– Помнишь ли ты, о шейх, как я прилетел к тебе ровно месяц назад, и узнавал о каменном талисмане царицы Балкис, и ты сказал, что он у тебя есть, и назначил цену, и мы говорили о многих других вещах, а потом оказалось, что близится утро, и я вошел в сундук и меня унесли подвластные мне ифриты?
– Все это помню, о визирь! – сказал аль-Мавасиф. – И я рад видеть тебя в своем доме. Сейчас я кликну рабов, и они принесут еду и питье, и мы проведем изумительную ночь, подобную той, – в беседе о свойствах камней, перстней и иных талисманов…
– В другой раз, в другой раз, о аль-Мавасиф! – прервал его аш-Шаббан. – Я прибыл сообщить тебе, что мы приготовили сто белых невольниц и сто черных невольниц, и цена каждой невольницы – десять тысяч динаров, а цена каждой черной невольницы – пять тысяч динаров. И каждую из них сопровождает черный невольник ценой в три тысячи динаров, и в ухе у каждого невольника золотая серьга с жемчужиной, и цена каждой жемчужины – пятнадцать тысяч динаров. И под мышкой у каждого невольника – шкатулки с нардом, мешочки мускуса и прочие благовония. Твои условия выполнены, о аль-Мавасиф, подавай же сюда талисман!
Меня словно ветром отнесло от двери и я сама не знаю, как оказалась в комнате, где уже ждал меня Ильдерим.
– Ради Аллаха, о Ильдерим! – воскликнула я. – Бери скорее всю эту кучу талисманов и клетку и беги отсюда в горы! Прибыл новый покупатель, и он обещает за талисман все эти сотни невольников и тысячи динаров, о которых толковал старый скупердяй!
– Так я и знал! – отвечал Ильдерим, сгребая шкатулку, зеркало, флаг и камни. – Разве могут ифриты принести что-то хорошее? Я постараюсь укрыться между большими камнями и осторожно спуститься вниз. А тебе, о Хасан, придется остаться здесь и спрятаться хорошенько, ибо если ты ночью появишься под открытым небом неподалеку от источника Мужчин, тебя непременно учует эта скверная Азиза, не дай Аллах ей удачи!
– С рассветом я выйду отсюда и отправлюсь в город, – сказала я. – Мы встретимся у хана, где лежат твои товары. А теперь беги, о Ильдерим! Ведь тебя эта дочь греха не тронет!
Он завернул в плащ клетку с попугаем и прочие части талисмана, хлопнул меня по плечу и исчез во мраке.
Я же прокралась туда, где должен был произойти интереснейший разговор между пятнистой змеей и старым скупердяем.
Аль-Мавасиф понял, что проворонил великое богатство. Он сперва онемел, потом стал испускать вопли, потом же принялся рвать на себе бороду. В тот миг, когда я исподтишка заглянула во внутренний двор, клочья уже летели во все стороны.
– О я несчастный! – провозглашал маг. – О я преследуемый шайтанами! Сколь велика моя скорбь, о аш-Шаббан!
– Я тебя еще раз спрашиваю, где талисман? – наливаясь яростью вопрошал гнусный визирь.
– Я продал этот талисман двум заезжим купцам, о аш-Шаббан! – признался наконец аль-Мавасиф. – И они заплатили мне чудодейственной саблей!
– Разве есть на свете сабля ценой в двести невольниц, сто невольников и еще груду всяких побрякушек? – справедливо усомнился аш-Шаббан.
– Вот она, эта сабля, повелевающая джиннами и ждавшая лишь обладателя с длинной седой бородой! – возопил маг и показал аш-Шаббану мою саблю.
– Дай ее мне, ради Аллаха! – И аш-Шаббан вырвал у него из рук царский клинок. – Говоришь, два проезжих купца?
– Два купца, прекрасные юноши, подобные луне в четырнадцатую ночь, о аш-Шаббан!
– Откуда же взялся второй? – пробормотал аш-Шаббан. – О аль-Мавасиф, не джиннами повелевает эта сабля, а глупцами. Это всего-навсего сабля царевны Бади-аль-Джемаль! Вот, кто купил у тебя талисман! И вот кто провел тебя как младенца!
