Зажигаю свечу от одного из фонарей и выскакиваю в коридор. Захлопываю за собой дверь и запираю её на замок. Крепко сжимая в руке нитку, проталкиваю ключ в щель прямо над тем местом, где прибит гвоздь. Начинаю медленно опускать его.
Воздух наполняет запах лампового масла. Чувствую, как ключ касается гвоздя, но это только половина дела. Насадить мелкий, вёрткий предмет гораздо сложнее. Ключ висит вплотную к двери, гвоздь, наоборот, выпирает. Надо качнуть ключ вперёд, но каким образом? Стискиваю зубы. Нет, без шума не обойтись. Со всей силы толкаю плечом дверь. Ключ так и отскакивает от корневого дерева. Потом со звяканьем ударяется об него. Чуть ослабляю нитку и понимаю, что ключ за гвоздь не зацепился. Ощущаю его полный вес.
Пробую снова. Поднимаю ключ так, чтобы кольцо соприкасалось с гвоздём, и снова бью плечом. Опять не получается. Так можно часами экспериментировать без всякого результата. А можно добиться успеха со следующей же попытки.
Ещё раз. Надзиратель, должно быть, на середине лестницы или выше. Пока мои удары заглушает шум кузницы, но стоит ему войти внутрь, и я пропала.
Ещё раз. Давай, давай…
Ещё раз.
Уже готовлюсь толкать дверь в шестой раз и вдруг чувствую, что ключ больше не оттягивает нитку. Ослабляю её, но он остаётся на том же месте. Висит на гвозде. Получилось!
Ура!
О нет. В коридоре раздаются тихие шаги, шелест одежды. Кто-то услышал, как я билась об дверь. Внутри кабинета в замке поворачивается ключ. Я в ловушке.
Но не поймана. А значит, надо действовать. Поджигаю конец нитки при помощи свечи. Огненная дорожка взмывает вверх и так же быстро гаснет. От нитки не остаётся и следа. Теперь и не скажешь, что ключ кто-то брал. Если на ключе останутся обгорелые остатки, они рассыплются от первого же прикосновения.
Дверь в кузницу закрывается. Надзиратель зевает в голос и потягивается. Шаги всё приближаются – кто-то движется тихо и легко, но целенаправленно. Кто-то миниатюрный. Сейчас меня тут застукают. Надо прятаться, но скрыться здесь негде. Поэтому тушу свечу, засовываю её за пояс и устремляюсь в единственном возможном направлении. Вверх.
Коридор узкий, в таком и двое-то с трудом разойдутся. Если упереться в одну стену ногами, а в другую руками, вполне смогу забраться под потолок. Чем выше, тем лучше, чтобы исключить всякий риск быть обнаруженной.
Крепко прижимаю ладони к стене, подпрыгиваю и упираюсь одной ногой, потом второй. И вот я вишу параллельно полу. Как бы не свалиться. Грубый кирпич впивается в руки, но продолжаю упрямо "шагать" по стене, напрягая все мускулы, пока не оказываюсь под самым потолком.
Застываю, растягиваясь между стенами. Всё-таки далековато они друг от друга, держаться тяжело. Вдобавок я плохо питаюсь и давно не тренировалась. Не знаю, долго ли смогу продержаться в таком положении.
Напрягаю суставы, и тут появляется человек, от которого я прячусь. Рабыня. Эскаранка. На ней белое платье, рукава и подол расшиты священными мантрами гурта, прославляющими Законы и их мудрость. Девушка совсем молоденькая. Лет шестнадцать, может, семнадцать. Хорошенькая, стройная, светлые волосы уложены в замысловатый узел на затылке. Проходит подо мной, не поднимая глаз. Если подумать, люди вообще никогда вверх не смотрят. Девушка тихонько стучится в дверь. Медленно, четыре раза. По такому стуку узнают раба.
Некоторое время внутри ни звука. Наконец слышу, как надзиратель снимает ключ с гвоздя и вставляет его в замок. Ничего не заподозрил, но я даже порадоваться своей удаче полноценно не могу – руки огнём горят. Начинаю произносить в уме мантры, вводя себя в состояние неглубокой медитации. Так легче контролировать свои мышцы. Расслабляться нельзя ни в коем случае.
