* * *
Когда Тарас Куница переступил порог корчмы, на него из полутьмы помещения с интересом, ободряюще и настороженно уставились шесть или семь дюжин глаз. Тарас умышленно выбрал то же время дня, когда появился Остап и сразу понял, что все сделал верно.
Днем прижимистый шинкарь огня не зажигал, считая, что для его посетителей дневного освещения вполне достаточно, чтобы не пронести кухоль мимо рта. Поэтому в корчме царил густой полумрак, и только две полосы света от окон ложились на пол.
Тарас внимательно огляделся и кивнул в такт своим мыслям. Всех, сидящих справа от прилавка, можно было сразу отпускать. Свет из окон туда почти не достигал, и, стоя у порога, не только лиц казаков нельзя было различить, но даже очертания их фигур угадывались с трудом.
Те, что слева, были освещены немного лучше, но и тут сходу узнать человека, можно было только на трех местах, одно из которых сиротливо пустовало.
Куница оглянулся на стоявшего рядом с ним Кошевого.
- Понимаете?
- Да уж, ничего мудреного. Всё, как на ладони. Справа одни агнцы, а среди тех, кто слева, - козлище.
- И кто не пришел?
- Все тут… Пустое место занимал Непийвода. Давай, ведун, решай, кто из двоих оставшихся? Только смотри - раз мы уже обознались. Второй ошибки не должно случиться! Мне ясно, что один из них убивец, но который именно? Как наказать татя и при этом не казнить невиновного?
Сидящие в корчме казаки не могли слышать их разговора, но куда были дольше всего направлены взгляды Куницы и Кошевого, конечно же заметили. В особенности те, на кого хоть немного падал свет. Находившиеся по правую руку облегченно вздохнули, а остальные насупились и стали подозрительно поглядывать друг на друга. Но и то, что вот так просто, без веских доказательств, кого-то из них объявят убийцей, все же не верили.
Тарас призадумался.
Ведь Куница в основном рассчитывал на то, что понять, кто обагрил руки в крови, ему поможет колдовское зрение, но просчитался. У каждого сидевшего в шинке запорожца за плечами было не одно сражение, и, соответственно - не один десяток вражеских трупов на счету. И определить, кто из них совершил злодеяние, волшебство было бессильно. Убийцу следовало искать как-то иначе.
Итак, Остап вошел в корчму, издал возглас, а после этого его отвлек Непийвода. Непийвода, который не сидел за столом, а стоял у стойки. Стоял, и отбрасывал тень, загораживая собой одно из окошек…
- Батька атаман, - попросил Тарас громко куренного уманцев, занимавшего одно из мест за правым столом. - Не могли бы вы встать туда, где вчера стоял Иван. Что-то больно много света внутри…
И в тот же миг прогремел пистолетный выстрел. Трудно сказать, в кого целился Ефим Галушка, в Куницу или в Кошевого, но пуля ушла в тростниковую крышу, лишь слегка запорошив глаза тем, кто поднял глаза вверх. Сидевший рядом с Ефимом казак ловко подбил Галушку под локоть, а мгновением позже пудовый кулак Кремня расквасил убийце нос и лишил воли к сопротивлению. Ефим лишь спрятал лицо в ладони и забубнил, как заведенный:
- Бес попутал… Простите, братчики… Бес попутал… Простите, братчики… Бес попутал…
Посылание на нечистого вряд ли облегчило бы участь убивца, если б опять не Тарас. Сегодня Куница пользовался заслуженной славой, и даже Кошевой был готов исполнить почти любое его желание. Поэтому, когда ведун шагнул к Галушке и вполне серьезно спросил: 'Где ж ты беса в Сечи повстречать умудрился?', никто не стал ему препятствовать в расспросе.
- Не в Сечи, нет… - быстро затараторил тот, радуясь каждой отсрочке неизбежного конца, отчаянно цепляясь даже за самую призрачную надежду.
- А где? На берегу Речища?
- Д-да… - кивнул тот, слегка заикаясь.
- Место показать сможешь?
- Смогу…
- Эй, Куница! - окликнул парня Кошевой. - Ты, случаем, не Сатану на живца ловить собрался?
- Я бы попытался, да не по чину простому сироме с тенью самого Господа тягаться. Это дело гетманское… А вот одного из его слуг пугнуть бы не мешало. Чтоб козни не строил и казакам жить не мешал. Вообще-то я место, где он затаился и сам заприметил, но вернее будет если еще и убивец то же самое укажет.
