Среди пёстрой толпы тревожным серым пятном выделялась девочка лет восьми, а может, десяти. Невысокая, худенькая, темноволосая и необычно смуглая для этой местности. Одета она была в прохудившийся холщовый балахон, а ноги вместо башмаков укутывали тряпки. Правую руку девочка прятала за спину, а левой держала букетик пронзительно-синих васильков и предлагала прохожим со словами: "Возьмите! Всего за одну медьку или кусочек хлеба! Или плоскую овсяную лепёшку! Или недозрелое яблоко!" Все шарахались, словно она болела чем-то заразным. Должно быть, девочка очень голодна, раз терпит такое. От меня не убудет, если я отдам всего один пирожок, а Вейас ни о чём не узнает. Я направилась к девочке, но не успела дойти всего пары шагов, как кто-то толкнул её. Она распласталась на земле. Букетик затоптали спешившие по делам прохожие. Я протянула девочке руку и помогла подняться, боясь, как бы её не постигла та же участь.
- Простите. Не стоило. Я такая неуклюжая, - стеснительно пробормотала она, пряча глаза. Я было подумала, что она из манушей, которые большими таборами кочуют по всему Мидгарду, но у манушей глаза ярко-голубые, а у этой - тёмные уголёчки.
- Ещё как стоило. Идём, - я помогла ей отряхнуться.
Хотела устроиться с ней возле храма, но на порог снова вышел жрец и покачал головой. Почему? Сюда пускают всех, даже нищих и больных. Я сделала ещё шаг, но тут заупиралась сама девочка.
- Нет! Они побьют меня палками. Я не хотела дурного, только кусочек хлебушка выменять. Клянусь!
Я вдруг поняла, почему она прятала правую руку: на ней не хватало кисти, а рукав лохмотьями свисал так, чтобы это скрыть. Воровка? Но ведь она совсем кроха. У меня-то красть нечего, кроме злосчастных пирожков и затупленного меча. Я улыбнулась как можно ласковей и повела её прочь от колких взглядов прохожих.
Мы устроились в лесу подальше от города, на излучине узкой речушки, глубокой и бурливой, с сильным течением и крутым обрывистым берегом. Я заставила девочку снять балахон, оставив в одной посеревшей от носки нижней рубахе. Как следует выкупала, смазала ссадины на тощем, с выпирающими костями теле заживляющей мазью и отдала свёрток с пирожками. Пока девочка уплетала еду за обе щёки, я выстирала её засаленную одежду и повесила сушиться на старой ветвистой иве.
- Не торопись так, а то плохо станет, - предупредила я, наблюдая, как девочка давится, откусывая слишком большие куски.
- Простите! - залепетала она, обсыпая себя крошками. - Я так давно ничего не ела, кроме лебеды и сосновой коры. В последнее время так худо делалось, что я даже их есть не могла. Хотела цветы на кусок хлеба выменять. Дядька Лирий предупреждал, что нельзя попрошайничать, но я не послушала, вот и…
Говорила она торопливо, с гортанным придыханием на некоторых звуках, и всё время бегала взглядом, словно чего-то опасалась. Я никак не могла оторвать глаз от её искалеченной руки. Что же это за девочка такая?
- Давай лучше знакомиться, - я подбадривающе подмигнула. - Я Лайс…, да, Лайс из Белоземья. Это на юго-востоке. Мы с братом на север едем лучшей доли искать. А ты тоже с юга?
- Я Айка, из Тегарпони, - она хмуро потупилась.
Это же один из самых больших южных городов в Сальвани, почти на границе с Муспельсхеймом. Дальше и придумать нельзя.
- Куда же вы едете?
- Мы… скитаемся. Нас отовсюду гонят.
Айка развалилась на огромных листьях лопуха, вытянув руки и ноги в стороны.
- Мы ищем благостный край, где нет ни голода, ни нужды, ни холода, ни болезней. Где люди добры, честны и милосердны, а дети не бывают сиротами.
- Так ты сирота?
Айка кивнула, глянула на яркое солнце, и её глаза наполнились слезами.
- Мне было пять, когда чёрная лихорадка забрала отца с мамой. Ещё у меня был братик, но теперь и его нет.
Я устроилась рядом и тоже до ряби в глазах всмотрелась в исступлённо яркое светило.
- А я свою маму никогда не видел. Говорят, она была очень красивая и добрая. Мне бы хотелось быть, как она…
- Но ты ведь парень, - усмехнулась Айка.
Я напряглась. Едва себя не выдала. Взрослый бы давно догадался о моей тайне, но девочка продолжала светло улыбаться:
- К тому же ты и так самый красивый и добрый из всех, кого я встречала. Правда-правда!
Я неуютно передёрнула плечами. Балахон на ветру уже успел просохнуть. Я поднялась и принялась его штопать. Прорех оказалось много, поэтому я начала с тех, в которые можно было просунуть ладонь. Айка повернулась набок и, щурясь, наблюдала за мной.
- Ты похож на ангела, - заметила она.
- Это такой демон?
- Нет! Это божественный посланник. Как можно не знать про божественных посланников?
Я пожала плечами.
- Ангелы прекрасны, как никто из смертных. Они ненадолго спускаются с небес, чтобы принести людям покой и облегчить страдания. А когда наступит конец времён, они приведут в наш мир милостивого Господина, чтобы он сделал всех людей счастливыми. Надеюсь, у них получится.
Я провела рукой по своим неровно обстриженным волосам. Прекрасна, как никто из смертных, смешно, да? Стало тоскливо, и я поспешила сменить тему.
- А что случилось с твоей рукой?
Айка помрачнела и принялась баюкать искалеченную руку, словно успокаивая боль в так и не затянувшейся ране.
- Если не хочешь…
- Нет, всё в порядке. Просто… - она громко всхлипнула, но продолжила: - Это произошло в Тегарпони, когда мой братик был ещё жив. Мы голодали, ели птиц, подстреленных из рогаток на улицах нижнего города, спали в сточных канавах. Однажды мой братик заболел. Лекари из храма Вулкана говорили, что это от грязи и плохой пищи. Братик мучился несколько дней и постоянно просил есть. Я украла для него буханку хлеба из пекарни, рядом с которой вкусно пахло тёплой едой. Когда я вернулась, братик уже отправился по Сумеречной реке. Меня поймали и отрубили кисть.
- Кисть за буханку хлеба?! - вырвалось у меня.
Интересно, что же должны сделать со мной и Вейасом, ведь мы хуже, чем воры. Мы обманываем людей!
- Это жестоко и несправедливо.
- Нет, - Айка светло улыбнулась. - Все правильно: воровать плохо. И попрошайничать тоже. Так дядя Лирий учит. Он подобрал меня, выходил и взял с собой на поиски благостного края.
Что у них за вера такая? Благостный край, ангелы, спускающиеся с небес, Господин, который запрещает попрошайничать и воровать и должен принести всем счастье - никогда о подобном не слышала.
Дома я переживала из-за мелких проблем с отцом и женихом, ревновала брата к служанкам, а ведь это такие пустяки по сравнению с тем, через что прошла эта несчастная девочка. С тем, что приходится терпеть всем людям, которым не повезло родиться без божественного дара. Это неправильно.
Я протянула Айке заштопанный балахон и помогла одеться. Мы снова устроились в зарослях лопуха. Я принялась расчёсывать её пушистые волосы собственным гребнем. Айка терпела, даже когда мне приходилось раздирать колтуны. А после мы растянулись на мягких листьях и махали руками и ногами, как бабочки - крыльями, наблюдая, как солнце лениво закатывается за верхушки сосен, опаляя их закатным заревом.