– О Аллах всемогущий! – растерялся маг, но тут же опомнился. – Но если так, о визирь, нет мне больше нужды в этой сабле, и я могу сказать тебя, что эти два купца все еще здесь и спят в дальней комнате, и талисман при них! Они только утром собирались…
– Единственное создание Аллаха, кому не должен был попасть в руки этот талисман, – царевна Бади-аль-Джемаль! – воскликнул аш-Шаббан. – И надо же было случиться, что она оказалась здесь, как будто у нее на службе джинны и ифриты! Ладно, о маг, сейчас мы пойдем в ту комнату, умертвим царевну и разобьем на мелкие куски талисман.
– Ты хочешь уничтожить талисман?… – аль-Мавасиф, кажется, даже побледнел.
– Именно для этого я его и покупаю.
– Но послушай, о аш-Шаббан… Разве для того я рассказывал тебе про древнейший в мире талисман, и показывал, как его составляют, и толковал о его удивительных свойствах, чтобы ты уничтожил его? – с этими словами старый маг рухнул на колени. – Пощади талисман, о владыка! Тебе не будет от него вреда! Делай что хочешь со своей царевной, только пощади талисман! Другого такого нет во всем мире!
– Перестань шуметь и бесноваться, о маг, – сказал ему на это аш-Шаббан. – С царевной я разберусь сам, но и талисману настал конец. Вдруг кто-то еще, кроме царевны, пожелает пустить его в дело? Вдруг она кому-то доверила тайну этого талисмана?
– Тогда я буду шуметь и вопить, чтобы купившие талисман проснулись и защитили свое имущество! – объявил маг. – Мне все равно, что будет с твоими царевнами и с царевичами, но талисман должен остаться цел! Это сокровище, которому нет равных!
– Да ведь царевна обманула тебя, о глупейший из магов! – заорал аш-Шаббан. – Она подсунула тебе обыкновенную саблю, а ты собрался спасать ей жизнь!
И с этими словами аш-Шаббан выхватил мою саблю из ножен.
– В какой комнате они спят? – грозно спросил он.
– Ступай коридором, и когда отсчитаешь с правой стороны две двери, то за третьей…
Сабля свистнула. Маг, стоявший на коленях, повалился на бок. Голова еще с мгновение держалась на плечах, так остер был клинок и стремителен удар. Затем она покатилась в сторону.
А подлый аш-Шаббан большими шагами, припадая на хромую ногу, пошел по коридору, отсчитывая двери.
Он ворвался в комнату – никого там не увидел.
– Покарай тебя шайтан, старый болтун… – проворчал он, решив, что маг перепутал двери.
Но и по соседству было пусто.
А заглянуть в третью дверь он не успел. Я сняла с каменной подставки фарфоровую вазу и сзади ударила эту пятнистую змею по затылку. Аш-Шаббан рухнул. Я выхватила из его руки обагренную кровью мага саблю и замахнулась, чтобы снести ему голову, но задумалась.
Снаружи его на обрыве ждали ифриты. Кто знает, как им понравится отсечение головы у повелителя. Если это просто рабы кольца, или кувшина, или еще чего-нибудь, тогда полбеды. Я могла бы, обшарив тело, найти это самое кольцо и перенять власть над ифритами.
Но если его снабдил этими уродами кто-то из тех верноподданных мелких магов, что высчитали ему нужную для убийства моего брата ночь, и поведали тайну талисмана, и получили от него подачки? Тогда ифриты на него вступятся, и нет у меня против них защиты.
Поэтому я оставила жизнь аш-Шаббану, поклявшись, что от этой самой сабли он и умрет, и вышла из дома, и скрылась между камнями и пошла наугад.
Я знала, что где-то поблизости носится эта безумная джинния Азиза, чтобы поймать меня и выйти за меня замуж.
И мне очень не хотелось с нею встречаться.
Но по милости Аллаха великого, справедливого, встретилась я сперва не с ней, а с Ильдеримом.
