– Что "может"? – осторожно спросил Самохин.
– Может, прогуляемся по городу. Покажешь мне достопримечательности?
– Какие-такие примечательности? – озадачился Ваня.
– Например, дом этого Фимы Чагина.
– А вы что, не знаете? – в голосе парня прозвучало больше, чем просто удивление – неожиданное снисхождение, словно он вдруг понял, что перед ним не лейтенант милиции, а сельский дурачок.
– Знаю, знаю… Но хорошо бы еще разок взглянуть… двумя парами глаз!
Уловив доверие и уважение к собственной персоне, Ваня больше не стал сопротивляться. С готовностью поднялся, обернулся в сторону двери.
– Пойдемте, – сказал. – Я вам короткий путь покажу!
Вывел Ваня Игоря на неосвещенную улицу, прошли они метров тридцать и налево свернули. Пересекли заброшенный двор и старый сад и оказались на другой улице. Эта улица, видать, была поважнее, потому как на ее перекрестках фонарные столбы стояли не для порядка, а для освещения. И дома здесь стояли более основательные – кирпичные, одноэтажные. В их темных окнах отражалась ночь.
– Вон он! – прошептал Ваня, показывая рукой на неприглядное здание с выше обычного поднятым цоколем. Порог со ступеньками, поднимавшимися к двустворчатой деревянной двери, сразу напомнил Игорю об их со Степаном недавнем приезде в Очаков.
Остановились. Откуда-то издалека донесся рык мотоцикла. Игорь насторожился.
– А у Фимы-то не спят! – проговорил Ваня, показывая взглядом на дом.
Игорь с недоумением бросил взгляд на темные окна фасада.
– С чего ты взял, что не спят? – спросил Самохина.
Ваня рукой показал на правый угол дома. Присмотревшись, заметил Игорь, что там, за углом, как-то светлее было, словно из невидимого отсюда окна на землю свет падал.
Жестом руки Игорь приказал Ване за ним следовать. Остановились они у калитки.
– У него собака есть? – спросил шепотом Игорь.
– Не-а! Иначе бы она сутки напролет лаяла…
– Чего?
– Людей к нему много ходит… Собаки такого беспорядка не любят.
Игорь кивнул. И тут негромкий хлопок заморозил его, заставил напрячь слух. Мужские голоса где-то рядом зазвучали. Игорь оглянулся на Ваню, показал рукой на раскидистую невысокую яблоню, росшую метрах в пяти справа, сразу за забором. Они быстро отошли и забрались под ее ветки, на которых еще висело несколько плодов.
Дверь в доме Чагина открылась, скрипнув. Двое мужчин вышли на порог. Закурили.
– А когда он вернется? – спросил один.
– Года через два-три, может, раньше. Если срок скостят.
– Ну, это было б гарно! Пускай от тебя привет письменный передаст!
– Добро, – сказал второй и, закинув на плечо вещмешок, спустился со ступенек и зашагал к калитке.
– Йосип! – окликнул его оставшийся на пороге дома, бросил окурок под ноги и затоптал носком сапога.
– Ну? – Йосип обернулся.
– А если через три года не вернется?
– А если вернется, а тебя не будет? Или дом сгорел?
– Типун тебе на язык, Йосип! Скажешь тоже! Если дом сгорит, то и мне лучше с ним, с домом.
– То-то! – хмыкнул Йосип. – Сам себе накаркаешь! Вернется он!
Скрипнула калитка. Йосип вышел на улицу, плюнул под ноги и зашагал прочь.
Дверь в дом закрылась. Снова на улице тихо стало. Выбрались Игорь с Ваней из-под дерева. Ваня яблоко сорвал и смачно укусил, отчего Игорь дернулся, бросил на парня недовольный взгляд.
– А я чего?! – шепнул Ваня. – Никого ж, а я проголодался…
– Ты этого Йосипа знаешь? – спросил Игорь.
Ваня отрицательно мотнул головой.
– А того, что курил?
– Так то Фима Чагин.
– Фима? – задумчиво повторил Игорь. – Так он совсем молодой…
– А чего ему старым быть? – Ваня пожал плечами.
– Так, а что ты для меня такого узнал? – Игорь вспомнил о словах Игоря, сказанных ранее, у забора винзавода.
