* * *
- В чем вы пытаетесь меня убедить?
Катя подошла к зеркалу в Башне Киевиц, постояла, разглядывая свое отражение, и принялась снимать кольца, будто они, дарующие магическую власть, мешали ей думать и сосредоточиться. Дело дочери бизнесмена казалось Дображанской таким же раздражающе мутным, как мир, на который она вынуждена была смотреть сквозь темные очки.
- Ни в чем. Ты сама все видела! - Даша сияла как юбилейная гривна.
Маша и Мир только что выслушали весь их рассказ. Оба выглядели почти неприлично довольными. История про "Духа Бездны" невесть почему подействовала на Мишу как колыбельная - в процессе ее раскапризничавшийся было ребенок уснул и теперь умиротворенно посапывал в синей коляске.
- Я так и знала, так и знала… - взволнованно заговорила Василиса Андреевна. - Только вчера я подумала: скоро в Киеве появится новый некромант! Закат был лиловым, перерезанным красной полосой. Порез на небе - верная примета! А позавчера эта девушка убила отца…
- Вчера и позавчера - несовпадение, - заметила Катя. - Насколько я понимаю, некроманты - это люди, которые вызывают души умерших?
- И управляют ими, - надбавила Глава Киевских ведьм. - Приказывают им узнать, добыть или убить… Стать некромантом может лишь ведьма или колдун, но отношение к ним в наших рядах неоднозначное… По многим причинам. Первейшая - они слишком опасны. Сильного некроманта нелегко победить. Ведь они повелевают душами мертвых. А те подчиняются своим, а не нашим законам. Иными словами, некромант повелевает теми, кто не подчиняется нам. Взять хоть Мирослава. Он умер. Но остался жив. Он жив, пока жива его любовь к Ясной Пани Марии, и пока он любит ее - совладать с ним не может и сильнейший из нас. Поскольку никто из нас не в силах заставить его разлюбить. Но если в Киеве родился некромант…
- Он может заставить Мира разлюбить меня? - спросила Маша, отрываясь от созерцания спящего сына.
- Не может, - спокойно сказал Мир Красавицкий. - Мы больше неразделимы.
- Возможно, - не стала спорить Василиса Андреевна. - Но нынче Бабы да Деды. В дома близких слетаются тысячи душ. Эти души ничем не защищены… И все они отныне в опасности!
- Из-за одного некроманта? - недоверчиво поджала губы Катерина Михайловна.
- Вы думаете, речь идет о жалких дилетантах, пытающихся отдавать приказания духам, или невинных развлечениях вроде спиритизма? - ответила вопросом на вопрос Василиса. - Я говорю вам о высшей некромантии! О некромантах, способных взять в плен души мертвых. Мы называем их "коллекционерами". Чаще всего у украденных ими душ есть объединяющий признак: одни предпочитают души убийц, другие - влюбленных, третьи - души политиков или поэтов. Все зависит от вкусов и личных целей…
- А как можно использовать душу поэта? - заинтриговалась Даша.
- Для вдохновения.
- И любую душу можно поймать? Даже душу Владимира Маяковского?
- Говорят, на Деды́. можно украсть душу даже у черта, - сказала Глава Киевских ведьм.
- А душу убийцы легко использовать для убийства… - развила мысль Катерина.
- Но только не в Киеве, - сказала Вася. - Мать Акнир - прошлая Киевица Кылына - любила людей. Она считала, что каждый слепой вправе сам выбирать между Небом и Землей, и их души - не игрушки для ведьм. Потому она запретила некромантам входить в Киев. Особенно на Бабы́. Но теперь ее нет, а вы не издавали запрет…
- Мы не знали.
- Вы еще не знаете многого… И раз уж о том зашла речь, - прервала себя саму Василиса, - великодушно простите меня, Ясные Пани, но у вас не горит в камине огонь. На Бабы́ в доме должен быть разожжен огонь, на который как мотыльки слетаются души, на огне должна кипеть еда, чтобы их накормить. Вы позволите нам с Акнир услужить вам и приготовить для ваших предшественниц подобающий пир?
- Пожалуйста, - с радостью пожаловала позволение Даша.
- Благодарю за честь. Акнирам, разводи огонь.
Помощница Главы Киевских ведьм немедленно бросилась выполнять указание - хотя по силе дочь прежней Киевицы Акнир намного превосходила Василису, она всегда вела себя с ней подчеркнуто уважительно.