– Осторожней, о Хасан! – прошептал он мне, когда я, хватаясь за колючие кусты, сползала по склону вниз. – Здесь нет тропы вниз, одни камни, и впотьмах по ним лучше не лазить. Я нашел небольшую площадку, на которой мы можем дождаться рассвета. Но что это у тебя в руке? Твоя сабля?
Действительно, луна выглянула из-за облаков, и он увидел мою саблю, а я – что вниз в самом деле нет пути.
– Случилось несчастье, о Ильдерим, – прошептала я. – Ночной гость снес голову аль-Мавасифу. Теперь нам неоткуда узнать, как складывают этот талисман!
А почему сабля у тебя, о Хасан? – поинтересовался Ильдерим. – Что ты сделал с этим ночным гостем? И кто он такой?
– Ничего страшного, уложил его полежать на коврах и помечтать о божественном… – туманно ответила я. – А кто он таков, тебе лучше спросить кон у тех ифритов на обрыве.
– А придет ли он в себя до рассвета, о Хасан? – здраво рассудил Ильдерим. – Ведь если ифриты не дождутся его, они могут полететь на поиски. А я не знаю, держатся ли заклинания против джиннов и ифритов после смерти мага, или же теряют силу. Вообрази, что будет, если они в ярости начнут охотиться за тобой!
– Я надеюсь, что он придет в себя и, держась за шишку на голове, залезет в свой сундук, в котором ему так удобно путешествовать, – сказала я. – Что еще ему остается? Маг мертв, талисман исчез.
Но проклятый аш-Шаббан не желал сдаваться на милость судьбы так просто. Вдруг мы услышали его вопль.
Плешивый урод удивительно быстро очухался. Он вылез на плоскую крышу и оттуда, воздев руки, призывал своих ифритов на неизвестном языке.
– Он пошлет их в погоню за тобой, можешь не сомневаться, о Хасан! – воскликнул Ильдерим. – И знаешь, в чем твое единственное спасение?
– Не знаю, о Ильдерим, – перебирая все возможности, отвечала я. – Скажи мне, ради Аллаха!
– Нет у тебя иного пути к спасению, кроме объятий Азизы! – сообразил этот проклятый купец!
Воистину, лучше было мне опять попасть в плен, чем погибнуть в когтях и зубах ифритов.
– Сейчас мы позовем ее! – радовался Ильдерим. – И тебе придется некоторое время сжимать ее в объятиях, и целовать, и щекотать, и садиться ей на грудь, и забивать заряд, и поджигать фитиль!
А я подумала, что лучше бы Аллах избавил меня от всех этих действий. И, хотя мне грозила немедленная смерть, я еще подумала – когда же этот неразумный Ильдерим поймет, что именно меня нужно сжимать в объятиях, и кусать мне щеки, и сосать мои губы, и снимать с меня одежды…
– Зови ее по имени, о Хасан! – перебил мои предсмертные размышления Ильдерим. – Мы можем даже закричать вместе: "Приди, о Азиза!"
Я помедлила, потому что уж очень мне этого не хотелось.
– Взгляни, о Хасан! Взгляни, что делают эти нечестивые! – воскликнул Ильдерим.
Ифриты налились алым светом и поплыли, с двух сторон огибая гору, низко-низко, вглядываясь в камни и держа наготове растопыренные когти. Зрелище было отвратительное.
Сами себе фонари, о Хасан! – восхищался Ильдерим. – Не бойся, сейчас твоя безумная возлюбленная спасет нас! Сюда, о Азиза! – закричал он так пронзительно, как на базаре, где переполошил всех городских евнухов. – Сюда, о возлюбленная! Поторопись, о Азиза!
– Прекрати эти вопли! – в ужасе потребовала я. – Ты орешь хуже нашего попугая, о Ильдерим!
– Должна же она услышать твой призыв, – отвечал он и закричал еще яростнее: – Заклинаю тебя нашей любовью, о Азиза! Кончились дни разлуки и наступили часы свидания!
– Только безумная придет на такой призыв, – сказала я ему, дергая его за рукав. – Всякая разумная женщина побежит прочь от такого призыва!