- Добро, ведун. Тащи его куда хочешь. Потом решу, что с ним делать. Обычай обычаем, но класть такого говнюка в одну могилу с настоящим казаком, вроде как оскорбление памяти Остапа Несмачного получится. А еще велю отцу Никифору тебя сопровождать. Если и в самом деле бесы завелись, так ему и кадило в руки…
- Пустите, меня, братцы!.. - влился в общий гомон голос Ивана Непийводы. - Дайте спасителя обнять!
- Обнять и сапоги забрать… Пришли, отвязали… А мне кто скажет: стеречь его дальше, или пусть себе катится на все четыре стороны? - проворчал негромко идущий следом за ним сердюк. Но в общей тишине, воцарившейся в шинке в тот момент, когда седоусый казак крепко обнял молодого ведуна, слова Комара прозвучали достаточно отчетливо. И уже через минуту еще довольно крепкие стены питейного заведения тряслись от громогласного хохота, как старая лачуга на свирепом ветру.
* * *
Уверенность Куницы в том, что Галушка ведет его именно к уже примеченному ведуном еще с противоположного берега месту, крепчала с каждым шагом. И когда убивец остановился напротив поднимающегося с глубины реки, зловещего свечения, Тарас только перекрестился. А потом, как бы невзначай, шагнул ближе к отцу Никифору.
- Простите, братчики… Бес попутал… - вновь затянул свою заунывную песню убивец, не теряя безумной надежды, что все еще обойдется.
- Как же он тебя попутал, гнида ты последняя?.. - презрительно процедил, не отступающий ни на шаг от Куницы, Иван Непийвода. Спасенный буквально за минуту до позорной казни, запорожец никак не мог сообразить, чем бы таким особенным отблагодарить своего избавителя. Вот и топтался рядом, словно молочный телок возле мамкиного вымени.
- Я рыбу ловил… - с превеликим усердием стал объяснять Галушка, стараясь своей услужливостью задобрить казаков. - Сперва совсем не клевало, а потом - только забросил удочку, оно как дернет! Я подсек и потащил… Гляжу: на крючке перстень золотой покачивается. Забросил второй раз - сережки клюнули. Третий - монисто дорогое. Одни талеры да дукаты… Вот я и подумал, что это течение какой-то старинный клад вымыло. Сунулся лицом в воду - а оттуда, из глубины, на меня глаза смотрят. Да что там смотрят… - он непроизвольно зажмурился, но перекреститься не посмел, опасливо косясь на реку. - Прямо в душу впились! Я дернулся назад, а тело, словно и не мое стало. Совсем не слушается… А страшные глаза все ближе и ближе. Я чуть не уср…ся с перепугу-то.
'Любишь золото?' - спрашивает тот, который из-под воды глядит.
'Кто ж его не любит?' - отвечаю как-то, сам не понимая даже как. Голова-то моя с макушкой в речке.
'А хочешь много-много золота?'.
'Хочу…'.
'Тогда, сделай так, чтоб молодой Куница не смог с Иваном Непийводой встретиться и приходи на это же самое место. Не пожалеешь…'.
'Убить что ли?' - спрашиваю.
'А это, уж как сам хочешь…', - засмеялся искуситель и вытолкнул меня на берег.
- И тогда ты, паскуда, решил сделать так, чтоб меня казнили? - сверкнул глазами седоусый запорожец. - Для этого и в шинок позвал? Мол, разговор важный имеется.
- Нет, - опустил голову Ефим. - Тогда я хотел тебя просто напоить… Потом, под каким-то предлогом сюда привести и в омут столкнуть. Но, когда Остапа увидал - передумал.
- Несмачный знал о тебе что-то постыдное? - быстро спросил Куница.
- Я… Мне… Он…
- Ну, - пнул его в голень Непийвода. - Чего заблеял? Худшего злодеяния, чем ты в Сечи совершил, придумать сложно. Так что не бойся, дважды тебя не казнят. Отвечай: чем Остапу нагадил?
- Мною… выкуп за него… еще тогда… А я… не довез… Цыгане в Коростыне украли… - Галушка вмиг приободрился. - Истинный крест!
- Не пачкай имя Господнее своим поганым ртом! - рявкнул на убивца Иван, но это было излишним. Только Ефим поднес руку ко лбу, пожелав осенить себя крестным знамением, как из зловещего омута выметнулась пятипалая когтистая лапа. Сцапала окаменевшего от испуга иуду за горло и утянула в воду. Только булькнуло…
- Господи, спаси и помилуй…
Отец Никифор шагнул к реке и выплеснул в нее из посеребренного ведерка, свяченую воду, одновременно осеняя расходящиеся круги, нагрудным целовальным крестом.