Дверь открывается.
– От всего сердца молю простить меня, – произносит рабыня на безупречном гуртском, делает мимолётный жест рукой и чуть приседает. – Ибо по рождению своему я несовершенна…
Это ритуальные фразы, поэтому надзиратель просто отмахивается.
– То есть скальных летучих мышей на кухне нет?
– Надзиратель Арачи, их отложили для пира в честь прибытия премного уважаемого Старейшины. Я молила, чтобы ради вас сделали исключение, но меня отослали прочь…
Арачи снисходительно улыбается и берёт её за подбородок. Девушка явно расстроена. Всю жизнь её учили служить расе хозяев, которую она искренне считает высшей. Рабыня боится не наказания. Она переживает из-за того, что плохо служит господину.
Покорность и услужливость девушки приводят меня в ярость. Нет, не на неё. Что взять с несчастной дурочки? Я злюсь на них, наших врагов. Людей, которые сделали её такой. Она молода, красива и сейчас должна бы жить в Вейе или танцевать с парнями в своей деревне. Да что угодно лучше такой жизни. И тут ненависть заполняет моё сердце целиком, плещет через край, и я уже не в силах её сдерживать. Это чувство со мной всю жизнь. Обычно мне удаётся держать его под контролем, но избавиться от жгучей ненависти раз и навсегда невозможно. Забываю о том, что надо медитировать, и сразу начинаю ощущать боль в суставах, плечах, спине, руках, ногах… Если бы не регулярный физический труд, вряд ли смогла бы продержаться так долго. Но больше не могу… сейчас упаду…
– А есть на кухне что-нибудь, что не отложено для пира? – спрашивает надзиратель.
– Мясо ящерицы, очень много, надзиратель Арачи. Доставили прямо с лавовых равнин…
– А когтехвост есть?
– Хозяин, повара прямо сейчас тушат мясо когтехвоста и панцирника…
– Звучит аппетитно. Принеси мне немножко.
– Во имя Маала, повинуюсь.
Девушка снова рисует в воздухе знак рукой, кланяется и закрывает ладонями лицо, будто прячась. Идёт прочь, но вдруг останавливается и поворачивается к Арачи.
– Чего тебе? – спрашивает надзиратель.
– Хозяин, я только что слышала какие-то звуки. Мне показалось, будто кто-то стучался в вашу дверь…
– Ты здесь кого-нибудь видишь? – отвечает на это Арачи.
– Да-да, вы правы. Я ошиблась. Прошу прощения…
Теперь девушка наконец-то уходит. Надзиратель стоит в дверях, глядя ей вслед. Не поймёшь, что он к ней испытывает – то ли похоть, то ли своеобразную нежность. Похожую испытывают к любимым, привычным вещам. Мои мысли туманит гнев. Ноги и руки трясутся. Боль впивается острыми когтями в плечи, ягодицы, бёдра. Пальцы немеют. Кажется, словно кисти рук вот-вот оторвутся от запястий.
Давай, выродок, иди внутрь, а иначе на месте тебя прикончу…
Но сама понимаю – ничего я ему не сделаю. Если надзирателя Арачи найдут убитым, про побег можно забыть. Но ненависть даёт мне силы продержаться несколько бесконечно тянущихся секунд, после чего надзиратель наконец возвращается в кабинет и закрывает дверь.
Поджимаю ноги и бесшумно падаю на пол. Сразу с десяток разных мышц сводит жестокой судорогой. Сдерживаюсь, чтобы не застонать от боли. Но любая боль проходит, и эта не исключение. Валяюсь на полу коридора, тяжело дышу и жду, когда вновь смогу шевелиться. Зато я жива, и меня не поймали.
Прихожу в себя, поднимаюсь на ноги и дотрагиваюсь до привязанного к спине плоского свёртка, в котором лежит форма служанки.
Что ж, пока всё хорошо. Но праздновать успех ещё рано.
