- Да пусть каждая кварта горилки, которую мне поднесут добрые люди, в смолу превращается, если вру! - уверенно поклялся Орлов, вполне искренне считая, что совместное приключение в компании Куницы и его самого уже сделало казаком. Да и кем он только не был…
- Хорошо… хорошо, - еще больше обрадовался умирающий.
Он так утешился, что даже голос стал заметно бодрее. Еще одной попытки подняться гайдук не сделал, но заговорил отчетливее и больше не соскальзывал в присущий тяжелораненым сиплый шепот.
- Видимо все же есть в этом подлючем мире хоть какая-то справедливость. Как тебя зовут, казак?
- Родители Василием нарекли, а братчики - Орлом прозывают.
- Вот что, Василий, - стараясь придать своим словам как можно больший вес, гайдук заговорил еще внятнее. - Раз Господь именно тебя сюда направил, то прошу исполнить мою просьбу. Сделаешь?
- Последняя воля священна… - пожал плечами Орлов. - Если в моих силах, то почему нет? Двум смертям не бывать, сделаю. Говори…
- Черешнянский сотник послал нас отвезти мурзе Ибрагим-бею выкуп за дочь. Мурза со своими людьми еще неделю будет ждать деньги у Рогатой могилы. Знаешь где это?
- Нет, - покачал головой Василий. - Не приходилось бывать. Я не тутошний…
- Найдешь. Трудно заблудиться… Дорога не сложная… Отсюда - прямо на восток, аж до самой Кривой Балки. Ее не объезжай - а как уткнешься, поворачивай на юг. Могилу с двумя каменными глыбами на верхушке издалека видно. Только поторопись, опричник. Не успеем - девушку переправят в Крым, а там ее уже ничто не спасет. По глупости отцовской Аленка тарам в руки попала. Если б ливень не загнал нас в эту мазанку, я бы уже послезавтра утром отдал деньги мурзе и забрал девушку домой… Эх, судьба!
На такую длинную речь старый гайдук затратил слишком много сил, поэтому замолчал, переводя дыхание. Но поскольку боялся умереть, не исповедавшись до конца, вскоре продолжил.
- Тихон сразу начал намекать, что хорошо бы поживиться за панский счет. Мол, девчонка диво, как хороша - такая и в гареме горя не узнает. А нам эдакое богатство - и воля, и сытая старость. Кто станет искать двух гайдуков? Сгинули в Диком Поле и весь сказ. Не мы первые, не мы и последние… Но я же ее еще маленькой… - голос раненого постепенно угасал. - Тихона прощаю… Не его в том вина - а только голодранства нашего… Деньги многим мир застили. Отдаст добром - пусть живет. Главное, дитя спаси… сними пояс… в нем найдешь… твое все. Прощай, казак… Жаль, что…
Последним усилием старый гайдук все-таки выпрямился и посмотрел на Василия уже невидящими глазами.
- Панночку не бросай, про…
Договорить Семену не хватило ни сил, ни времени. И просить он еще раз хотел Орлова, или проклясть грозился, то уже только ангелам или демонам будет ведомо.
Старик глотнул воздуха, застонал, булькнул кровавой пеной и умолк. Навек. А о столешницу, в последнем поклоне, бухнул лбом уже покойник.
В тот же миг удовлетворенная тьма в углу мазанки исчезла, да и в доме как-то внезапно посветлело. То ли оттого, что в вечность улетала просветленная душа, или - потому, что на дворе занимался очередной рассвет.
Бушевавшая всю ночь гроза тоже как-то незаметно закончилась, оставив после себя щедро напоенную влагой землю. И сонная степь, не выспавшаяся из-за раскатов грома и мелькания молний, довольно укуталась в густое покрывало тумана, силясь еще немного вздремнуть. Хоть часок. Пока летнее солнце окончательно не разгонит мглу.
* * *
Василий уложил покойника на стол, всунул ему в деревенеющие пальцы огарок свечи… Под голову подложил сложенную попону, уста мертвецу запечатал его же нательным крестиком, а веки прижал двумя сребрениками. Хватило бы посмертному паромщику и пары медных денежек, но среди монет, зашитых в пояс Семена, было только десяток серебряных гривен и четыре золотых дуката.
