* * *
Я уснула в самом начале дороги и очнулась, лишь когда брат снимал меня с лошади и нёс к спрятанной посреди соснового бора усадьбе.
- Охотничий домик, - пояснил идущий впереди Петрас и распахнул дубовую дверь. - Здесь удобнее, чем в моём замке в Будескайске, и не надо беспокоиться, что кто-то из слуг донесёт ищейкам или вашему отцу.
Вейас устроил меня на приземистой лежанке, накрытой соломенным тюфяком, спеленал шерстяными одеялами и подложил под голову побольше подушек. В камине напротив потрескивали смолистые дрова. Вей взялся за кочергу и принялся шевелить их, чтобы разжечь пламя сильнее.
Кузен скрылся в глубине дома. Должно быть, разыскивал следившего за хозяйством слугу. Раздались возбуждённые голоса.
- Я уже не мальчик, а вы не мой наставник, чтобы меня отчитывать! Я хозяин и лорд, всё будет по-моему!
Ответа я не расслышала - только успокаивающий, миролюбивый тон, похожий на тот, каким нянюшка усмиряла наши с братом детские истерики. Наверху затопотали и бегом спустились по лестнице. Вейас обернулся.
- Я договорился - за Лайсве присмотрят. Перекусим и будем выдвигаться. Нас уже ждут, - обронил Петрас и снова ушёл.
- Вы уезжаете! - разочарованию не было предела.
Конечно, Петрас поможет Вейасу гораздо больше, чем я. Все уверения - вранье, чтобы не расстраивать и без того побитую сестрицу.
- Вернёмся к ночи. Я обещал Петрасу кое в чём подсобить, - Вейас погладил меня по волосам, напоминая отца.
Как он там один? Совсем, похоже, истосковался, раз решил пустить по нашему следу ищеек. Может, стоит вернуться и забыть обо всём. О боли, вине и страхе, что грызли меня изнутри, даже когда я старалась отгородиться. Но нет, повернуть время вспять не удастся, как и перечеркнуть пройденный путь. Айка и Лирий теперь всегда будут в моих мыслях и сердце.
- Не грусти, - брат ущипнул меня за щёку, как в детстве, и последовал на кухню за Петрасом.
Долго оставаться одной не пришлось. По лестнице спустился невысокий мужчина в просторных штанах и рубахе из белёного льна. Обещанный целитель Петраса? Лицо у него было плоское и круглое, как блин, смуглое, с узкими раскосыми глазами. Тёмные, побитые сединой волосы связаны в тонкую косицу, спускающуюся до середины лопаток. Рукой он опирался на узловатую клюку с медвежьей головой вместо набалдашника. Я передёрнула плечами, вспоминая, как хозяин тайги облизывал моё лицо. Взгляд у этого целителя был такой же - цепкий, пронзительный, изучающий.
Он водил надо мной руками, широко растопырив длинные пальцы. Ничего необычного в его жестах не было - так делали все целители, но мне почему-то стало не по себе. Сдавленно закряхтев, он опустил ладони.
- Нужно вернуть девочку отцу: она очень истощена, - крикнул он.
В дверном проёме показался Петрас.
- Юле, мы ведь всё уже обсудили, - он оперся плечом о косяк и сложил руки на груди. - Вылечи её. В конце концов, должен же ты своё содержание отрабатывать. Остальное тебя не касается. - Обратился к моему брату: - Едем.
Кузен направился к выходу, Вейас вышел следом, дожёвывая кусок хлеба и запахивая плащ.
- Удачи, куда бы вы ни шли, - я протянула к брату руку.
Он полуобернулся и подмигнул мне уже у двери.
- Шустрей! Упустим время - они уйдут, - забранился с улицы Петрас, и Вейас поспешил за ним.
- Молодость-молодость, земля на отцовской могиле не остыла, а он уже властелином Мидгарда себя возомнил, - покачал головой целитель, глядя на дверь, за которой скрылись мальчишки.
Я поднялась на локтях, чтобы получше рассмотреть его. А вдруг он, как Лирий? Выпутавшись из одеял, я забилась в самый угол кровати у стены. Нет, так нельзя, я не должна бояться каждой тени, иначе сойду с ума и стану для Вейаса ещё большей обузой.
