Кстати, техника адского НИИ оказалась весьма разнообразной и для постороннего экскурсанта, пожалуй, даже интересной. Никогда раньше Горчаков не видел таких вычислительных машин, и даже не представлял, что такие устройства бывают. Помимо "кофемолок" и знакомых по миру живых арифмометров типа "Феликс" тут имелись и обычные счёты с логарифмическими линейками, и подлинные мастодонты вычислительной техники, похожие на оргАн из стеклянных трубок, наполненных водой. Но никаких иллюзий насчёт подлинного предназначения этих устройств Алексей не питал. Если все механизмы Скривнуса были по сути усовершенствованным валуном Сизифа, нагружая нудной и бессмысленной работой мускулы, то здешние машинки нагружали уже мозги. Вероятно, где-то рядом, на соседних этажах в другом отделе производили обратные операции, пересчитывая полученные "научные данные" к исходному виду. В пользу предположения о циклическом характере "научного процесса" говорил и специфический контроль за результатами. В конце дня все сдавали дневную наработку начальнику – позеленевшему от времени медному истукану в пенсне без стёкол, намертво припаянному к носу, и тот, бегло просмотрев расчёты, выдавал вердикт, ставя внизу визу… или не ставя. Так учитель проверяет решение примеров по арифметике, заглядывая в задачник, где в конце даны готовые ответы.
Работников же, допустивших ошибки, здесь принято было пороть розгами. Процедура, только на первый взгляд менее болезненная, чем избиение дубинками, зато значительно более унизительная. Впрочем, Алексей ещё слишком мало работал здесь и не успел разобраться в тонкостях местных порядков, тем более что нового провокатора-просветителя местное начальство к нему не приставило. Возможно, сочло, что человека, пережившего гаввахи и решившегося после этого на отчаянный побег пугать рассказами об ужасах Нижних миров просто нет смысла.
Одежда конторских работников состояла из чёрных бухгалтерских нарукавников, чёрных же галстуков и белых воротничков, а также манжет. Да ещё на ногах имелись белые тапочки, наводившие на неприятные ассоциации. Манжеты и воротники были сработаны не из ткани, а из какого-то пластика, страшно раздражавшего своим скользким прикосновением, однако имевшим и несомненный плюс – не нужно было стирать…
Алексей снова провернул рукоять адского арифмометра, исподволь наблюдая за окружающими. По проходам вышагивали глиняные големы, раскрашенные "под мэнэджэров" – синий костюм-тройка, белая рубашка и галстук, и даже чёрные лаковые туфли изображены довольно достоверно. Вот только в руке у каждого такого "мэнэджэра" был стек, наподобие тех, которыми жокеи управляются с лошадьми. Если кто-то из работников переставал щёлкать счётами, крутить калькулятор или писать в бумагах, тем более смел раскрыть рот для праздной болтовни, наказание следовало незамедлительно. Аванс, так сказать, а в конце рабочего дня нерадивых ожидала "премия".
Алексей едва сдержал ругательство. Только сейчас заметил, что пишет не в тех графах. Исправить что-либо было невозможно – результаты заносились чернилами, при помощи допотопной ручки со стальным пером, кое следовало всё время макать в чернильницу. Что, кстати, дополнительно напрягало – каждую кляксу в НИИ ФИГА считали тягчайшим преступлением. Однако, что же делать…
А ничего, всплыла простая и ясная мысль. Ты хотел вводить свои правила игры? Самое время. И если даже не время, не всё прояснено – небольшой эксперимент не помешает.
Остаток рабочего дня он провёл, машинально вращая "кофемолку" и занося в таблицы всякую чушь. Сперва цифры, потом просто стал ставить галочки. Всё правильно, всё верно… Не для того он здесь, чтобы иссушать мозги арфметикой. А для того, чтобы найти выход. Думать, надо думать!
Спальни для "научных сотрудников" находились на том же этаже, в помещении, огороженном железными листами. И стеллажи для "учёных" были чрезвычайно схожими с теми, что Алексей оставил в Скривнусе. Что творится на других этажах, Горчаков не знал. Как выбираться?
