Несмотря на эпидемию и отвратительную погоду, на улицах было людно. Горожане торопились на площадь - смотреть на сожжение величайшего еретика, преступника и бывшего шеф-инквизитора. Слышались как проклятия в адрес всесветного негодяя - как же посмел, дескать, предать и Заступника, и Отечество, так и причитания, в основном, женские - в массе своей народ считал Шани оклеветанным подлецами, и многие девушки в открытую несли цветы, явно собираясь пристроить их у костра. Однако, в общем вся людская суета выглядела как новый пестрый бант на старой грязной шлюхе и нисколько не прикрывала, а наоборот, болезненно выпячивая ужас и уродство умирающей столицы. Шани видел раздувающиеся трупы, которые валялись прямо среди улиц - никто их не убирал, и люди просто шли мимо, стараясь не наступать. Дождевая вода скапливалась в мертвых глазницах и стекала грязно-кровавыми ручейками по щекам: казалось, мертвецы оплакивают судьбу живых. Множество окон было заколочено, и на ставнях прицеплены были красные тряпки: это означало, что владельцы комнат мертвы и, возможно, до сих пор дожидаются погребения за забитыми ставнями. Шани не покидало чувство, что из-за мертвых окон за ним следят алчные внимательные глаза, и бесплотные руки тянутся к нему, чтобы схватить и сжать в холодных объятиях. Он вздрагивал и пришпоривал лошадку: надо было торопиться, а испугаться он сможет потом: когда выживет и вспомнит увиденное… Умное животное фыркало и прибавляло ходу: мертвецы ей явно не нравились.
Северные ворота встретили Шани свирепым патрулем охранцев: заградившие Шани путь патрульные явно предпочитали сидеть бы где-нибудь в тепле, а не торчать здесь, когда усиливается метель и кругом бродит смерть да горожане так и норовят выбраться из столицы и не останавливаются ни перед чем.
- Откуда и зачем? - рявкнул толстый патрульный в темно-зеленом камзоле и довольно дорогой меховой накидке, явно отобранной у кого-то из нарушителей границы. Шани сунул руку в карман и вытащил медальон.
- Капитан Мортимер, внутренние войска, - сказал он сурово. - Как разговариваешь со старшим по званию?
- Разговариваю по уставу, господин капитан, - хмуро произнес толстяк. Шани прищурился, чтобы патрульный не увидел цвета его глаз.
- Одет ты не по уставу, - сказал Шани, помотал медальоном перед толстяком и спрятал пластинку обратно в карман. - Еду в Кавзин с секретным предписанием лично государя. Препятствий приказано не чинить.
- Предъявите пропуск, господин капитан, - нахмурился патрульный. Шани поджал губы и холодно промолвил:
- Дурак. Сказано же тебе: секретное предписание.
Толстяк постоял, размышляя о том, стоит ли связываться с государевыми гонцами, а затем отошел с дороги и махнул рукой товарищу, чтобы тот убрал заграждение.
- Так точно, господин капитан, пропускаю.
Через час отряд государевых охранцев - вооруженный до зубов, словно ловит не одного беглеца, а вражеский полк - нагрянет к Северным воротам, и толстяк, дрожа от страха, скажет, что "капитан внутренних войск Мортимер" отправился в Кавзин: туда и кинется погоня за бывшим шеф-инквизитором, чтобы заблудиться в невероятной по силе для этого времени года метели и потерять пол-отряда замерзшими. А Шани тем временем ехал совсем в другую сторону, к Серым лесам Заполья, рассчитывая найти приют в этом крае маленьких деревень и болот, где отроду не водилось ни ересей, ни колдунов, ни стражей порядка.
