И тогда правительству пришлось действовать. Было собрано особое совещание, куда были приглашены в том числе и ученые. Его задачей было определить эталон, после которого начиналась неполиткорректность – а именно произведение, которое содержало бы допустимую степень неполиткорректности. Совещание затягивалось, в его процессе тоже подавались тысячи исков. Дела заходили в типик.
И тогда кому‑то вспомнилась "Сказка о Красной Шапочке". Просто пришла в голову. И собрание утвердило эту сказку в качестве искомого эталона. То, что считалось более жестоким и менее корректным, уже не допускалось. То есть, эта сказка была признана мерой политкорректности. Потом многие говорили, что это очень жестокая сказка, но было поздно. Экономики развитых стран уже лежали в руинах. Валютные системы рухнули. Наука была почти уничтожена. Еще одна попытка что‑то изменить могла бы привести к полному краху.
- Помните, мы говорили по этой теме, - сказал Историк.
- Конечно. Да, взгляды, которых придерживается Историк, несколько отличаются от моих. И я согласен, что мой рассказ может быть не верен в деталях, Историк, например, многое оспаривает, многое добавляет. Но такие вещи, как презрение к труду, неуважение к интеллекту, и так далее, они слишком общие, чтобы уделять им внимание в столь короткой беседе.
- А что в ней такого жестокого, в этой сказке? – спросила Беретка.
- Давайте вспомним. С чем обычно ассоциируются дровосеки? Что у них в руках?
- Бензопила, - равнодушно сказала Келли.
- А теперь представьте картинку "Дровосеки вспарывают волку брюхо"… Летящие в стороны куски мяса, разорванные, разбросанные кишки… Это очень жестокая сказка. Но это еще не все. В сказке присутствует бабушка. Не у всех есть бабушки. Если у ребенка нет бабушки, то прочтение сказки могло нанести ребенку сильнейшую душевную травму. Седые ученые плакали над судьбой этих детей… Но им пришлось утвердить и разрешить эту сказку. Потому что больше отступать было некуда. Хотя были протесты, особенно протестовали защитники природы. Представляете, убить волка! А потом ученые собрались на великий конгресс и постановили считать "Сказку про Красную Шапочку" фундаментом всех наук.
- А даты и карты, как я понимаю, выходили за пределы установленных норм, - сказала Беретка.
- Совершенно верно. Но на самом деле они были запрещены еще раньше.
- Я так понимаю, разбросанные кишки показывать можно, бабушек тоже, а дедушек уже нельзя… – сказала Келли.
- С дедушками вышла особая история… и само это слово находилось еще долго под строжайшим запретом. У многих возникали ассоциации. Настолько страшные, что некоторые люди, услышав это слово в детстве, до сих пор страдают ночным недержанием. Именно из‑за ассоциаций с дедушкой были запрещены цифры 18 и 88. Домов с такими номерами на улицах нет.
- Я не понимаю, как Европа после этого выжила, - сказала Келли хмуро.
- Келли, - засмеялась Беретка, - Европа и не выжила…
На этот раз засмеялись и Келли, и Профессор, и все, кто стоял вокруг и слушал. А просмеявшись, Беретка спросила:
- А все‑таки… Откуда вообще взялась политкорректность. Я про нее столько всего слышу. Но откуда?
---
- Древние долго боролись с теми вещами, которые могли быть оскорбительны для каких‑то групп. Это делалось с целью сокращения числа конфликтов. Это делалось с целью сокращения числа человеческих страданий. Именно ненужных страданий. Идея, как они полагали, была благая. Они называли это борьбой за политкорректность. Они добились значительных успехов… Но с самой оскорбительной вещью они до конца справиться не смогли. Речь идет о красоте. Красота оскорбительно неполиткорректна. Но единственное, что с нею смогли сделать – это ее замолчать. Красивых людей перестали показывать по телевидению, перестали печатать в журналах. Стали специально для показа подбирать людей, у которых есть хотя бы маленький дефект внешности. Или серьезные внутренние дефекты.
- Давайте я скажу, - вмешалась Беретка, - а вы, если что не так, подправите. Политкорректность – это медаль о двух сторонах. С одной стороны, политкорректность служит задачам обеспечения безопасности и комфорта. Это то, о чем вы рассказали. Но я думаю, есть причина глубже, причина, которая может лежать в подсознании даже внешне благополучного человека. С другой стороны, она - защитный рубеж, защищающий слабого человека от истин, по степени ужаса сравнимых с бесконечностью космического холода. И если боги действительно существуют, то они беспощадны. Они не жестоки, и они не добры. Они беспощадны и мстительны. Боги как бы говорят: вы не знали правил игры? Но платить придется все равно. Они не прощают, они просто не прощают, и точка. Но месть их справедлива – за нарушением божественных правил следует месть. А божественные правила – еще раз - страшны для обычного человека.