Звонок прозвенел внезапно, и в звуке его слышалось некое механическое злорадство – "что, суки, не успели?!". Звонок был заодно со всей здешней нежитью.
Сотрудники зашевелились, потянулись к медному болвану, сидевшему в стеклянной загородке-аквариуме, точь-в-точь как в настоящем учреждении. Ну что же, вот и проверим реакцию местных болванов на нестандартную ситуацию…
Медноголовый начальник изучал представленные ему расчёты непривычно долго.
– Что это?
– Позвольте пояснить. Вот эти галочки означают любые цифры от 0 до 9.
Истукан снова замолчал, пытаясь переработать полученную информацию. Как бы не отпаялось пенсне, подумал мимолётно Алексей.
– Результат верен. Свободен!
Отходя от стола "научного руководителя", Горчаков еле сдерживал смех. Как просто… Проще, чем с глиняными болванами. Разумеется, "профессор" не был рассчитан на столь нелепую ситуацию. И поступил по логике – то есть подставил нужные цифры в конечный итог, заменив ими галочки. Таким образом, всякая ошибка в расчётах для Алексея отныне исключалась.
Несмотря на то, что работёнка в НИИ ФИГА была непыльная, душевая для узников присутствовала и здесь. Она располагалась в обширном застеклённом "аквариуме", ярко освещённом всё теми же белыми трубками. Вот только здесь, в Ладрефе, помывка не означала временный конец мучениям рабочего дня.
На выходе из душевой располагалась представительная комиссия – три волгра, до чрезвычайности похожие на жаб и в то же время имеющие явное сходство с отдельными представительницами женского полу, одетые в белые халаты, поджидали узников на предмет медицинского освидетельствования.
– Повернись! Нагнись!
Мерзкие щупальца с присосками лезли во все отверстия, ощупывали интимные места. При этом "медики" вслух делились впечатлениями насчёт физических статей и достоинств пациентов. Вероятно, ритуал срисован с каких-нибудь тюремных осмотров, думал Алексей, стиснув зубы. Процедура была бы донельзя унизительной… если бы в комиссии были люди.
Между тем четверо проштрафившихся сотрудников стали в ряд перед узкой скамейкой, намертво вмурованной в пол. Остальные "счастливчики", сумевшие сегодня избежать арифметических ошибок, стояли вдоль стены в качестве зрителей.
– Розги! – повелел железный голем граммофонным голосом. Первый из наказуемых взял пучок розог, по виду явно пластмассовых, и с поклоном поднёс железному болвану.
– Лечь!
Двое глиняшек взялись за лодыжки и запястья узника, растянув того на скамье "в струнку". Железный голем взмахнул розгами, и экзекуция началась…
Не все наказуемые вели себя одинаково. Кто-то орал, кто-то стонал… Один попытался молчать, однако понятливый железяка лишь усилил удары, и жертва, не выдержав, заблажила дурным голосом. Вот как, думал Горчаков, вот так у них, значит… Вместо угрозы внезапного большого гавваха – каждый день угроза маленького. Причём здесь ты уже не жертва случая – сам виноват, работать надо лучше…
Избитых "научных сотрудников" вновь подвергли мерзкому осмотру с комментариями, щупая так, что несчастные корчились. После чего наказанные поблагодарили комиссию и лично господина Железного Голема за оказанное им внимание и заботу. Этот пункт был последним в программе, и все узники побрели к спальным стеллажам.
Расположившись в ячейке, Алексей принялся шептать молитву-заклятье, которая, как выяснилось, работала и здесь. Надо думать… Надо думать, как выбираться.
…
Тёплый пушистый шарик перекатывался в голове, медленно и осторожно, под веками плавали размытые цветные пятна – красные, зелёные, жёлтые, коричневые…
"Откройся… Ты должна…"
Марина уже понимала, что действительно что-то должна… что-то важное… Алёшка?
"Откройся… Ты можешь…"
Взрыв в голове!
