* * *
К вечеру пламя костров погасло, и блеклые язычки едва проблескивали из-под толстого слоя золы и пепла. Ордынцы все реже слонялись по табору, а вскоре и вовсе уснули. Бодрствовали только двое часовых, выставленных у пологого края буерака. Но, теперь они больше всматривались вдаль, а на спящих товарищей даже не оглядывались. Внутри лагеря, в другом конце, где берег круче - паслись несколько сотен лошадей, а те чужака лучше псов учуют и тут же тревогу поднимут.
Лис с Остапом еще засветло заприметили место, где примостился на отдых Рудой Панько.
- Черт, или кто, а тоже бережется… - зашептал на ухо товарищу Максим. - Улегся так, что и не вытащить.
- Вообще-то я не знаток нечистой силы, но, похоже, наш бес не так уж неуязвим. Иначе, с чего б ему осторожничать? Как брать будем?
- Хороший вопрос… - засопел Лис. - К нему-то мы подберемся, а вот, когда вытаскивать станем - шуму не избежать. И сами погибнем, и не разузнаем ничего. Может, подождать другого более удобного случая?
- Разумно говоришь, Семен, - насупился более молодой и пылкий Остап. - Каждое слово - истинная правда… Но, как-то не по-казацки, перед опасностью отступать. Что, если второго раза не случится? А мы даже не попытаемся?
- Отлить против ветра много ума не надо, - проворчал Лис. - Только как при этом не забрызгаться? Слепой ты что ли? Сам не видишь? Не вытащить нам Панька, не переполошив при этом всех басурман.
- Но и отпускать бесовское отродье нельзя!
- Это верно… - Лис покосился на товарища. - Отпускать нельзя. Говори, что задумал?
- Убить его надо. А за басурманами проследить. Он, если хотел чего от них, то наверняка уже рассказал. Вот, идя по их следу, все и поймем.
- Вообще-то атаман иного хотел.
- Да помню я, Остап. Не ворчи. Но вот о чем думаю: если б Босоркун действительно что-то знал о стяге архангельском или месте, где Тимофей Куница прячется, разве стал бы он у Тараса седло похищать?
- Нет, конечно. Зачем оно ему? Бесы, как я слышал, на лошадях не ездят… Вроде.
- Вот. И выходит по всему, что Пасечник Панько следил за Павычем, как мы сейчас - за ним. И когда все решили, что реликвия спрятана в кульбаке, - Босоркун ее и похитил. А теперь, не обнаружив в седле нужной вещи, зачем-то связался с татарами. Я так думаю, помощь ему нужна. Видимо, что-то он сам взять не может…
- Сходится, - согласился Лис. - А что ж ты раньше молчал?
- Так я только сейчас и додумался. И знаешь что еще?
- Что?
- Раз бес к людоловам пошел, то и цель у него - человек!..
- Ух, и умная у тебя голова, Остап, - восхитился старший товарищ и прибавил по-дружески чуть насмешливо. - Может, прозвищами поменяемся?
- Надо подумать… Ну, так что: берем выродка?
- Ох, не нравится мне эта затея. Как бы хуже не вышло. Ну, да ладно, уговорил. Только, доверь это мне, - попросил Лис. - А сам - возвращайся к лошадям. Будет удача на моей стороне - вернусь с добычей. Поднимется переполох - уходи. Если сможешь - после выручишь. А нет - знать судьба такая. Заодно проверю: бес он, или человек. Нечистого наверняка не так просто убить, - и пока Остап обдумывал его слова, Лис взяла в зубы нож и неслышно, как уж, заскользил вниз.
Утомленные татары крепко спали, костры окончательно погасли, и только изредка ночную тьму вспаривали пурпурные сполохи дотлевающих углей, от которых тьма вокруг делалась еще гуще.
Казак незаметно приблизился к тому месту, где лежал Панько.
Рудой спал навзничь, запрокинув вверх заросшее волосами лицо, и сквозь сон смачно причмокивал губами. Словно титьку сосал…
Не выдумывая ничего нового, Семен осторожно встал над спящим бесом на колени и с силой саданул его в висок рукоятью ножа. Панько только всхрапнул чуть громче, дернул ногой и утих.