Ровная гладь Речища в тот же миг вспенилась, вздыбилась и плюнула в попа струей, состоящей из придонного ила, тины и жабьей икры. Но выставленный попом крест, лучше всякого щита отразил бесовскую атаку. И вся эта зловонная жижа упала обратно в реку, даже не долетев до берега.
- Иван, - чуть напряженным голосом обратился поп к Непийводе. - Бери молодого Куницу и уводи его прочь отсюда. Коли нечисть так сильно хотела помешать вашей встрече, значит, вам и в самом деле есть о чем поговорить. И если ты знаешь что-то важное, но молчал, скованный клятвой, или каким иным обетом, расскажи Тарасу все, без утайки. Я отпускаю тебе этот грех. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа - аминь!.. И еще - пошлите кого-то за отцом Кириллом. Пусть поторопится. Силен бес, один я его долго не удержу… В общем, спасибо тебе, ведун, что указал место, где нечистый дух прячется. Теперь все - идите с миром… Благословляю.
Глава девятая
Запорожцы осмотрели одежду, амуницию, наполнили фляги водой, оседлали отдохнувших коней и неторопливо двинулись следом за басурманами, ориентируясь по следам, оставленным чамбулом, и поглядывая на парящего высоко в небе беркута. И хоть в спины еще веяло речной прохладой, степь сразу же дохнула казакам в лицо обжигающим, колючим зноем. А орел, никуда не сворачивая, летел на север, пока не превратился в едва различимую точку у самого среза неба и там завис, поджидая медлительных всадников.
- Куда же их нечистый ведет? - удивился Лис. - Прут и прут, как голые в баню.
- Кажется, я догадываюсь… - задумчиво сказал Байбуз.
- Так говори, чего за хвост тянешь?
- Мы сигнальный огонь зажечь успели, значит - людей предупредили. Верно? Верно. Вот и хотят голомозые забраться как можно дальше… Чтоб и ясырь взять, и воинов не потерять. Туда, где их никто не ждет.
- Весьма, - с уважением взглянул на парня Лис. - Быть тебе, Остап, кошевым… Как считаешь, Пайда?
Гепард, услышав свое имя, повернул голову, но промолчал. Наверно, тоже так думал.
- Правильно, - продолжил шутку Лис. - Остап станет кошевым, а тебя, Пайда, есаулом сделает.
- А тебя, - делая вид, что обиделся, ответил Байбуз, - велю из Сечи палками гнать, чтоб не болтал много.
Товарищи весело захохотали над немудреной шуткой.
А чего печалиться? Сегодня живы казаки, вот и ладно, вот и славно. Глядишь, и дальше вывезет кривая… Погибшим же - вечная память и слава…
- Треклятые басурмане, - ругнулся Остап чуть погодя. - Сколько годов бьем их, где только не поймаем, а они все прут и прут на наши земли. Соберутся в кучу и вновь лезут.
- А ты хотел, чтоб лис перестал в курятник хаживать? - зло сказал Лис, в сердцах не заметив, как комично это слышать именно от него. - Шалишь, брат! Пока разбойнику псы голову не оторвут, ничего не поможет… Хоть хвост отрежь…
- Значит, надо оторвать, - сплюнул Байбуз. - Может, для того архистратиг и передал Тимофею стяг, чтобы запорожцы смогли исполнить предназначение?
- Это вряд ли, - не согласился с ним Семен. - Безусловно - Войско Низовое Запорожское самое что ни на есть православное воинство, но… - пожилой казак немного помолчал, задумчиво теребя ус. - Вспомните, что завещал людям Господь? Любовь и всепрощение! Вот я и не уверен, что Иисус доволен тем, что христиане проливают реки крови. Да еще во имя святой веры и с именем Господним на устах…
- Мудрено говоришь… - покрутил головой Остап. - Я и не пойму всего… Замириться что ли с басурманами надо? Так без толку это. Сам знаешь. Они послов примут, в вечной дружбе поклянутся, даже потерпят немного, если дары им ценные поднести или пригрозить крепко. А как только саранча пастбища побьет, или в Кафе цены на невольников поднимутся - они тут как тут. Нагрянут тайком, и вновь польются кровь и слезы.
