* * *
Север не терпел немощи. Высокие дома из круглых необтёсанных брёвен выделялись коричневым цветом на фоне посеревших от времени хозяйственных пристроек в просторных, огороженных массивными заборами дворах. Жили здесь большими семьями в несколько поколений, и хозяйство тоже содержали большое, чтобы всех согреть, прокормить и защитить. На рыночных площадях вдоль крытых рядов деревянных прилавков - в тайге строительного леса всегда хватало - собиралось множество чужеземных купцов, выменивавших по весне муку и крупы на северные диковинки: поделки из костей и клыков медведей, соболий и песцовый мех, чудные статуэтки из ольхи, сосны и морёного дуба. Они славились по всему Мидгарду неповторимым своеобразием. Не голодали и рудокопы: в невысоких горах добывалось железо и уголь.
Разбойники и захватчики сюда захаживать боялись: не выдерживали лютых морозов, частых нападений демонов и суровости северян. Здесь выживали только сильнейшие из сильных, самые отчаянные и терпеливые. Они защищали своё добро до последнего вздоха.
Это произошло на подходе к Докулайской равнине, куда моего брата собирались отправить за шкурой белого варга, в небольшом селе близ городка Гульборг. Ночевать случилось в доме зажиточного селянина. Мы как раз с аппетитом обгладывали копчёные телячьи рёбрышки и запивали их сбитнем, когда в сени забежала молодая жена кого-то из младших сыновей хозяина, невысокая, пухлая, с широкими бёдрами и крепкими руками. Запыхалась, дрожала и прятала глаза.
- В курятнике перья и кровь! Три лучших наседки пропало, - горестно причитала она, боясь, видно, что старшая хозяйка заругает, но улыбчивая пожилая женщина лишь повела плечами и тяжело вздохнула.
- Опять хоря нелёгкая принесла. Придётся Полкашу на входе сажать, только он лаем всех наседок распугает - совсем без яиц останемся.
Вейас перестал жевать и хитро прищурился. Сделалось не по себе. Вскоре нам предстоял длинный переход по безлюдному краю. Надо было запасти еду и сменить отощавших лошадей, но денег почти не осталось. Теперь вечера мы коротали в размышлениях, где взять ещё. Не побираться же, в самом деле. Мы всё-таки дети лорда Веломри, рыцаря славного ордена Сумеречников… хоть и беглые.
У Вейаса появилась дурацкая идея поохотиться на демонов за вознаграждение. Только демоны, как назло, куда-то попрятались. Не то чтобы я желала встречи с ними, только братишка стал совсем несносен, заболев жаждой подвигов.
- Часто у вас куры пропадают? - Вейас вывернул сомкнутые замком пальцы и смачно хрустнул, как делал всегда перед очередной проказой.
- Случается, - пожала плечами хозяйка. - Лес-то рядом. Но хорьки - это не беда, вот волки зимой, бывает, целые дворы вместе с собаками выгрызают до последней косточки.
- А что, если это не хорь, а кто похуже? - таинственно предположил Вейас, передразнивая мои интонации. Хотелось стукнуть его по голове за это!
- Думаете, бешеная лиса? - пискнула молоденькая невестка и вся сжалась.
В бешенстве точно приятного мало. Да и какая разница, от чего умереть: от нашествия или от укуса обычного животного? Но так думали только посвящённые в тайны ордена Сумеречники.
- Скорее, демон, - голос Вейаса опустился до заговорщического шёпота. Женщины вздрогнули и во все глаза уставились на братика. Вейас многозначительно поднял палец, пристально вглядываясь в напряжённые лица слушателей. - Точно, это демон-куродав, я его нечистый дух отсюда чую!
Захотелось встать и выйти. Или хотя бы зажмуриться. Мы ведь рыцари, честные и благородные, мы не должны обманывать людей, даже если живот сводит от голода! Но возмутиться я не посмела. Вдруг селяне решат, что мы мошенники и, не разбираясь, поднимут на вилы? Никто ведь не подтвердит, что мы действительно дети лорда Веломри, а не разбойники, присвоившие родовой знак.