Она распахнула глаза разом, судорожно дыша, будто вынырнула из глубокого омута. Перед глазами маячило лицо. Элора…
"Уффф…" – волшебница смахнула со лба бисеринки пота. – "Ну и тяжела ты на подъём, Марина свет Борисовна"
– Что это было? – севшим хриплым голосом спросила девушка, и вдруг осознала… Ведь Элора не издала ни звука. Даже рта не раскрыла… Как же это?!
"А про телепатию ты что-нибудь слышала?"
Марина медленно кивнула. Вот как… Вот так, стало быть, и выглядит та самая знаменитая телепатия?
"Вот так, стало быть, и выглядит в самом простом варианте. Потом, когда ты научишься брать скрытые мыслеобразы… Впрочем, телепатия, это всего лишь самое начало"
Глаза волшебницы смотрят в самую душу.
"Ты должна научиться чувствовать ВСЁ. Всё, что происходит вокруг тебя. Каждую травинку, каждое дуновение ветра…"
Ноющая боль в голове нарастала, разливаясь от висков к затылке.
– Ну-ну-ну-ну… – тёплая ладонь Элоры легла на мокрый от пота лоб ученицы, и боль съёжилась, растаяла. – Это с непривычки. Скоро говорить, не раскрывая рта, для тебя станет столь же естественно, как и вслух.
– Скажи… матушка Элора, – Марина сглотнула. – Когда мы поможем Алёшке?
Волшебница молчала долго, долго. Непривычно долго.
– Тогда, когда ты станешь Девой Дождя.
Она перехватила взгляд девушки.
– Да, ты пока не понимаешь… Герр Йорген, конечно, боец хоть куда, и Агиэль очень силён в магии. Но всё это будет бесполезно, если с ними не будет Девы Дождя. На острие окажешься ты, Марина свет Борисовна.
Марина кивнула. Больше она не будет задавать глупых вопросов.
– Ну что, продолжим уроки?
– Продолжим! – девушка тряхнула чёлкой. Раз это нужно для спасения Алёшки…
Она станет Девой Дождя. Что бы это ни значило.
…
Звонок звенел пронзительно и злорадно, возвещая начало нового рабочего дня. Ещё одного дня в череде проклятых…
– Встать! На работу! – голос глиняного голема, точно из большого горшка.
Народ зашевелился, полез наружу из своих нор. Полез послушно и привычно. Ну что, потянуть ещё денёк-другой?..
Алексей усмехнулся. Незачем тянуть. Всё, что можно было узнать в этом сизифовом отделе, он уже узнал. Чтобы избежать опасности, следует не убегать, а идти навстречу. Атаковать.
Итак, что мы имеем… Он нужен всем этим истуканам для какой-то своей цели. Его готовят, как некое блюдо. Как яйцо варят – всмятку, затем "в мешочек", и наконец вкрутую… А если нарушить технологию варки?
Надо наконец выяснить, зачем он им нужен и насколько. Муки адовы? Придётся терпеть.
Удар стека ожёг голую кожу.
– Работать!
– Слушай сюда, глиняшка, – обратился Горчаков к надзирателю, – вызови-ка мне вон того медного болвана. Да поживее!
И случилось чудо, которого Алексей подсознательно ожидал. Глиняный голем повернулся и зашагал к аквариуму, в котором томился в полном безделье медный "профессор". Умеющий классно сверять ответы в арифметических задачках с заранее заданными значениями.
– Почему не работаем? – шеф отдела арифмометров был, пожалуй, чуть пониже Горчакова, но выглядел вполне внушительно.
– Потому что не хотим, – улыбнулся Алексей, сминая и разбрасывая по полу бумаги. – Ты вот что, займись-ка… Всё равно тебе делать нечего до конца рабочего дня. Даю задание – подобрать эти бумаги, разгладить и вообще привести в порядок. Делай!
От медного истукана повеяло жаром, пенсне отпаялось и упало на пол. Ещё секунда, и сам начальник опрокинулся навзничь с таким грохотом, точно и впрямь сверзился памятник с постамента. Глиняный болван замер в неподвижности – ситуация явно выходила за рамки вложенных в него программ.