'И все? - даже удивился запорожец. - А столько разговоров. Бес, нечисть… Кусок дерьма'.
Зато теперь Лису предстояло провернуть трюк и в самом деле куда сложнее: вытащить тело, не переполошив при этом весь лагерь. Но, еще более сгустившаяся ночная тьма подтолкнули казака на, казалось бы, безумный поступок. Он медленно, не делая резких движений, встал, подхватил Панька на руки и плавно, словно перетекая из одного положения в другое, совершенно бесшумно двинулся прочь из лагеря. Вернее, к ближайшему островку густой темноты, куда не доставали даже отблески костров.
Лошади ордынцев опасливо косились на Семена, неспокойно переминались и раздували ноздри. К счастью смрад, распространяемый Паньком, забивал все прочие запахи, - а к нему кони уже успели привыкнуть.
Шаг за шагом казак приближался к спасительному краю оврага, а в татарском лагере по-прежнему царил безмятежный покой, и исчезновение шайтана оставалось незамеченным.
Лис остановился под самым обрывом, опустил увесистую ношу на землю, перевел дух и стал прикидывать: как ему взобраться на крутой склон. Но это уже было пустячной проблемой. Самое сложное осталось позади. Теперь Панька могли хватиться не раньше утра. Да и то вряд ли. Каким бы важным и нужным союзником он не был, а все ж не свой. А значит, никому из татар и в голову не придет искать пропажу. Даже если сам хан его хватится. Мало ли куда чужак подевался?.. Может, струсил и решил сбежать не попрощавшись? Ну и пес с ним, - не велика потеря. Неужто воины аллаха не обойдутся без помощи какого-то вшивого гяура? Хоть и беса…
Пока Семен думал, Байбуз подполз к самому обрыву и, свесившись вниз, протянул руки.
- Подавай…
Лис поднатужился и приподнял пленника над головой. Остап ухватил того покрепче за воротник и пояс.
- Держу. Сам вылезай…
Без неудобного груза Лис взобрался наверх ловчее хоря. Потом взял товарища за ноги и тихонько, по вершку, по пяди поволок вместе с добычей дальше от буерака…
* * *
- А ведь не зря, Семен, тебя братчики Лисом прозвали, - одобрительно проворчал Байбуз. - Ну, прям, как курицу из курятника утащил беса. Даже не пикнул вражина. Может, правду сказывают, что ты из цыганского племени? Странно только что рыжий.
- Да, какой из него бес, - презрительно хмыкнул Семен, оставив подначку о своем родстве без ответа. - Дитя из люльки труднее вынуть, чтоб не расплакалось… - и обеспокоенно прибавил. - Слышь, Остап, глянь внимательнее: не пришиб ли я его совсем, не ровен час? Я ж его, как мужика бил. Взаправду…
- Сопит… - успокоил товарища Байбуз. - Сомлел надежно, но живой.
- Это главное. А что сомлел, не страшно… Ножичком пощекочу, враз буркала свои откроет. И не только… - Лис нагнулся и ухватил Панька за руки. - Еще просить придется, чтоб помолчал. Давай, берись за ноги, потащили его к лошадям. Отъедем чуток, прежде чем дружескую беседу начинать… А то он, на радостях, на всю степь орать начнет, как нас вновь узрит.
Несмотря на кажущуюся тщедушность, весил Панько изрядно. Теперь, когда опасность не была столь явной и азарт немного схлынул, казаки почувствовали это в полной мере. И, пока донесли пленника до лошадей, даже запыхались.
- Тяжелый, песий сын, - немного отдышавшись, заметил Остап. - А с виду не скажешь. И где этот вес в нем прячется? Вот бесовское отродье.
- Видимо, слишком много в нем дерьма, - нашел подходящее объяснение Лис.
- Не, - не согласился с товарищем Байбуз. - Дерьмо легкое, оно даже не тонет. Наверное, грехи ему весу придают.
- О! А вот это правильно… - оживился Семен, добывая из-за голенища острый нож. - Вот мы сейчас его и исповедуем. Облегчим душу, поганцу…
- Доброе дело и богоугодное, - опять возразил Остап. - Но только давай, все же отъедем подальше. Как и собирались. Не ровен час, не уследим: заорет, - мигом ордынцы примчатся. Хочешь сам в путах оказаться? На его месте? Зачем судьбу опять испытывать? Или мало тебе вчерашних приключений? Эй, Пайда! Уснул ты, что ли? Подгони лошадей.