- Вас зовут Юле? - заговорила я, чтобы отвлечься от кошмаров и увериться, что мои страхи пустые. - Необычное имя. Вы не из этих краёв?
- Юле-икке, если полностью, - говорил он правильно, только картавил и тянул слова. - Я родился на крайнем севере, у самой Червоточины, в племени утгардских оленеводов. Только не осталось их совсем. Тоже молодость из тундры выгнала, заставила судьбу на чужбине искать.
Он с досадой махнул рукой и ушаркал за дверь на кухню. Надо же, из самого Утгарда - не думала, что там кто-то живёт, тем более Сумеречники. Юле вернулся с чашкой дымящегося отвара и протянул мне. Я с опаской принялась вертеть её, принюхиваясь к парам: корень валерьяны, солодка, мята, масло облепихи - лишь ничтожную часть ингредиентов удалось узнать, но отравой они не показались. Я решилась глотнуть. Напиток обжёг горло и быстро согрел, обволок изнутри мягкостью и спокойствием. Глаза начали слипаться, и я обмякла на кровати, растеряв остатки настороженности.
- Расскажите про север, - попросила я, разглядывая подёрнутое сеточкой морщин лицо.
- Ммм? - удивился Юле, но всё же заговорил, наблюдая, как я медленно, глоток за глотком опорожняю чашку. - Там снег. Его так много, что в некоторых местах он не исчезает даже в середине лета. Полгода там властвует солнце и полгода луна. Горы так высоки, что подпирают собой небо и пиками достают до парящих в облаках городов первостихий. Ущелья опускаются так глубоко, что на их дне бурлит Сумеречная река, неся души к новому перерождению. Она единственная не замерзает, даже когда океан сковывает толстая корка льда, а воздух становится густым и плотным настолько, что гудит и с треском двигается даже без ветра. В полугодовую ночь в небе появляется огненная корона. Зелёные, синие и красные полосы сливаются в диком танце, изгибаясь зубастыми волнами, и пульсируют под музыку сфер мироздания, но ухо ничего различить не может. Человека охватывает безумие, и он следует за Северной звездой через семь Врат червоточин. А дальше, внутри подземного лабиринта, его уже ждёт новорождённый демон, чтобы полакомится вдоволь, прежде чем выбраться на свет мидгардский.
- Как зловеще! - заворожено выдохнула я, допив последний глоток.
Перед глазами возникали целые картины, почти как когда нянюшка рассказывала сказки о героях древности. Я придвинулась ближе к целителю:
- А демоны, вы их видели?
Юле надавил мне на плечи, заставляя лечь обратно, и положил руки мне на голову, перебирая пальцами волосы, отчего кожу едва заметно покалывало.
- Демонов я видел множество: и мохнатых конеподобных ненниров, и косматых, ростом со скалу гримтурсов, и прекрасноволосых туатов, и коварных Лунных Странников, и зубастых варгов, и сладкоголосых никс, и трудолюбивых ниссе и ещё бездну всяких созданий, великих и малых, хитрых, злокозненных, но иногда даже мудрых и могущественных.
- Они настоящие? Но люди говорят…
- Людям трудно поверить в то, чего они не видят. А ведь наш мир гораздо больше, чем можно познать глазами, ушами, носом, ртом или через прикосновения. Даже мы, кто вместе с родовым даром награждён развитым чутьём, ощущаем лишь малую часть того, что есть на самом деле.
Юле приблизил ладонь к моей, но не прикоснулся. Между нашими пальцами вспыхнули светло-голубые искры, почти такие же, как в святилище дома.
- Здорово!
- Лишь малая часть, - снисходительно улыбнулся Юле, играя мелкими морщинками в уголках тёмных глаз. - Скажи, у тебя недавно не было обмороков?
- Это от волнения. Столько всего произошло, - смущённо потупилась. - Я мало ем и плохо сплю, да?
Юле тяжело вздохнул и покачал головой:
- Знавал я людей, которые питались солнечным светом и спали по два-три часа. Твоё восприятие изменилось, разум начал перестраиваться, а тело за ним не поспевает. Обычно с женщинами такое случается позже, когда за плечами есть муж и взрослые дети. Но в твоём возрасте подобный переход очень опасен. Тело или, того хуже, разум может не выдержать. Поэтому я и сказал, что лучше бы тебе вернуться к отцу.
