- Мы дружили несколько месяцев. А прошло много лет, - Даша оправдывалась и знала это. - О’кей. Здесь хоть можно говорить нормально? - с вызовом вопросила она. - Я вообще-то хотела предложить тебе заняться поиском Маши. Но именно этим, выходит, ты и занималась… Выходит, все еще хуже. Нас только двое. Вернуться назад, в наше время, мы не можем. А даже если б могли, насколько я помню, там нас убьют еще раньше, чем здесь. Что же нам делать?!
- Что ты заладила: что делать, что делать? - озлилась Катерина. - Пойми наконец, если Машина формула Бога была пустышкой, мы уже ничего не можем поделать! Мы теперь такие же люди, как все.
- Нет, это ты заладила! - взъерепенилась лжепоэтесса. - В каком месте мы как все? - обиделась уличенью в нормальности она. - Я - знаменитость. Ты - миллионщица. Говорят, тебе принадлежит половина Империи. А во-вторых, мы не как все уже потому, что, в отличие от всех, знаем, что будет. - Даша Чуб взмахнула рукой, призывая в свидетели сотни книг по истории разных времен. - Сейчас только март. До Великой Октябрьской почти восемь месяцев.
- Положим. И что из того? - бесстрастно спросила Катерина Михайловна.
- Два варианта, - вдруг совсем без паники, четко и жестко сказала Чуб. - Можно по-быстрому эмигрировать за границу. Сейчас, пока мы еще в шоколаде. Переведешь туда свои деньги. А я… Мне хуже. - Даша безнадежно обвела глазами Машины книги. - Можно было б заделаться там каким-нибудь Набоковым. Но где взять его романы на английском? А сама я их не переведу… Может, Буниным? А что, неплохо! Получу Нобелевскую премию!
- Можешь остаться здесь и заделаться Маяковским - поэтом революции, - саркастично срезала Катя.
- Тоже выход, - легко согласилась лже-поэтесса. - У меня ж мать маяковка… была. Всю жизнь творчество Влад Владовича изучала. А я все переживала, что в серебряном веке Маяковский не канает. Я ведь столько стихов его на память знаю! Учить не надо. А если серьезно, - посуровела Чуб, - есть второй вариант. Попытаться что-то изменить. Мы же тут так хорошо жили. Нам здесь было так классно!
Катерина решительно провела рукой по корешкам в книжном шкафу и выдернула нужный - покрытую густым пухом пыли "Историю революции". За шесть лет Катя ни разу не открывала эту книгу: революция представлялась давно закрытым вопросом.
- Не стой над душой, - отмахнулась она.
Даша пристроилась именно там, нетерпеливо заглядывая через плечо. Дображанская торопливо просматривала хронологический ряд ближайших событий.
- Нет, - сказала она. - Мы тут ничего не изменим. Нужно смириться. Я - эмигрантка, ты - Маяковский. С того мига, как Николай отрекся от престола, обратного пути больше нет. Временное правительство уже объявило о рождении новой свободной России. Скоро киевская Центральная Рада призовет народ к новой вольной жизни во имя матери Украины. И это только начало… Если страна осталась без царя, она не принадлежит никому. Теперь ее может взять кто угодно!
Они услышали, как открылась входная дверь.
Обе вздрогнули. У обеих страх сразу сменился надеждой. Шаги были легкими - женскими.
- Кто там? - крикнула Даша первой.
- Маша? Это ты, Маша?! - позвала Катерина.
- Если страну может взять кто угодно, то почему бы не мы? - донеслось из коридора.
В дверном проеме стояла тонкая фигурка, затянутая в пуританское платье гимназистки. В руках у нее был ранец. Она молча пододвинула себе стул. Села, вытащила из кармана фартука пачку сигарет.
- Здравствуйте, - выговорила она.
- Ты… Ты пожелала нам здоровья? - неуверенно сказала Чуб.
- Я пришла, чтобы помочь, - сказала их враг № 1.