- Что же теперь будет? - сложив на груди руки, выдохнула невестка. - Неужто, все по Сумеречной реке отправимся?
- Не отправитесь, - ободряюще подмигнул Вейас и пихнул меня, заставляя сделать то же. - Сами боги привели нас под крышу этого дома, и теперь мы защитим вас!
Я посмотрела в окно. День был ясный и солнечный. Ни следа бури или дождя. Брат мой, Ветер, если ты есть, то как терпишь этот обман? Он не ответил. Вдали от дома, от нашего святилища, я уже не чувствовала с ним связи. Может, Вейас прав: боги - лишь сказка для того, чтобы держать простолюдинов в узде и получать от них должную помощь? Есть лишь безмолвная стихия, которую мы используем, чтобы подпитывать наш дар.
- Так вы поможете? - захлопала в ладоши впечатлительная молодка. Старшая хозяйка, наоборот, посмурнела и задумалась.
- Конечно, это наш священный долг! - улыбка Вейаса стала шире, яркие голубые глаза по-кошачьи сощурились.
Перед улыбкой брата ни одна служанка в замке устоять не могла. Вот и молодка зарделась, взгляд в сторону отвела и, кажется, совсем забыла, что на запястье обручальный браслет посверкивает.
- Подкараулим куродава и самого придушим, а потом сожжём, чтобы никакое демонское проклятье на вашу землю не пало, - продолжил брат и, не оборачиваясь, обратился ко мне в мыслях:
"Не сиди ты так, словно корзину недозревшей клюквы без сахара съела. Подыграй мне, они ничуть не обеднеют от этого!"
Уф, телепатия! Не знала, что он так умеет. Или Вейас только притворялся бестолковым, чтобы отца лишний раз позлить? Чем больше мы отдалялись от дома, тем серьёзней и уверенней становился брат, словно с лица спадала маска детской непосредственности и проступали черты взрослого мужчины. Но иногда, как сейчас, Вей меня пугал: он вырос, а я осталась наивной девочкой.
Я выдавила из себя некое подобие улыбки.
- Ох, какую ж плату вы за свои хлопоты потребуете? - поинтересовалась старшая хозяйка.
- Что вы, кто же награду вперёд подвига просит? Вот принесём вам х… - Вейас запнулся. Я закрыла лицо руками. - Куродава, потом и обсудим.
"Прекрати, а? Почему тебе проще поверить в бога Ветра и колдовство полоумной старухи, чем в собственную кровь? Переночуем в курятнике - теплынь такая стоит, точно, не замёрзнем. Хоря этого придушим - только милость им сделаем. А без денег нам сейчас нельзя. Если кузен Петрас не согласится помочь, придётся возвращаться. Тебе-то ничего - с баб спросу никакого. Выдадут замуж и в степь увезут, а вот меня из ордена наверняка вышвырнут. И отцовские взятки не помогут".
Я убрала от лица руки и снова вымучено улыбнулась:
- Не беспокойтесь, мы сделаем всё в лучшем виде и много не возьмём. Вы же и так из-за нас сильно истратились.
Старая хозяйка расслабилась и подобрела.
Отужинав, мы отправились ночевать у курятника. Укутались в шерстяные одеяла и бросили жребий, кому спать первым. Вышло, что мне.
Я облокотилась спиной о стенку сарая и закрыла глаза, прислушиваясь к кудахтанью внутри. Вейас походил-походил и пристроился рядом, сказал, что чуть отдохнёт, но тут же засопел. Всегда завидовала его способности засыпать в любых условиях. Я часто мучилась бессонницей даже на пуховых перинах в безопасности и тишине Ильзара. Нянюшка говорила, что это от безделья, а как рожу и начну за дитём хлопотать, так любое мгновение для сна улучать стану. Дитя я, конечно, не родила, но за время похода выдыхалась так, что валилась с ног, и всё равно засыпала с трудом лишь под самое утро. Постоянно видела дурные полусны-полуявь, которые даже толком припомнить не могла. А сегодня так и вовсе сон не шёл.
