– Когда стало ясно, где ты остановишься, туда поместили письмо.
– Значит, оно не лежало там больше трехсот лет?
– Конечно, нет, – сказал Миск, – опасность случайного обнаружения была бы слишком велика.
– Письмо было уничтожено, и я чуть не погиб вместе с ним.
– Ты был предупрежден, что нужно избавиться от письма, – сказал Миск.
– Оно было на огненном замке и должно было вспыхнуть через двадцать анов после того, как его вскроют.
– Да оно взорвалось, как бомба.
– Тебя предупредили, что от него нужно избавиться, – повторил Миск.
– А игла компаса? – спросил я, вспомнив, как ее странное поведение испугало меня.
– Очень просто изменить направление магнитного поля.
– Но я вернулся на то же место, с которого бежал.
– Испуганный человек, теряя ориентировку, движется кругами, – сказал Миск. – Но это не имело значения. Если бы ты не вернулся, я бы отыскал тебя. Я думаю, ты почувствовал, что тебе не уйти, и из гордости вернулся на место, где обнаружил письмо.
– Я просто испугался, – сказал я.
– Простого испуга не бывает.
– Войдя в корабль, я потерял сознание.
– Это была анестезия.
– Корабль управлялся с Сардара?
– Им можно было управлять отсюда, но я не хотел рисковать.
– Значит, на нем был экипаж?
– Да.
Я посмотрел на Миска.
– Да, – подтвердил Миск, – я сам был на корабле. Уже поздно, сейчас период сна. Ты устал.
Я покачал головой.
– Ничего не было оставлено на волю случая.
– Случайности не существует, – сказал Миск, – существует незнание.
– Этого ты не можешь знать.
– Да, – согласился Миск, – этого я не могу знать. – Концы его антенн склонились ко мне. – Тебе нужно отдохнуть.
– Нет – сказал я. – Случайно ли меня поместили в комнату Вики из Трева?
– Сарм что-то заподозрил. Это он направил тебя туда, чтобы ты поддался ее чарам, чтобы она покорила тебя, подчинила своей воле, превратила тебя, как она поступала с сотнями мужчин, в раба рабыни, раба девушки.
– Неужели это правда?
– Сотни мужчин, – сказал Миск, – позволяли приковать себя к ногам ее кровати, откуда она, чтоб они не умерли, бросала им остатки пищи, как будто они прирученные слины.
У меня в крови вновь вспыхнула ненависть к Вике, я хотел бы схватить и трясти ее, пока не лопнут кости, а потом швырнуть к своим ногам.
– Что с ними стало? – спросил я.
– Их использовали как мулов, – ответил Миск.
Я сжал кулаки.
– Я рад, что она не моего племени, – сказал Миск.
– А мне стыдно, что она из моего.
– Когда ты сломал наблюдательное устройство в ее комнате, я понял, что нужно действовать быстро.
Я рассмеялся.
– Значит, ты на самом деле считал, что спасаешь меня?
– Да.
– Интересно.
– Во всяком случае мы не хотели рисковать, – сказал Миск.
– Ты говоришь "мы"?
– Да.
– А кто же еще?
– Та, что всех важнее в рое.
– Мать?
– Конечно.
Миск слегка прикоснулся к моему плечу антеннами.
– Пошли, – сказал он. – Пора возвращаться наверх.
– А почему после осады Ара меня вернули на Землю? – спросил я.
– Чтобы ты наполнился ненавистью к царям-жрецам, – ответил Миск. – Чтобы захотел вернуться на Сардар и найти нас.
– Но почему семь лет? – Это были долгие, тяжелые, одинокие годы.
– Мы ждали, – сказал Миск.
– Чего?
– Женского яйца.
– А теперь такое яйцо есть?
– Да, – сказал Миск, – но я не знаю, где оно.
– А кто знает?
– Мать.
– А я какое ко всему этому имею отношение?
– Ты не из роя, – сказал Миск, – и потому можешь сделать то, что необходимо.
– А что необходимо?
– Сарм должен умереть.