- Я не то что поправлю, я упрощу, - сказал Историк, - да, верно. А что можно было сказать? Что места под солнцем мало, и среди народов всегда будет идти бой за место под солнцем? Что проигравшие уничтожаются? Что есть победители и побежденные – а значит, есть лучшие и худшие?
- А можно и еще проще, - сказала Беретка, - люди невежественные все делают невежественно. Хотя бы потому, что не могут проследить причинно–следственных связей. Потому, что не знают истинных смыслов.
- А вы любите уходить в религию… – сказал Историк, - теоистория…
- Да, - ответила Беретка, - Но противопоставлять науку и религию – это… так скажем, не совсем верно. Религия задает направления для развития науки, а наука корректирует религию. Задача науки и религии одна – отсекая иллюзии, с разных сторон двигаться в направлении раскрытия истинной сущности вещей и явлений. В конце пути они соединятся.
Тем более про невежество науки известно не меньше, чем про невежество религии. А когда наука противопоставляется религии, получаются одинаково невежественные ученые и монахи.
- В "Сказке про Красную Шапочку" нет истины. И нет логики. Так что и в науке их тоже нет, - вставила Келли.
- Получается, что от сказок мы перешли к страданиям, - сказала Келли, - мы с Береткой и эту тему разбирали. И пришли к тому, что страдания не имеют одной природы. Страдания могут быть божественными. Когда есть божественные цели, страдания на пути к ним оправданы. Роды, например – это тоже страдание.
---
- Невежество является причиной всех человеческих страданий – это очень старая цитата, - сказал Историк.
- Лишних страданий. Но есть еще прямое действие хаоса, - добавила Келли.
- Или действие стихийных имперсональных сил, - сказал Историк, - да, страдания почти всегда считались нежелательными. Было и наоборот… Всякие были перверсии.
- Но когда борьбу со страданиями сделали смыслом – она оттеснила смыслы, действительные смыслы, - продолжила Беретка, - когда борьба со страданиями становится смыслом – все остальные смыслы теряются. В борьбе со страданиями страдания умножились многократно.
- А еще они любили бороться со смертью… – сказала Келли, - чем тоже многократно преувеличили число страданий этого мира.
- А в результате в сознании почти всех людей сидит страх. – продолжил Профессор, - Нет, не страх наказания. Это страх кого‑то обидеть, страх кого‑то оскорбить. Именно поэтому люди не пишут правду и не говорят правду. Вы совершенны, и потому вам можно говорить правду. Но люди – нет. Люди, услышав это, будут страдать. Именно поэтому правду никто не говорит и не пишет.
- Какое‑то просвещенное невежество. Типа коллайдера, - вставила Беретка.
- Да. Именно сознательное, именно просвещенное невежество.
- Нет, - сказала Келли, - невежество не может быть просвещенным. Сознательное невежество. Да, кстати, я пока не могу понять, как так выходит, что цивилизация умирает, а ее техническая сторона почему‑то в этот момент достигает своей вершины. Коллайдер… Пирамиды… да еще много всего. У меня возникает вопрос: как эти древние могли добиться таких технологических достижений, если у них даже логики не было?
- Это и я тебе отвечу, - сказала Беретка, - просто все люди разные. И все. Основная масса хотела есть и пить в тепле и при свете. Только поэтому эта масса на уничтожила тех, кто создавал и поддерживал технологическую составляющую этой ущербной цивилизации.
- Действительно, политкорректность политкорректностью, а как есть–пить захочется – вся она сразу куда‑то улетучивается, - улыбнулся Профессор.
- А если человек привыкнет не называть белое белым, а черное – черным, рано или поздно он перепутает землю и фазу, - сурово сказала Беретка, - а корпорациям этого определенно не надо. Почему форма переживает содержание? Я поняла. Почему технический аспект остается совершенным, лишаясь всякой сути? Потому что люди техники не могут быть людьми никчемными. Да, люди техники – люди ограниченные, цивилизация, культура – деградируют, закатываются, но способности людей техники живут дольше, чем творческие способности цивилизации. Техника – это последний форпост мертвой цивилизации. Вот и получаются совершенные формы типа коллайдера безо всякого содержания. Да, совершенство формы действительно означает деградацию содержания. Как минимум, здесь и сейчас. Но я не понимаю, откуда подобные знания появились у меня.
- А вы умеете шить? Сшить, например, платье? – спросил Профессор.
- Нет, не умею. А что в этом такого?
- Все девочки обучаются шить платья. А вы умеете что‑то другое.
Беретка подумала. А потом спросила:
- Откуда берутся знания? Например, откуда берется знание, как починить электростанцию?