- Нет, - в груди поднялась волна горечи и упрямства, хотя до этого я думала о том же. - Дома меня выдадут замуж за недостойного человека, и я умру либо на родильном ложе, либо от яда. А даже если и нет, то что за жизнь в золочёной клетке? Только покинув дом, я увидела мир, узнала… Нет, я ещё ничего не знаю, не понимаю, но хочу понять… Вот вы, к примеру…
- Я? - Юле смешно сдвинул сросшиеся на переносице брови.
- У вас сильный дар, по всему видно. И знаете вы побольше, чем многие из наших, но родились-то вы не в замке, не в семье Сумеречников. Откуда он у вас?
Целитель смутился, но думал не очень долго:
- Вы, южане, слишком печётесь о своём происхождении. А богам и дела нет, родился ли ты в замке на холме в семье рыцаря или кухаря, в рыбацкой деревушке на берегу бескрайнего океана или в племени оленеводов на дальнем севере. Как бы люди ни старались в своей гордыне подчинить силу богов, она всё равно будет следовать высшим замыслам, которые разумом объять не дано даже мудрецу из мудрецов. Предназначение можно лишь почувствовать, вот здесь, - Юле коснулся моей груди, где билось сердце. - Когда ты ощущаешь трепет или благоговение, знай, боги проходят рядом, дотрагиваются крыльями, защищают и направляют по нужной дороге.
- Только есть ли боги на нетореных тропах? - тоскливо спросила я.
Юле снял с шеи массивное ожерелье и надел на меня. Я с любопытством разглядывала подарок. Ожерелье было собрано из клыков и деревянных бусин с вырезанными на них колдовскими рунами.
- Если когда-нибудь нетореная тропа заведёт тебя в наш суровый край, сожми его в руке и позови - помощь придёт, пускай не от богов, но от людей уж точно.
- Надеюсь, что помощь мне больше не понадобится.
Хотелось спать. Усталость всей тяжестью навалилась на плечи, но тревожные мысли не позволяли успокоиться. Я спросила - ведь Юле казался таким мудрым, он обязательно должен был знать:
- Почему единоверцы называют нас убийцами?
Целитель неловко отвёл взгляд:
- Потому что идёт война, она повсюду, в каждую душу тернии запустила, а что после останется - никто не знает. Может, головешки, а может, и похуже что из тех терний прорастёт. И убивать уже будет каждый. Но если ты не хочешь, не надо. Спи.
Юле поднёс руку к зажжённой на тумбочке свече и пальцами потянул из неё пламя, пропуская сквозь себя. Огонь мелкой сетью выходил из другой его руки и окутывал меня пламенеющим покровом.
- Иногда раны прячутся настолько глубоко, что на теле их не увидеть. Они гноятся, вызывают лихорадку и никогда не зарастают до конца, разъедая тебя изнутри. Не отдавай душу на милость тлену - он убьёт её. Забудь боль, оставь лишь вопрос, на который надо отыскать ответ. Это поможет не сойти с ума.
Голос целителя убаюкивал не хуже зелья: тревога отступала, уходило в туман искажённое гневом лицо Лирия, перепачканный в крови балахон Айки и медвежий рёв. Тёплая безмятежность заполонила царивший в домике полумрак. И казалось, что сама мать Братьев-Ветров, прекрасная Белая Птица, поёт мне волшебную колыбельную.
Я проснулась, когда в прихожей хлопнула дверь, раздались шаги, зашелестела одежда, о чем-то едва слышно переговаривались. Юле рядом не оказалось. В комнате было темно, лишь головешки тлели в камине, подмигивая рыжеватыми всполохами. На пороге зажёгся огонёк свечного фонарика. В его неровном свете вырисовался стройный силуэт Вейаса, а потом и Петраса, шедшего следом.
- Чего не спишь? - удивился брат.
Я пожала плечами. Не говорить же ему, что они гремели, как табун бешеных лошадей, и весь сон разогнали.
- Где вы были?
Вейас потупился и перевёл взгляд на кузена. От них несло кровью, огнём и смертью. У моего брата этот запах смешивался со стыдливостью и едва заметным страхом, а вот Петрас, наоборот, был уверен в себе и спокоен. Но он медиум. Они всегда смердели кладбищем, и находиться рядом было немного жутко.