Ухнула сова, зашёлся лаем дворовый пёс, увидев пробегавшую мимо кошачью свадьбу - от дрёмы и след истаял. Я поднялась и прошлась вокруг курятника, разминая затёкшие ноги. В небе прямо над головой висел тонкорогий серп месяца, как никогда ярко мерцали звёздные рисунки. Я отыскала среди них Охотника и вгляделась в пульсирующий холодным белым светом наконечник стрелы - Северная звезда, по которой путешественники и мореходы сверяют курс. Мы тоже шли по ней, прямо на неё, в царство вечной мерзлоты в Хельхейме. Интересно, как долго продлится наше путешествие и сможем ли мы отыскать Безликого… Вэса, конечно же, вэса, чтобы принести его клыки в качестве трофеев. Надеюсь, мы справимся с ним, и не замёрзнем во льдах, и не попадём другому демону на зуб…
После трёх месяцев дороги самостоятельный поход больше не казался такой уж удачной идеей. За стенами Ильзара я не предполагала, что мир настолько огромен и опасен. Путешествие представлялось игрой, полной таинственных приключений и загадок, а на деле вышло, что нужда, голод и болезни страшнее любого демона. Сумеречники не только не спасают людей от нашествий, но причиняют ещё больше горя, отбирая последние крохи, как проклятые лиходеи. И теперь я одна из них.
На глаза навернулись слёзы. Я снова подняла взгляд к ночному небу. Раскинула руки, как делала прежде дома, чтобы слиться с ветром. Воздух был по-летнему терпкий и тяжёлый. Я вдохнула его полной грудью и… ничего не произошло. Должно быть, я действительно утратила связь со стихией. Или веру.
Понурившись, я обняла себя за плечи. Одиночество холоднее лютых морозов, отчуждение горче волчьего яда. Может, повернуть назад? Вейас перекатился на другой бок и притих. Нет, братишка правильно сказал: меня простят, а вот ему пути к отступлению нет. Я обязана идти с ним до конца не как хныкающая и попадающая в неприятности сестра, а как брат и надёжный товарищ. Возможно, это и есть моя нетореная тропа, мои железные башмаки, посохи и караваи. Я должна все преодолеть и стать лучше - только так можно свою судьбу обрести.
Из курятника донеслись шорохи. Ночную тишь взорвало переполошённое кудахтанье. Я подхватила с земли палку и ринулась в сарай. Зловеще сверкнули во тьме глаза. Кудахтанье перешло в сдавленный хрип, почти человеческий. Я замахнулась со всей силы и ударила. Коротко пискнув, тварь отлетела в сторону и с грохотом шмякнулась об стену. В дверном проёме появился Вейас. Освещая путь запалённой лучиной, брат отстранил меня и опустился на корточки рядом с поверженным зверьком.
- Ну даёшь, сестрёнка, с одного удара прикончила! - потешаясь, восхитился Вей.
Я тоже присела. На полу ещё дёргалась пеструшка с разодранным горлом. У стены неподвижно лежала чёрно-бурая тушка. Вейас подхватил её подмышку и погасил лучину, боясь, чтобы тлеющие угольки не подпалили разбросанные повсюду пуки соломы и перья. Демона рассматривали уже на улице. Как и предполагали селяне, супостатом оказался обычный хорёк. Жирный, подранный, немного облезлый по бокам и с перепачканными в крови зубами.
- Что теперь будем делать? - поинтересовалась я.
Чай, за убийство хоря никто особо раскошеливаться не станет. Ещё шею намылят, что байками про демона людей пугали.
- Ты будешь спать, а я что-нибудь придумаю, - ответил брат не терпящим возражений тоном.
Он вручил мне своё одеяло и направился прочь от селянского двора. Я всё же заставила себя вздремнуть несколько оставшихся до рассвета часов, пока над самым ухом не начали драть горло петухи. Я подмела перья в курятнике и закопала дохлую птицу подальше, чтобы никто не видел. Не хватало ещё, чтобы селяне узнали, что мы за ней не углядели.