– Я не хочу убивать Сарма.
– Хорошо, – сказал Миск.
Я думал над тем, что мне сказал Миск, потом посмотрел на него, подняв факел, чтобы лучше видеть его большую голову с дискообразными светящимися глазами.
– А почему это яйцо так важно? – спросил я. – У вас есть стабилизирующая сыворотка. И, конечно, будет еще много яиц, и среди них будут женские.
– Это яйцо последнее.
– Почему?
– Мать вылупилась и совершила свой ночной полет задолго до открытия стабилизирующей сыворотки, – объяснил Миск. – Нам удалось намного замедлить ее старение, но тысячелетие за тысячелетием становилось все яснее, что наши усилия делаются менее эффективными, и теперь яиц больше не будет.
– Не понимаю, – сказал я.
– Мать умирает.
Я молчал, Миск тоже, и слышались только механические звуки лаборатории – этой колыбели царя-жреца – и треск моего факела.
– Да, – сказал наконец Миск, – это конец роя.
Я покачал головой.
– Это не мое дело.
– Верно, – согласился Миск.
Мы смотрели друг на друга.
– Что ж, – сказал я, – ты ведь не будешь мне грозить?
– Нет.
– Не будешь охотиться за моим отцом и моей вольной спутницей, угрожая убить их, если я не стану тебе служить?
– Нет, – повторил Миск. – Нет.
– А почему нет? Разве ты не царь-жрец?
– Потому что я царь-жрец, – ответил Миск.
Я был поражен.
– Не все цари-жрецы такие, как Сарм, – сказал Миск. Он смотрел на меня сверху вниз. – Пошли, уже поздно, ты устал. Давай подниматься наверх.
Он вышел из помещения, и я с факелом в руке – за ним.
17. СМОТРОВАЯ КОМНАТА
Мох в клетке мягкий, но в эту ночь мне очень трудно было уснуть: в голове все перепуталось из-за слов царя-жреца Миска. Я не мог забыть крылатую фигуру на каменном столе. Не мог забыть заговор Миска, угрозу, нависшую над роем царей-жрецов. В беспокойном сне мне казалось, что я вижу над собой большую голову Сарма с движущимися вбок челюстями, слышу крик ларлов и вижу горящие зрачки Парпа, он тянется ко мне с инструментами и золотой сетью, и я прикован в ногах постели Вики и слышу ее смех, и я громко закричал и сел на матраце из мха.
– Ты проснулся, – послышался голос переводчика.
Я протер глаза и сквозь прозрачную стенку клетки увидел царя-жреца. Я открыл дверь и вышел в комнату.
– Приветствую благородного Сарма, – сказал я.
– Приветствую тебя, мэток, – ответил Сарм.
– Где Миск?
– Он занят.
– А что ты здесь делаешь?
– Скоро праздник Толы, – ответил Сарм, – а это время удовольствий и гостеприимства в рое царей-жрецов, время, когда цари-жрецы расположены ко всем живым существам, даже самым низшим.
– Я рад это слышать, – сказал я. – А какие обязанности держат Миска вдали от его комнаты?
– В честь праздника Толы, – ответил Сарм, – он сейчас держит гур.
– Не понимаю, – сказал я.
Сарм осмотрелся.
– Прекрасное у Миска помещение, – заметил он, осматривая с помощью антенн внешне совершенно голые стены и восхищаясь наложенными на них рисунками запахов.
– Что тебе нужно? – спросил я.
– Я хочу быть твоим другом, – ответил Сарм.