– А! Мама сказала, что Фима с Валькой-рыжей шуры-муры водят, и он к ней на базар захаживает!
– Валька-рыжая? Это кто?
– Она в рыбном ряду торгует. Баба – огонь! Только рука у нее тяжелая!
– А чем торгует? – заинтересовался Игорь.
– А чем в рыбном ряду торгуют? Рыбой. У ней муж – рыбак. Он ловит, она продает.
– Покажешь ее?
– А че не показать?! Она у всех на виду, на базаре! Ее за сто метров слышно…
– Ладно, – кивнул Игорь. – Пошли, поспим, а утром – на базар!
На старинный диван, взбугренный невидимыми пружинами, Игорь лег спать одетый, только фуражку и ремень с кобурой снял. Накрылся поверх одежды одеялом. Усталость вроде бы и склоняла тело ко сну, но вот мысленное беспокойство, наоборот, сну сопротивлялось. Перепугался Игорь, что если заснет сейчас, то проснется он у себя в уютной спальне ирпенского дома, так и не разузнав больше ничего и не увидев этой Вальки-рыжей, которая рыбой на Очаковском базаре торгует. И что тогда? Снова коньяк пить и на темную улицу идти? Но одновременно понимал Игорь, что хочешь не хочешь, а ждет его полная капитуляция перед сном. А значит, надеяться надо было на лучшее, а готовиться можно было ко всему. Один план на следующее утро уже имелся, и если не вдаваться в долгие и мучительные размышления о реальном и параллельном мирах, то попадет он с утра – есть такой шанс – на очаковский базар 1957 года. А коли попадет, то – он снова прощупал оба кармана галифе, в которых приятно выпирали по пачке денег, – что-нибудь там и купит на эти вот купюры, из которых в самый раз кулечки для семечек крутить – такие они большие!
Еще не было шести утра, как проскрипело и прозвенело что-то за окном. Игорь открыл глаза, сразу по сторонам глянул, проверяя, где же это он проснулся. На самом деле ощущение продолжающегося сна немного успокоило его – увидел он над собой высокую деревянную спинку дивана с зеркалом, полочками и узорчатым черным дерматином, обитым по краям мебельными широкошляпными гвоздиками.
Глаза его еще разглядывали две фаянсовые статуэтки детей на этих полочках, когда дверь в комнату отворилась и внутрь вошел Ваня, уже одетый, прыская себе на щеки из пузырька с одеколоном.
– С утречком! – сказал он бодрым голосом. – Ну че, на базар, что ли?
Игорь скинул одеяло, поднялся. Расправил на себе чуть примятую форму, сапоги, стоявшие тут же, на деревянном полу, обул.
– А туалет у вас тут где? – спросил.
– На улице, за домом.
– А ванная? Умыться?
– Тож на улице, сразу за углом. Там на стенке сарая умывальник висит.
Игорь хмыкнул, бросил взгляд на фуражку, повернул к двери.
– А мама где? – спросил у Вани.
– Мама уже на базаре, у нас тут народ ранний, с шести на работе, с трех – пьяный! – ухмыльнулся парень.
Игорь уже смелее, раз никого больше в доме не было, вышел во двор, сразу увидел умывальник. Умылся. На языке со вчерашнего позднего вечера кислый вкус вина висел. Пополоскал Игорь рот водой, да не смыла она винный вкус. Посмотрел на деревянную полочку, тут же рядом с умывальником к стенке сарая прибитую. Два обмылка на ней лежали, какая-то жестянка, несколько измочаленных зубных щеток и ни одного тюбика пасты.
Игорь раздвинул рукой залежи щеток, но и под ними пасты не обнаружил. Открыл жестянку, а в ней белый порошок.
"Зубной, что ли?" – подумал, припоминая, что слышал о том, как раньше зубы порошком чистили, а не пастой.
Намочил щетку, ту, что получше, ткнул ее в порошок и приподнял – "бутербродец" знатный получился, даже пальцы ощутили, как потяжелела щетка. Попробовал порошок на вкус – безвкусный! Подраил им зубы, снова пополоскал рот, и ушел с языка винный вкус. Пропал совсем.
– Я тут какао сделал, – встретил его в передней Ваня с белой эмалированной кружкой. – Вот, пейте!