- Вы хотите сказать, что сегодня к нам в Башню придут привидения? - приподняла насмешливую бровь Катерина. - По правде говоря, я не слишком…
- …верите в них? - не смогла сдержать сарказм Глава Киевских ведьм. - Помилуйте… - указала она на Мира Красавицкого. - Вы живете с привидением, говорите с ним, работаете с ним… и по-прежнему не верите в них? Простите меня, Ясная Пани, но это уж слишком по-людски!
- Прости, - Катя извинительно посмотрела на Мира. - Я как-то перестала считать тебя привидением.
- Я только рад этому, - сказал Мирослав.
- А я знала, что нынче Деды́, - отчиталась Маша, - но не знала, что к нам явятся все Киевицы, которые были до нас, - Ковалева взглянула на Акнир. - И твоя мама тоже?
- Я не жду ее, - ответила та, продолжая сооружать дровяной домик в камине.
- А помимо Ясных Пани к вам пожалуют и ваши предки, - поведала Вася.
- И мои родители? - Игла в Катином сердце заныла. Она бездумно сняла очки. Пожалуй, следовало рассказать о проклятой стальной занозе и обретенной остроте взгляда присутствующим, но разобрать окруживший ворох событий и без того было трудно. - Мои мама и папа… Они тоже придут сюда? Я смогу их увидеть? Смогу узнать, кто убил их?..
- И отец Миши… тоже придет? - с заминкой спросила Маша. И всем, включая неодушевленные предметы в комнате, стало понятно, что она стеснялась задать этот вопрос из-за Мира. - Ведь он его предок.
- Мы никогда не знаем, кто именно почтит нас визитом, - сказала Глава Киевских ведьм. - Потому в такие дни мы ждем всех.
- А я знаю, как их увидеть! - встряла Чуб. - Мне Акнир рассказала. Чтоб узнать, пришел ли покойник в гости, нужно сесть на печь и смотреть на дверь через хомут. Или выйти на улицу и посмотреть в дом сквозь замочную скважину или через окно. И между прочим, нашу толстую Белую Даму люди с улицы видели именно через окно. Я вам говорю, она здесь! И кошки на нее среагировали…
- Толстая Дама? - озадачилась Вася. - Кто ж это может быть? Вроде бы все Киевицы были достаточно стройными.
Раздался треск - забытая на столе мраморная ступа для зелий треснула и развалилась на две ровные части.
- Видите! - всколыхнулась Даша. - Это она!
Катя поспешно скрыла свое закипающее раздражение под темными стеклами:
- Я все равно не понимаю, почему вы решили, что пьяная малолетняя убийца отца - некромант, причем наивысшей пробы?
- Закат был перерезан. Она - сирота. Родилась накануне Дедóв и на 18-й день рождения совершила убийство, - перечислила признаки Василиса Андреевна. - Скорее всего, она не знала о своем даре. Но он жил в ней, и этим объясняется вся саморазрушительность ее поведения. Жажда была у нее в крови, она не могла бороться с ней, как иные не могут…
- …побороть желание купить серьги? - предположила Катерина.
- Наверное. - Сравнение не показалось Василисе уместным, но говорить об этом старшей из Киевиц она не стала. - Или как вампир не способен противиться жажде крови. Первой Ирина получила д ушу отца, человека, любившего ее. Очевидно, больше всего она ценит души любящих.
- И все это вы вывели из одного только сходства двух людей с картиной, написанной сто лет назад? - скептично подытожила Катя. - Простите, но при чем здесь вообще Котарбинский? Не слишком известный художник, умерший в…
- …1921 году, - сказала всезнающая Маша Ковалева.
- На этот вопрос мне трудно ответить, - с достоинством признала временное поражение Вася. - А кроме того, пора начинать приготовление. Не стоит гневить невниманием Душек. Особенно если они столь сильны, как души покойных Киевиц. Прошу извинить меня, - сказала она и с важным видом удалилась на кухню.
Акнир подбросила последнее полено в уже разгоревшийся огонь в камине, встала с колен, отряхнула серебристые леггинсы.
- Вам стоит послушать Васю, - сказала она. - До того, как мама издала запрет, испокон веков некроманты приходили в Киев на Мамки. В дни Уробороса. Имеющие третье негласное название - дни ловцов душ. Они шли в Святой Город воровать души монахов и богомольцев…
- Вчера кто-то раскопал на Замковой горе могилу монаха! Так в газете написано. - Чуб схватила и подняла над головой полотнище "Неизвестного Киева", как матрос красный флаг.
- И вновь нестыковка, - сказала Катя. - Если она любит души любящих, при чем тут монах, который умер сто лет назад? Как он мог любить ее?