Глава вторая,
в которой мы узнаем дату смерти
Именно так все когда-то и началось…
Представьте себе, что вы человек, обычный человек, живете в своем ХХІ веке, идете к ворожке, ведь к ним ходили и буду т ходить во все времена. И вот вы приходите к ней и нежданно получаете силу - огромную, почти ворованную, ибо вы не знаете ни что с нею делать, ни как управлять. Вы ж просто человек. Но полученный дар меняет вашу жизнь. А затем разрушает вашу жизнь - человеческую… И не зная, что делать с сим даром, вы предпочитаете сбежать. В Прошлое, где можно по-прежнему быть простым человеком и где человек, знающий будущее и пару заклятий, - почти господь бог.
Именно так все когда-то и началось. Шесть лет назад и девяносто лет вперед шестнадцатилетняя ведьма точно так же, без стука, вошла в их Башню на Яр Валу, 1, в их спокойную жизнь и, произнеся вывернутое наизнанку "здравствуйте", обвинила их в краже Огромной Власти.
Только теперь и "здравствуйте", и все остальное было наоборот. И жизнь их была не спокойной, а взорванной крайней неопределенностью. И гостья перевоплотилась из арлекинской брюнетки в ангельскую блондинку.
И объявила она не о войне, а…
о перемирии?
Вряд ли.
- Как ты сюда попала? - вспыхнула Даша Чуб.
- Вы забыли, что эту квартиру, как и саму способность жить в Прошлом, свои знанья и власть вы получили от моей матери, Киевицы Кылыны. Вы забыли… - шестнадцатилетняя ведьма сделала тугую паузу, - и о том, что она была… моя мать?
- Ну, попользовались немного ее властью, чего из того? - мигом ощерилась Даша. - Ушли, сидим себе тут, никому не мешаем. Ты что же, шесть лет нас искала, чтобы добить?
- Вас было нетрудно найти.
Гимназистка, не торопясь, закурила, изучая их лица. Дымящаяся сигарета нелепо смотрелась с черным шелковым бантом и нежными золотыми кудряшками на девичьем лбу.
Но та, что сидела пред ними, та, кто считала их убийцами матери, та, кто поклялась их убить - могла убить их сейчас одним движеньем руки.
И Катя когда-то могла. Ее рука вспомнила это, рефлекторно сжавшись в кулак. Однако теперь, в сравнении с их гостьей, они:
"…мы обе считай что мертвы".
- Помогите мне, - молвила ведьма, - я не знаю с чего начать. Не знаю, что еще вы успели забыть. Не знаю, что рассказала вам ваша Маша перед тем, как исчезнуть.
- Ничего, - буркнула Чуб.
- В таком случае, - оживилась девчонка, - я начну с начала истории. Но только не вашей, а моей. Не так давно, точнее, очень нескоро, я узнала, что моя мать, Киевица, - самая мудрая, самая сильная, лучшая Киевица со времен Великой Марины… умерла, - на секунду она закусила губу. - Мне сказали, что ее силу забрали вы Трое. Не имея на то никакого права… Затем, воспользовавшись этой силой, вы сбежали сюда и стали здесь теми, кем стали. И заплатили за то свою цену. Вы знаете, что утратили дар. Знаете, что не можете вернуться назад. И не знаете, что делать теперь.
- Мы все это знаем, - оборвала Даша Чуб. - То есть знаем, что не знаем…
- Вы не знаете главного, - сказала девица, - формулу Бога, с помощью которой вы попытались отменить революцию, чтоб жить в Прошлом, не зная беды, я подкинула вашей Маше специально.
- Ты? - ахнула Даша. - Почему именно Маше? Ну да, - эмоционально зашагала лжепоэтесса по комнате, - это ж она уломала нас переехать сюда. Кать, ты помнишь? - воззвала она. - Это ж не мы все придумали! Мы ж с тобой нормальные люди, нам бы и в голову не пришло. Это Маша кайфовала от Прошлого, она ж на историка в институте училась. Это ей, видите ли, хотелось изменить историю к лучшему. Отменить Октябрьскую и спасти пятьдесят миллионов, которые погибли от сталинских репрессий, от голода, войны… не помню еще от чего. Она нам перечисляла. Ее ж даже не смущало, что, совершив эту Отмену, мы тут зависнем навсегда. И вот мы таки зависли по полной! В Настоящее нам хода нет. А здесь нас расстреляют как контру. И пятьдесят миллионов тоже погибнут… Бог мой, - возвела Изида ладонь к потолку, - вот отчего она смылась. Ей было стыдно сказать нам правду. Она все поняла. Она поняла во что нас втянула. В провальную аферу!
