* * *
Когда из-за деревьев показались заостренные бревна тына, Ихтор подумал - мерещится. Однако незнакомая заимка никуда не делась даже после того, как он вгляделся пристальнее. Над крепкими воротами был прибит волчий череп, который, согласно поверьям, отпугивал волколаков. И все-таки здешние обитатели не полагались на одни только выбеленные ветром и непогодой кости. Обережные резы красовались на столбах и по низу частокола. Надежно поставлено.
Целитель направил лошадь к воротам и постучал. Он пробирался через чащу уже сутки и за это время не встретил ни одного поселения. Три оставленных позади веси не подарили страннику встречи с Осененными, потому ехал он безрадостный, да еще и уставший.
На громкий стук за воротами послышались шаги и звонкий крик:
- Что ж ты дубасишь-то так, окаянный, ведь со столбов снимешь!
А когда тяжелая створка поплыла в сторону, перед чужаком предстала молодая стройная девушка с белым, густо обсыпанным веснушками лицом и косой цвета палой листвы. У нее были широкие прямые брови, полные красивые губы и глаза удивительного темно-янтарного цвета. Одета незнакомка оказалась в длинную рубаху, по подолу вышитую суровыми нитками, и шерстяную безрукавку.
- Ой… - удивилась обитательница заимки. - Никак обережник припожаловал в глушь нашу?
И она отступила, пропуская странника.
- Мира в дому, - сказал тот.
- Мира в пути, - эхом последовал ответ.
Ихтор въехал во двор и неторопливо спешился. Он знал: его изуродованное лицо пугает женщин, а потому давал хозяйке время привыкнуть, чтобы не дичилась, не боялась и не отводила в смущении глаз.
Который уж раз целитель подумал, а не послать ли все к Встрешнику и не спрятать ли растерзанную плоть под повязкой? Останавливало лишь то, что под повязкой кожа потела, а старые шрамы принимались нестерпимо зудеть. Ладно, пусть смотрит, чего уж там.
Он повернулся.
Девушка улыбнулась, откинула за спину длинную тяжелую косу и весело сказала:
- Долгонько, господин, ты странствуешь, вон конь-то тяжело как ступает. Замаял ты его. Ну, идемте, отдохнете оба.
Ихтор с удивлением посмотрел в ее открытое и ясное лицо. Крефф впервые столкнулся с таким приемом. Будто бы его давно тут знали. И не только знали, но и ждали. Видят Хранители, это настораживало.
- Спасибо, хозяюшка.
- Не за что, колдун, - кивнула незнакомка. - Меня зовут Огняна. Проходи, баня как раз натоплена.
И она поманила его за собой. Обережник удивленно смотрел в прямую спину, на бледно-рыжий затылок и ореол тонких золотых волосков, дрожащий над головой. Странная девка. Не испугалась. Вопросов не задает.
- Как уж на нашу заимку-то вынесло тебя? - тем временем удивлялась Огняна. - Сроду все мимо ездили, болот здешних сторонясь. Идем, идем…
Лекарь настороженно озирался. Двор за тыном раскинулся просторный, с клетями, крепкой избой, сушилами и овином. На веревках, натянутых вдоль забора, реяли в ряд несколько постиранных мужских рубах. Но чего-то как будто не хватало. Мужчина озирался, силясь понять, и вдруг дошел: будка собачья стояла пустой и пес на появление чужака не отозвался, не принялся брехать.
- А где же у вас дворняга-то, хозяюшка? - спросил удивленный крефф.
Девушка обернулась, одарила его печальной улыбкой, от которой сделалась еще милее, и ответила:
- Волк нашего Рыка разодрал на охоте. Нового пса вот как раз братья с отцом из города привезут. А может, и двоих - кобеля да суку. Пускай себе плодятся. А то без лая их сиротливо как-то. Бояться-то нам некого за забором таким, но что за двор без собаки? У меня вон кошки… - она махнула рукой куда-то в сторону, - и те затосковали.
Ихтор усмехнулся. Кошек на подворье и впрямь было великое множество, три спали, вытянувшись, на солнцепеке, две лениво вылизывались на пороге клети. Несколько разноцветных мурлык катали в пыли берестяной завиток.
- Богато, - признал целитель.
Огняна хмыкнула:
- Меня недаром братья Кошачьей Мамкой зовут. Иные котят топят, а у меня рука не поднимается, вот и живут.
Крефф покачал головой, удивляясь:
- А с псом как же ладили?
- Да никак, - пожала плечами девушка. - Они к нему и не подходили. А когда рыкнет - порскнут все в разные стороны, ищи их, свищи. Кошка, она в любую щель просочится, лишь бы голова пролезла. А ему - лобастому - куда за ними гоняться? Полает, да и отойдет. Нам - смех, ему - развлечение. Так ты в баню-то пойдешь?