Какао оказалось излишне сладким. Игорь присел с кружкой за кухонный стол, посмотрел в окно, занавешенное ажурной полупрозрачной тканью, чем-то похожей на бумагу, точь-в-точь повторявшей узоры то ли салфетки, то ли скатерки, аккуратно приукрывавшей немаленький радиоприемник, стоявший на тумбочке.
– Я того, – присел напротив Ваня, лицо его выражало запутанную задумчивость. – Вы на базар сами пойдете… Нехорошо, если я с вами… У нас милиционеры на базар ходят только с теми, кого обокрали – украденное ищут…
– А как же я эту твою Вальку узнаю?
– Легко, – махнул рукой Ваня Самохин. – Сначала услышите, а потом и узнаете! Она там одна такая. Рыжая, одним словом! И голос, как у рыжей…
– Что, грубый?
– Грубый, – кивнул Ваня. – И звонкий такой, царапающий…
– А назад я как? У тебя, может, план города есть?
– План? Какой план?
– Ну, карта… Карта Очакова, с улицами, с базаром, чтобы твой дом на ней пометить…
– Нет, карты у нас тут нет, тут же засекречено всё. Сами, небось, знаете, военные самолеты тут, и порт… Карты у нас запрещены…
– Ладно, нарисуй мне, как отсюда на базар пройти, а там я разберусь…
– Эт можно, – кивнул Ваня.
Достал тетрадку и карандаш, стал вырисовывать что-то странное.
– Ты попроще рисуй, чтобы я понял! – попросил Игорь.
– Ага, – промычал, не отрывая взгляда от тетрадного листа, парень.
Наконец закончил, аккуратно вырвал лист из тетради, пододвинул к Игорю.
– Вот, видите… это мой дом, это улица… тут вы мимо парка пройдете, и сюда налево. Дальше прямо-прямо и выйдете!
– И адрес свой напиши, на всякий случай! – попросил "милиционер".
Ваня добавил адрес и вернул лист Игорю. Изучив план, Игорь счел его более или менее понятным. Допил какао.
– Ты дома будешь? – поднял глаза на парня.
– У меня вторая смена, до двенадцати буду дома, а потом на завод…
– А что ты там делаешь, кроме того что вино воруешь? – усмехнулся Игорь.
– Разнорабочий я, – потупил взгляд Ваня. – Мне весной направление в Николаевский торгово-промышленный техникум дадут, на виноделие. Отучусь, буду технологом.
– Ладно, сиди дома. Я до двенадцати вернусь, – сказал Игорь, сходил за фуражкой, надел ее, в зеркало посмотрелся и, кивнув Ване на прощание, вышел на порог дома.
Идти по нарисованному карандашом плану было удивительно легко. Чем ближе подходил Игорь к базару, тем больше людей встречалось ему на пути и тем больше какого-то почти веселого птичье-человечьего шума звенело в воздухе. Мимо проехали на велосипедах несколько младших офицеров ВВС, один на ходу Игорю рукой махнул. Обогнала Игоря коричневая, новенькая "победа" с круглолицым румяным водителем.
Так и хотелось Игорю остановиться и минут пять рассматривать окружающий его мир, на людей смотреть, на их лица. Всё казалось ему чуть странным, одновременно и естественным, и не естественным, словно старые кадры хроники, раскрашенные на компьютере в "цветной фильм". Но Игорь держал свои желания и свое любопытство под контролем и шагал четко, отбивая ритмично каждый шаг о тротуар.
Наконец заметил он ворота, через которые бодро втекал-вытекал жизнерадостный народ: кто с корзинками, кто с мешками.
Справа двое мужчин в синих ватниках приклеивали на доску объявлений цветной плакат, на котором был изображен летящий шар с четырьмя ножками. За мужчинами с плакатом женщина в такого же цвета синем рабочем халате, у ног которой лежала метла, "одевала" на гвоздики свежий номер газеты в газетной витрине со стеклянными окошками. Пока Игорь приближался, она закрыла витрину и принялась протирать тряпкой стекло, чтобы оно своей прозрачностью и чистотой только способствовало любопытным читателям.