- В окрестностях объявилась шайка бунтовщиков. Простолюдины пожаловались, что те подстрекают их к восстанию. Нужно было разобраться, - нехотя сознался Вейас и отвернулся.
Я вздрогнула. Он же говорил о товарищах Лирия и Айки!
- Что произошло? - я схватила брата за руку, заставив смотреть в глаза.
Вейас покачивал головой из стороны в сторону, избегал моего взгляда и искал поддержки у Петраса. Кузен достал из ножен меч и принялся любовно стирать с него бурые пятна.
- Милость им оказали, - он обрисовал пальцами петлю вокруг шеи, свесил голову набок, закатил глаза и высунул язык.
Вейас неловко рассмеялся, получив от Петраса пинок в бок. Я отвернулась, пряча слезы:
- Среди них был темноволосый мужчина со шрамом на щеке?
- Да, предводитель их, совсем из ума выжил - на меня с топором бросился. А почему спрашиваешь? - Петрас развернул меня к себе. - Это он тебя обидел? Не бойся, я выпустил ему кишки.
Значит, Лирий мёртв. Они все мертвы. И Айка бы тоже умерла, даже если бы не встретилась со мной. Я тихо всхлипнула.
Влажные губы Петраса коснулись моего лба. Почему он не понимает, что сейчас не время? Почему не видит, что мне плохо и я хочу побыть одна?
- Оставь её! Идём, - Вейас потащил Петраса за руку на кухню, одарив меня понимающим взглядом.
Я снова задремала. Только под утро услышала, как заскрипели половицы. Вейас, один он так тихо красться умеет, пройдоха. Лёг рядом на одеяло и зашептал:
- Не спишь?
- Да как тут уснёшь, если тебя постоянно будят?
Его будто прорвало. Слова лились нескончаемым потоком, не все фразы удавалось разобрать.
- Я тоже не сплю. Не могу. Постоянно вспоминаю их лица. Не думал, что смерть - это так ужасно, особенно когда сам помогаешь затянуть петлю. Кузен сказал, что научит меня быть Сумеречником, сказал, что это проверка на смелость… Я думал, он покажет, как выслеживать демонов, заманивать их в ловушки, использовать дар, но эти бунтовщики… Кроме их сумасшедшего главаря, никто и не сопротивлялся. Они просто стояли на коленях и молились, пока мы одевали им на шеи удавки. Я все же слабак, раз не могу преодолеть жалость, да? Давай всё-таки вернёмся. Кого мы дурачим? Мне никогда не стать доблестным воином без страха и упрёка, а ты ещё одной такой ночи не выдержишь.
Я вгляделась в искажённое рассветными сумерками лицо, самое родное, но всё же способное удивлять. Вейас всегда выглядел уверенным - это я постоянно искала у него поддержки, а теперь он просил её у меня, со всеми моими страхами и сомнениями.
- Мы справимся. Я сильнее, чем кажусь. И ты тоже, - я переплела с ним пальцы.
Вейас тесно прижался ко мне, я гладила его по волосам, пытаясь успокоить.
- Только давай уедем отсюда поскорей. Не нравится мне, что Петрас заставляет тебя делать.
- Мы не можем, - Вейас отстранился. - Тебе нужно время, чтобы восстановить силы. Нам нужны деньги, чтобы на что-то жить. К тому же Петрас обещал помочь с испытанием. Надо быть честными с собой, Лайсве, я слаб. Я даже тебя защитить оказался не в состоянии. Верхом самонадеянности было думать, что мы сможем добраться до Хельхейма. Петрас поможет мне попасть в орден без этого.
- А как же вэс и твоё желание доказать всем, что ты сам чего-то стоишь? - возразила я, но сожалела больше всего, что не смогу увидеть все чудеса севера, о которых вчера рассказывал Юле и… ледяной саркофаг, раскачивающийся на семипудовых цепях за вратами Червоточин. - И как же я? Мне тогда придётся вернуться к отцу и выйти замуж за Йордена.
- С этим Петрас тоже обещал помочь.
- Как?
- Не знаю, но это наш единственный шанс.
От такого шанса было тошно. Я попыталась отвернуться, чтобы закончить дурацкий разговор, но Вейас не пустил: взял мою ладонь и приложил к губам.