- Пойдём с нами. Ты будешь нас от всех защищать и приносить покой. Мы будем жить свободные, как птицы! - Айка вложила свою костлявую ладошку в мою и доверчиво улыбнулась. Золотисто-рыжие лучи преобразили её лицо, смягчив худобу и сделав невероятно красивой.
- Рад бы, но у меня тоже есть братик. Если я его брошу, то никто ему даже буханку хлеба не украдёт. И, кажется, он меня уже обыскался, - я попыталась отшутиться, но Айка расстроено отвернулась.
- Я знала, что ты не согласишься. У тебя другой путь.
Треснули сучья. Кто-то шёл к нам по лесной тропинке. Я надеялась, что это Вейас, но на опушке показался незнакомый босой мужчина в косоворотке и штанах из грубого сукна.
- Дядя Лирий? - спохватилась Айка.
Я поднялась следом и присмотрелась.
Мужчина был невысокий, с заострившимися от худобы скулами, правую щёку пробороздил застарелый шрам. Карие глаза смотрели настороженно и хмуро. За поясом торчал большой охотничий нож с отполированной до блеска рукоятью. Шёл Лирий вначале степенно, но, увидев нас, сорвался в бег. Я испуганно замерла. У него на шее качался сплетённый из ивовых прутьев амулет - круг, перечёркнутый четырёхконечной звездой. В голове что-то щёлкнуло, с глаз спала пелена, и все слова Айки как мозаика сошлись в целостную картину. Это же бунтовщики-единоверцы. Поэтому их отовсюду гонят!
Я сжалась в комок. Единоверцы ненавидят таких, как мы, Сумеречников и их детей. Нужно было бежать прочь без оглядки, но ноги вросли в землю и не двигались, как в кошмарном сне.
- Айка! - пришелец остановился в нескольких шагах от нас.
- Дядюшка Лирий, что с вами? - спросила девочка, переводя непонимающий взгляд с моего лица на его.
- Это колдун, Айка. Беги! - закричал Лирий и выхватил из-за пояса нож. - Предупреждаю, если попробуешь меня заколдовать…
- Да вы что?! - замотала головой девочка. - Никакой Лайс не колдун. Он спас меня в городе и угостил пирожками. Он хороший!
- Он тебя заколдовал. Беги! - Лирий шагнул вперёд.
Я вытащила из ножен меч и выставила перед собой. Руки предательски дрожали. Я сумею защититься, должна суметь!
- Не подходите! Я не собирался причинять никому вред! - сбиваясь на вопль, я пятилась к реке и размахивала клинком, надеясь, что разум всё-таки победит.
- Дядя Лирий, остановитесь! - Айка ухватила его за локоть, но он смахнул её, как былинку.
- Вы обираете нас до нитки, калечите за то, что мы пытаемся урвать хоть крохи из награбленного вами и вешаете, если возмущаемся. Убийцы, душегубы, чума для всего Мидгарда! Каждый ребёнок, погибший от голода и холода, на вашей совести!
Меня колотило от его злобы. Так страшно ещё никогда не было. Будто сама смерть стояла между нами и ждала, кто не выдержит первым.
- Неправда, - пролепетала я осипшим голосом и почувствовала, как по щекам побежали слёзы. - Мы защищаем людей от демонов и получаем за это десятину…
В тёмных глазах полыхнуло яростное безумие:
- Ложь! Все демоны - ваша морочь! Сдохни, тварь!
- Нет! - вскрикнула Айка.
Багрянцем сверкнула сталь и скрылась за метнувшейся тенью. Я не разглядела, что произошло. Клинок звякнул о землю. Тщедушное тельце падало мне в руки. Я едва успела подхватить его за плечи.
- Нельзя убивать… - отрывисто бормотала Айка. - Ангелов. - Из спины торчала рукоять ножа. Кровь пачкала только что выстиранный балахон. - Кто приведёт… - слова тонули в натужных хрипах, - Господина?
Глаза закатились, голова неестественно запрокинулась.