– Так она же – безумная! – обрадовался Ильдерим. – Сюда, о Азиза, к Хасану!
– Неизвестно, услышит ли нас Азиза, а вот проклятые ифриты уже услышали! – глядя на тяжеловесные перемещения ифритов в небе, заметила я. – Пожалуй, пора браться за оружие, о Ильдерим. Вряд ли мы сладим с этими отродьями шайтана, но умирать без боя я тоже не собираюсь!
Ильдерим выглянул из-за камня и несколько мгновений следил за тем из ифритов, который был ближе к нам.
Тот летел медленно, растопырив лохматые уши и внимательно вглядываясь в щели между камнями.
– Если Азиза и услышала нас, то она побоится прийти нам на помощь из-за этих вонючих ифритов, – сказал он наконец. – Впрочем, я позову ее еще раз, ради Аллаха великого, могучего!
– Прекрати свои вопли! – послышался голос прямо из-под наших подошв. – Прекрати, или, клянусь Каабой, я пущу в дело страшнейшие заклинания, о Ильдерим, и ты обратишься в таракана, и останешься тараканом до Судного дня, и принесешь свои грехи к престолу Аллаха в тараканьем виде!
Это был не человеческий голос, а писк, вроде мышиного, но внятный и отчетливый, а кроме того, это был именно голос Азизы, и спутать его с каким-то другим было невозможно.
– Где ты, о Азиза? – шепотом спросила я. – Почему мы не видим тебя?
– Потому что я прячусь от этих гнусных ифритов, покарай их Аллах! – сварливо отвечала Азиза. – Ведь каждый из них справится со мной одним когтем! Приготовьтесь, сейчас я прочту одно древнее заклинание и спасу вас!
И Азиза появилась у наших ног. Точнее, появилась большая хвостатая крыса, и если бы мы не знали, что это – джинния, то пришибли бы ее ножнами от сабли.
– Ради Аллаха, какой путь к спасению ты нам предлагаешь? – спросил Ильдерим.
– Вы превратитесь в таких же крыс и уйдете со мной через крысиные норы, и я выведу вас в долину, а там вы превратитесь в людей, и Ильдерим пойдет своей дорогой, а мы с Хасаном направимся в город, и найдем там кади, и свидетелей, и он составит наш брачный договор, и свидетели подпишут его, и мы наконец станем мужем и женой! – радостно пропищала Азиза.
– Что ты скажешь об этом, о Хасан? – Ильдериму явно не хотелось превращаться в крысу. – Устраивает ли тебя такое спасение?
– Ни в коей мере! – возмутилась я. – Ведь мы же не сможем протащить в нору клетку с попугаем! И шкатулку, между прочим, тоже. И зеркало. А если все это попадет в руки тому шелудивому псу, аш-Шаббану, то напрасны все наши дела, и мне остается лишь сразу перерезать себе жилы кинжалом, потому что я не выполню своего предназначения и погублю сына своего брата!
– Слышишь, о Азиза? – спросил Ильдерим. – Мы не можем оставить талисман без присмотра. Если он пропадет, мы не простим себе этого.
И тут над нами нависла огромная лохматая тень. Мы с Ильдеримом сжались за камнем, обнявшись и моля Аллаха о спасении.
Клетка с попугаем, закутанная в плащ, стояла по ту сторону камня и привлекла внимание ифрита.
Он с любопытством пошевелил ее лапой.
– О р-р-распутник! О р-р-развра-р-ратник! – раздалось из клетки.
– Во имя Аллаха, я, кажется, поймал тебя! – обрадовался ифрит и сдернул с клетки плащ.
– Пр-р-ривет, пр-р-ростор и уют тебе! – приветствовал его попугай.
Ифрит озадаченно уставился на клетку.
– Ты говоришь вполне разумно, – глубокомысленно сказал он попугаю, – но нам было приказано найти и разорвать юношу, подобного сбежавшей из рая гурии, а не говорящую птицу. Поэтому я оставляю тебе жизнь. Можешь звать дальше свою Азизу, о птица.
– Меж бедер-р-р твоих – пр-р-рестол халифата! – очевидно обращаясь к Азизе, заверещал попугай.