Метель усиливалась, и лошадка перешла на шаг, упорно отказываясь двигаться быстрее. Шани посмотрел на темное низкое небо, настолько плотно затянутое тучами, что сложно было даже поверить, будто бы за ними есть солнце, и приблизительно прикинул время: пожалуй он не доберется в Волшки до темноты… Ну да ладно: за последние сутки он сумел побывать на дыбе (черт, рука уже отнимается после всех этих приключений!), оказаться в тюрьме и совершить оттуда побег, и вырваться из зараженной столицы - и теперь не пропадет. А еще он убил двух человек, и Дина умерла - но об этом сейчас лучше не думать… У него еще будет время для размышлений.
И тут Шани внезапно понял две вещи: у него теснит в груди так, что тяжело дышать - раз. И он все время протирает глаза, которые заплывают отвратительным розовым гноем.
Это понимание было словно звонкая неожиданная пощечина; он натянул поводья, и лошадка послушно остановилась. Значит, иммунная система все-таки не выдержала, печально подумал Шани, и моя смерть будет ненамного легче казни на костре… Метель усиливалась. Снежные хлопья летали и кружили, словно стая растрепанных белых птиц. Шани вдруг вспомнил, что уже видел это поле с мутным гребнем леса на горизонте раньше. Все, явившееся ему в давнем сне, сбылось - и чужая форма с дырой в боку, и уставшая лошадка, и всепоглощающий страх смерти. Только вот в прошлый раз он сумел проснуться, и Дина обнимала его, а теперь Дины нет - есть только наступающая зима и бесконечный снег, и вряд ли он сможет пробудиться от этого тяжелого душного сна с запахом крови…
- Я не хочу умирать, - сказал Шани и пришпорил лошадку. Надо было двигаться, пока оставались силы.
Глава 11. Да придет Заступник
Кровавые слезы, значит…
Андрей быстро шел по дороге в сторону деревни; Несса едва поспевала бежать за ним. Рассветное небо хмурилось; последняя осенняя гроза миновала, и в остывшем воздухе то и дело промелькивали снежные крупинки. Лес, не потерявший еще всей своей листвы, казался унылым и нахохлившимся, словно не ждал от судьбы ничего хорошего. Зато грязь за ночь подсохла, и шагать было легко; перспектива вязнуть по колено в такой ситуации Андрея не радовала.
Когда-то давно он был отличным врачом, знал все симптомы болезней, и, стоило только Нессе упомянуть про кашель и кровавые слезы, как Андрею стало ясно: болезнь Траубера; без медицинского вмешательства Аальхарн вымрет за месяц. Полностью. И если раньше он как-то мог абстрагироваться от подобных вещей, тем более, что местные болезни есть местные болезни, лечить их он не особенно-то и умел, то теперь пробравшаяся сюда зараза была его проблемой и его виной. В конце концов, как говорил, бывало, отец, есть такие слова как личная ответственность за зло, хоть даже ты сам его и не совершал… Пафосно звучит, конечно, но что поделать… Андрей очень крепко и злобно выругался по-русски - так, чтобы ярость, ударившая в затылок, утихла и дала возможность работать - и полез в свой заветный мешок.
- Что это? - спросила Несса, когда Андрей вынул бесконтактный пистолет для прививок. Ничего подобного она, разумеется, никогда не видела, и даже не могла предположить, что такие вещи существуют на свете. Разумеется, Андрей не стал объяснять, что подобные приборы Гармония выдает всем колонистам дальних планет: нет необходимости в стерилизации инструмента и кожи, просто загружается ампула, а дальше нужно всего лишь нажать на кнопку, и доза лекарства окажется в нужном месте и в нужное время.
- Шприц, - произнес Андрей и, осторожно опустив пистолет на стол, снова сунул руку в мешок. Несса смотрела на него во все глаза и, казалось, даже перестала дышать.
- Ты Бората? - спросила она тихонько.
- Хрен с ним, пусть буду Бората, - сказал Андрей. - Пусть хоть кто буду, только не мешай, а?