Глава 21
Мне везёт. Кабинет надзирателя Арачи находится посреди лабиринта узких, плохо освещённых коридоров. Заглядываю в первую же комнату, которая попадается на пути. Надо поскорее спрятаться, пока рабыня не пошла обратно. Оказываюсь в кладовке, где хранятся пыльные мешки со спорами, горшочки с сушёными специями и бочки вина. В скобу вставлен факел, но он не горит. Отлично.
Закрываю за собой дверь. Света, проникающего сквозь щель, маловато, но кое-что разглядеть можно. Раздеваюсь почти на ощупь и разворачиваю свёрток. Внутри красное платье из лёгкой ткани, рукава и ворот украшены золотым шитьём. Натягиваю его на себя, поправляю. Размер мой. Нерейт даже позаботился о том, чтобы в прачечной его опрыскали ароматической водой. Как предусмотрительно. Платье чуть помялось, но не слишком сильно – сложили его аккуратно, да и ткань практически не мнущаяся. Ничего, похожу немного – само разгладится.
Надо только постараться не привлекать к себе внимания. Перед приездом Старейшины прибыло много новых рабынь, и незнакомое лицо никого не насторожит. Правда, есть риск нарваться на владелицу платья. Если с этим обойдётся, меня, скорее всего, вообще не заметят. Кому есть дело до эскаранской рабыни? Кроме того, преимущество мне даёт возраст – любопытные девчонки не полезут с фамильярными расспросами. В рабство забирают только маленьких, поэтому решат, что я в рабстве уже много лет.
По моему опыту, притворяться кем-то другим легко. Люди от природы не слишком внимательны. Наверняка сама мысль о том, что среди них бродит переодетая заключённая, показалась бы гурта нелепой. Но если кто-то ко мне всё-таки обратится, придётся выкручиваться.
Ещё в свёртке лежат матерчатые туфли на плоской подошве. Обуваясь, отмечаю, что не мешало бы подстричь ногти на ногах.
От этой простой мысли неожиданно нахлынул приступ ностальгии. Вспоминаю светские развлечения – вечеринки, балы, концерты. Я соскучилась по Касте, Лисс и их эксцентричным подружкам, у которых не все дома. По огням Вейи. Вроде бы такая мелочь – красивая, чистая одежда. А сразу потянуло домой, к прежней жизни.
Поверить не могу, как низко я пала. Теперь даже минимальные удобства кажутся мне невиданной роскошью. Делаю глубокий вдох и стараюсь выкинуть все эти мысли из головы. Вот, так-то лучше. Складываю свою поношенную, заляпанную чёрную одежду и прячу её в углу кладовки. Распускаю узел на затылке и расчёсываю только что вымытые волосы пальцами. Ладно, сойдёт. Конечно, гурта одевают своих рабынь красиво и следят, чтобы те смотрелись прилично. Вид раба влияет на репутацию хозяев. Я, конечно, не слишком опрятно выгляжу, но тут уж ничего не поделаешь.
Открываю дверь и выхожу, внутренне трепеща. Стараюсь шагать уверенно и целенаправленно, будто двигаюсь в какое-то конкретное место. Я рабыня, исполняю важное поручение. Отвлекать меня не надо.
Иду по узким коридорам со стенами из голого камня, освещёнными факелами. Вот ещё кладовки. На дверях паутина. Да, давно здесь никто не бывал. Выходит, эта часть форта практически заброшенная. Видимо, должность надзирателя считается совсем уж незавидной, раз ему отвели кабинет в такой дыре. Интересно, за что Арачи такое наказание? Кого-то оскорбил? Обесчестил чью-то сестру? Нарушил какой-нибудь из законов Маала?
Подхожу к двери в конце коридора. Чутьё подсказывает, что сердце форта находится как раз за ней. Теперь придётся покинуть пустые, безопасные коридоры. Открываю дверь, делаю шаг и тут же слышу резкий окрик:
– Рабыня!
Сердце так и подпрыгивает, но испуга не показываю. Спокойно останавливаюсь и поворачиваюсь. Ко мне шагает молодой гуртский учёный, длинные волосы обрамляют узкое лицо с хитрыми глазами. Бархатная мантия почти подметает пол. Вспоминаю, как Нерейт предупреждал меня насчёт сложных ритуалов, которые должны выполнять рабыни, и диалекта, на котором те говорят. Тебя они в секунду раскусят.