- У тебя сейчас взгляд совсем как у отца после провального поединка, - брат улыбнулся так печально, что от жалости засосало под ложечкой. - Разочарована, да?
Я покачала головой и поспешила обнять его.
- Я люблю тебя. Ты мой брат. И как бы там ни было, всегда им останешься.
Вейас натужно выдохнул.
- Можно, я немного полежу с тобой. Одному не спится.
- Конечно, кровать большая.
Я отвернулась к стенке и затихла. Прошло примерно с четверть часа, когда Вейас прижался ко мне поближе и положил руку на плечи. Так лучше, спокойней.
Когда я проснулась, Вейаса рядом уже не было. Они с Петрасом снова куда-то запропастились, оставив меня мучиться от тревоги и тоски. Под вечер следующего дня я не выдержала: решила размяться. Накинула поверх рубахи распашное мужское платье с поясом, которое Юле оставил на стуле рядом с кроватью, и поковыляла по комнате отвыкшими ногами. Дверь на улицу вдруг распахнулась.
- О, гляди-ка, она уже ходит! - восхитился замерший в проёме Петрас. - Я же говорил: мой целитель быстро её подлатает.
Вчера от изнеможения всё плыло перед глазами, и только теперь удалось разглядеть кузена хорошенько. Он стал красавчиком: густые волосы насыщенного тёмно-каштанового оттенка стянуты в пук на затылке, нос орлиный с изящной тонкой горбинкой, уголки чувственных губ приподняты в обаятельной улыбке, не такой, конечно, шаловливой, как у моего брата, но гораздо более интимной. От неё даже у меня, равнодушной к мужским чарам, по спине пробегали мурашки. Тёмные, почти чёрные глаза смотрели прямо и дерзко, словно не знали ни стыда, ни страха. Под расстёгнутой у ворота на несколько пуговиц белой рубахой бугрилось мускулами натренированное тело. Манило прикоснуться.
Я тряхнула головой, отгоняя неприличные мысли.
- Не стоило тебе вставать, - вошедший следом Вейас поднырнул под руку Петраса, приподнял моё лицо за подбородок и принялся осматривать. - Отдохни побольше - спешить некуда.
- Соскучилась, - я вглядывалась в родные голубые глаза с жемчужными крапинками. Чтобы Петрас не услышал, шепнула на самое ухо: - Ты был не в себе, я переживала.
- Забудь, - отмахнулся он. - Отдыхай.
Вейас вернулся в коридор за какими-то тюками и, взвалив их на плечо, потащил на кухню. Я покорно поплелась к постели. Должно быть, также чувствуют себя собаки, побитые ни за что ни про что любимым хозяином. Растянулась на перине и уставилась в потолок, совершенно забыв о Петрасе. А он не забыл. Прожигал пристальным взглядом, а потом устроился на кровати возле меня.
- Не хмурься - тебе не идёт, - на его устах играла всё та же соблазнительная улыбка, от которой меня бросало то в жар, то в холод. Я суматошно пыталась придумать, что ему ответить. Почему с Вейасом перебрасываться колкостями и делиться самым сокровенным так просто, а с другими мужчинами я словно язык проглатываю? Хорошо хоть, не жеманничаю: терпеть не могу жеманниц. Не дождавшись ответа, Петрас продолжил: - Вей из-за предстоящей охоты переживает. Я тоже в первый раз волновался, но потом привык. Сейчас это не страшней, чем вепря или лося убить.
- Так вы собираетесь охотиться на демона, настоящего демона?
- На белого варга. Мы хотим добыть трофей для ордена.
- Но вёльва переменила назначение. Теперь Вейас должен добыть клыки вэса.
- А кто подтвердит её слова?
- Отец, гости, дядя Кейл - все, кто присутствовал на церемонии взросления.
- А вот и нет, - хохотнул Петрас. - Все сделают вид, что этого не было. А был только приказ ордена, скреплённый печатью и подписью глав Совета. Там сказано: чтобы стать Сумеречником, Вейас должен принести шкуру белого варга. Вашему отцу нужно было это понять, а не пороть горячку.
От пренебрежительного тона Петраса стало неприятно. Внешний лоск и обаяние молодого Сумеречника как ветром сдуло, теперь кузен казался мне неприятным, высокомерным и злым. Говорить тут же стало намного проще: