- Болван! - лорд Тедеску наградил его подзатыльником. - Ищи её теперь, где хочешь, но пока за косы ко мне не притащишь и не женишься, я тебя на порог не пущу.
- Но я…
- Молчать! Перед орденом я сам все замну. Где твой оруженосец?!
Микаш деликатно закашлялся у него за спиной. Лорд Тедеску резко обернулся и окинул его с ног до головы пристальным взглядом:
- Купаемся, значит. Веселимся, да? Свободу почуяли?
Радушие его тона не обмануло. Впрочем, Микашу было настолько всё равно, что он даже не стал отводить взгляд, как делал раньше. Лорд Тедеску ухватил его за шиворот и поволок подальше от лагеря. Остановились они на берегу речки, чтобы наверняка никто не подслушал.
- Что тебе сказано было делать, сучий сын?! - зарычал лорд Тедеску. - Решил подлянку под конец подложить? Почему ты не уследил за Йорденом?
- Вы хотели, чтобы я целовал его невесту и клялся ей в любви за него? - Ну да, Микаш мог внушить Йордену, чтобы тот хотя бы к служанкам не лез, но не пожелал этого. - Там было слишком много Сумеречников, меня бы засекли.
- Только не надо врать, что ты струсил. Я вспорю тебе брюхо, как бунтовщику, а потом заставлю медиумов призвать твой дух и всё равно не отпущу!
- Думаете, так будет хуже, чем сейчас?
Лорд Тедеску замахнулся, чтобы отвесить ему затрещину, но Микаш перехватил его запястье, впервые бросив ему вызов.
- Передайте лорду Веломри, я верну его дочь целой и невредимой.
Микаш отпустил старого шакала и, не попросив дозволения уйти, направился обратно в лагерь. Лорд Тедеску догнал его с небывалой стремительностью и вцепился в плечо:
- Всё будет прилично. Йорден вернёт лорду Веломри его дочь и восстановит честь нашего рода, а ты проследишь, чтобы на этот раз у него все получилось.
Снова обуза? Снова отдать заработанный своей кровью трофей другому? Быть может, оно и к лучшему. Принцесске и нищему вместе не бывать.
"Я спасу тебя чужими руками, а ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя".
Интерлюдия I. Тень
1526 г. от заселения Мидгарда, Безмирье
В Безмирье нет ничего, кроме серых клубов предрассветного тумана. Сюда приходят умирать отжившие свою ночь сны. Эта унылая обитель и есть его усыпальница, тюрьма и царство. Властелин Ничего, живущий созерцанием чужих грёз. Что за жалкая участь!
Он безотрывно смотрел вдаль, силясь увидеть хоть что-нибудь в зыбком мареве, но здесь всегда была лишь мёртвая пустошь. Звенящая тишина заглушала даже музыку сфер мироздания, усиливая ощущение полного одиночества.
Большую часть времени он забывался тёмным сном, иллюзорным несуществованием, о котором он мечтал с первого дня своего развоплощения. Но иногда он просыпался от кошмаров. Вставал, бродил сомнамбулой по бесконечным пространствам небытия и уговаривал себя снова заснуть. Чтобы не думать. Не ощущать.
На этот раз бодрствование вышло особенно долгим. Поднявшись с ледяного ложа, он уселся, скрестив лодыжки, сотворил из тумана зеркало и пристально вгляделся в отражение. Лицо скрывала овальная белая маска с прочерченными по левой стороне глубокими красными царапинами. Он уже забыл, как выглядело его настоящее лицо. Кажется, смертные зовут его Безликим. Не худшее из прозвищ, учитывая, что имени он тоже лишился.
Раздались хлопки крыльев и отрывистое уханье. На горизонте вырисовался светлый птичий силуэт. Безликий провёл рукой, и место зеркала заняла шахматная доска с фигурками из слоновой кости и чёрного дерева - точная копия той, что была у него в детстве.
Белая неясыть приземлилась рядом, выросла размером с Безликого и превратилась в Тень.
- Зачем звал, братишка? - по привычке смешливо начал он.
- Скучно, - Безликий кивком указал на доску: - Сыграй со мной.
- Терпеть не могу шахматы. Ничего более нудного не придумал? - сварливо ответил Тень, доказывая, что радушие было поддельным, как и всё, что он делал.
- Странно, в детстве тебе нравилось.
- Только потому, что в других играх я победить не мог.
Безликий раньше не обращал на такие мелочи внимания, а стоило, очень стоило.
- Сыграем, всё равно здесь больше нечего делать.
Безликий, не глядя, протянул фигуры. Помедлив мгновение, Тень сел у противоположного края доски:
- Нет уж. Сегодня белыми ходишь ты. И это уже не будет излюбленная тобой партия в поддавки.
Безликий покорно поменял фигуры. Он даже не помнил, что раньше предпочитал только чёрные. Непролазные нетореные тропы.
Фигуры расставлены. Белая пешка ходит на две клетки вперёд, за ней чёрная. Затем ещё одна, конь и слон. Знакомая комбинация сквозь туманную пелену всплывает на поверхность вместе с голосом отца, который учил их играть вечность назад. Память просыпается. Хорошо! Нужно продолжать, чтобы вернуть больше.
- Ты был снаружи? - тихо спросил Безликий, чтобы поддержать разговор.
- В отличие от тебя, я на затворничество не соглашался, - криво усмехнулся Тень.
Издевается? Время, когда Безликого можно было поймать на такие глупые уловки, давно миновало. Или за тысячу лет сна он стал слишком самонадеян?
- Пахнет кровью. Ты кого-то убил, - Безликий и так всё знал. Ощущал каждую частичку мира, как себя самого.
- Поймал мышку на обед. Совам иногда надо питаться. Да и котам тоже, верно? - Тень подмигнул и подался вперёд.
Безликий переваривал его слова молча, разглядывая фигуры, просчитывая варианты. Он никогда не отличался терпением. Вот и сейчас надоело играть в намёки слишком быстро.
- Зачем ты убил вёльву? Тётка Седна и без того в ярости.
- Какое мне дело до склочной старухи с грязными волосами? - Тень опрометчиво съел слона, не замечая ловушку. - Пускай злится, пускай хоть всю сушу затопит. От неба-то всё равно не убудет.
- Как же ты глуп, а ещё на Небесный престол заришься, - безнадёжно покачал головой Безликий.
Когда-то его посещали безумные идеи: найти с братом и его Легионом теней компромисс, может, даже переложить бремя власти на его плечи. Но пришлось признать, что отец был прав. При всех своих амбициях, Тень с властью не справится, не сможет поддерживать гармонию мироздания и баланс между стихиями, не вынесет тяжести земной тверди. А без этого всё канет в бездну: и смертные, и ненавистные тени, и даже Повелители стихий. Впрочем, Безликий и сам не справлялся, осознавая свою слабость и несостоятельность. Почему отец не выбрал кого-то более подходящего, ведь кроме Безликого и Тени у него было ещё два сына.
Братья! Память резануло жуткое видение: лужа чёрной отравленной крови, сломанное тело, свалявшаяся и потускневшая медь волос, тяжёлые предсмертные хрипы и бескровные губы, шепчущие последнее: "Ты опоздал". Безликий вспомнил, за что так и не смог простить Тень: за предательство, его и своё.
- Нас уже и без того обвиняют во всех бедах мира. Проклятое небесное племя, чума для обитателей всех сфер, - ещё один обманный манёвр. Белый ферзь пал поверженный за пределы доски, открыв вожделенный путь к королю.
- Ты снова поддаёшься, - усмехнулся Тень, не замечая, как силок оборачивается вокруг его крыльев. - Когда это тебя заботило чужое мнение? Знаешь, мне иногда кажется, что мы с тобой поменялись местами и неумело играем роли друг друга, пряча своё истинное лицо под масками. А ведь можем их скинуть: я займу твоё место в чертогах вечности, а ты отправишься во внешний мир и вкусишь все плоды смертной жизни, а потом уйдёшь за грань вслед за отцом. Ты же всегда желал именно этого.
Безликий окинул взглядом туманную пустошь. Промозгло и холодно, а так хочется простого смертного тепла. Вспомнились поцелуи, нежные прикосновения тоненьких пальчиков, мягкость женского тела и сладкий фиалковый аромат волос. Восхищение и любовь в родных, но таких далёких жемчужных глазах. И разлука длиною в вечность. Тень слишком хорошо знал, чем Безликий может соблазниться.
- Я был глуп и эгоистичен. Провидение уже заставило меня поплатиться, - он провёл пальцами по царапинам на маске.
Теперь к нему возвращалось всё, разбередив старую незаживающую рану. Из-под содранных корок хлынул вонючий гной вместе с разрывающей сердце болью. Безликий зажмурился и затаил дыхание. Несколько мгновений он умирал в агонии, но потом пришло облегчение. Безликий вздохнул полной грудью и открыл глаза. Память вернулась, а вместе с ней и желание бороться. Он сделал последний ход: отдал коня, который единственный прикрывал короля.