По всему телу пробегает дрожь. Впрочем, прятаться негде, а значит, надо сыграть свою роль как можно убедительнее.
Черчу в воздухе знак Абсолютной Покорности и чуть приседаю, согнув колени.
– Властитель и повелитель мой, смысл моей жизни – служить тебе, – тихо, почти шёпотом произношу я и склоняю голову.
Учёный внимательно смотрит на меня.
– Я тебя раньше не видел, – произносит он, но в голосе не подозрение, а скорее любопытство.
– Я прибыла сюда в прошлый оборот, хозяин. Для меня огромная честь прислуживать Старейшине и почтенным людям, которые прибудут вместе с ним…
Учёный отмахивается, ответ его не интересует. На самом деле он просто хотел продемонстрировать свою власть. Молодые это любят.
– Послал одну рабыню за свежими чернилами и бумагой, а она до сих пор не вернулась, – возмущается учёный. – Из-за неё не могу продолжать чрезвычайно важную работу…
– Мне очень стыдно за мою никчёмную сестру, – отвечаю я. – Немедленно разберусь, в чём дело. Это совершенно недопустимо…
– Да, разберись, сделай милость! – рявкает тот и уходит, не дожидаясь, пока я изображу жест Подтверждения Покорности.
Направляюсь в другую сторону. Сердцебиение постепенно успокаивается. Разумеется, никакими чернилами я заниматься не собираюсь. Учёный просто слишком нетерпелив. Даже самая плохая рабыня скорее руку себе отрежет, чем будет нарочно мешкать. Не сомневаюсь, что она уже стоит под дверью и ждёт, пока хозяин вернётся.
Но главное, я справилась. Я, конечно, надеялась, что смогу, но всё же сомневалась до последнего. Вдруг я забыла какой-нибудь ритуальный жест? Или разучилась говорить на нужном диалекте? А что, если правила изменились? Всё-таки, с тех пор как я снова стала свободной, прошло двадцать восемь лет.
Рабыню изобразить нетрудно, если когда-то ты ею была.
С новой уверенностью начинаю изучать обстановку. Прокручиваю в голове имена различных учёных и высокопоставленных лиц, услышанные от охранников. Если кто-нибудь остановит, совру, что исполняю поручение одного из них. К тому же всегда можно сделать вид, что заблудилась. Мол, я здесь в первый раз. Но я давно уже поняла, что лучший способ избежать ненужных вопросов – сделать вид, будто занята чем-то серьёзным. Притворяясь очень услужливой рабыней, торопливо шагаю вперёд, осматриваясь вокруг. Так вот он какой, форт за пределами тюрьмы.
Фаракца не образец роскоши, особенно по гуртским масштабам. В конце концов, это форт. Обстановка простая, грубая, никакого украшательства. Мне приходилось служить в местах, поражавших богатыми излишествами, – например, высоких башнях, выполненных в форме огромных капель, одна над другой, и переливающихся огнями. Внутри всё было из мрамора. Около ванн с горячей водой гордо сияли золотые кувшины. В библиотеках книги занимали многие ярусы. Помню, как бывала на музыкальных вечерах, где исполняли произведения столь прекрасные, что мурашки по коже бежали. Да, одно у гурта не отнимешь – у них удивительно развито чувство прекрасного. Однако у этих людей на каждый плюс найдётся свой минус. В чём-то они высокоразвитые, зато в другом – хуже дикарей. Одновременно и подавляют, и превозносят своих женщин. Сочиняют стихи и песни поразительной красоты, но при этом более жестоких и бесчувственных людей мне встречать не приходилось.
Обстановка форта строго функциональна, впрочем, некоторые части чуть более элегантны. В них размещаются покои учёных – кабинеты, спальни и небольшие библиотеки. Тут и там виднеются декоративные панели, изящные карнизы, резные косяки. В фигурные каменные скобы вставлены светящиеся камни. Сами скобы держат каменные изваяния Старейшин.