Потому что мне сейчас нужно очень сильно сосредоточиться и вспомнить то, о чем я не вспоминал десять лет. Итак, Траубер. Сумрачный германский гений; прапрапрадед мой таким спуску не давал и правильно делал. Но времена пошли другие, и Траубер нашел применение мозгам и рукам в лабораториях биологической зачистки колонизируемых планет. И знаменитый вирус, кстати, он вовсе не сам изобрел - это мутировавшая бактерия земной бубонной чумы, разумеется, подправленная в сторону максимальных возможностей поражения. Ну и плюс кровавые слезы в качестве психологического воздействия - Траубер обожал внешние эффекты. Единственное, что сейчас нам всем поможет - это биоблокада. Роскошная штука, говорят, ее создателю, доктору Лебедеву, поставили памятник из золота на одной из колонизированных планет, когда там бушевала очередная зараза. Действует, захватывая вирус в непроницаемую оболочку и выводя из организма через поры кожи и с мочой… А биоблокады мне, разумеется, никто и не дал: зачем бы такая роскошь ссыльному врачу? Но зато добрая Гармония выделила мне блок-пакет первой помощи, притом весьма неплохой, а в университете я прослушал целый спецкурс на тему синтеза биоблокады и теперь смогу ее собрать из подручных средств…
Несса с суеверным ужасом следила за его манипуляциями. Андрей вынимал из мешка какие-то пузырьки с разноцветными жидкостями и непонятные устройства, которые то ломал, то собирал заново. Затем у всех пузырьков были скручены макушки, и Андрей принялся смешивать зелье, добавляя то одну жидкость, то вторую, то третью, то резко встряхивая чашку со смесью, то покачивая ее бережно, словно младенца. Это было чудесно и страшно; Несса смотрела, боясь упустить хоть что-то. Андрей о чем-то бормотал на чудом языке, постоянно повторяя "Траубе, Траубе…" - наверно, отгонял злых духов. Он и в самом деле был великим лекарником, иначе откуда у него взялись бы все эти алхимические вещи, которых простому народу и видеть не положено… И он наверняка поможет: известно ведь, что Бората умел лечить все болезни, кроме старости и смерти и даже иногда оживлял мертвых, если те были хорошие люди… Андрей колдовал над пузырьками еще долго, и Несса успела задремать: во сне ей виделась толстая и кривая ржавая игла, которая протыкала звезды и нанизывала их на грязную нить, когда-то бывшую белой. А потом Андрей сказал:
- Мать твою… Готово! - и Несса проснулась.
Андрей сиял, словно именинник, и осторожно укладывал в сумку пузырьки и странный предмет, названный шприцем. Судя по трепетной аккуратности, с которой он обращался с вещами, лекарство было приготовлено, получилось таким, каким нужно, и ждало своего часа. И вот теперь они шагали в деревню, Андрей нес сумку так бережно, как не всякая мать будет нести своего ребенка, и Несса знала, что беда перед ним отступит, потому что выражение лица Андрея было таким, какое Несса видела только в церкви на иконах…
- К кому ты первому пойдешь?
- Я пойду сразу в церковь, - ответил Андрей. - А ты - побежишь поднимать народ и звать туда. Время надо беречь, время сейчас очень дорого. Сначала привью тех, кто может двигаться, потом уже обойду лежачих.
- Привьешь? Как это - привьешь?
- Ну, дам лекарство.
Снежные хлопья мелькали все чаще. Вот и зима пришла - долгая, морозная, белая… Деревья обнимет инеем, птицы и животные лишний раз и носу не высунут из своих укрывищ, а люди устроятся в домах, в тепле и уюте, и будут топить печи, гадать о будущем лете и изредка выбираться проведать скотину. А ребята примутся катать снежных баб и скользить на коньках по замерзшему прудику… И никто уже не будет плакать кровавыми слезами. Никто.
Несса наконец-то приспособилась к скорому шагу Андрея и взяла лекарника за руку.
- Лишь бы они собак не спустили, - промолвила она. Андрей усмехнулся.
- Не спустят.