Вейас всё не возвращался. Я не выдержала и отправилась на поиски. Что будет, если хозяева придут про куродава спрашивать? Как я им скажу, что это был всего лишь хорёк, да и того мой брат куда-то снёс?
Я бродила по улицам от плетня к плетню. Только проснувшиеся селяне умывались над глиняными мисками, кормили снующих по двору уток и свиней. Женщины собирали укроп, петрушку и лук-порей к завтраку на небольших делянках. По узким улочкам гнали стада коров и коз на выпас. Даже занятые повседневными хлопотами люди отвлекались на меня и провожали любопытными взглядами, но не останавливали, слишком запуганные славой Сумеречников. А вот цепным псам было плевать и на отцовский титул, и даже на болтающийся у меня на поясе меч - с каждого двора провожал захлёбывающийся злой лай. Несолоно хлебавши я вернулась к приютившему нас на ночь дому.
Повело в сторону сеновала. Я даже не могла объяснить почему. Стараясь ступать как можно тише, я толкнула дверь и заглянула в щель. Пахнуло пряностью сушёного разнотравья. Приглушённые стоны обожгли уши. Полоса света обозначила во мраке стройный мужской торс. По плечам разметались белые кудри.
Я хотела тихо захлопнуть дверь, но как нарочно громко скрипнули ржавые петли. Мужчина обернулся. Следом поднялась вчерашняя молодка с приспущенным с груди платьем и выделяющимися в тёмных волосах сухими травинками.
- Ваш братик хочет присоединиться? - промурлыкала она, потягиваясь и выставляя напоказ свои прелести.
Я едва не вскрикнула. Вот Вейас и нашёлся. И почему его куродав не удавил?!
- Это вряд ли. Скромняга он, сам себя стесняется, - ухмыльнулся белобрысый паршивец.
"Закрой рот и выйди. Я быстро".
Я выскользнула на улицу и сползла на землю по стенке. Вот же дрянь, чуть не попалась! Вейас вышел через несколько минут, накинув на себя нижнюю рубаху. Он нёс в руках свёрток, от которого пахло горячей выпечкой.
- Не охай. Не совала бы нос, куда не следует, ничего бы не увидела.
- Зачем тебе это понадобилось? У нас же дело. Куродав, забыл? Что станет, если её муж узнает?
- Так он сам и предложил, - пожал плечами брат. - Наверное, надеется, что так я их брак благословлю или хочет снизить оплату.
- Оплату за что? - нахмурилась я.
- За демона-куродава, конечно.
Вейас взял прислонённую к сеновалу жердь и протянул мне. На неё животом была насажена жуткая тварь: ярко-алая в зеленоватых и синих разводах, жёлтые колдовские глаза страшно выпучены, косматая морда ощерена, выставляя напоказ внушительные клыки с запёкшейся кровью. Я с трудом признала в этом чудище давешнего хорька. Что брат с ним сотворил?!
- Пришлось немного схитрить. Но ты бы видела, как селяне перепугались! Чуть ли не ноги целовать стали за спасение.
Я отвернулась. К горлу подступила дурнота. Как это мерзко!
- Перестань! Не ты ли первая взялась людей обманывать?
- Я хотела развеселить детей!
- Какая разница?
Да как он может сравнивать?!
Брат сменил тему:
- Нужно нашего демона побыстрее сжечь. Сомневаюсь, что краска на нём долго продержится. А потом позавтракай, - он протянул мне свёрток. - Там пирожки с капустой и мясом. Только, умоляю, ни с кем не делись! Голодным и убогим твои подачки не помогут, а если ты упадёшь от изнеможения, мы не сумеем оторваться от погони.
- Какой погони?
Я думала, никто не станет нас преследовать так далеко от замка.
- Ходят слухи, - замялся Вейас и почесал затылок. - Похоже, отец поставил на уши весь орден и отправил по нашему следу отряд ищеек во главе с твоим женишком. Вряд ли бы отец стал усердствовать из-за такой беспутной бестолочи, как я, а вот тебя вознамерился вернуть. Если мы не поторопимся, то рискуем попасть к ним в руки.
- Мастер Вейас, почему так долго? Вы же обещали! - раздался из-за притворенной двери капризный голос.