Всё чаще встречаю в коридорах людей – учёных, охранников, рабынь. Последних опасаюсь больше всех. Наткнуться на женщину, которой принадлежало моё платье, – это ещё полбеды. Гораздо хуже повстречаться с зазэ, старшей рабыней. Как новенькая, я должна была первым делом предстать перед ней, чтобы мне дали задание, а не шататься по коридорам. Если зазэ меня остановит, начнутся всякие неприятные вопросы.
Лучше всего держаться от рабынь подальше. На их половину даже заглядывать не буду. Пусть думают, что я личная прислужница кого-нибудь из вновь прибывших сановников. Или даже любовница. В обществе, где интимные отношения с женщинами строго регламентированы и ограничены, эскаранские рабыни ценятся на вес золота. Про них в законах ни слова не сказано. Можно вытворять всё, что в голову придёт.
Прикидываю, каким путём мы все двинемся, когда выйдем из кабинета надзирателя. Главное, чтобы никто не заметил нас четверых. Задачка не из лёгких. Нужно выбрать путь поближе и покороче. Они-то ни за кого себя выдать не смогут.
Открывать двери и заглядывать в комнаты рискованно – рабыни в господские покои без разрешения не заходят. Вот и приходится наблюдать со стороны, держаться малолюдных мест, при этом избегая помещений, где рабыне делать нечего. Коридоры здесь очень разные – одни узкие и извилистые, другие широкие и прямые. Прихожу к выводу, что нынешний форт является своеобразной пристройкой к прежнему зданию. Старые коридоры такие же, как в тюрьме, тёмные и тесные – как раз то, что надо. Новые в основном располагаются на территории учёных. Они не слишком многолюдны. Охранять здесь особо нечего, а учёные чаще всего поглощены работой, а не бродят просто так.
Недалеко от кабинета надзирателя обнаруживаю дверь. Она настолько незаметна, что сразу притягивает внимание. Прячется внутри неглубокой укромной ниши. Можно запросто пройти мимо. За дверью скрывается крутая винтовая лестница, ведущая куда-то в темноту. Снимаю со скобы фонарь и отправляюсь на разведку, перебирая в уме нелепые отговорки на случай, если кто-то меня застукает.
Внизу вторая дверь. Старая, массивная, крепко заперта. Прикладываю к ней ухо, но не слышу ни звука. Снизу просачивается слабая полоска света. Ставлю фонарь и распластываюсь на полу, чтобы посмотреть в щель, что там, с той стороны. Ну и пылища. Давно сюда никто не заглядывал.
И вдруг лицо моё обдувает мимолётный ветерок, мягкий и тёплый, будто дыхание. Потом воздух снова замирает.
Из-под двери ничего разглядеть не удаётся. Но лёгкое дуновение заставляет меня почувствовать надежду. Это воздух с воли.
Поднимаю фонарь и при его свете изучаю замок. Самый примитивный, для крупного и такого же простого ключа. Такой и двумя шпильками запросто открыть можно.
Только шпилек у меня нет. Ничего, я сюда ещё вернусь.
Вскоре получаю возможность вдохнуть свежий воздух полной грудью.
Наверху лестницы обнаруживаю дверь, ведущую на балкон. Секунду медлю, не решаясь выйти. Может, не стоит так рисковать? Рабыне праздно торчать на балконе не положено. Но никакие разумные аргументы на меня сейчас не действуют. Слишком долго я провела взаперти. Меня посадили под замок, и сама я закрылась от мира. Лёгкий ветерок так и манит. Приближаюсь к парапету и гляжу по сторонам.
Какой восторг! Наконец-то! Вообще-то пещера самая обыкновенная, даже скучная, но я наслаждаюсь пейзажем, будто увидела нечто диковинное.
Балкон находится на боковой стороне башни и обращён к зубчатым стенам форта. Фаракца стоит на острове, сложенном из голого камня. Поверхность его неровная. На камнях ясно виднеются следы, оставленные временем. Вокруг – медленно текущая река из жидкого камня. Пространство вокруг форта выровнено при помощи магии Старейшин. В результате вся эта территория стала голой и открытой. Любого, кто попытается её пересечь, заметят и убьют. Перед нами встает серьёзная проблема.