Обережник кивнул. После суток, проведенных в седле, хотелось отдыха.
- Ну, идем, провожу. А как намоешься, накормлю. Только воды много не лей там. Я жду, может, братья с отцом нынче вернутся, им тоже освежиться захочется.
- А где ж мужик твой, где дети? - спросил идущий следом Ихтор.
Хозяйка была молодая, болтливая, но в летах далеко не самых девичьих. Уж за двадцать, наверное. Однако покрывала, как мужняя, не носила. От внезапного вопроса обитательница лесной заимки замерла, а потом сказала негромко:
- Сгиб муж. Волколак задрал. Детей нажить не успели.
Целитель виновато промолчал. Она была такая живая, беззаботная, что и не верилось, будто за спиной этой веселой, словно солнечный день, женщины стояла тень страшной потери.
…Когда он вышел из бани, хозяйка заимки сидела на лавке возле избы и трепала рыжую кошку, заставляя ту вырываться, сердиться и шипеть.
- Ну, идем, накормлю тебя, - кивнула девушка креффу.
Он вошел в дом, и показалось, будто не раз здесь бывал. Деревенские избы похожи меж собой, что верно, то верно, но все же не о том сходстве думалось. Огняна словно бы источала тепло. Рядом с ней все казалось каким-то родным, даже стены незнакомого ранее жилища.
- Садись, - она кивнула на скамью у стола. - Похлебка у меня пшеничная да лепешки.
И принялась сноровисто накрывать на стол. Утвердила пузатый горшок, исходящий паром, миску, ложку, в деревянный ковш-уточку налила холодного кваса, принесенного из ледника, выложила на плоское блюдо лепешки…
- Что? - удивилась девушка. - Что ты так смотришь?
Крефф покачал головой и молча принялся есть. Она ни о чем не спрашивала. Ему не хотелось говорить. В избе было тихо, уютно… Ихтору вспомнилось детство, дом, где он вырос, мать, которую он уже почти забыл. У них тоже было тихо и уютно, а летом в раскрытую дверь проливалось солнце, ложилось длинной полоской на дощатом полу, и видимые в его лучах пылинки танцевали бесконечный танец…
- …с тобой?
Обережник очнулся, поняв, что на несколько мгновений так глубоко ушел в себя, что перестал слышать Огняну.
- Что?
- Случилось чего с тобой? - повторила хозяйка. - Зверь дикий напал?
И она кивнула на его обезображенное лицо.
- Напал, - кивнул Ихтор. - Оборотень.
- Ой… - покачала рыжей головой девушка. - Страсть-то какая!
Крефф пожал плечами. Он по первости долго привыкал к тому, что навсегда стал уродом, но с годами смирился. Забыл даже, каково это - смотреть на мир двумя очами, каково это - когда девки не шарахаются, а бабы и старики не смотрят с жалостью.
- Небось, девки тебя боятся? - угадала Огняна.
- Ты-то вон не испугалась, - усмехнулся лекарь.
Обитательница заимки рассмеялась:
- У нас тут редко люди бывают - в глуши такой, так что каждый за радость. А стать мужская, она не в красоте… - Янтарные глаза сверкнули.
- А в чем же? - спросил Ихтор, дивясь смелости вдовушки.
Но Огняна и тут его удивила, ответив:
- Стать мужская - здесь, - и легонько постучала пальцем по здоровому виску гостя, потом задумалась и добавила: - И здесь.
Теплая ладонь слегка коснулась широкой груди.
- С лица воды не пить. Так матушка говаривала. А мужик добрым должен быть и умным. С таким хоть до ста лет живи - горя знать не будешь. Ну, наелся ты?
- Да. - Он отодвинул миску и посмотрел в отволоченное окно. На лес опускались сумерки.
Целитель перевел взгляд на девушку:
- Видать, сегодня родичи твои уже не возвернутся. Темнеет.
Рыжка грустно кивнула:
- Небось, на торгу задержались, а, может, свататься поехали. Отец хотел парням невест подобрать. Они уж взрослые у нас - по восемнадцать весен.
Ихтор улыбнулся:
- Близнецы?
Девушка в ответ махнула с усмешкой рукой:
- Тройняшки. Всю душу в молодчестве вымотали. Мать-то в родах померла. Вот отец нас один и тянул. Да я помогала. Хотя, чего я там напомогать могла, в семь-то лет… Эх.