Доводы товарища были резонны, а потому пришлось Семену смирить нетерпение. Негромко чертыхнувшись, он спрятал нож обратно и нагнулся над Паньком, собираясь подхватить бесчувственное тело и погрузить его на лошадь, которую уже пригнал гепард.
- Бог в помощь, панове казаки. Избу где-то неподалеку строить затеяли или плот, что прямо отсюда бревно кантуете?
Сколь бы неожиданно не прозвучал тихий и чуть насмешливый голос, но оба запорожца, мгновенно выдернули сабли из ножен и, мягко пружиня на полусогнутых ногах, развернулись в его сторону, хищно поводя клинками. И только Пайда даже усом не шевельнул. Гепарду все объяснил знакомый запах. А что человек наконец-то сбросил перья, так и давно пора. Не дитя малое играться.
Видя такое безразличие зверя, немного успокоились и казаки. Шагах в пяти от них стоял молодой мужчина, - совершенно нагой, а худобой тела имеющий все шансы переспорить даже покойного Гарбуза.
- Бог в помощь, говорю… - повторил он чуть громче, демонстрируя по очереди пустые ладони.
- Спасибо, помоги Господь и тебе, - привычно ответил Лис. - Ты откуда тут такой… красивый? Купался, а русалки тем временем одежку сперли? Так я что-то речки неподалеку не заметил. А ты, Остап?
- Погодь ты, с речкой, - отмахнулся настороженно тот. - Какая тебе разница? Первый раз голого мужика видишь? Может, нравится ему так. Хоть комары заедают, так зато не жарко… Ты, мил человек, лучше поведай: о каком сейчас бревне упомянул?
- Ну, так вот же оно… - незнакомец ткнул пальцем в беса, неподвижно лежащего у ног Семена. - Или вы что-то другое вместо бревна видите?
Услыхав такое, Байбуз сплюнул и перекрестился. А потом быстро забормотал 'Верую'. Лис тоже перекрестился и присоединился к молитве. И как только казаки один за другим произнесли 'аминь', полуда спала с их глаз, и оба узрели то же, что и, принявший человеческий облик, Василий Орлов, - обычное десятивершковое бревно, чуть длиннее косой сажени* (*стар., - примерно 2,5 метра).
- Обдурил черт! Отвел глаза! - топнул в сердцах ногой Лис, хватаясь руками за голову. - Как сосунка провел. Засмеют хлопцы…
- Не засмеют… - успокоил его Остап. - Кто, кроме святых отцов, у нас безгрешен настолько, чтоб на бесовскую уловку не поддаться? Вопрос в ином: если ему известно, что мы тут, тогда почему Панько поиграть решил, вместо того, чтоб басурман предупредить? И схватить тебя, когда ты в лагерь залез? Странно, нет?
- Странно, - согласился Лис. - И что ты об этом думаешь? Есть догадка?
- Есть, - кивнул Остап. - Но сперва с гостем познакомиться не мешает. И поблагодарить. А то мучились бы мы с тобой сейчас, бревно допрашивая. Ты кто будешь, человек перехожий обшитый кожей? И с какого резону нагишом по степи бродишь? Харцызы ограбили, что ли? Али отшельник какой, что бесовские козни узрел? Токмо для отшельника ты больно телом бел и гладок…
- Все объяснять слишком долго, а если кратко: то я Василий Орлов, друг Тараса Куницы и тот самый орел-беркут, который вас на татарский лагерь вывел.
- Беркут?.. Ты?..
- Ну да. Вы что никогда про оборотней не слышали?
- Вообще-то…
- Чему ж тогда удивляетесь? Дали б лучше, чем прикрыться. Зябко в степи ночью становится. Скоро осень…
- Держи, Василь, - сбросил с плеч безрукавку Лис. - Остап, у тебя шаровары старые были…
- Сейчас, - Байбуз вернулся к лошадям и полез в седельную суму.