- Маша знала все это? - нахмурилась Катя.
- Не знала. Но позже она поняла… Почти все. - Голос девчонки казался непропорционально взрослым и пафосным, не гармонирующим с юным гимназическим обликом. - Она поняла, почему я объявила вам войну, обещала сжить вас со свету и доказала, что могу это сделать. Чтоб в ХХІ веке вас ничего не держало! Я хотела, чтобы вы убежали сюда, и максимально облегчила вам выбор. Я старалась.
- Понятно, - произнесла Дображанская.
- Да, все вроде очень понятно, - сказала шестнадцатилетняя ведьма. - Отменив революцию, вы перечеркнете историю. А заодно перечеркнете и свою дату рождения. Одни люди не погибнут, иные - никогда не родятся. В частности, вы… Вы можете жить здесь, но в ХХІ веке вас нет. А главное - никогда не было. А значит, у меня нет и не было соперниц. Киевицей буду я, дочь моей матери.
- Так ты теперь там Киевица? - расстроилась Даша.
- Так думала Маша, - гимназистка стряхнула пепел прямо на пол. - Но есть вещи, которые она так и не сумела понять. Первую вы уже знаете. Все, что вы тут натворили не способно отменить революцию. Да, моя мама знала формулу Бога и просчитала Отмену. Но тетрадь, которую я вам подкинула, была лишь одним из ее черновиков. Их у матери было десятки.
- Стало быть, революция будет? - расставила Катя точки над "i".
- Будет.
Катерина Михайловна надменно сложила руки на груди:
- И ты соблаговолила прийти, чтобы сказать нам об этом? Что посредством липовой формулы нас заманили сюда, где нас можно убить без труда? Ведь мы больше не Киевицы. Мы немощны. Ловко, надо признать. - Катино изумительно красивое лицо стало похоже на отрешенную маску. Катерина умела проигрывать с честью.
- А это ты видела? - Даша высвободила из-под ворота блузки цепь-талисман в виде змеи. - Попробуй-ка убить нас! - Чуб не умела проигрывать и не желала учиться!
- Все очень похоже на конец глупого фильма, - согласилась девица. - Преступник изливает душу жертве вместо того, чтоб прикончить ее без лишних слов. И гибнет из-за своего промедления. Но есть один важный нюанс. Я не собираюсь вас убивать. И добивать тоже.
Гимназистка спешно прикусила остаток сигареты зубами, открыла гимназический ранец и достала тетрадь. Подняла ее, держа за стертый угол.
- Вот то, что вам нужно. Те самые мамины расчеты, где сказано КАК! Это уже не липа. Вы можете отменить революцию! Я буду с вами…
- С какой-такой стати? - поинтересовалась Катя.
- Это просто. - тетрадь хлопнулась на колени. - Очень просто, - повторила девчонка, и в ее голосе прозвучал вызов их глупости. - Разве это так трудно понять? Я хочу, чтоб моя мама была жива.
Последняя фраза прозвучала совсем по-детски. Наверное, она хотела сказать ее не так, но не смогла. Сорвалась и отвернулась, чтобы скрыть дрожание губ.
- А разве она все еще нежива? - не поняла Даша Чуб.
- Нет.
- Почему?
- Потому что революция будет! То есть уже была. Сколько раз повторять?
- Так мы… родились?
- Да, а моя мама - погибла. Она погибла из-за вас Трех. Вы знаете это! Вы все еще Киевицы. Вас невозможно убить.
- Подожди… Так мы можем вернуться назад, домой?! - расширила глаза Чуб.
- Можете, - кивнула Акнир. - Но разве вы хотите?
Катя и Даша переглянулись. Особого желания не было выписано ни на одной из них.
- Погоди…
Дображанская опустилась в широкое кресло, лихорадочно пытаясь расставить все новости по надлежащим местам:
- Мы не знали, что можем возвратиться домой. Не знали, что в наших руках по-прежнему власть. И никогда бы не сунулись в ХХІ век, зная, это верная смерть. А ты приходишь сюда и отдаешь нам все козыри, вместо того, чтобы стать Киевицей…
- Вы что, идиотки! - вскричала Наследница. - Я ж вам объясняю! Ваша Маша не поняла самого-самого важного. Я не хочу быть Киевицей! Не хочу побеждать вас, не хочу убивать. Я хочу, чтобы моя мама была жива! Чтоб революции не было! Вас не было. Вы никогда не рождались. А моя мать никогда, НИКОГДА бы не умирала! Иначе зачем бы, подстроив все это, я заявилась сюда?