- Это корпоративные знания. Понимаете, корпорации тайно отбирают красивых здоровых детей, и обучают их реальным знаниям.
- А почему тайно?
- Потому что большинство людей не сможет этих знаний понять. Или, поняв, они случайно обнаружат смежные знания, которые могут нанести им вред… И не просто вред, а разрушить их психику.
- Как интересно…
- Откройте ваш паспорт.
Беретка открыла паспорт и протянула профессору.
- Видите, в уголке стоит маленькая буква "Э". Это Энергокорпорация.
- Ой, а у меня, - спросила Келли и протянула свой паспорт.
- Вот она, буква. "А". Я не знаю, что это.
- Я работаю с атомными бомбами, с радиоактивными материалами, изотопами… – сказала Келли.
- Я не понял ни одного из ваших слов. Я не знаю, что это и для чего. Наверно, знание этого может сильно травмировать психику.
- И много есть людей с такими значками?
- Очень мало. Мне лично встречались единицы. В университете я таких не встречал.
- А почему же я этого не помню? Как я училась?
- Просто этим детям говорили, что если они расскажут другим, чем они занимаются, над ними будут смеяться. Дети не рассказывали. А потом это само стиралось из памяти. Вы слышали что‑нибудь про ложную память?
- Мы даже ею занимались… Но зачем?
- Чтобы не травмировать психику других детей, у которых не было способностей освоить эти знания. Помните, все, абсолютно все намерения были добрыми.
- Действительно… А что осталось от Европы, кроме технических достижений? Несколько книг, вроде "Заката Европы", которые уже только специалист может прочитать, и которые уже никто не может объяснить. Изменился язык, но более того – изменился сам человек. Как и было написано в этом "Закате Европы". Потому книга и стала нечитабельной.
- Книги вряд ли при чем. – Беретка осмотрелась с показным удивлением, - Скорее всего, что идея состояла в техническом прогрессе. В достижении нужного уровня. А после того, как уровень был достигнут, у богов появилась другая идея. И, можно предположить - создать тех людей, для которых этот технический уровень достигался. Такое чувство, что богам нужен был технический прогресс любой ценой. И ради него они отправили в топку истории тысячи народов и миллиарды людей. Возможно, боги подозревали, что после утраты к этому прогрессу придется очень долго и сложно возвращаться. А может, им нужна была какая‑то техническая вещь, которую они очень хотели получить. А Европа, выполнив божественную миссию, идет в утиль. За Европу, - она поднял бокал.
- За европейский путь, – подняла бокал Келли.
Все подняли бокалы, улыбнулись и выпили.
- А в чем смысл орков? – спросила Келли.
- Может, подгонять Европу? – предложил Профессор.
- Был. – добавил Историк.
- Келли
- Знаешь, я думаю о красоте. Почему?.. Наверно, потому что я просто часто о ней думаю. А почему часто? Потому что люблю о ней думать. Ведь когда они запретили красоту, им же нужно было что‑то назвать красотой? Что они поставили на место красоты? И как они сумели определить эту псевдокрасоту? – начала Беретка.
- Я думаю, что точно так же, как красивые люди определяют красоту, люди некрасивые определяют псевдокрасоту.
- Что значит определять псевдокрасоту? Ее можно определять только как красоту с изъяном. Больше никак.
- Красота с изъяном? Тогда давай еще раз разберемся с красотой.
- Я читала, что первым делом люди… здоровые люди, увидев нового человека, сразу по внешнему виду определяют его интеллектуальные способности. И эти интеллектуальные способности тут же встраиваются в систему, нравится – не нравится. Так что эти скрытые способности – неотъемлемая часть красоты.
- Тогда можно вывести, что псевдокрасота не должна быть целостной. В ней должен быть какой‑то изъян, который видят такие красивые люди как мы и которого не видят люди другие. Похоже на правду?
- Не целостной. Скорее тогда не гармоничной. Люди бывают гармоничные и люди бывают специализированные. Так получается. Представь: ноги божественные, а остальное нет. Но ноги же отдельно не ходят.
- Я начинаю понимать. Картина начинает выстраиваться. У людей некрасивых на место целостной красоты заступает одно качество… или несколько качеств. Те же божественные ноги. Эти люди, которые оценивают, сами тоже наверняка обладают каким‑либо свойством, хотя не обязательно. Но они в любом случае не гармоничны.
- Проверяем. Кого они любят? Спортсменов. Актеров. Кого еще?.. Не, не политиков – императоров.
- А тебе не кажется, что их любовь – чисто выработанный рефлекс? Кого им больше показывают – того они и любят.
- Нет, это другой вопрос. Да, кого больше видят – того больше любят смотреть. Но если им показывать человека гармоничного, он всегда будет вызывать у них чувство отторжения.