Остановившись перед плакатом, Игорь понял, что увиденный издалека "шар с ножками" был на самом деле первым искусственным спутником земли. Рядом с Игорем остановилось еще несколько любопытных. И, воспользовавшись весомым поводом для своего дальнейшего любопытства, осмотрелся Игорь внимательно вокруг. И подметил невдалеке еще двух милиционеров, точно в такой же форме. Испугавшись возможной встречи с "коллегами", он решительно зашел на территорию базара и словно попал внутрь улья.
– Товарищ лейтенант, попробуйте яблоко! – "обняла" его тут же взглядом дородная молодая торговка с пухлыми накрашенными губами. Яблоко было протянуто прямо к нему. – Сладкое, как персик!
Игорю показалось, что голос торговки, тоже сладкий и почти липкий, "как персик", прикоснулся и прилип к его уху, к коже щеки. Он улыбнулся немного смущенно и, отходя дальше вдоль центрального торгового ряда, отрицательно мотнул головой.
Звуки, шумы, голоса и слова завращались медленно вокруг Игоревой головы. Закружилась она. Он зажмурился, остановившись. Снова открыл глаза. Ощущение странности и звуковой медлительности происходящего не исчезало. Словно он, со всеми остальными присутствовавшими здесь, был в аквариуме. Только вместо воды заполнен был этот аквариум странным густым воздухом, в котором и тела двигались замедленно, и слова звучали растянуто, и длились они дольше, при этом достигая слуха, становились громче, а потом, как какой-нибудь самолет высоко в небе, отдалялись от ушей и так же медленно затихали.
Игорь попробовал заткнуть уши пальцами. Заткнул, посмотрел на мир, оставшийся на мгновение без звука. Всё показалось нормальным, и лица людей, и выражения. Только по одежде можно было понять, что находится он в прошлом веке, по одежде да по весам и мелочам разным.
– Товарищ лейтенант, вы пятьдесят рублей не разменяете? – обернулась к нему покупательница с купюрой в толстых пальцах. Крупное лицо, накрученные каштановые волосы, а сверху еще и шиньончик.
– Извините, нет, – проговорил Игорь и ускорил шаг.
Заметил, что проходит через овощной ряд. Кто-то ненароком толкнул его в бок и извинился. Игорю стало тесно и некомфортно. Увидев проход между рядами, он быстро перешел на другую торговую "тропинку". Здесь было менее людно, и торговки, казалось, спокойнее относились к коммерции. Терпеливо разглядывали проходящих мимо, ничего не предлагали.
– А рыбный ряд где? – спросил Игорь у старушки, перед которой на бетонном прилавке разложены были связанные пучки хорошо помытой, сочной моркови.
– Да тама, – показала она рукой дальше, направо. – Перед молоком и сыром.
Игорь отправился в указанном направлении. Собственно, он туда и так шел, но теперь его шаг стал тверже.
Вот уже и в воздухе запахло рыбой: и селедкой, и свежей. Оба запаха слились в один, и ветерок, похоже, дул с моря, отчего был соленоватым.
– Иваси, дунайка, донская и астраханская! Подходи, оближись! – зазвучал бархатно-звонкий женский голос где-то впереди.
"Она!" – подумал Игорь и чуть не побежал вперед, но вовремя сдержался.
Вот уже и рыбные ряды впереди показались. Над козырьками прилавков висели гроздья сушеных бычков и тарани. Светило солнце, и звенели радостно мухи, купаясь крыльями в "прорыбленном" воздухе. Женщина, чей голос продолжал звенеть над рядом, стояла перед открытыми четырьмя бочками селедки. В руке у нее был веник из березовых веток, которым она отгоняла мух, но делала она это почти грациозно и не глядя на рыбу. Смотрела она только на людей и продолжала свою торговую песню, состоявшую только лишь из нескольких слов: "Иваси, дунайка, донская и астраханская! Подходи, оближись!"
– Три дунайки! – остановилась перед ней старушка с авоськой в руке. В дырчатой авоське – несколько бурячков, кочан капусты и баночка хрена.
Остановилась песня торговки. Но тише вокруг не стало.
– Глосик из лимана! Глосик из лимана! – чуть дальше зазвучал голос, что был бархатнее и сильнее, чем у продавщицы селедок.