– А ты знаешь толк в женщинах, – одобрил его ифрит. – Впервые встречаю столь мудрую птицу. Оставайся, и да будет над тобой милость Аллаха!
Ифрит медленно полетел дальше вместе со своим алым сиянием. Мы перевели дух.
– Когда они обшарят все окрестности, и никого не найдут, и вернутся к аш-Шаббану, и расскажут ему про говорящего попугая, он сразу поймет, что мы были от него поблизости, и пошлет ифритов в погоню, – сказала я. – Надо вместе с талисманом спускаться вниз!
– Так вы оба отказываетесь от моей помощи? – возмутилась Азиза. – Придется мне, видно, спасать вас обоих насильно!
– Но талисман… – начала было я, но тут крыса у моих ног встала на задние лапки и выкрикнула некое слово, понять которое было совершенно невозможно.
– Ильдерим, она не спасет нас, а погубит! – воскликнула я. – Надо прекратить это колдовство, о Ильдерим!
Он поступил, как всегда, решительно и неожиданно. Сняв с головы тюрбан, Ильдерим нахлобучил его на крысу, и она закопошилась внутри с яростным писком.
– Бежим! – приказал мне Ильдерим. – Бери клетку, а я возьму все остальное!
Один Аллах знает, как мы скользили по камням, съезжали по склонам и катились с откосов! Одежда наша превратилась в лохмотья. Попугай – и тот от ужаса онемел. Мы должны были уйти как можно дальше от места, где ифрит обнаружил клетку с говорящей птицей. И нам это удалось!
Мы, к великому нашему счастью, угодили в узкую расщелину. По ее дну можно было быстро идти, не будучи замеченным снаружи, хотя и с риском ободрать бока о камни. Но нашу одежду уже нечего было жалеть.
Пока мы удалялись от того места, Азиза скинула с себя тюрбан Ильдерима. Гнев ее был настолько велик и жажда мщения настолько пламенна, что она совершенно забыла об опасности и вернула себе свой прежний облик грозной джиннии. А делать этого не следовало. Тот самый ифрит, что беседовал с нашим попугаем, первым увидел ее.
– А вот и Азиза, меж бедер которой – престол халифата! – зарычал он. – Ты спешишь к своему пернатому возлюбленному, о владычица красавиц?
Азиза в неописуемой ярости послала ему заклинание, от которого борода ифрита вспыхнула и исчезла, а в алом сиянии явилась страшнейшая в мире рожа.
Возмущенный ифрит потряс мохнатыми лапами, с них сорвались молнии, пробежали по одеждам джиннии и они хлопьями осыпались вниз, обнажив стан, подобный пальме, и груди, как плоды граната, и бедра, как мраморные столбы, и прочие выдающиеся достоинства джиннии.
Разъяренная этим позором Азиза ответила такими же молниями – и сожгла на ифрите всю шерсть.
– Пойдем, ради Аллаха! – заторопил меня Ильдерим. – Пусть они заканчивают свое побоище без нас! Чем скорее мы спустимся вниз, тем больше надежды, что твое дело закончится успешно, о Хасан, и ты привезешь талисман к колыбели твоего племянника! Торопись, о Хасан!
– Перестань донимать меня поучениями! – сердито отвечала я. – Клянусь Аллахом, ты нашел для них подходящее время, и воистину эта ночь словно создана для поучений!
– Но если я не потороплю тебя, ты так и останешься до утра в этой расщелине, созерцая обнаженных джинний и лишенных шерсти ифритов, – строптиво заметил Ильдерим.
Это продолжался наш бесконечный спор о том, за кем же останется последнее слово. Разумеется, я не пожелала уступать, и мы пререкались до самого рассвета.
Когда же первые солнечные лучи озарили нас, и мы увидели, во что превратилась наша одежда, и как перемазаны наши руки и лица, мы прекратили свой спор на полуслове, ибо принялись смеяться, и так смеяться, что переполошили всех певчих птиц в колючих кустах.
Но я знала, что при ближайшем удобном случае мы вспомним, что не установили хозяина последнего слова, и все начнется сначала.