- Они любят своих. Да, верно. Мы обсуждали раньше, что любят своих. И боги тоже, и красивые люди тоже. Наверно, все‑таки должен быть дефект в тех, на кого они любят смотреть. Они любят безголосых певцов и бездарных политиков. Но, наверно, негармоничное развитие сюда тоже относится.
- Негармоничное развитие – это когда развиты ноги в ущерб рукам, или развиты одни области мозга в ущерб другим?
- Да, так. И собирая все дефекты развития, которые сейчас перечислили, мы получаем ту самую псевдокрасоту – или неинтеллектуальную, хотя интеллект обязателен для истинной красоты, или диспропорционально развитую… скорее неразвитую, или просто с дефектом, который не столь явно виден.
- У меня почему‑то еще вопрос возник, - Беретка оглянулась, будто в поисках ответа, - Есть же люди специализированные в каких‑то областях. Например, математики, программисты. Если они действительно талантливы, то, похоже, они как не от мира сего. Как с художниками – если большой художник, как правило, псих. Получается, к псевдокрасоте можно добавить такую вещь, как специализированность.
- Специализированность… какие вообще бывают мрачные слова. Не то. Как тебе гипертрофированность?
- Как форма специализированности?
- Мой язык не успевает за мозгом! Спе… спе… это просто наличие таланта.
- Наличие таланта вовсе не означает, что его носитель – божественная или просветленная личность. Наличие таланта означает только наличие конкретной способности, и ничего больше, - Беретка изобразила улыбку.
- Разделение труда, прямо как у муравьев, - Келли умно посмотрела.
- Современные модели–скелеты столь же гипертрофированны, как венеры каменного века с патологически увеличенными бедрами и грудями. В невежественном обществе гипертрофированность часто путается с красотой. Если гипертрофированность выдается за красоту – это общество невежественно. И нездорово. Это хорошо видно на собаках – собаки с гипертрофированными признаками породы обычно сильно вырождены.
- Мне кажется это важным. Например, есть люди, специализированные на математике. Есть – на длине ног. Но ведь это должно быть за счет чего‑то. Где‑то прибавится, где‑то убавится. А могут быть люди, специализированные на захвате власти в обществах. Если человек специализирован на захвате власти, это не значит, что он специализирован на управлении этим обществом. Скорее обратное – такое человек вообще ничего не понимает в управлении обществом. Как математик обычно не понимает, как выбирать мясо, - Беретка слегка улыбнулась.
- Хороший камешек в огород политиков. И чтобы политику выиграть, он должен быть специализирован и иметь видимые дефекты. Специализирован – чтобы пробиваться через людей власти, и иметь дефекты – чтобы его любили массы.
- Да, я об этом. Специализированность… или гипертрофированность часто путается людьми с просветленностью. Тогда специализированным людям начинают доверять решение вопросов, в которых эти люди ничего не понимают. Специализированные люди любят говорить, что поскольку они чего‑то добились, их мнение желательно учитывать везде и всегда. Экспансия. Обычная экспансия в соседние области.
- Пока я не вижу тут чего‑то, что нужно учитывать, - Келли оставалась невозмутимой.
- А ведь что главное? Человек некрасивый, человек диспропорциональный, человек нездоровый – он хочет компенсироваться. Он хочет получить свойства и значение, которые бы позволяли не думать о его врожденных проблемах. Да, некоторым удается компенсироваться. Но только некоторым. Да, кто‑то может найти компенсацию в науках. Но кто в тех же науках ничего не может, куда ему идти?
- Заняться борьбой за власть. Ты этого ответа ожидала? – Келли улыбнулась.
- Да. Компенсация за счет власти. Я просто поняла, почему я так не любила политиков. Но я их не любила интуитивно. Теперь я поняла, почему это было так.
- Скелет
Беретка сидела дома, в своем любимом кресле, лицом к камину.
- Скелет, какое у нас самое мощное оружие массового поражения?
- Цивилизация.
- А Митра сказал, что невежество. А как она работает? Эта твоя цивилизация? Именно по–твоему, у меня уже есть много версий.
- Я бы свел это к метафизическому повороту к смерти. – Скелет задумался и дополнил. – Последний человек города не хочет больше жить.
- То, как последний человек города умеет прыгать с колокольни собора, я видела. Но это исключение. Да, я поняла фразу, я поняла, о ком это – о последнем человеке. Последний человек не хочет жить. И умирать он тоже не хочет. Вот он и болтается между двумя этими предложениями. Я бы сказала иначе: последний человек не хочет. Просто не хочет. Ничего не хочет, потому что ничего не может. А теперь можно еще про метафизику? – Беретка сделала вопросительное лицо.
- Древние считали, что на базе обычных методов анализа, например, путем поиска причинно–следственных связей, это нельзя вычислить. Потому и появляется метафизический поворот.