то, что ей пришлось бы держать в тайне, особенно, если предстоящая операция в музее сорвется. На тот момент ее участие в моих делах ограничивалось аферой с "Вэнити Фэйр", и она не знала, что именно она сделала и зачем. Как мог я изменить все, сделать ее частью моей авантюры, просто ради того, чтобы поплакаться в жилетку, просто ради того, чтобы кто-то похлопал меня по плечу и сказал, что все будет хорошо? Блин, я эгоист, но не настолько.
Нет, все это вообще было плохой затеей, а то, что мне было так хорошо оттого, что я снова увиделся с Моникой, вспомнил, как хорошо мне бывало с ней когда-то, лишь ухудшало ситуацию.
- Не могу, - наконец сказал я. - Поверь мне, прошу. Не потому, что я тебе не верю, а потому, что не хочу тебя в это впутывать.
- Правда? И это не твое обычное "дело не в тебе, дело во мне"?
Она пристально поглядела на меня, так, будто могла увидеть что-то внутри меня. Иногда мне казалось, что так бывает, но, по большей части, я так не считал. В смысле, как женщина вообще смогла бы жить со мной, если бы она видела того, настоящего Бобби?
- Вот блин, - сказала она.
- Что?
- Вот теперь мне страшно. Думаю, ты правду говоришь. Куда ты влез, Доллар? Скажи мне. Прошу, не молчи.
- Ничего такого, с чем я бы не справился.
Это была моя самая большая ложь за последнее время.
- Честно говоря, не беспокойся. Я просто соблюдаю осторожность.
Я вернул официанту чек, вместе с наличными, которых хватало и по счету, и на чай.
- Сдачи не надо, - сказал я ему. - Не выпьешь на дорожку, Нэбер?
Она все так же глядела на меня, так, как глядят на выжившего из ума дедушку, который только что заявил, что отправляется в дальний путь.
- Не стоит. Я собиралась заскочить в "Циркуль", встретиться с Тедди. Там, наверное, и выпью. Если меня не вызовут. Ты сейчас действительно в отпуске?
- Во временном. До тех пор, пока не разберусь с другими делами.
Я проводил ее до машины. Она остановилась, развернулась и обняла меня, прежде чем я успел это понять. Обняла крепко. Я напрягся и немного подался назад. Ее прикосновение было очень приятным. Невольно мои руки опустились ей на бедра. Чудесные бедра.
- Позвонишь мне, хорошо? - сказала она. - Дашь знать, что с тобой все в порядке?
- Конечно.
Обычно я без труда говорил женщинам такое, ничуть не собираясь выполнять обещание, даже женщинам, которые мне нравились, таким, как Моника.
- Я справлюсь. Все будет в порядке.
Я помолчал. Надо было идти, но я не мог.
- И… спасибо тебе за все. Ты чудесная, Моника. Лучшая на Небесах.
Ее объятия стали еще крепче.
- Снова ты меня пугаешь. Или флиртуешь.
- Нет. Никакого флирта.
Наклонившись, я мягко и аккуратно поцеловал ее в губы. Ничего романтического поначалу, но мы не могли оторваться друг от друга, и поцелуй перерос во что-то другое. Я был одинок и напуган, а она была так хороша - не просто привычна, но именно хороша, та, кого я знал и кому я доверял. Та, за которую мне хотелось держаться. Та, которую мне не хотелось отпускать, в те несколько секунд. Моя рука заскользила по ее спине, и тут я вспомнил, почему я вообще влип во все нынешние проблемы.
Каз. Миниатюрная, пылкая, яркая, как фейерверк на День Независимости… под домашним арестом в Аду. Вечная узница, если только я не совершу невозможное. И я должен попытаться.
Я отпустил Монику и сделал шаг назад.
- Я всегда буду помнить тебя, Моника. Что бы ни случилось, - сказал я и пошел к своей машине.
- О боже мой, - громко сказала она у меня за спиной, отчасти, наверное, чтобы очнуться от только что случившегося. - Ты избавился от тесной машины с клетчатой обивкой и купил такси?