- А как сто лет назад ее мог нарисовать Котарбинский? - парировала Чуб.
- Похоже, мы знаем точный адрес разгадки - сто лет назад, - улыбнулась Маша. - Но нестыковка все-таки есть, - студентка исторического факультета отложила просмотренную заметку в газете. - Журналисты ошиблись. На Замковой горе не могло быть могилы монаха. Разве только монашки. Флоровский монастырь, которому принадлежало церковное кладбище, - женский. Но там хоронили и обычных гражданских людей: мещан, купцов…
- Художников? - полувопросительно-полувосклицательно вскрикнула Даша. - Где во-още похоронен ваш Котарбинский?
- В Киеве, - сказала Ковалева. - Его могила должна быть где-то здесь. Я точно не знаю… Ты думаешь, она раскопала его могилу?
- Она ждала его сотню лет и пришла за ним! - ухнула Чуб.
- Достаточно пустых предположений. - Катерина решительно отодвинула один из книжных шкафов, обнажая тайную кладовку, заполненную костюмами разных времен. - Я сама схожу к нему в Прошлое.
- Осмелюсь заметить, вам не стоит беспокоиться. - Акнир сняла с полки кладовой старинные очки с круглыми стеклами, протянула их Кате, и та вдруг поняла, что дочь Киевицы отлично понимает, зачем Дображанской понадобились темные стекла. - В остальном ваш костюм весьма точно соответствует той эпохе, - сказала она. - А в мелких нюансах моды мужчины не разбирались ни тогда, ни теперь…
- Думаешь? - Катя заглянула в зеркало.
Показалось ли ей, или осколок бриллианта в ее броши стал больше?
* * *
"Котарбинский Вильгельм Александрович… Жил и умер в Киеве… При жизни считался одним из ведущих символистов Империи… Невзирая на большие гонорары, так и не приобрел собственный дом, на долгие годы поселившись в отеле "Прага"… незадолго до смерти перебрался в дом своего давнего друга - Эмилии Праховой", - уведомил Катю интернет.
От стройного розово-серого дома-замка на Ярославовом валу, 1, Катерина дошла пешком до угла Владимирской улицы, свернула налево и меньше чем через двести шагов оказалась у зеленоватого здания бывшего отеля "Прага", бывшей гостиницы "Киев" - закрытого на бесконечный ремонт № 36. Второй этаж дома был подпоясан длиннейшим балконом с великолепным черным литым узором. Стекла первого этажа еще хранили память о канувшем в Лету ресторане. Нарисованная на стекле улитка искренне ратовала "за неспешную еду". Реклама - "Ассортимент ограничен лишь вашим аппетитом" - зазывала в совершенно пустое, безлюдное помещение. А столь же пустынная застекленная макушка 6-го этажа вспоминала другой - знаменитейший в прошлом веке ресторан на крыше и пропечатанную в дореволюционных газетах рекламу: "Тот, кто не любовался панорамой города с террасы отеля "Прага", - не видел Киева!".
Над запечатанной дверью центрального входа еще держалась надпись "Готель", а над ней сияла громадная афиша о продаже старого дома… Но запертая дверь не могла остановить Киевицу - Катя сунула необходимый ключ в замок и привычно прочитала на входе заклятие именем Города, повелевая: "Дай мне час, который должно узнать". Просить более конкретно не имело смысла: Киев лучше других знал, какой день и миг из жизни Вильгельма Котарбинского поможет Киевицам решить загадку…
Дверь поддалась, и, шагнув за нее, Катя увидела совсем другой коленкор: сияющий, натертый до блеска холл одной из перворазрядных гостиниц старого Киева. Скользнув взором по объявлению, предлагающему всем гостям "Праги" в "бесплатное пользование" театральные бинокли и зонтики от дождя, Дображанская внимательно изучила доску, где значились имена лиц, проживающих в номерах, и кивнула, увидев нужное.
Поднявшись на третий этаж, Катерина прошла по устланному ковром коридору. Дверь номера Котарбинского не была заперта. Гостья толкнула ее и оказалась в просторной и светлой комнате посреди заправлявшего в ней художественного и антихудожественного беспорядка. Повсюду стояли мольберты с начатыми картинами. Под длинной лавкой у стены красовалась живописная куча мусора: коробки из-под спичек и папирос из лавки Соломона Когена, окурки, обрывки бечевки и бумаги, заметенные туда "аккуратным" хозяином, возбужденный голос которого долетел из соседней комнаты:
- Вот так, моя милочка… Ах, какая милая головка… Взгляните на меня… какой взгляд… какая прелестная меланхолия…
По-видимому, живописец был там с какой-то миловидной натурщицей, и, помня, что последние позируют не только в одежде, но и без нее, Катерина решила быть вежливой.