Катя сузила глаза: она поняла… Они позабыли первый закон путешествий в минувшее!
Тот, кто способен пройти в Прошлое из ХХІ века, всегда возвращается назад в тот же самый год, день и час, когда он ушел. Ты можешь прожить в прошедшем шесть, шестьдесят, шестьсот лет, можешь жить вечно, не состарившись ни на год, ибо время, которому принадлежит твое тело, остановилось и преданно ждет тебя.
Они ушли в 1911 год 11 июля. И хотя сейчас 1917 год, вернутся назад в то же самое 11 июля. А Киевица Кылына умерла 4 числа… Для Акнир ее мать умерла не шесть лет, а всего лишь шесть дней назад!
- А почему ты сразу не сказала нам все? - въедливо уточнила Даша.
- Ну нет, совсем больные! - девчонка вскочила на ноги. Ее перепады от мудрой взрослости к вопиющей детскости были столь резкими, что сбивали с толку. - Вот я бы пришла к вам и сказала: "Привет! Я очень хочу вернуть маму. Поэтому давайте вы, пожалуйста, откажитесь от власти, бросайте все и переселяйтесь в другой век. Заодно революцию ликвидируете". Что б вы мне ответили?
Вопрос был риторическим.
- Так оставила б нам сразу две тетради, - неуверенно предложила Чуб.
- Ага. Сейчас! Второй мамин план совсем не плевый. Знали б вы заранее, что вам предстоит, ни за что б не ввязались. Это теперь вам есть за что бороться. За славу, за деньги, за поклонение, за любовь, наконец. Сейчас вы обе здесь - королевы! Нормальные, людские, а не ведовские. И ведь, если честно, вам давно наплевать на равновесие между Землею и Небом. Вам и раньше было плевать. Просто вам нравилась власть. Она всем нравится, это понятно. Но ведь человеческая власть вам нравится куда больше, чем власть Киевиц?
- Ну, в общем… - протянула Чуб.
А Катя отметила, что, видимо во избежанье конфликта, девица старательно не употребляет слово "слепые", призванное подчеркнуть непримиримое отличие между людьми и чистокровными ведьмами - ведающими, видящими, знающими все.
В то время, как сама ситуация красноречиво подчеркивала это! Шесть лет шестнадцатилетняя ведьма водила их, как поводырь водит слепых, чтоб подвести к нужному ответу.
- А позволь поинтересоваться, во что, собственно, ты нам предлагаешь ввязаться? - сдержанно спросила Катя.
- Не бойтесь, я вам помогу, - улыбнулась девчонка. - Это еще одна причина. Без меня вы могли б и не справиться. И не приняли б мою помощь, если б получили сразу обе тетради. Ведь тогда я была вашим врагом. А теперь то, что я принесла эту тетрадку, - как бы залог нашей дружбы. Верно? - она говорила, как сущий ребенок.
Только маневр юной ведьмы был слишком уж тонок, чтобы его совершил сущий ребенок!
- Как там тебя зовут?
- Акнир, - представилась девушка. - Нетрудно и позабыть за шесть лет.
- Скажи, Акнир, - попросила Катерина Михайловна. - Ты ж видела Машу?
- Позавчера.
- Позавчера?!
- По нашему времени, - быстро сказала Акнир. - По вашему, в 1911 году. Потом я на денек махнула в Настоящее решить кое-какие дела. И вот, вернулась…
Катя на мгновенье умолкла - раньше они Трое так же легко могли перемещаться из года в год, словно из комнаты в комнату. Могут перемещаться! Ведь…
"Вы все еще Киевицы!"
- Но отчего Маша бросила нас? - спросила она. - Она что-то узнала? Почему она ничего не сказала?! Она хоть жива? Ее можно найти? Где она?
- Я не знаю. - Акнир коротко вздохнула, так, словно самое трудное осталось позади и тяжкий груз свалился с ее плеч. - Я искала ее. Безрезультатно. Я даже спросила Мать-Землю, но… Маша точно провалилась под землю. Ее словно и нет на земле.