- Не каждому такое урвать удается, - ответил я, не оборачиваясь.
Много чего она могла бы сказать, что я бы обернулся. Но к счастью для нас обоих, не сказала.
- Никому такое урвать не удается, Доллар.
Я помахал ей рукой со всей своей небрежностью.
- О, слаба вера моя. Погоди, вот услышишь, как ревет эта малышка. Там под капотом не меньше семи-восьми "лошадей".
- Береги себя, Бобби, - сказала она, когда я открыл дверь и сел в машину. - Я серьезно. Не шучу. Если сделаешь какую-нибудь глупость и погибнешь, я… я тебя прибью.
Это была самая лучшая из угроз, которые я слышал за последнее время.
ГЛАВА 28
ЧТО ПРОИСХОДИТ В ОКЕАНИИ?
- О'кей, - сказал я в рацию. - Мой ход. Остальные оставайтесь на местах и попытайтесь выглядеть странно.
Это была не шутка и не оскорбление. Мы находились в скульптурном парке позади Стэнфордского музея, а всякий, кто там бывал, знает, что там полно странных, очень странных скульптур.
Нащупав первую зацепку, я полез вверх по стене. Она была густо покрыта плющом, высохшим и без листьев, в это-то время года, но по горькому опыту я знал, что на такие средства можно полагаться только в экстремальной ситуации. Например, если неожиданно потребовалось выпрыгнуть из окна, сами понимаете. Так что я выбрал медленный и постепенный путь, благо кирпичная кладка способствовала этому Музей располагался в бывшем доме Стэнфордов, в глубине студгородка, и представлял собой то, что британцы любовно именуют "громадой". Британцам лучше знать, поскольку этот дом, построенный в начале 19-го века, был скопирован с другого, который до сих пор сохранился в Британии и носил имя какого-то герцога. Можете сами посмотреть в Сети. В любом случае, как и оригинал, этот дом представлял собой чудовищное нагромождение красного кирпича с башенками и прочей фигней. Нам надо было пробраться во вновь построенное крыло здания, которое, до перестройки, было конюшней, или чем-то в этом духе, но теперь стало просто длинным двухэтажным зданием со стеклянной крышей. Поскольку перестраивали его лет двадцать назад, то пробраться туда с крыши было проще через старое здание. Именно поэтому я лез вверх, цепляясь за кирпичи, аккуратно хватаясь пальцами и ставя ноги так, как будто я точно знал, что делаю.
Возникла непредвиденная трудность, когда водосточный желоб задрожал у меня под ногой, не вовремя, но я уже оперся животом о край стены и перевалился на крышу прежде, чем успел устроить шум. Мгновение лежал там, переводя дыхание. Потом вытащил из рюкзака веревочную лестницу, закрепил на краю крыши и скинул вниз своим товарищам, надеясь, что не случится сильного грохота. Ждать их не стал. Как только прошла дрожь в ногах, я начал потихоньку продвигаться по краю крыши, очень осторожно, поскольку идти приходилось по стеклянным панелям. Добравшись до главного здания, я встал и пошел (ладно, побежал), от одного дымохода к другому, пока не добрался до служебной двери.
Дверь была вполне современной, с массивным замком, который сложно было бы взломать, не создавая звуков боевых тренировок, но, по счастью, он был электронным, с кардридером.
- Кастет, это Бакс, - тихо сказал я в рацию. - Я у Двери Номер Один. Ты уже справился с сигнализацией?
- Да. Охранник только что вышел из Океании, идет вниз. У тебя карточка есть?
Уэнделл сидел в ужасающем "Плимуте" Клэренса, на стоянке главного конференц-зала, в паре сотен метров от нас, за деревьями. Сегодня там должен был читать лекцию академик с Восточного Побережья, известный своими оригинальными взглядами, поэтому на стоянке было много машин и людей. Они обеспечивали хорошую маскировку. Работающие в студгородке Стэнфорда полицейские не любили, когда люди находились на территории без уважительной причины.