И Огняна горько покачала головой. Целитель смотрел на ее живое, часто меняющееся от веселья к грусти, от грусти к радости лицо и любовался в душе. Следующий вопрос - неловкий, неуместный, сорвался с губ сам собой:
- А тебя что ж до сих пор не сговорили?
Сказал и осекся.
Но хозяйка не обиделась, посмотрела на него серьезно и ответила:
- А ты бы в дом - сыну своему - бабу вдовую да еще и бездетную взял бы? - и тут же просветлела, уводя разговор в другую сторону: - Ты мне лучше скажи, почто в глушь нашу заехал? Ищешь кого али заплутал?
Он улыбнулся:
- Ищу. Детей с Даром ищу.
- Колдунов, что ли? - удивилась девушка. - Ишь ты. Вот ведь доля у вас…
И Огняна покачала головой:
- Тяжко, поди, ярмо-то это носить?
Мужчина сперва не понял, о каком ярме она толкует, но через миг дошел.
- Дар-то?
- Ну да, - кивнула собеседница. - Поди, иной раз хочется просто дома посидеть, у печи, кота вон погладить. Хоть какой да уют. Не в седле же с утра до ночи трястись.
Ихтор в очередной раз улыбнулся. С ней было легко и приятно беседовать, будто бы знакомы они были давно. А еще в Огняне необъяснимо соединялась девичья прелесть, женский ум и детская прямота. Лекарь уже открыл рот, чтобы ответить, однако не успел произнести ни звука: в сенях яростно завыли коты.
- Ах вы, окаянные! - всплеснула руками Огняна и вылетела прочь из избы.
С усмешкой Ихтор слушал, как она распекает хвостатых крикунов:
- Совсем очумели? А ну - кшыть! Гостя не тревожьте!
Она еще некоторое время честила своих подопечных, но беззлобно, весело, больше для отвода души. А когда вернулась в избу, принялась стелить Ихтору на лавке в углу у печи, за занавеской, там, где видимо, спала сама.
- Ты ложись, ложись… Дураки эти до утра орать будут. Но я их, если совсем раскричатся, выйду, спугну, чтоб не мешали тебе. Отдыхай. Я постелила уже.
Крефф кивнул. Крики котов его не смущали.
Поэтому он улегся, с наслаждением вытягиваясь на широкой лавке. За занавеской слабо сияла лучина, и слышалось тихое жужжание веретена. Огняна села прясть. Ихтор закрыл глаза. Мягкий сенник пах сухой травой и домом. От этого обережнику было спокойно, уютно. Да еще где-то на печи громко и раскатисто урчала кошка, убаюкивая уставшего странника монотонным пением.
Сквозь плотную дрему он слышал, как Огняна снова шикнула на разбуянившихся котов, как те обиженно взвизгнули, когда она кинула в них тряпкой. А потом крефф разобрал шуршание одежды - хозяйка забралась на печь и улеглась, укрывшись одеялом.
В избе было тихо и темно, и от осознания, что где-то совсем рядом спит девушка с рыжими пушистыми волосами, становилось теплее на душе.
* * *
Гость уехал утром. Огняна накормила его кашей и блинами, завернула этих же лакомств в холстину:
- На вот, поешь. Встрешник с этими горшками - съешь, да и выкини. Что уж, горшков, что ли, мы не налепим… бери, бери…
Она так ласково, так настойчиво уговаривала, что крефф не нашел в себе сил отказаться. Так и сунула ему в руки горшок с кашей и деревянное блюдо с блинами. Ихтору сделалось смешно, однако в происходящем было столько тепла и заботы, что ему вновь поблазнилось, будто Огняна - родной человек. А от заботы родни как отнекаешься?
Целитель принял снедь, убрал в переметные сумы, а в душе шевельнулась… грусть. Захотелось однажды снова сюда вернуться. А еще, паче чаяния, и вовсе не уезжать. Поэтому он сухо поблагодарил хозяйку и направил коня со двора.
Девушка стояла в распахнутых воротах и смотрела колдуну вслед.
- Эх, горе ты горькое, - пробормотала она себе под нос, а потом закрыла тяжелую створку.
Мужчина ей понравился. И, пожалуй, приятно было, что он не отказался и взял с собой ее стряпню. Огняна вздохнула и отправилась вновь топить баню, поджидая отца и братьев. Сонная кошка, лежавшая на пороге дома, широко зевнула, проводила хозяйку взглядом желтых глаз, и снова уронила голову на лапы.
* * *
Ихтор остановился на привал в середине дня. Конь беспокоился и прядал ушами, видать, чувствовал зверя где-то в чаще. Крефф решил дать роздых волнующемуся жеребцу. Спешился, погладил по беспокойно дергающейся шее. Прислушался. Тихо, только ветер гуляет в кронах.