- Понятно. - Катерина Михайловна отвернулась к окну. - Не обессудь, Акнир, нам нужно подумать.
- Думайте. - Девчонка затушила окурок о подошву ботинка. - Но прежде чем вы что-то надумаете, я должна сказать вам еще одну вещь. Я правда не знаю, где ваша Маша. Но точно знаю: она еще жива.
- Как ты знаешь? - всколыхнулась Дображанская.
- Потому что я знаю, - подчеркнуто значимо сказала Акнир, - точную дату ее смерти. Она прописана в новой истории. Сейчас ее смерть еще можно предотвратить. Но знайте… Если вы откажетесь отменить революцию, 13 числа ваша Маша умрет!
* * *
В общем, по всему выходило, что следует сказать "да". Катя и сама толком не понимала, зачем она попросила отсрочку.
Прежде чем вернуться домой, Дображанская заехала на Крещатик, в кондитерскую Балабухи, и купила три фунта сухого варенья. Как и ее тезка Екатерина ІІ, с чьей легкой руки сухое варенье поставляли к царскому столу аж до теперешнего - 1917 - года, Катя любила сию сугубо киевскую сладость, рецепт коей был безнадежно утерян в ее Настоящем. Но сладкое не смогло подсластить горечь дум.
Сказать "да", и есть свое варенье до скончанья времен. Иначе не будет ей ни варенья, ни первейшего на Киеве дома…
Когда-то, будучи тринадцатилетнею девочкой, Катя мечтала, что подрастет и много лет спустя купит себе этот дом. А вышло иначе: не много лет спустя, а много лет назад. И вот теперь, Катерина ходила по дому, меряя шагами узорный паркет, зажигая повсюду электрический свет, разглядывая тысячи изящных вещиц, украсивших ее жизнь. Милый друг Митя находился в отъезде и обещался вернуться не раньше 10-го.
Когда-то, будучи тридцатипятилетней, Катя соблазнила легендарного убийцу Столыпина, Дмитрия Богрова, чтобы спасти премьер-министра и отвратить революцию. А вышло иначе: так обрела свою самую большую любовь…
Странно, ей-богу, устроена формула Бога! Стоило изменить всего один факт его биографии, и не ценящий свою жизнь ни на грош, пылающий ненавистью революционер, разработавший гениальный план убийства и повешенный на Лысой Горе, превратился в не менее гениального дельца, довольного жизнью, бесконечно влюбленного в свою красавицу ведьму. Вот вам и формула Бога! Шесть лет они живут душа в душу. Не будет у нее больше такой любви. Никогда…
Тишина.
Катерина попыталась было заняться бумагами: ничто не успокаивало ее так, как деловые бумаги в кристальном порядке. Когда-то, еще в прошлой жизни, ее успокаивала программа телепередач, самая безэмоциональная из всех газет, которую Дображанская просматривала утром от корки до корки, несмотря на то что почти не смотрела телевизор. И вот теперь бумаги шуршали, свидетельствуя об идеальном состоянии Катиных дел, а на душе становилось все горше и горше. Не знавать ей больше такого богатства… Стоит изменить всего один факт своей биографии и сказать "нет".
Вот вам и формула Бога, просчитанная величайшей со времен Великой Марины Киевицей Кылыной…
А они Трое всегда были только людьми! Слепыми, по воле случая угодившими в свалку ирреальных событий. Даже странно, как им удалось победить мать Акнир. Если б не Маша…
Катя со стуком поставила на стол пресс-папье с серебряной ручкой в форме оленя.
Маша не была слепой! Маша пришла сюда, чтоб отменить революцию. Маша сознательно согласилась перечеркнуть свою дату рождения, чтобы спасти миллионы людей. Маша была Киевицей! И не смогла простить им именно то, что, очутившись в Прошлом, они повели себя, как типичные люди: начали осуществлять свои желания, красть без разбора, перекупать чужие акции, печатать чужие стихи. И если Екатерина Михайловна скажет "нет"…
Да нет, нет у нее ни одной самой пустяшной причины сказать это "нет"! Ведь иначе Маша умрет! Так сказала эта девчонка…