– В чём дело?! – по проходу уже с лязгом топал господин Железный Голем. Однако Горчаков более не собирался обращать на него внимание.
– Люди! Слушайте и запоминайте! Не бойтесь, люди! Они же ничего не могут сделать вам, потому как вы бессмертны! А они – нежить! Они могут лишь терзать, не больше! И чем сильнее терзают вас, тем скорее пройдёте вы весь свой путь в этом ср…ном Ладрефе! И дальше! И возродитесь! Не бойтесь, люди!
Однако на сей раз опыт не удался. Железный голем, очевидно, был рассчитан и на такие нештатные ситуации. Во всяком случае, он явно не размышлял над принятием решения. Недрогнувшей стальной лапой истукан ударил бунтовщика прямо в печень.
– Взять! – железный голем ткнул рукой в корчившееся на полу тело. – К господину Золотому Голему!
Подоспевшие керамические стражи подхватили Горчакова и понесли.
Глава 15
Небо сияло бледным золотом. Когда-то, будучи школьницей, Марина Кострова побывала в Архангельске, как раз на день летнего солнцестояния, 22 июня. Там было точно такое же небо – уже не белая ночь, как в Ленинграде, но ещё и не полярный день… Здесь, в Готимне, на всём здешнем земном шарике такие ночи были круглый год и в любых широтах. Ночь, существующая лишь для того, чтобы подчеркнуть великолепие каждого дня…
Волшебный лес затихал, отходя ко сну. Вот перестали петь невидимые райские птицы… вот над кронами в последний раз с писком пронеслись стрижи… где-то зацокала белка… Под сенью деревьев замерцали огоньки, и в ответ им засветились нежным сиянием неправдоподобно огромные цветы на краю поляны…
Девушка шумно вздохнула, встряхнула головой.
– Не получается у меня ничего, матушка Элора.
Волшебница чуть улыбнулась.
– А надо, чтобы получилось. Ты пойми – тебе надо не слушать, а слышать. Уши тут дело второе, если не третье.
Глаза Элоры смотрели прямо в душу.
– Ты должна слиться с этим миром. Пробуй ещё раз!
И снова Марина сидит в "позе лотоса", обратив раскрытые ладони к небесам, и обратив самое себя… в слух? Нет, этого мало… тут нужно…
Она внезапно поняла, что именно нужно. Нет, на словах она вряд ли смогла бы это передать, но это уже не имело никакого значения. Как всё просто, когда поймёшь…
Стрижи, разочарованные отсутствием мошек, устремились к своим гнёздам, чтобы отдохнуть до утра. Она ощущала нехитрые птичьи эмоции – усталость, неосознанную досаду… Спите, птицы, завтра будет новый день. Будет день – будет и пища…
Белка, свернувшись в развилке дерева, накрылась хвостом. Спи спокойно, зверушка-невеличка. Нет здесь ни куниц, ни других хищников, и потому никто не потревожит твой сон…
По стволу дерева полз светлячок, сияя зелёным утолщением на конце брюшка. Она ощущала совсем уже простенькое желание-инстинкт эфирного насекомого – желание найти цветок с нектаром. А вот и тот вожделенный цветок, переполненный сладким соком. Капля нектара скатилась по лепестку, повисла на краю… Она ощущала силу поверхностного натяжения, стремящуюся удержать каплю, и силу всемирного тяготения, стремящуюся ту каплю уронить… Борьба завершилась победой мирового тяготения – капля полетела вниз и сочно шлёпнулась наземь.
Резкая боль пронзила виски, Марина судорожно вздохнула, и наваждение пропало.
– Ну вот… – Элора мягко касалась головы девушки, снимая боль. – А то "не получается…" Теперь дело пойдёт резвее. Ты научилась чувствовать мир. Остался пустяк – научиться им пользоваться.