- Ну что ты, что ты, - ласково уговаривал обережник.
Мало-помалу спокойствие хозяина передалось и животному.
Лишь после этого целитель снял поклажу и отпустил коня пастись, но тот все равно время от времени тревожно вскидывал голову. Поэтому, устраиваясь поесть, мужчина все-таки положил под руку оружие. Ну как и правда вынырнет из чащи хищник?
Странник неторопливо жевал остывшую кашу, когда возле переметной сумы, лежащей в траве, что-то завозилось. Ихтор прислушался, удивленно отставил в сторону Огнянин горшок и подошел к поклаже. Отрывистое негодующее "мяв". Еще раз, и еще. Крефф наклонился и увидел рядом с мешком запутавшегося лапой в завязках рыжего кота.
- Ты откуда? - спросил мужчина, поднимая находку за холку и поворачивая перед глазами то так, то эдак.
Кот безропотно висел, не пытаясь вывернуться. Был он рыжий-рыжий, но не полосатый, а покрытый темно-ржавыми разводами. Подпушек оказался желтым, как и глаза, с надеждой заглядывающие Ихтору в душу.
Целитель хмыкнул, перевернул мурлыку, подул между задних лапок. Кошка. Новообретенная попутчица возмутилась таким обращением, вырвалась и стукнула креффа лапой, после чего нахально и неторопливо подошла к горшку с кашей, опустила туда морду и принялась чавкать. Ихтор рассмеялся. Одна из Огняниных подопечных. Видать, забралась в суму спать, да так и попалась.
- Как же назвать тебя? - задумчиво спросил человек у животного. - Огняной?
И сам усмехнулся неловкой шутке.
Знатную памятку оставила о себе девушка, куда там горшкам…
- Будешь Рыжкой. - Тяжелая ладонь погладила тонкую спинку с выступающими позвонками.
Кошка вынула недоумевающую морду из горшка, посмотрела на человека янтарными глазами и снова погрузилась в недра посуды. Через некоторое время она надменно покинула место трапезы, уселась в стороне и принялась умываться. Ихтор, посмеиваясь над ней и над собой, доел остатки каши и, подхватив неожиданную спутницу на руки, вытянулся с ней на траве.
Некоторое время все трое блаженствовали. Конь пасся, пощипывая молодую траву, кошка мурлыкала под руками, человек дремал. А потом отправились в путь. Рыжка нырнула в суму, в которой и поехала, высунув любопытную морду, и посматривая на проплывающие мимо деревья.
Последующие седмицы странствий крефф не раз ловил себя на мысли, что совсем выжил из ума на старости лет - таскает с собой кошку. На него и в деревнях глядели с недоумением - колдун с котенком… Однако Рыжка была полна достоинства, с котами не зналась, держалась ближе к человеку, иногда царапала его, если совсем надоедал, обижалась, если не надоедал, и уходила спать, забравшись в его сапоги. Словом, капризничала, как всякая кошка, шипела на собак, играла с детьми, а в день отъезда важно восседала на переметных сумах, ожидая, когда человек устроит ее с удобствами.
К окончанию странствий крефф и Рыжка так привыкли друг к другу, что, несмотря на удивленные взгляды людей, спали и даже ели только вместе. Стоило мужчине улечься, рыжая спутница тут же взбиралась ему на грудь и принималась громко и старательно урчать. За столом она сидела на коленях у хозяина и норовила засунуть в тарелку морду вместе с усами. Получала щелчок по лбу, обижалась, гордо разворачивалась, провозила хвостом по содержимому миски и уходила.
Однажды, когда Ихтор не выдержал и щелкнул по рыжей морде особенно сильно, Рыжка выказала ему всю глубину своего презрения, напакостив на сапоги. После чего злорадно слушала из-за печи его ругань.
После этой их ссоры обережник выудил кошку и, засунув в переметную суму, плотно завязал горловину. Рыжка обиженно выла всю дорогу, ругаясь на колдуна на только ей одной ведомом языке. Потом устала и уснула под мерное покачивание.
А проснулась оттого, что из мрака седельной сумы человек извлек ее на залитый солнцем двор. Кошка стремительно вскарабкалась по рукаву креффа на плечо и испуганно зашипела - над ней возвышалась невиданной высоты каменная громада.
- Вот и приехали, - сказал Ихтор, осторожно снимая спутницу с плеча.
Рыжка мявкнула, огляделась и потерлась об изуродованную щеку колдуна, призывая помириться.
- Ох, лукавая, - усмехнулся он и погладил пушистую морду. - Ну, идем, покажу, где жить теперь будешь.