- Вильгельм Александрович… - позвала она. - Простите, что я без стука… Дверь была открыта… Я к вам по делу.
- Ах, какой чудный я слышу голосок… Кто у нас здесь?
Вильгельм Александрович немедля появился на зов. Он был еще достаточно молод, белокур, светлоглаз и весьма приятен на вид, с волнистыми волосами, прекрасно прорисованными бровями, небольшой аккуратной бородкой и мягкими обходительными манерами, мгновенно обволакивающими тебя, словно ласковый, теплый, гостеприимный плед.
- О! - восторженно встретил он красавицу Катю и машинально поправил свою испачканную краской широкую рабочую блузу. - Рад, очень рад принимать у себя таких восхитительных дам. Я еще не видел на Киеве подобных красавиц… Вы по делу… Как обычно? Портрет?
- Да… я хотела бы, - Катя отметила, что поляк по происхождению путается в единственном и множественном числе, но во всем остальном он произвел на нее самое благоприятное впечатление. Он походил на человека, взаимно влюбленного в жизнь.
Перед приходом сюда ей удалось найти в сети очень немного информации, но хватило немногого, чтобы понять - Вильгельм Котарбинский был неисправимым романтиком. В юности влюбился в кузину и в живопись. Но жениться на первой воспрещала суровая католическая вера, а стать живописцем - запретил шляхтич-отец. Тогда юноша просто сбежал из дома в Рим, где вскоре получил звание "Первого Римского рисовальщика". Приехав в Киев, после росписи Владимирского собора он легко и быстро вошел в моду. Рисовал тоже - легко и быстро. Зарабатывал легко и быстро тратил деньги. Все же женился на своей кузине, но легко и быстро разошелся с ней…
И сейчас тоже воспринял Катин визит легко и быстро перешел к делу:
- Чудный свет… Я прошу вас сюда.
Катя послушно встала на указанное художником место. Котарбинский подбежал к мольберту, бросил какой-то незаконченный рис унок прямо на пол, сменил его на чистый лист, схватил карандаш и принялся за работу.
- Ах, до чего ж вы красивы… Клянусь, вот истинное счастье - запечатлеть на бумаге такую диковинную красоту… и такой дивный контраст… - продолжал приговаривать он.
Дивная скорость исполнения заказа изумила Катю - однако не слишком. Возможно, увидев даму в дорогих украшениях, художник сразу уразумел, что она будет щедрой. А возможно - и даже, скорее всего, как и прочие, был сражен наповал красотой темноглазой Кати и, как случается с творческими людьми, понесся за новым вдохновением, забыв про прелестницу в соседней комнате. Последняя же наверняка модель, работает за деньги, а значит, будет ждать сколько угодно.
- Придвиньтесь, прошу вас… - сказал он.
- Придвинуться к чему?
Он не ответил на вопрос, увлеченный работой.
- Давно я не видел таких фантастических дам… нет… таких, как вы, никогда… Только сегодня… Дивный сегодня день, вы не находите?
Катерина невольно обратила взор к тусклому дню за окном - там моросил мерзкий мелкий дождик - трудно было придумать погоду противней. Но Котарбинский был увлечен даже сегодняшним днем.
""Врубель для бедных", - вспомнила определение Катя. - Но в жизни он скорее уж Врубель наоборот…"
Вильгельм Александрович и Михаил Александрович… Оба поляки по крови. Оба выбрали путь живописца, вопреки воле родителей… Оба приехали в Киев расписывать собор по приглашению профессора Прахова. У обоих была несчастная первая любовь… Но Врубель увидел в ней бездну. А для Котарбинского даже печаль стала светлым вдохновением. Оба сошлись с женой профессора Эмилией… Но для первого она стала той самой неразделенной любовью - его собственным ангелом ада, а для второго - ангелом-покровителем, лучшим другом. Вильгельм умер в старости у нее на руках…
Дивный пример, как одни и те же люди и вещи могут стать горем одного и счастьем другого. Как в горе может прятаться страшное счастье. А в счастье - горе. Именно способность проваливаться духом в бездонные миры породила гений Врубеля. Творчество ж Котарбинского оказалось таким же поверхностным или, скорее, парящим - легким, как его нрав.
За исключением разве что одного полотна - Черного Ангела с лицом прекрасного чудища, с глазами, полными темной бездны… Той самой бездны, которой были наполнены взгляды всех персонажей Врубеля.