- Айка! - грянул отчаянный вопль.
Чей?
Мёртвая плоть упала на землю, как прежде - мой меч.
Точно как они, безвольно, бездумно, я соскользнула с обрыва.
Глава 8. Влюблённый кузен
1526 г. от заселения Мидгарда, Докулайская долина, Кундия
Не знаю, сколько меня протащило течение. Я пыталась выбраться, но берега были слишком крутые - я всё время соскальзывала и неслась дальше. Хорошо, что дно не было каменистым, иначе я бы точно расшиблась, ещё когда падала. От холода и напряжения ноги сводило судорогой. Спасли отполированные водой корни нависшей над рекой ивы. Схватившись за них, я подтянулась и выбралась наверх, ободрав ноги об коряги и обжёгшись крапивой.
Меня тут же вывернуло, сердце колотилось, словно хотело выскочить наружу. Но даже отдышаться не вышло - страх погнал в чащу через колючий подлесок и бурелом. Всё сливалось в тёмное полотно. Деревья стали выше, появились просветы, но я не обращала внимания. Хруст сучьев под ногами преследователя нахлёстывал в спину. Хриплое дыхание жгло затылок. Я улепётывала без оглядки, но сколько бы ни бежала, преследователь, косматый и злой, всё равно заступал дорогу и угрожал окровавленным ножом. Кричал: "Сдохни! Сдохни, тварь! Сдохни за Айку!"
Торчащий из земли корень схватил за ногу. Я упала и ударилась головой об сосновый ствол. Тело пронзило болью. Дышалось с трудом. К горлу снова подступила дурнота. Слёзы смешались с тёплыми струйками крови.
Лирия нигде не было - за мной гналась моя совесть. Айка стояла перед глазами живая, прятала покалеченную руку за спину, улыбалась и протягивала букетик васильков, но стоило мне прикоснуться, как она падала замертво. Пластами слезала кожа и плоть, оголяя кости. Из глазниц выползали жирные личинки. У всех было перекошенное от ярости лицо Лирия. Они тянулись ко мне и кричали:
- Это ты убила Айку! Тебе подобные уморили её брата голодом и отрубили ей руку. Убийца! Сдохни!
Безумные видения осаждали сознание. Я пыталась сосредоточиться на чем-то добром и светлом, но мысли всё время возвращались к Айке. Если бы не я, она была бы жива!
Жёсткий сосновый ствол врезался в спину. Только он удерживал меня на тонкой грани реальности. Тёмная бездна небытия надвигалась всё ближе, пока не перенесла меня в туманную пустошь. Я бродила по ней, звала кого-то, но слышала лишь эхо в ответ.
Лицо утёрли мокрой тряпкой. Пахнуло несвежим. Я дёрнула головой, отгоняя дурманный сон, и открыла глаза. На меня уставилась косматая бурая морда. Громадная пасть распахнулась, обнажив клыки, и протяжно рыкнула. Я затаила дыхание, не смея шелохнуться.
Медведь принялся слизывать запёкшуюся кровь с моего лица. Сейчас откусит. Буду без лица, как Айка без руки. А потом Вейас загонит мне в спину нож из жалости. Нет! Нельзя сходить с ума.
Зверь замер. Бездонные глаза смотрели так проницательно, почти по-человечески.
- О, великий хозяин тайги, отец Дуэнтэ, - заговорила я, перебирая в памяти нянюшкины сказания. Слова молитвы приходили сами: - Именем твоей милосердной жены Калтащ, золотой бабы, заклинаю, прости, что пролила невинную кровь в твоём лесу. Я искуплю её кровью демонов и благими деяниями во славу всей земли мидгардской.
Медведь поднялся во весь рост и закрыл небо. Спина прогнулась. Рёв ударил по ушам. Передние лапы колотили воздух. Сейчас медведь меня задерёт. Просить бесполезно: чужая стихия не знает пощады. Это наказание за то, что убила Айку.