- Да, это отец Никифор так говорил, - тряхнул рыжим чубом Лис. - Я тоже запомнил… Вот и кумекаю иногда: слова вроде верные, а вдуматься - полная бессмыслица получается. Если Господь хотел создать на земле царствие мира и покоя, зачем надо было делать людей такими разными?
- То ж не Господь, - аж вскинулся Остап. - Сатана всех разъединил и друг на дружку науськал! Когда люди вместе ту… бабскую вежу строили.
- Не бабскую, а Бабилонскую… - поправил его Лис и негромко продолжил. - Может, и Сатана… Только я так скажу тебе, хлопец: тот кошевой, у которого есаул или писарь людей баламутят, долго пернач в руке не удержит…
- Все это очень интересно, - хмыкнул Остап. - Но давай оставим разговоры и домыслы богословам и философам. Их в одной только Киевской академии добрый полк набрать можно. А наше дело - ветер в поле ловить… И неплохо бы поторопиться, если хотим тот треклятый чамбул хотя бы к вечеру догнать. Беркут вон уже где, скоро и не различим в небе.
Байбуз толкнул коня коленями, и тот перешел с неторопливой рыси в галоп. Пайда жалобно мяукнул, так как не любил долго бегать, все же гепарды по характеру ближе к кошкам, чем псам, но так как с ним никто не считался, пришлось держаться вровень с прибавившими шагу лошадьми.
Скакали так, пока солнце не взобралось на самую вершину небесной горы. А там и беркут Василий вдруг заложил большой круг и почти неподвижно завис на одном месте. При этом поднявшись гораздо выше.
- Ну, вот и нашлись голомозые… - оценил маневр орла Остап. - Видишь, вверх забирает. Значит, стрелы басурманской опасается. Остановились они, что ли?
- Хотят вечерней прохлады дождаться… - посерьезнел Лис. - Что ж, это нам на руку. Теперь наверняка нагоним… А если они заночевать решат, то и подкрасться попытаемся. Может, услышим чего интересного?.. Глянь, беркут хоть и поднялся выше, но не беспокоится. Значит и нам пока опасаться нечего. Точно спать укладываются голомозые. Умаялись, сучьи дети!
Верно угадал казак. Кони ордынцев, преодолевшие довольно неблизкий путь, и без последней сумасшедшей скачки изрядно притомились, - и Салах-Гирей решил дать им передохнуть до рассвета. Тем более что и загадочный урус-шайтан не торопился на встречу, и буерак попался славный. Скорее даже размытая в яр ложбина… Не слишком глубокая, зато просторная, с ручейком на дне. И что не менее важно - со склонами, поросшими мягкой травой, а не можжевельником, он же верес, и колючим шиповником. Сами кусты росли только по одному склону буерака, да и то лишь по самому верхнему краю. Здесь можно было переждать какое-то время, не беспокоясь о топливе для костров, выпасе для лошадей и воде.
Подъехав поближе к татарскому лагерю, запорожцы стреножили коней и, оставив их на попечении Пайды, сами двинулись в разведку.
Не такая жухлая, как в открытой степи, сказывалась близость подземных вод, - высокая трава хорошо скрывали их от чужих глаз. Достаточно пригнуться и внимательно глядеть, чтоб не шуршали под ногами старые стебли, да не всполошить ненароком какое-то зверье или птицу.
Вдалеке от Запорожской Сечи и гарнизонов больших городов ордынцы чувствовали себя достаточно безопасно. Вот и выставленный дозор больше прислушивался к урчанию в собственных желудках, чем к звукам вечерней степи.
Никем не замеченные, казаки пробрались к краю оврага и притаились под развесистым кустом терна. К тому времени ордынцы в основном уже крепко спали, и только кое-где изредка шелестел ленивый разговор.
- Смотри! - возбужденно зашептал на ухо Лису Остап, еще и локтем ткнул.
- Что такое?
- Да вон же! - указал взглядом направление тот. - Слепой ты, что ли?
- Точно он, Рудой Пасечник! - скрипнул Семен зубами, распознав среди попивающих чай басурман Панька. - Сволочь! Иуда…
- Надо его как-то схватить, - прошептал Остап. - А то век нам краснеть перед товарищами, если не поквитаемся. А бес он, или не бес - там будет видно…
- Правильно говоришь, друже, - кивнул Лис. - Как все угомонятся… - он сделал движение рукой, будто сжимал кого-то за горло.
- Жаль, не слышно, о чем они шепчутся…
- Ничего, когда притащим его к нам в гости, сам все расскажет. Будь он хоть самим Бельзебубом…
- Да, хоть чертовой бабушкой…