- Если не потеряешь, то и не найдешь… - глубокомысленно пробормотал Орлов. - Хотя лучше б я себе и дальше летел, а старик Вихрастый - жил, да поживал… Надеясь, что добрый пан все-таки не прогонит его на улицу…
Перекрестив лоб мертвецу, Василий бережно засунул цехины обратно в пояс, но подпоясываться не стал. Положил на лавку и вышел во двор. Под ногами захлюпало, словно не по суше ступал, а брел краем болота. О том, чтобы выкопать могилу в такой хляби и думать не стоило. Была бы еще какая-то лопата или мотыга, а так…
Василий огляделся и направился к развалинам навеса. Если на разграбленном дворе где-то и сохранились остатки нехитрого крестьянского инвентаря, то только там. Слабая надежда, но прежде чем начинать рыть землю саблей, пусть и чужой, посмотреть не мешало.
От сгоревшего навеса осталось полторы стены, два столба и три обожженных стропила. Странно, как это пожарище вообще держалось. Под всем уцелевшим верхом сухой земли было столько, что ладонью накрыл бы. Похоже, гайдуки не слишком жалели господских лошадей. Только что от ветра укрыли. Зато, в углу, присыпанная землей и мусором, нашлась старая ржавая мотыга. Бывший хозяин ею разве что навоз выгребал, но и такому инструменту Василий обрадовался, как новехонькой лопате.
Могилу Орлов решил выкопать в углу мазанки. Вряд ли еще кому-то придет в голову поселиться именно в этих руинах. А в доме, может статься, что и земля освящена. Все спокойнее будет лежаться усопшему. Но только Василий наклонился, чтобы поднять с земли мотыгу, как громкий крик и вопли заставили его опрометью броситься в единственный уцелевший угол навеса.
Отголосок битвы невозможно спутать ни с чем иным, кому доводилось его хоть раз услышать! На дворе сожженной усадьбы бушевала жестокая сеча. Кто напал, на кого и как это могло произойти незамеченным - Орлов не знал. Но сабля гайдука осталась в мазанке, и опричнику оставалось только как можно осторожнее выглянуть из своего ненадежного укрытия.
Во дворе перед мазанкой аж роилось от вооруженного люда. Опытному опричнику хватило одного взгляда, чтобы понять, что это не османские воины, а обычные башибузуки. Потому, как и одетые, кто во что, и вооружены преимущественно лошадиными щеками. Однако было их тут слишком много. Трое-четверо сечевиков еще могли бы с ними сладить, - разбойники сильны только в группе, - но одному не устоять.
Как стая волков терзает медведя, налетая одновременно со всех сторон, так и башибузуки вертелись по двору, один наперед другого, размахивая зубастыми цепами и копьями. Мгновение и невесть откуда взявшийся, как и степняки, пожилой казак, защищавший дверь, не уберегся от коварного удара. Твердая лошадиная челюсть с сухим треском врезалась ему в затылок, и крепкий мужчина, как подкошенный упал ничком, а его седой оселедец подплыл темной лужицей.
Нападающие возбужденно заалалакали и всей гурьбой кинулись к мазанке, на пороге которой, сжимая в руке колодку засапожного ножа, замерла перепуганная девица. Бледная, как полотно, ее же рубахи.
И только теперь Василий осознал, что видит перед собой не полуразрушенную, обшарпанную руину, а новенькие, недавно побеленные стены и еще не потемневшую крышу. Но обдумать такую диковинку ему не дали времени.
Как только защитник хаты пал под ударами башибузуков, девушка пронзительно вскрикнула, шагнула вперед, протягивая руку к телу погибшего мужа или, что более вероятно, отца, пошатнулась, но устояла. А в следующий миг, без слез и проклятий - с силой чиркнула себя ножом по горлу…
Василий, уже не заботясь о собственной безопасности, вскочил на ноги, готовый ринуться в само пекло, и… замер. Видение исчезло так же внезапно, как появилось. Перед ним была все та же, давно покинутая на произвол, заброшенная мазанка. Способная своим видом породить одну только грусть, да уныние. Зато у порога, именно там, где покончила с собой почудившаяся опричнику девушка, смутно угадывалось некое подобие человека. Странная мгла покачивалась, словно развешенная для просушки рубашка, а через беловатую муть тела проступал темный дверной косяк.