- Скажи лучше, за что ты меня так ненавидишь?
Тень дёрнулся, в последний момент ощутив опасность, но желание победить пересилило инстинкты.
- Ты забыл: это не я тебя ненавижу, а ты меня. Я ведь любил тебя даже сильнее, чем брату положено любить брата, сильнее, чем самого себя. А ты променял меня на смертную потаскуху с кучкой жалких охотников и бросил прозябать в одиночестве. И я подумал: если удастся уничтожить весь мир, ты вернёшься ко мне и никто уже не сможет нас разлучить.
Пришлось заставить себя не отворачиваться от его сумасшедшего взгляда, не закрывать глаза на его проступки, как Безликий делал раньше. Малодушие всему виной, но больше совершать подобных ошибок он не намеревался.
- Прости, - пожал плечами и грустно усмехнулся.
- За что? - Тень сделал последний предсказуемый ход: - Шах и мат. Ты проиграл, как всегда.
- Что значит партия в шахматы по сравнению с вечностью?
Безликий взмахнул ладонью. Незаметно сгущавшийся туман вздыбился и спеленал Тень плотным коконом.
- Ты, кажется, забыл: я властелин Ничего. - Безликий склонился над поверженным врагом.
- Ах ты, коварная сволочь! - шипел Тень, извиваясь в путах. - А ещё меня предателем называешь. Я всё равно выберусь: твои силы на исходе и больше меня не удержат.
Безликий пожал плечами и вскинул руку. Туман закопошился и потянул Тень в его старую темницу в недрах земли. Безликий пригляделся к своим ладоням. Они стали совсем бледные, почти прозрачные. Вот-вот исчезнут, как и он сам. Безликий тяжело вздохнул, впервые за вечность соглашаясь с братом.
- Значит, нужно их возвратить, силы… Капля веры в океане отчаяния - этого будет достаточно.
Безликий свернулся на ложе калачиком, обняв себя за плечи. И снова видел умирающий в медленной агонии мир.
Глава 7. Сумеречники и единоверцы
1526 г. от заселения Мидгарда, Гульборг, Кундия
Наше путешествие на север оказалось совсем не таким лёгким, как представлялось дома. Ни я, ни даже Вейас, хоть он не сознавался, не привыкли проводить в седле по восемь-двенадцать часов, искать водопой и выпас для лошадей и удобные места для стоянок. По ночам мы мёрзли под ветхими навесами, следя по очереди за постоянно затухающим костром. Просыпались и вздрагивали каждый раз, когда поблизости раздавался заунывный волчий вой или глухой лосиный рёв. Одежда выпачкалась и прохудилась. Тело зудело от усталости и грязи. Припасы быстро заканчивались, а отыскать хоть что-нибудь съедобное в едва пробудившемся от зимней спячки лесу было трудно.
Отойдя от замка на расстояние недельного перехода, мы выбрались на тракт и присоединились к купеческому обозу, что вёз на торжище пряности и шелка из южных стран и приобретал пушнину у северных охотников. Закон обязывал помогать Сумеречникам всем, чем только можно, потому купцы поделились с нами едой, одолжили тёплую одежду и развлекали рассказами о диковинных землях по ту сторону Рифейских гор. Но я нет-нет да ощущала в брошенных украдкой взглядах настороженность. Неискренность? Недовольство? Вейас говорил, что мне всё чудится, но отделаться от гнетущего чувства не получалось.
Мешало и то, что при посторонних даже по нужде сходить было сложно. Купцы помоложе навязывались в компанию. Не задерёт меня медведь за ближайшими кустиками - это смешно! Приходилось отыскивать глупые предлоги, чтобы улизнуть незаметно. А когда начались месячные крови, стало и того хуже. Похоже, попутчики всё-таки признали во мне девушку и про себя посмеивались. Плевать! Всё равно докладывать в орден не станут: слишком боятся рыцарей, чтобы лишний раз связываться.
Вскоре с купцами пришлось расстаться. Их путь лежал на запад в Дюарль, пышную столицу богатого Норикийского королевства, нас же ждала дорога через вольные города Лапии на крайний север.
Мы вновь оказались одни, но в лесах больше не останавливались. Чем ближе к северу, тем больше риск нарваться на демонов, к тому же неокрепший дар, как у Вейаса, привлекает их внимание. По крайней мере, так говорили наставники. Отдав почти все наши деньги картографу, мы заполучили план местности Кундии, по которой ехали сейчас, и большей части Лапии, и прокладывали путь так, чтобы всегда ночевать с людьми.