- Спасибо, - от души поблагодарил казаков царский опричник. - А что до беса, думаю: он просто не знает, что вам о нем все ведомо. Как и то - пойдете вы его следом дальше, или нет. Но, зная упорство и казацкий нрав, предполагает: что запорожцы, коль уж уцелели, захотят поквитаться с обидчиком. Вот и подготовил им, то есть вам, сюрприз. Решил поиграть в кошки-мышки. Отплатить за то, что планы его сорвали. Заодно и унизить, продемонстрировав, что не считает вас опасными противниками.
- Это хорошо, что не считает… - дернул себя за ус Семен. - Значит, таиться не станет. А мы не торопимся, подождем: куда он нас выведет. Там и поглядим, кто чего стоит! А ты, орел степной, что делать будешь? С нами останешься, или к Павычу полетишь?
- Да вот думаю, - Василий принял от Байбуза латанные-перелатанные шаровары. Зато целые, чистые и сухие. - Слетаю, наверно. Погляжу, может, и там на что пригожусь. Судя по всему, вам за ними еще долго плестись. В том направлении, куда басурмане скачут, на полторы мили никакого жилья не видел. Да и вообще, пустынная тут местность. Одно слово, Дикое Поле. Так что успею обернуться. Дня через два-три ждите. Кстати, я там зайчишку поймал… Вы как, не прочь отужинать? Вернее - пополуночничать?.. Я бы не отказался слегка перекусить на дорожку. А там и полечу, покуда гроза не разгулялась… Чувствуете, как в воздухе сыро становится? Примета верная.
* * *
Салах-Гирей брезгливо посматривал на то, как жадно, по-волчьи, обгрызает поданную на завтрак баранью лопатку его временный союзник. Отвратительный облик нищего гяура никак не вязался с тем могуществом, которое скупо, исподволь демонстрировал ордынцам злой дух. Вполне справедливо опасаясь подвоха с его стороны, молодой хан с огромным удовольствием избавился бы от урус-шайтана любым доступным способом, если б тот не был ему так нужен.
Словно уловив его мысли, Рудый Панько оторвался от кости и недобро взглянул на юношу.
'Шайтан, возможно, и мысли умеет читать? - встревожился Салах-Гирей. - Надо быть с ним еще осторожнее… Вот уж оседлал тигра на свою голову: и скакать опасно, и слезать нельзя… О, Аллах всемогущий, не совершил ли я непоправимую ошибку?'
В то же мгновение в воздухе тонко свистнула стрела и проткнула бесу шею. Насквозь. Так что окровавленное острие вместе с древком показалось с противоположной стороны. На ширину ладони.
- Опять?! - захрипел тот, роняя наземь мясо и вскакивая на ноги. Потом ухватился обеими руками за стрелу, отломил оперенье, рывком вытащил обломок из раны и швырнул его в огонь. - Не надоело? Вот прицепились, неугомонные… Ей, запорожцы! - крикнул во тьму. - Неужели трудно понять, что вам меня не достать? Отцепитесь, по-доброму прошу… Не до вас мне, право слово.
Хан шевельнул пальцами и несколько воинов нырнули в предрассветную мглу. В ту сторону, откуда прилетела стрела.
- Не стоит овчинка выделки… - пренебрежительно усмехнулся Босоркун, усаживаясь обратно и, как ни в чем не бывало, вновь принимаясь за завтрак. - Это ж те дозорные, что у брода были. Злятся сиромахи, что я их усыпил обманом и это… перед товарищами опозорил… Пусть себе забавляются детишки. Они нам не помеха.
- Змееныш жалит также смертельно, как и старый змей… - произнес Салах-Гирей. - И мне не нравится, когда на огонь моего костра, как ночные мотыльки, слетаются вражеские стрелы.
- Ерунда… Сегодня они больше не сунутся, а завтра мы уже будем далеко. - Тут Рудой Панько заметил недовольство на лице юного Гирея и быстро добавил. - Но, если ты считаешь, что воинам не мешает размяться - пусть. Ты хан - тебе и повелевать. А хочешь, я этих сосунков волками затравлю? Тут как раз неподалеку одна стая бродит… Шепну вожаку, что легкая добыча…
- Нет, - отрицательно мотнул головой Салах-Гирей, даже не дослушав до конца.
- Жалеешь гяуров? - удивился бес.
- Не в казаках дело…
- А в чем, прости мое любопытство?