- Свят, свят, свят! - пробормотал Василий. - Матерь Божья, спаси и сохрани. Только привидений мне для полного счастья не хватало. Как будто одного обета данного покойнику недостаточно. Я же здесь не по своей воле прохлаждаюсь…
Призрак промолчал и не сделал попытки приблизиться. Но и не исчезал.
- Умерла ты, девонька, преждевременно, - продолжал Орлов. Привычка разговаривать с собой присуща многим людям, которым довелось длительное время оставаться в одиночестве. - С этим не поспоришь. Но я чем помогу? Убийцу Семена, того старика, что в доме лежит, хоть догнать можно. Правда, гайдук простил харцыза. Оставил грехи Тихона высшему судье… - Василий помолчал. - А тех голомозых, которые заставили тебя с собой покончить - где искать? Я же даже лиц их как следует не разглядел… Таких узкоглазых образин в каждом кочевье несколько дюжин. Да и, по совести говоря, не одна ты такая, сердешная. Чтоб за всех вас отомстить - орду в пень вырезать придется. Вот беда… - вздохнул тяжело. - Человек, чтобы уберечься от поругания и неволи, смерть принял, что за военным обычаем только уважения достойно, а церковь - самоубийство грехом считает. Одним из смертных грехов. И даже место для захоронения отводит этим горемыкам за кладбищенской оградой.
Соглашался призрак с опричником или нет, неведомо, но и не возражал. Стоял, лишь немного развернулся в его сторону. Может, внимательнее прислушиваясь к словам Василия, а может - желая лучше приглядеться.
- В дом пустишь? - шагнул ближе Орлов. - Или опять в окно лезть придется? Я с тобой с удовольствием поговорил бы, да времени мало. Мне еще такую же девчонку из плена вызволять надо, а времени совсем в обрез. Кто знает, что с Куницей без меня приключиться может? Тогда, хоть и в самом деле казаковать придется, чтоб Феофану и на глаза не показываться. А еще усопшего без последнего пристанища бросить нельзя. Не по-христиански это. Сама, небось, ведаешь?.. Иначе чего б тебе тут мыкаться? Не по своей ведь охоте твой дух этих руин держится.
Призрак не ответил и на этот раз, но заметно подался в сторону, освобождая проход.
- Спасибо, - как живой поклонился призраку девушки Орлов. - Мне действительно жаль, что с тобой такая беда приключилась. Не знаю твоего имени, девонька, но поверь: имел бы возможность - собственной грудью заслонил бы, а в обиду не дал.
'Аленушка…' - прошелестело тихонечко, словно прошептал кто прямехонько в ухо Василию.
- Что? - встрепенулся опричник. - Кто здесь? Покажись!
Но никто не отозвался. Разве что солнце, привлеченное громким окриком, заинтересованно выглянуло сквозь редеющий туман. И в его лучах все стало более обыденным. Даже призрак приобрел более характерные черты и больше не казался лоскутом потусторонней мглы. Теперь он еще отчетливее напоминал обычную девушку. Но видел ее Василий как сквозь густой дым от костра. Ветерок повеет - вот и лицо проглянуло. Еще раз повеял - вышитый рукав рубашки показался, а там - и вся фигура мелькнула на мгновение. И казалась девушка такой несчастной, такой одинокой, что слезы сами на глаза наворачивалась. То ли от жалости, то ли от того самого дыма…
- Извини, Алена… если я правильно расслышал твое имя, но мне действительно надо поторопиться…
Орлов с трудом оторвал взгляд от призрака и поспешно заскочил в дом.