Я не шевельнулся, но был поражен, услышав из транслятора горянское слово "друг". Я знал, что в языке царей-жрецов нет удовлетворительного эквивалента этого слова. Я уже пытался отыскать его с помощью переводчика, который мне дал Миск, в лексических нитях. То, что это слово произнес Миск, означало следующее: он специально внес его в переводчик и соотнес с определенным запахом, как если бы мы захотели создать название для вновь обнаруженного объекта или отношения. Я подумал, понимает ли Сарм смысл этого слова или он просто использовал его, рассчитывая произвести на меня благоприятное впечатление. Он мог спросить у мулов – специалистов по трансляторам, каков смысл этого слова; они могли объяснить ему, более или менее адекватно, каким отношениям соответствует это слово, например, хорошее расположение к другому, желание ему добра и прочее. Как ни незначителен этот факт, присутствие в переводчике Сарма этого слова указывало, что он предпринял для этого немалые усилия и это почему-то для него важно. Впрочем, я не выдал своего удивления и действовал так, будто не знал, что к обычному словарю было добавлено новое горянское слово.
– Я польщен, – ответил я.
Сарм осмотрел клетку.
– Ты из касты воинов, – заметил он. – Может, хочешь, чтобы тебе дали самку мула?
– Нет.
– Можешь иметь их несколько, если пожелаешь.
– Сарм великодушен, – сказал я, – но я отклоняю его щедрое предложение.
– Может, тебе нужны редкие металлы или камни?
– Нет.
– Может, хочешь стать надсмотрщиком мулов на складе или на грибной плантации?
– Нет.
– А чего же ты хочешь? – спросил Сарм.
– Свободы, – ответил я, – восстановления моего города Ко-ро-ба, безопасности его жителей, хочу снова увидеть отца, друзей, свою вольную спутницу.
– Это можно организовать, – сказал Сарм.
– Что я должен делать?
– Расскажи, что привело тебя в рой, – сказал Сарм, и его антенны неожиданно щелкнули, как хлысты, нацелились на меня и застыли, жесткие, как оружие.
– Понятия не имею, – ответил я.
Антенны гневно вздрогнули, из конечностей Сарма выскочили костные лезвия, тут же спрятались, антенны снова расслабились, и хватательные придатки на передних конечностях слегка коснулись друг друга.
– Понимаю, – сказал Сарм через переводчик.
– Не хочешь ли немного грибов? – спросил я.
– У Миска было время поговорить с тобой, – сказал Сарм. – Что он говорил?
– Между нами роевая правда.
– Роевая правда с человеком? – спросил Сарм.
– Да.
– Интересная мысль, – сказал Сарм.
– Ты разрешишь мне помыться? – спросил я.
– Конечно, – ответил Сарм. – Пожалуйста.
Я долго оставался в умывальной кабине, а когда вышел и надел пластиковую одежду, потребовалось еще немало времени, чтобы намешать похлебку из грибов, и поскольку она получилась съедобной, я, можно сказать, наслаждался ею.
Если эта тактика предназначалась для производства эффекта на Сарма, должен признать, что она потерпела полную неудачу: все это довольно значительное время он стоял посреди комнаты, застыв в столь характерной для царей-жрецов позе, стоял совершенно неподвижно, если не считать изредка вздрагивающих антенн.
Наконец я вышел из клетки.
– Я хочу быть твоим другом, – сказал Сарм.
Я молчал.
– Может, ты хочешь осмотреть рой?
– Да, – сказал я, – с удовольствием.
– Хорошо, – сказал Сарм.
Я не просил разрешения увидеть Мать: людям это запрещено, но в остальном Сарм оказался внимательным и обязательным проводником, он охотно отвечал на вопросы и сам предлагал интересные места для осмотра. Часть времени мы передвигались на транспортном диске, и он показал, как им управлять. Диск движется на подушке из летучего газа; он частично освобожден от силы тяготения; об этом я расскажу позже. Скорость контролируется перемещением ноги на двойной полоске, уложенной вровень с поверхностью диска; направление водитель изменяет, изменяя положение тела, тем самым меняя центр тяжести легкого диска; такой же принцип применяется в роликовых коньках или на некогда столь популярных водяных досках. Если сойти с полосок, диск плавно останавливается в пригодном для этого месте. В передней части диска есть специальное устройство, посылающее невидимый луч: если расстояние до препятствия мало, диск тормозится более резко. Но это устройство действует только тогда, когда никто не нажимает на полоски. Я считал, что хорошим усовершенствованием был бы газовый бампер или какое-нибудь поле, предотвращающие столкновение, но Сарм сказал, что такое усовершенствование излишне.