…
Золотой истукан возвышался над ним во всём великолепии, сверкая золотом и подавляя… Алексей улыбнулся. Изваяние, конечно, неслабое, однако он видал и покрупнее. Скажем, на площади Горького.
Золотой голем, в свою очередь, разглядывал скорченную фигурку человека, удерживаемую силовым полем в крайне унизительной позе – ноги полусогнуты и разведены в стороны, руки тоже. Обитатель Энрофа сказал бы: "в позе "цыплёнка табака"".
– Как ты посмел, тварь?! – голос истукана похож на голос древнего диктора Левитана, доносящийся из рупора мощного громкоговорителя.
– А я разве разрешал тебе говорить, металлолом? – в свою очередь спросил Горчаков, с интересом разглядывая детали изваяния. – Но раз уж ты заговорил, расскажи-ка, где вас таких делают, кто и как. Зачем, можешь не говорить, я и так знаю.
Пауза. Очевидно, ситуация была настолько внештатной, что даже у продвинутого золотого истукана в голове не нашлось подходящей программы. Или чем там они думают, эти големы…
– Тебя ждёт гаввах! – наконец обрёл голос гражданин металлический начальник.
– Ну и? – вновь улыбнулся Горчаков.
– Полный гаввах! Со списанием!
Алексей рассмеялся.
– Гаввахом больше, гаввахом меньше… Чем больше, тем скорее всё закончится. И я вернусь в Энроф. Воскресну, понимаешь, болвашка? Я же человек. А вот тебя ждёт небытие. Навсегда.
– Тварь! Ты, жалкая ничтожная тварь!..
– Молчать! – прервал истукана Алексей. – Я – человек, уясни наконец своей безмозглой башкой, отливка ходячая! Это вы здесь все бездушные твари, нежить. Я бессмертен, ваша участь - небытие. И весьма скорое, полагаю. Всё, разговор окончен!
– В карцер! – проревел золотой голем, подобно паровозу. И в рёве том явственно слышалось отчаяние.
…
Бескрайний лазурный купол давил несчитанными миллиардами тонн… Как это древний Атлант держал такую тяжесть? Нет, это невозможно… сейчас будет хруп – и всё…
Резкая боль пронзила виски, огнём опалила всё тело, и она закричала от этой нахлынувшей боли. Единение с мирозданием, выстроенное с таким трудом, рухнуло, как непомерно выросший карточный домик…
– …Ну-ну-ну-ну… Сейчас, сейчас будет легче.
Тёплая ладонь лежала на лбу, снимая жуткую боль, высасывая её из головы, которая сейчас казалась Марине пустой ореховой скорлупой.
– Я не сумела…
Глаза Элоры мудры и печальны.
– Ясно, не сумела. Ты пытаешься диктовать и приказывать. Навязать миру свои желания. Это немыслимо, невозможно – какая-то букашка против целого мира. Скорее муравей поднимет гору. Пойми же, всё должно быть наоборот. Простейший пример – корабль, использующий силу ветра для того, чтобы идти туда, куда ему нужно. Ветер может быть встречным – не беда, надо лишь умело управлять парусами. Ты же пытаешься устроить себе попутный ветер. Пробуй ещё!
Марина снова сосредоточилась, вызывая такое привычное… да, уже привычное чувство. Она – и мироздание…
– Нет! Не ты – и мироздание! А мироздание и в нём ты! Пробуй снова!
Если я сейчас разревусь от непосильной тяжести, Элора меня просто прогонит, внезапно отчётливо поняла Марина. Ну не удалась ученица, что делать… Я не буду плакать. Ни единой слезинки. И боли я не боюсь. Вперёд!
Волшебница вздохнула.
– Что ж, ты научилась неплохо брать скрытые, неоформленные мысли. Да, так и будет, и все обиды тут неуместны. ТАМ тебя жалеть будет некому. И твоя гибель будет не только твоей – на тебе будут ещё Йорген и Агиэль. Кто не сумел, тот не смог. Надо смочь!
…
Вода капала на темя медленно и размеренно. Кап… долгое ожидание… кап…