Тяжело поддался только верхний слой старательно утрамбованного глинобитного пола, а как мотыга продолбила окаменелую глину - дальше пошло гораздо легче… И уже час спустя последнее пристанище для Семена Вихрастого было готово.
Дно могилы Василий застелил попоной. Некоторое время раздумывал над шапкой, но потом и ее пристроил старику под голову.
- Пистоли, саблю, сапоги, штаны и жупан возьму… - произнес, извиняясь. - Если душа чистая, то святые угодники в рай и без пистолей пустят, а что воин перед ними - по глазам узнают. Седло тоже пригодится… Сам знаешь: конский табун в степи легче встретить, чем хорошего шорника. Хотя, тебе теперь одна забота - на небесном перекрестке дорогой не ошибиться… Ну да ничего, если ангелы не пособят, ищи нашего брата - воина. Хоть казака, хоть опричника. Их там много должно быть и, небось, не прогонят.
Орлов перекрестился и стал читать заупокойную молитву. А как сказал '…со духи праведных', то запечатал углы могилы пригоршней пороха, а за отсутствием святой воды - окропил захоронение водкой.
- Ну, спи спокойно, раб божий Семен. Не знаю, какого ты роду-племени, и хорошим или паршивым человеком был при жизни, но то, что на злой уговор не пристал, пусть перетянет чаши весов в твою пользу.
Василий примерял жупан гайдука и покачал удрученно головой - покойник был гораздо щуплее в сравнении с ним. Затем прорезал широкие дыры подмышками и просунул туда руки.
- Был кафтан, стал кунтуш… - буркнул недовольно. Повел плечами - ткань обиженно затрещала по швам, но выдержала. - Не беда что на груди не сходится, зато в спину не дует.
Туго подпоясался поясом покойного гайдука, заткнул пистоли, саблю, последний раз перекрестился на свежую могилу, подхватил седло и вышел из мазанки, которая его стараниями превратилась в усыпальницу.
* * *
Призрак терпеливо ждал за порогом.
Василий хотел сперва обойти его, вернее ее, стороной, но потом раздраженно дернул щекой и решительно подошел ближе. Так, что даже почувствовал лицом дуновение промозглого, могильного холода.
- Послушай меня, девонька. Аленка, верно? Поверь, я догадываюсь, что тебе тут одиноко и грустно, но при всем желании ничем не смогу помочь. Оставаться дольше, нет времени, и с собой взять нельзя. Ведь вам, оседлым, запрещено по миру блуждать.
'Если позовут без принуждения, то можно…' - прошелестело в ответ.
- Как это? - немного растерялся оборотень.
'А ты думаешь, что призраки держатся места смерти потому, что оно нам нравится? Нет, дух, хотя и бестелесный, тоже требует пищи. А здесь земля вобрала в себя нашу жизненную силу. Вот и приходится кружить рядом, пока источник окончательно не иссякнет'.
- Вот оно как… - Орлов положил седло на траву и задумчиво почесал затылок. - Весьма интересно и поучительно. Не понял только: причем тут моя добрая воля?
'Чтобы существовать дальше, дух должен найти себе другую пищу'.
Словно стесняясь сказанного, призрак девушки склонил голову.
- Проще говоря, человека - чьей силой он сможет питаться? - хмыкнул Василий. - Я правильно понял?
'Да', - еще больше потупилась 'Аленка'.
- Именно поэтому возле кладбищ, и в других подозрительных местах, иногда находят мертвых людей. Без ран и других признаков насилия, но совершенно седых от ужаса. Ты тоже уже проголодалась, да? Так в чем же дело стало? И зачем тебе мое согласие?
'Не так все, - возразило привидение. Василию даже показалось, что в ее словах мелькнуло возмущение. - Люди гибнут, только если дух хочет отомстить живому. Или - если человек повстречается сразу с несколькими голодными призраками. Ты вот упомянул о кладбищенской ограде. А знаешь, сколько там, рядом неупокоенных душ - самоубийц, утопленников или повешенных? А уверен, что каждый из них сам покончил с собой? То-то и оно! Вот и нечего пенять… Но совсем иное дело, когда все происходит добровольно. Тогда призрак может постоянно находиться рядом с живым человеком и не хватать все подряд, а только снимать излишек'.