– Никто не пострадал при передвижении на дисках, – заметил он, – за исключением нескольких мулов.
По моей просьбе Сарм отвел меня в смотровую комнату, откуда цари-жрецы держат под наблюдением всю поверхность Гора.
Множество маленьких кораблей, не спутников, невидимых с поверхности, несут на себе линзы и передатчики, отправляющие информацию в Сардар. Я сказал Сарму, что было бы дешевле использовать спутники, но он не согласился. Я не стал бы этого говорить, если бы знал тогда, как используют цари-жрецы силы тяготения.
– Мы наблюдаем из атмосферы, – объяснил Сарм, – потому что так можно получить больше подробностей из-за близости к объекту. Чтобы получить такие же подробности со спутника, нужна значительно более совершенная аппаратура.
Приемники наблюдательных кораблей воспринимают свет. звук и запах, которые затем передаются на Сардар для обработки и изучения. Все это записывается и может быть просмотрено царями-жрецами.
– Мы действуем на основе случайных чисел, – сказал Сарм, – потому что в конечном счете это эффективней, чем полет по заранее расписанным маршрутам. Конечно, если мы знаем, что происходит нечто интересное или важное для нас, мы устанавливаем координаты и начинаем следить.
– Записано ли уничтожение города Ко-ро-ба? – спросил я.
– Нет, – ответил Сарм, – оно для нас не представляло интереса.
Я сжал кулаки и заметил, что Сарм слегка свернул антенны.
– Я однажды видел, как человек погиб в огненной смерти. Этот механизм тоже здесь?
– Да, – ответил Сарм, указывая передней конечностью на металлический шкаф с несколькими шкалами и кнопками. – Само устройство огненной смерти находится в корабле-наблюдателе, но здесь устанавливаются координаты и передается сигнал на начало огня. Система, конечно, синхронизирована со сканирующим аппаратом и может контролироваться с панели любого обсервационного куба.
– Конечно, – согласился я.
Я осмотрел комнату. Необыкновенно длинная, построенная на четырех уровнях, как гигантские ступени. Вдоль каждого уровня, в нескольких футах друг от друга, располагались обсервационные кубы, похожие на стеклянные, со стороной примерно в четыре фута. Сарм сказал мне, что в комнате четыреста таких кубов, и перед каждым я видел высокую неподвижную фигуру царя-жреца. Я прошел по одному уровню, глядя в кубы. В большинстве из них мелькали обычные сцены Гора; однажды я увидел город, но не смог определить, какой именно.
– Это может заинтересовать тебя, – сказал Сарм, указывая на один из кубов.
Я посмотрел.
Угол, под которым велось наблюдение, отличался. Линзы, по-видимому, находились не высоко над поверхностью, а перемещались параллельно ей.
Видна была дорога, обрамленная деревьями; деревья медленно приближались к линзам и уходили назад.
– Ты смотришь через глаза импланта, – сказал Сарм.
Я перевел дыхание.
Антенны Сарма согнулись.
– Да, – сказал он, – зрачки его глаз заменены линзами, а контрольная сеть и передатчик встроены в мозговую ткань. Сейчас он без сознания, потому что контрольная сеть активирована. Позже мы дадим ему возможность отдохнуть, и он снова сможет видеть, слышать и думать самостоятельно.
Я вспомнил Парпа.
Снова посмотрел в куб.
Интересно, кто этот человек, через глаза которого я сейчас смотрю, кем он был, этот неизвестный имплант, который сейчас идет по одинокой дороге где-то на Горе, прибор царей-жрецов.
– С вашими знаниями и властью царей-жрецов вы могли бы построить что-нибудь механическое, – с горечью сказал я, – робота, который внешне походил бы на человека и выполнял такую работу.