Игорь привстал на носки, вглядываясь в сторону голоса. Впереди как раз очередь стояла, человек пять. Обошел очередь Игорь и увидел рыжеволосую молодую женщину, статную, высокую. Может, даже выше его, Игоря, выше его ста семидесяти сантиметров. "Или, может, на каблуках она?" – подумал.
– Глосик! Глосик из лимана! Утренний улов, свеже́е не бывает!!! Свеже́е только в море! – продолжала она и водила проницательным взглядом по проходящим мимо базарным покупателям. – Эй, брюнетик! Посмотри! Жена спасибо скажет!
"Брюнетиком" оказался лысоватый мужчина лет пятидесяти, в очках и костюме с галстуком, с толстым коричневым портфелем в руке. Он остановился, подошел к прилавку послушно, как домашний кролик.
– А почем? – спросил.
– Для тебя – цена мне в убыток будет, – проговорила торговка. – За пять штук – пять рублей!
– Так это ж дороже сельди! – удивился "брюнетик", но остался стоять перед прилавком.
– Так сельди тут целое море! Бочки стоят! А свежие глосики штучками лежат! Ты их поймать попробуй!
– Ну, возьму, пять рыбок, – кивнул мужчина и полез во внутренний карман пиджака. Достал портмоне, раскрыл, стал пальцами купюры в нем перебирать.
Торговка достала из-под прилавка газету, развернула. Подбросила одного глосика в руке и тут же ловко поймала его.
– Глянь, какие красавцы! – сказала.
Пять рыбок в газету замотала. Деньги взяла. "Брюнетик" на газетный пакунок с подозрением посмотрел.
– Промокнет ведь, – сказал. – А у меня там документы бухгалтерские…
Рыжая торговка усмехнулась, еще одну газету достала, плотно в нее пакунок с рыбой завернула. Протянула покупателю.
– Теперь не промокнет!
Мужчина раскрыл портфель, помедлил над ним, размышляя, потом снова защелкнул его на замок и ушел, унося бумажный пакунок с глосиками в руке.
Игорь подошел, сделал вид, что глосики и его внимание привлекли.
– Берите, – сказала торговка уже лично ему. – Не пожалеете! Жена спасибо скажет!
– Нет у меня жены, – Игорь смело посмотрел в красивое веснушчатое лицо молодой женщины. Сейчас ему показалось, что они одного роста.
– Нет жены, мама спасибо скажет! – проговорила она весело. – Женщины рыбу любят больше, чем мужики!
– А почем?
– Как для милиционера – десять рублей за пять штучек! – озорная улыбка осветила лицо торговки.
– А что так дорого? – спросил он, улыбаясь в ответ.
– Ты – власть! – развела она руками. – Разве для власти десять рублей дорого?!
– Ну ладно. – В Игоре вдруг проснулся скрытый мачо. Он вытащил из кармана галифе пачку сторублевок, вытащил так, чтобы ей было видно его богатство, а другим нет. Вытянул из пачки купюру, передал торговке.
Улыбка сошла с ее лица, не уменьшив при этом его красоты. Озабоченным взглядом она посмотрела на купюру.
– А помельче не будет? – спросила.
– У власти мелочи не бывает, – пошутил Игорь и продолжил смотреть прямо в ее зеленые глаза.
– Скажу мужу, чтоб в милицию служить шел! – на ее лицо вернулась улыбка. – Деньги платят, пистолет дают! – Она бросила взгляд на застегнутую кобуру.
– Пистолет дают, – кивнул Игорь. – А деньги не всем!
– Только начальникам? – голос торговки стал игривым. Она словно и забыла о рыбе.
– А вас звать как? Случайно, не Валя?
– Почему случайно? Случайно кошкам имена дают, а людей не случайно называют! Так что, пять глосиков? – ее взгляд стал серьезнее.
Игорь кивнул. Торговка завернула рыбу в газету. Взяла из руки Игоря купюру.
– Я сейчас, – сказала и отошла в сторону.
Игорь смотрел ей в спину, наблюдал, как подруги по ряду ей деньги меняли, слушал ее смех.
Вернувшись, она высыпала в его ладонь кучу мелочи, а сверху два десятка мелких купюр положила.
– Понравится, приходите еще! – сказала, и ее взгляд уже дальше "пошел", за Игоря, отправился выискивать новых покупателей.