… Мальчик умирал, и Ана никак не могла признать этого. Сознание не пропускало мысль о скорой смерти сына, хотя она прекрасно видела и слышала, что Лоня давится от натужного кашля, что начинает бредить и его глаза заволакивает розовым гноем, который готовится растечься кровавыми слезами. Ана не верила, что ее сын, ненаглядный единственный ребенок, скоро ее покинет - это казалось ей совершенно невозможным, неправильным, как если бы ночью вместо луны на небе появилось солнце. Потому-то она и побежала в храм - только Заступник, даровавший ей долгожданное дитя, мог сейчас помочь. Не станет же он, только что забрав мужа, отнимать еще и ребенка…
- Заступник Святый и Всевечный, - шептала она, стоя на коленях и обводя лицо кругом, - сохрани наши души, укрепи наши сердца во всяк день, во всяк час, в каждую минуту…
В храме было тихо и холодно. Маленькие красные лампадки перед иконами, которые поспешно зажгла Ана, не в силах были разогнать плотную темноту, которая от тихого света казалась еще гуще и непроницаемей. Лица святых угодников и мучеников выглядели мрачными и унылыми; Ане было страшно, однако она не покидала храм и продолжала молиться, читая все святые строчки, выученные с детства. Не мог Заступник оставить ее и Лоню, не мог… А Лоня лежал, укрытый старой шалью, на каменном полу, под главной иконой, с которой ласково взирал Заступник в алом облачении; Ана слышала, что мальчик начинает надрывно хрипеть, стараясь вдохнуть еще немного воздуха, и молилась еще быстрее, еще громче…
- Мамо…чка, - из последних сил позвал Лоня. В тусклом неверном свете лампадок его маленькое лицо с красными потеками слез казалось уродливой маской. Не вставая с колен, Ана поползла к нему, подхватила на руки: десятилетний, довольно высокий для своего возраста, сейчас он показался ей очень маленьким, легким и невероятно горячим. Ана прижала к себе умирающего сына и зарыдала. Нет, она по-прежнему не верила в то, что он умирает, но он в самом деле умирал. И Заступник, добрый Заступник, который раздвигал моря и поднимал мертвых, который сейчас так ласково смотрел с иконы на измученного болезнью ребенка, не откликнулся на ее мольбу…
Лоня плакал, уже не осознавая, что плачет, и задыхался - воздух практически не поступал в легкие. Отчаяние, охватившее Ану, было настолько черным и тяжелым, что на мгновение она перестала понимать, что происходит и потому не заметила, как в храм вошел Андрей. А тот, увидев мать с умирающим ребенком, кинулся к ним и навел на Лоню непонятный белый предмет. Что-то прожужжало и затихло, а Андрей перевел белый предмет на Ану, и та почувствовала быстрое и влажное прикосновение к щеке.
- Андрей… - только и сумела сказать она.
- Подожди, - нахмурился Андрей. - Подожди, должно получиться. Я все сделал правильно.
Протекло несколько долгих томительных минут, и Лоня вздрогнул, жадно хватая воздух - теперь он мог нормально дышать. Андрей вздохнул с облегчением и закрыл глаза.
Дальнейший день был настолько наполнен делами, что потом Андрей довольно смутно помнил все, что происходило с ним и с Нессой. Когда он, поддерживая Ану и мальчика, вышел из храма, то на площади уже начал собираться полуодетый народ - впрочем, по вполне прозаической причине: в деревне объявилась злостная ведьма Несса, наславшая мор, и нужно было ее немедленно сжечь. Странности добавляло только то, что ведьма сама бегала по домам, стучала и кричала, что немедленно нужно идти к храму - там всех ждет спасение.
- Люди! - крикнул Андрей. - Я вам лекарство принес! Подходите по одному!