- Брат мой, Ветер, спаси, умоляю, - зашептала я трясущимися губами. Глаза застлала пелена мутных слёз. - Я не хочу умирать!
Налетел ветер, поднял в воздух прошлогоднюю листву и швырнул в косматую морду. Медведь вскинул голову и уставился в небеса. Неподалёку залаяли собаки. Он неуклюже развернулся и скрылся в густых зарослях малинника.
Я измученно выдохнула. Пустая, словно выеденная скорлупа. Выжженная и мёртвая, как земля после пожара. Ни мысли в голове, лишь тупая апатия и ломящая боль в окаменелых от напряжения мышцах. Надвигалась тьма, но лес не отпускал, будоражил шорохами и запахами. Собаки лаяли совсем рядом, спугнули какую-то птицу. Затрещали ветки - кто-то ломился через чащу. Над ухом раздался возглас:
- Она здесь, Вей, быстрее!
- Лайсве! - меня обняли и встряхнули жёсткие руки. - Ты в порядке? Что случилось?
Я прищурилась в лучах яркого солнца. Кто этот высокий стройный юноша?
- Да ты вся мокрая, - он принялся стягивать с меня одежду. Я соображала, как сонная муха, а двигалась и того медленней. Вместо протеста получилось нечленораздельное мычание. Резкий рывок отозвался такой болью, что я чуть не упала в обморок.
- Оставь её! - я с облегчением узнала возмущённый голос Вейаса.
- Я хотел помочь! Она сильно ободралась, а на затылке шишка с кулак. Надо её согреть и отвезти к целителю, - оправдывался незнакомец. Я ему не верила.
- Я её брат, а ты чужой. Занимайся лучше своими гончими, - Вейас оттолкнул его в сторону.
Снова залаяли собаки, сучья затрещали под тяжёлыми шагами. Почему так громко?
- Тише, родная, - зашептал Вейас. - Я с тобой - теперь всё хорошо.
Он развязал тесёмки на рубашке, вынул мои руки из разодранных рукавов и стянул превратившиеся в лохмотья штаны. Получалось только тихо стонать, когда брат случайно задевал ссадины и синяки. Вознаграждением за пытки стал плотно обёрнутый вокруг меня плащ, который ещё хранил тепло Вейаса. Лихорадочные мысли постепенно приходили в порядок.
- Заставила же ты нас поволноваться! Ещё повезло, что у Петраса свора гончих оказалась, иначе ни в жизнь тебя в этих лесах не нашли бы, - Вей поднял меня на руки.
Значит, это был наш кузен. Я помнила его сопливым мальчишкой, всего на год старше нас с братом, а сейчас он стал такой взрослый и важный.
- Не расскажешь, что произошло?
Я спрятала лицо у него на плече, хотела укутаться в родной запах, как в плащ.
- Ну и ладно. Ты жива - это главное. Целитель тебя быстро на ноги поставит, вот увидишь.
- Прости, - в горле будто встал сухой ком и царапал изнутри. - Я думала, что буду помогать тебе, но только мешаю. Лучше найди более смышлёного компаньона.
- Перестань! - брат потащил меня к дороге. - Без тебя я бы никогда не отважился на это путешествие. У тебя хорошо получается вдохновлять на подвиги.
- Что, лучше даже, чем у селяночек на сеновалах?
Рядом с братом страх отпускал, словно Вей был моей бронёй. Надо забыть и не думать, не вспоминать произошедшего. Никогда больше!
- Селяночек в Мидгарде, что грязи, а сестра у меня одна. Никто с тобой не сравнится.
Сделалось совсем спокойно. Вей поудобней перехватил меня за талию. В просветах между деревьями виднелись роющие копытами землю лошади и снующие вокруг них поджарые псы.
- К тому же, возможно, и не придётся в Хельхейм ехать, - Вейас усадил меня в седло впереди себя и направился вслед за Петрасом.