– Конечно, – согласился Сарм, – но такой инструмент, чтобы служить удовлетворительной заменой импланта, будет необыкновенно сложным – подумай только о необходимости восстановления выходящих из строя частей – и в конце концов приблизится к гуманоидному организму. Людей так много, что сооружение такого робота было бы лишь ненужной тратой наших ресурсов.
Я снова посмотрел в куб и подумал о человеке – о том, что было когда-то человеком, – через глаза которого я смотрю. Я, в самом рое царей-жрецов, свободнее него, идущего по камням дороги в ярком свете солнца, где-то далеко от гор царей-жрецов, но все же в тени Сардара.
– Он может не подчиниться вам? – спросил я.
– Иногда бывают попытки сопротивляться сети и обрести сознание, – ответил Сарм.
– А может ли такой человек отказаться от власти сети?
– Сомневаюсь, – ответил Сарм, – разве что сеть не в порядке.
– А что бы вы в таком случае сделали?
– Очень просто вызвать перегрузку сети.
– Вы его убьете?
– Он всего лишь человек, – сказал Сарм.
– Это было сделано с человеком на дороге в Ко-ро-ба, с человеком из Ара, который говорил со мной от имени царей-жрецов?
– Конечно.
– Его сеть была не в порядке?
– Вероятно.
– Ты убийца, – сказал я.
– Нет, – ответил Сарм, – я царь-жрец.
Мы с Сармом пошли дальше по длинному уровню, заглядывая в кубы.
В одном из кубов сцена застыла, местность больше не передвигалась, как на трехмерном экране. И увеличение неожиданно возросло, и запахи усилились.
На зеленом поле, не знаю где именно, из подземной пещеры появился человек в костюме касты строителей. Он украдкой осмотрелся, как будто опасался, что за ним наблюдают. Потом, убедившись, что он один, вновь исчез в пещере и вынес оттуда нечто, напоминающее полую трубу. Из отверстия в трубе торчал фитиль, похожий на фитиль лампы.
Человек в одежде строителя сел, скрестив ноги, на землю, достал с пояса сумку, а оттуда цилиндрическую горянскую зажигалку, с помощью которой обычно разжигают огонь на кухне. Снял крышечку, и я увидел, как на конце зажигалки вспыхнул огонек. Человек поднес огонек к фитилю, потом закрыл зажигалку и положил ее назад в сумку. Фитиль горел медленно, пламя приближалось к трубе. Когда оно почти скрылось в ней, человек встал и направил трубу на ближайшую скалу. Блеснул огонь, раздался резкий звук, как будто из трубы вылетел снаряд и ударился в скалу. Поверхность скалы почернела, и от нее откололось несколько кусочков. Стрела из самострела причинила бы больший вред.
– Запрещенное оружие, – сказал Сарм.
Царь-жрец, стоявший у этого куба, коснулся какой-то кнопки.
– Стойте! – закричал я.
Прямо у меня на глазах человек внезапно испарился в вспышке ослепительного пламени. Исчез. Еще одна вспышка уничтожила его примитивную трубу. Если не считать почерневших камней и травы, сцена опять стала мирной. На вершину скалы опустилась маленькая любопытная птица, потом прыгнула в траву в поисках добычи.
– Вы убили этого человека, – сказал я.
– Он мог бы проводить запрещенные эксперименты много лет, – сказал Сарм. – Нам повезло, что мы его поймали. Иногда приходится ждать, пока оружие используют в войне, и тогда убивать много людей. Лучше так, материал экономится.
– Но вы его убили.
– Конечно, – сказал Сарм, – ведь он нарушил закон царей-жрецов.
– Какое право вы имели устанавливать для него закон?
– Право высшего организма контролировать низшие, – сказал Сарм. – По тому же праву вы убиваете боска или табука, чтобы питаться его мясом.
– Но это не разумные животные.
– Они чувствуют.
– Мы убиваем быстро.
Антенны Сарма свернулись.
– Мы тоже обычно убиваем быстро, и все же ты жалуешься на это.
– Нам нужна пища.
– Можно есть грибы и овощи.
Я молчал.
– Правда такова, – сказал Сарм, – что человек – хищное и опасное животное.