- Думаешь, шайтан, я не знаю, что за каждое мое желание, исполненное тобой, - придется расплачиваться? Поэтому с пустяками пусть справляются слуги. Они дешевле злого духа.
- Ты прав, хан: именно так и говорится в легендах… - ухмыльнулся Босоркун, покосившись на аталыка. - Но не в этот раз. Клянусь Адом, если ты поможешь мне добыть… - бес запнулся. - Нечто нужное мне… и не только мне, - он вновь запнулся и чисто по-людски оглянулся себе за левое плечо… - Обещаю: благополучие рода Гиреев будет обеспечено до скончания веков. Поэтому, пока ты со мной, юный хан, не беспокойся о мелочах… И пара-тройка длинночубых нетяг-оборванцев сейчас не опаснее, чем вошь в кожухе. Допекут - прихлопнем, даже мокрого пятна не останется.
- И все же я хочу напомнить тебе наш уговор, - угрюмо пробормотал Кучам.
Аталык уже понимал, что ни отвязаться от шайтана, ни переубедить юного хана уже не сможет, но хотелось хотя бы прояснить ситуацию.
- О моей выгоде? - переспросил Босоркун.
- Да! - Кучам посмотрел на беса прямо и не отвел глаз.
- Ад с вами, - махнул рукой тот. - Слушайте, басурмане… Да, я бес. Самый настоящий. И могуществом обладаю воистину адским, но… есть ограничения, которые мне, увы, неподвластны. Особенно, когда имею дело с христианами, на освященной земле, вблизи храмов. Тогда мои силы примерно равны обычному человеку схожей комплекции. А то, что даже не мне, а Хозяину необходимо, находится в большом и богатом селе. То есть, с церковью. Да, чего уж там, девка мне одна нужна… Хочу ее сменять на… Ладно, об этом еще рано. Так вот, я вам помогу то богатое село без боя взять, а вы мне - девку передадите. И моя выгода в том, ага, что коль она не обманом или силой схвачена мною будет, а в подарок получена - то и власть моя над ней гораздо больше станет. Ну что, я понятно объяснил…
Вместо Кучама ответил Салах-Гирей. Юноша посмотрел на беса задумчиво и негромко, так чтобы никто кроме них троих не расслышал, сказал:
- Пусть простит Аллах, мы заключили союз… - татарин не договорил, но выразительно посмотрел на небо. - Надеюсь, что не пожалею. Великий Хан ждет сына с победой, и у меня нет выбора. Я вверяю тебе свою жизнь и судьбу, а также - жизни всех моих воинов по праву их господина.
И как только он произнес эти слова, в глазах Босоркуна, будто огонь полыхнул. Бес выпрямился, приосанился, - неопрятные, вонючие лохмотья, надетые на нем, превратились в добротную красную свитку, перехваченную в поясе широким, украшенным блестящими медными бляхами, цыганским поясом. А еще мгновением позже, солнце, словно в испуге, нырнуло за тучу, грохнул гром, сверкнула молния, а следом хлынул такой дождь, будто из ведра окатили.
- Ты сам это сказал, - торжественно проговорил бес. - Наконец-то! Давно жду! Теперь ваши души в моей власти и я с большим толком могу использовать данную мне силу!
Панько громко захохотал и ударил себя кулаком в грудь так, что там загудело не хуже грома. А потом крикнул, перекрывая шум дождя и рев ветра:
- Закройте глаза! Держите лошадей!
И как только растерянные ордынцы выполнили приказ, сказанный так, что его поняли все, и никто не посмел ослушаться, - нечто жарко и смрадно пахнуло им в лица. Вокруг засвистело, загудело, жалобно застонало… и - затихло.
- Смотрите! - чуть погодя нарушил тревожное молчание веселый голос Босоркуна.
Салах-Гирей осторожно приоткрыл один глаз и от удивления чуть не сполз с седла. Весь чамбул стоял на опушке, пред неведомой ему рекой, а на противоположном берегу виднелось село не менее чем в пятьдесят хат. Тихое и беспечное…
- Вот она, треклятая Михайловка, - торжествующе произнес бес. - Сейчас всем укрыться в лесу и ждать. Недолго… Еще этой ночью она станет вашей… Обещаю. Но сперва мне надо кое-что разузнать.