Я достал карточку из кармана.
- Сейчас ею воспользуюсь.
Нам повезло, что музеи, даже самые лучшие, не уделяют вопросам безопасности такое же внимание, как, скажем, финансовые учреждения и правительственные лаборатории. Не то чтобы Стэнфордский музей искусств был особенно уязвим, просто стырить информацию у сотрудников музея намного проще, чем у ученых из НАСА. Так что моя карточка была просто дубликатом той, которая имелась у куратора музея. Она должна была не только открывать все замки с кардридерами, но и оставлять ложный след, сбивающий с толку, поскольку куратор сейчас вовсю занимался работой, помогая обустраивать новую экспозицию в отделении Северной Америки, в главном здании. Не слишком далеко от того места, где я находился. Я прокатил карточку через ридер. Загорелся огонек, и дверь открылась.
- Идеально, - сказал я. - Вхожу.
Должен признаться, если я и сомневался раньше насчет прошлой истории Уэнделла и его умений, то теперь оставил это. Он работал хорошо и качественно. Конечно, я еще не окончательно ему поверил, как я мог это сделать? Но я уже вышел на тот отрезок пути, когда приходилось некоторое принимать на веру. Если вы простите меня за такие слова в отношении деяний, включающих себя взлом, проникновение и разборки с могущественными ангелами и демонами. Уэнделл и остальные - все, что у меня есть. Без Сэма, который так и не перезвонил мне, у меня не было выбора, кроме как отправиться на операцию с тем, что есть. Кинуть жребий и надеяться на лучшее.
Спустя пару секунд меня догнали Оксана и Галина, а затем и Клэренс. Ведущая вниз лестница была металлической, изрядно грохотала, поэтому мы двигались медленно. Спустившись до конца, мне пришлось снова воспользоваться карточкой. Снова открылась дверь, и мы оказались в техническом коридоре, идущем по периметру отделения Северной Америки. Я предупредил остальных о том, что в паре десятков метров от нас работают сотрудники музея, и мы быстро миновали коридор. Прошли через еще две двери (одну из которых мне пришлось открывать по старинке, отмычками, потными пальцами и тихими ругательствами) и оказались на верхнем этаже Азиатского крыла здания. Чтобы добраться до следующей лестницы, надо было миновать отделение Океании и Тихоокеанского региона.
Место было препротивнейшее. Если вы считаете, что во всем Сан-Джудасе найдется хоть кто-то, кто спокойно будет расхаживать по музею в темноте, буду рад с таким познакомиться. В смысле, ладно вам, некоторые из моих лучших друзей - призраки, и я в Аду побывал. Тем не менее, признаюсь, что красться по музею в темноте, прерываемой лишь небольшими пятнами лунного света, проникающими снаружи, между устрашающими церемониальными масками из Меланезии и полноразмерными фетишами культа предков из Новой Гвинеи, с волосами и зубами умерших людей, было несколько тревожно. Типа того, что я живо представлял себе, как все это оживает в ночи, будто в аттракционе "Маленький Мир", как все эти фигурки начинают перешептываться о том, с каким удовольствием они бы замучили и убили всех этих орущих детишек и ухмыляющихся взрослых, сидящих в лодках.
Коллекция на верхнем этаже этого здания также напомнила мне, к моему неудовольствию, "Айлендерс-Холл", где я не так давно провел интереснейшую ночь, наполненную насилием, кровью и воплями. Оставалось надеяться, что это не дурное знамение.
Кстати, одни из самых отвратительных экспонатов музея были собраны лично Элизабет Этелл Стэнфорд, так что можете догадаться, какие у нее были вкусы.
Не поймите меня неправильно. Я ничего не имею против культуры Океании, но когда на каждом повороте ты сталкиваешься с выпученными злобными глазами и зубами, взятыми у мертвеца, возникает стойкое желание того, чтобы все то, что происходит в Океании, там и оставалось.