Некоторое время народ пребывал в небольшом замешательстве: ясно было, что у блаженного дурачка, живущего на болотах, никакого лекарства от мора ниоткуда взяться не может, и нужно не разговоры с ним разговаривать, а ведьму жечь. Но когда Лоня, все еще с кровавыми потеками на щеках, сделал первые шаги по ступеням, а Ана, пребывая в каком-то восторженном трансе, закричала:
- Заступник, люди! Это Заступник! - то с селюков спало оцепенение, и они послушно пошли к Андрею. Непонятный жужжащий предмет в его руке вызывал у них практически религиозный восторг. Потом, когда все на площади были привиты, Андрей побежал по домам - ставить на ноги лежачих больных. Лежачих было много, очень много, но он успел почти ко всем… К обеду он вышел из последнего дома и, переводя шприц на зарядку и восстановление биоблокады (хорошая все же штука эти шприцы: хоть малую каплю лекарства дай - размножат до нужного количества), подумал: глупо получится, если они все-таки решат сжечь Нессу. Вон с утра на площади орали очень даже решительно…
Впрочем, с Нессой ничего страшного не случилось. Тот факт, что она привела Андрея с лекарством, сыграл в ее пользу; пусть на нее пока еще смотрели косо, однако не кидались с веревками и вилами. Войдя в дом Ирны, Андрей обнаружил Нессу возле печи - она уже стряпала кашу.
- Устал? - спросила Несса, когда Андрей стянул плащ и опустился на лавку.
- Устал, - кивнул Андрей. Бессонная ночь вкупе с огромным мысленным напряжением и созерцанием чужого горя и боли невероятно его вымотали. Давно ему не приходилось вот так хватать за шиворот смерть и оттаскивать ее в сторону - а она огрызалась, кусалась, но все-таки ушла… А если бы Несса не подалась вчера к старой Агарье (кстати, бабулька встретила его с такими хитрым видом, словно не ожидала лекарства ни от кого другого) и не принесла ему весть об эпидемии - ну так и вымерли бы Кучки, и он, отправившись туда зимой, обнаружил бы только трупы в домах да на улицах…
Когда Несса вынула из печи горшок с кашей, то Андрей уже крепко спал. Несса поставила горшок на стол и, присев рядом с Андреем, осторожно погладила его по руке. В неясном свете осеннего дня лицо Андрея казалось другим, но в то же время странно знакомым. Несса всмотрелась и тихонько ахнула.
Сейчас Андрей был удивительно похож на Заступника - такого, каким Его писали на иконах. Впрочем, после всех сегодняшних событий это было неудивительно.
Выспаться Андрею не удалось. Вскоре в дверь дома Нессы осторожно постучали. На пороге обнаружился владетельный сеньор Боох, в парадном одеянии и с охраной, а во дворике толпились разнаряженные как на праздник селюки - целая процессия явилась, и некоторые даже держали в руках иконы. Владетельному сеньору следовало отдать должное: придя к храму, где Андрей раздавал лекарство, Боох не стал расталкивать селюков, чтобы получить быстрое исцеление, а спокойно дождался своей очереди и потом еще спросил, не нужна ли какая помощь уважаемому лекарнику.
- Здравствуй, девица, - сказал Боох. - Лекарник в доме?
- В доме, отдыхает, - ответила Несса. Боох огорченно покачал головой.
- Отдыхает, значит… А нельзя ли его все-таки увидеть? Мы желали бы отблагодарить его за спасение деревни.
Несса нахмурилась, хотя прекрасно понимала, что спорить с владетельным сеньором не следует. Это сегодня, на волне всеобщего восторга он такой мягкий и добрый, а завтра может прийти и приказать спалить дом. При всем том, спорить ей не пришлось, потому что из дома вышел Андрей - зевающий, спросонок растрепанный, совершенно домашний и вовсе не похожий на Заступника с икон.
Если до этого селюки перешептывались, то теперь воцарилась тишина. И все - в том числе и владетельный сеньор - смиренно опустились перед ним на колени, как если бы он и в самом деле был Заступником. А Андрей даже растерялся: такого он не ожидал…
Разговоров, сплетен и догадок хватило всем и не на один день.