Селяне и мещане привечали нас с таким же радушием, как и купцы: отдавали лучшие куски со стола, уступали тёплое место у печи, растапливали баню. Хотя с купанием тоже выходила незадача: все удивлялись, почему мы с братом не хотим мыться вместе и хлестать друг друга берёзовыми вениками - у простолюдинов, оказывается, был такой жуткий ритуал парения в бане. Один раз мы всё же уступили под натиском неудобных расспросов, а потом каждому пришлось ждать в душном предбаннике с завязанными полотенцем глазами, пока другой раздевался и смывал с себя дорожную пыль. Мой гадкий братец к тому же подглядывал и гнусно хихикал. Из-за него я поскользнулась на мокрых досках и чуть не разбила голову о каменку. После этого я зареклась ходить в баню вместе с Вейасом, наплевав, что мою маскировку могут раскрыть.
Взгляды продолжали меня мучить. Особенно взгляды детей, которым приходилось мёрзнуть и голодать из-за нас. Порой мне хотелось отдать им свою миску постной похлёбки с краюхой хлеба и уйти ночевать в лесу вместе с диким зверьём и демонами, лишь бы не ощущать вину за свою "избранность".
Как-то раз мы остановились в особенно бедной деревушке, которой в прошлом году сильно досталось из-за нашествий демонов. Жителей тут было совсем немного, половина домов пустовала, а вторая стояла покосившимися, покрытыми копотью развалюхами, из которых испуганно выглядывали измождённые лица. Кормили скудно: пустым бульоном и водянистой кашей из полевых растений. Спать постелили на жёстких лавках у отсыревшей и покрытой плесенью стены. А детей - двух шестилетних девчонок и совсем крохотного мальчонку - выгоняли спать в сарае.
Девочки, понурив головы, поплелись за порог, а мальчонка упал на пол и принялся колотить кулаками о доски, крича, что в сарае живёт бабай, который всех съест. Как ни старалась мать его утихомирить, ничего не выходило. Отец не выдержал и замахнулся на него рукой. Я не смогла на это смотреть. Схватила меч, который Вей позаимствовал для меня из отцовского арсенала, и сказала, что сама заночую в сарае. Подкараулю этого бабая и отсеку ему голову, чтобы не смел больше есть маленьких детей.
Мальчонка успокоился, а вот родители уставились на меня с испугом и хором принялись извиняться, что у них нечем отплатить нам за помощь. Я удивлённо глянула на брата. Тот укоризненно качал головой. Мол, сама кашу заварила, сама и расхлёбывай. Я и подумать не могла, что взрослые люди воспримут мои слова всерьёз. Пришлось заночевать в сарае на гнилой соломе, в которой копошились мыши. Зато дети вернулись в дом, а вскоре ко мне присоединился злой, как стая саблезубых демонов, Вейас. Костерил меня последними словами полночи, пока нас обоих не сморил сон. Наутро мы проснулись продрогшие и простывшие. Шмыгая носом, Вейас не преминул напомнить о бабьей дури и ушёл в дом, а я ещё долго бродила по окрестностям, пока не отыскала морёную корягу на берегу заросшего ракитами озерца. Обстрогала сучья ножом и отнесла детям. Сказала, что это рога демона-бабая. Мы с братом подкараулили его ночью в сарае и обезглавили - больше бояться нечего.
Дети, толкаясь и вырывая друг у друга трофей, разглядывали его с неподдельным восхищением, а вот взрослые подозрительно напряглись. Мать благодарила и извинялась за доставленные хлопоты и скудный приём. Отец куда-то убежал и отсутствовал, пока мы доедали постную похлёбку. Вернулся, когда мы уже поседлали лошадей и собирались ехать дальше. Стал извиняться пуще прежнего, поблагодарил за избавление от демона-супостата и всучил мне тощий кошель. Мол, всё, что удалось занять у соседей, вы уж не серчайте, нет у нас, убогих, больше ничего. Так стыдно сделалось, но Вейас сунул кошель за пазуху, запрыгнул в седло и помчал по дороге, поднимая столб пыли. И я за ним, боясь отстать.
Этого я брату долго не могла простить. Он уверял, что простолюдины бы не приняли деньги обратно - так уж у них заведено, но мне всё равно было гадко. Я чувствовала себя… мошенницей, воровкой. И постоянно вспоминала лицо того мальчика. Туго им теперь до первого урожая придётся. Совсем голодно. Из-за меня.