- Всё будет хорошо. Выкарабкаемся, - подмигнул брат и ушёл ублажать селяночку.
Я топталась на месте, пытаясь унять панику. Ничего путного в голову не приходило. Как там в Кодексе Сумеречников говорилось: "Нужно решать насущные проблемы, а не переживать о том, что ещё не случилось". Я взяла шест с куродавом и направилась к ближайшему перекрёстку, чтобы скрыть следы нашего обмана.
* * *
Я сидела на перекрёстке и наблюдала, как языки пламени обгладывают шерсть и плоть куродава, обдавая тошнотворным запахом палёной кошки. Прохожие исподтишка косились на меня, но я старалась их не замечать. Я уверена в том, что делаю. В сжигании куродава на перекрёстке нет ничего необычного. Сумеречники всегда так поступают, чтобы огородить людей от злых чар. Забубнила только что придуманное "заклинание" и подбросила в костёр пучки травы. Вроде так больше походит на таинство. Брат мой, Ветер, даже себя обмануть не получается!
Когда костёр потух, я собрала обугленные косточки и закопала их, снова бормоча нелепицу и посыпая могилку полынью и подорожником. Расквитавшись с грязным делом, я подобрала с земли свёрток с остывшими пирожками и побрела в расположенный неподалёку город. Молчаливые стражники у ворот без лишних расспросов пропустили меня за пару медек. Никуда не сворачивая с ведущей через всё поселение широкой дороги, я вышла на главную площадь. В самом её сердце посреди рыночных рядов возвышался стройный деревянный храм с круглыми, похожими на луковицы куполами. Дом матери-земли Калтащ и её тринадцати сыновей и дочерей - духов-покровителей ремёсел и земледелия. Отсюда никого не выгоняли. В южных городах в таких местах собирались толпы нищих. Просили милостыню, ждали, когда служители вынесут на улицу большой чан с чечевичной похлёбкой и разольют по глиняным плошкам, чтобы накормить всю ораву. Север бездомные бродяги не любили: мало кто выдерживал суровые холода без крыши над головой, да и летние ночи здесь выдавались не слишком тёплые.
Я уселась на ступени передохнуть. Из полукруглых дверей с резным растительным орнаментом вышел укутанный в медвежью шкуру жрец.
- Что кручинитесь? Невестушку свою обидели? - сердобольно поинтересовался он. - Так поговорите с ней. Бабы, они ж добрые, всё простят.
Я слабо улыбнулась. Бабы добрые. А я, видно, совсем не баба. Протянула жрецу монетку и попросила помолиться о прощении. Совесть облегчу, хоть боги земли нам не покровительствуют. Жрец ласково улыбнулся и ушаркал обратно в храм. Я раскрыла свёрток с пирожками и попробовала один. Кусок стал в горле сухим комом. Залила его водой и кое-как проглотила.
Перед глазами до сих пор мелькала постыдная сцена с братом. Все вокруг чувствуют любовь, страсть хотя бы, а я как пустая. Ни к кому не тянет, никто не заставляет живот наполняться бабочками - так вроде это чувство в любовных балладах описывают. И почему именно бабочки? Ведь тогда, значит, в живот набросали склизких мохнатых гусениц. Гусеницы поедали потроха, пока не сплели из кишок коконы, из которых и вылупились те самые любовные бабочки. Жуть!
Что за несуразные у меня мысли? Видно, не женщина я вовсе, раз не трепещу перед этим чувством. И уж конечно, не мужчина. Что-то среднее, без судьбы и смысла. Рука коснулась обмотанного грубой кожей эфеса. Вот как этот меч, такое же бесполезное создание.
Обхватив колени руками, я оглядывала собравшийся на торжище люд. Гомонили, сговариваясь о ценах, ненавязчиво зазывали посмотреть товар, если покупатель качал головой, уходили искать другого. Молодые и не очень хозяюшки брали с выставленных вдоль площади прилавков продукты, ткани и нитки. Мужчины заглядывали за инструментом к кузнецам либо осматривали выставленный на продажу скот.