- Какой еще излишек? - совершенно опешил Орлов.
'А вот рассердишься ты, к примеру, так что даже покраснеешь, или - испугаешься чего до дрожи в теле, это и будет избыток твоей духовной силы. Я его моментально подберу, а ты - успокоишься, совладаешь с собой. Обоим хорошо'.
- Мягко стелешь, девонька, как бы еще и выспаться не хуже удалось…
'Попробуй. Отказаться никогда не поздно… А за твою благосклонность я не раз пригодиться смогу'.
Призрак с надеждой подался ближе, и опричник почувствовал как его, все еще влажная, одежда мгновенно остудилась, словно на ветру.
- Эй, эй! Осторожнее! Мы еще ни о чем не договорились…
Дух девушки тотчас отшатнулся назад.
'Прости… я подумала…'.
- Ничего, - буркнул Орлов. - А, где наше не пропадало. Двум смертям не бывать… Давай попробуем. Вот чудасия… М-да. Если б своими глазами не видел, как ты погибла, никогда б не пристал на такое соглашение. А так - язык не поворачивается отказать. Ты, небось, кроме своего хутора, и света божьего не видела?
'Ты прав'.
- Скажи хоть, сколько лет тебе, Аленка?
'Всех вместе, или прожитых в человеческом обличье?'
- Судя по пожарищу, разница не слишком велика, - отметил Василий. - Когда на вас напали? Прошлым летом? Или еще за год до этого?
'Два года тому'.
- Неужели за столько времени здесь никто не останавливался на ночлег? Что ты именно меня выбрала?
'Тех, кто столь близко принял бы к сердцу чужое горе, пока не случалось, - просто ответила девушка. - С харцызами и басурманами я бы и сама не заговорила, а купцы или опричники - своими заботами слишком заняты. Вот и выходит, что ты первый такой искренний и добрый'.
- Гм, - немного смутился оборотень и перешел в наступление. - Довольно обо мне. И чего вы женщины всегда такие хитрющие? Хоть живые, хоть… не совсем. Лишь бы голову заморочить, а сколько тебе лет - так и не сказала!
'Пятнадцать могло исполниться…'
Опричник отчетливо услышал, как зазвенели слезы.
- Что ж, я согласен, девонька… - проговорил торопливо и, как можно бодрее. - Хватайся за полу жупана, и пойдем. Мне еще Тихона искать. А солнце уже вон как высоко. Еще немного, земля подсохнет, трава поднимется - пропадут следы. Лови тогда ветер в поле.
'Не надо его искать, сам обратно придет'.
- Вот как! - воскликнул Василий, и тот час почувствовал, как по его затылку провели прохладной ладошкой. - Сила Божья! - не сдержал изумления, и невидимая ладошка опять погладила его. - Гм… Должен признать, что такое успокоение очень даже приятно. Ты только не переусердствуй, ладно?.. Почем знаешь, что Тихон сам сюда вернется? Духам будущее открыто?
'Не так, чтоб очень, но кое-что мы видим. Но про убивца гайдука я и без заглядывания в будущее могу угадать. Он как на коня вскочил, так прямо перед собой и погнал, верно?'.
- Следы на север ведут, - согласился Орлов. - И что из этого?
'Там дальше сплошные топи. Версты через четыре в них упрется и начнет туда-сюда по берегу шататься. А потом и обратно вернется'.
- А если брод найдет?
'Не найдет. Туда даже дед мой не совался. К нам только с востока и запада лошадьми подъехать можно. С юга - вплавь или на лодке. А с северной стороны - нет дороги. Хочет, не хочет, а если жизнь дорога - вернется гайдук'.
- Ну, не сидеть же мне камнем, - хмыкнул Василий. - Давай, хоть навстречу ему выйдем?
Призрак промолчала, давая опричнику возможность самому принять решение.
Оборотень немного потоптался, переминаясь с ноги на ногу, словно застоявшийся конь, а потом сказал такое, чего вероятно и сам от себя не ожидал.