- ОК, замяли дурную тему… У меня проблема. Я петь не могу. Голос пропал.
- Должен ли я вам напомнить, - до чего же сидящий напротив был непохож на прежнего - простого, своего в доску Яна! - что в книге Киевиц есть сила, способная заставить петь и плясать старый пень?
Даже рыжина его была невеселой!
Даже голубой камень перстня потускнел и погас.
Кабы не камень и перстень, Даша могла б и не признать их владельца в этом брезгливом отродье.
- А вот и нету! - обозлилась она. - Думаешь, я сюда прибежала, оттого что ночами не сплю, забыть тебя не могу? Очень надо! Мы заклятий сто перепробовали. Маша читала "именем отца" - не помогло. Поможешь или нет?
- Именем Отца? - Демон помрачнел.
Недоброжелательно посмотрел на четыре мониста, возлежащих на Дашиной высокой и объемной груди, и сказал (не спросил!):
- Вы сняли змею. Уроборос.
Цепь в форме змеи, кусающей саму себя за хвост, носили все три Киевицы - ее магический круг защищал их от зла.
- Из-за нее колье… в смысле мониста не хотели застегиваться, - быстро оправдалась Даша, понимая уже, что напортачила что-то не то. - А какое зло со мной могло случиться во-още?
Вопрос был обороняющимся.
Талисман, подаренный Трем Киевским Демоном, был архиважною вещью. Случайно потеряв "змею", Катя чуть не погибла.
- Вы встречались с Акнир? Она говорила в ваш адрес что-то непонятное вам? Показавшееся абракадаброй. - Демон был терпелив.
Отстраненно-терпелив.
И неприятен.
Даша видела: он общается с ней как с полной дебилкой.
- Хочешь сказать, это она? Шмакодявка эта? - вскипела презрением Чуб. - Да, она вроде что-то кричала… невнятное. И пальцем в меня тыкнула. Но после этого я еще пела. Я пела романс на Старокиевской горе!
- Значит, заклятье поджидало нужного часа.
- Но как она могла! Мы ж сильнее! Пока еще…
- Как видите, могла и легко. - Демон сказал это с болью. - Мастерство выше силы. Ловкий удар важнее тяжелых, неповоротливых кулаков. А Акнир - мастер. Наследница. К тому же чароплетка.
- То есть плетет заклинанья сама, - кивнула Даша. - Мы в теме.
- Думаю, - сказал Киевицкий, - ее заклинание было новым, придуманным ею же. Потому в Книге и нет противоядия. В данном случае отворотом может быть все что угодно.
- В смысле?
- Возможно, - пожал он плечами, - вам нужно пойти ночью на Лысую Гору и вырвать сердце у голубя. А возможно - достаточно поесть обычной клубники, и голос вернется. Суть не в этом, а в том, что эту тайну знает только она - Акнир. Это ее чары.
- Так что же мне есть? - напряглась Землепотрясная. - Клубнику? Или все подряд?
- Безусловно, у Трех хватит сил, чтобы вернуть вам ваш дар. Но хватит ли у вас ума применить свою силу? - Демон помолчал и ответил себе сам. - Сомневаюсь. Что ж, и слепым иногда свойственна мудрость… У вас есть хорошее выражение: "Своего ума не вставишь". И все же попробую вам его одолжить. Вы проиграете Суд, это уже очевидно. А потому дам вам последний совет. Забудьте про голос. Очень скоро он вам не понадобится. Неужто вы думаете, что, победив, Акнир оставит Трех в живых? Никогда!
- Да пошел ты! - взвизгнула Даша. - Помог называется! Сноб рыжий…
Но в эту секунду ей стало по-настоящему страшно.
* * *
- Демо… Дм… Господин Киевицкий? Вы здесь?
Перед Машей стоял черноглазый брюнет с ярко выраженными татаро-монгольскими глазами, губами и скулами.
Его рука, отмеченная крупным серебряным перстнем с прозрачным камнем, приподнимала щегольскую трость с рукоятью в виде человечьей руки. И в данный момент вытянутый - указующий перст руки-рукояти показывал на Анину залетную шляпку.
Рядом с Демоном маячил молодой человек с подозрительно знакомым лицом, почти мальчик в фуражке с общегимназической "птичкой" и аббревиатурой "К1Г" между листиками.
"Киевская 1-я гимназия", - расшифровала Маша.
Получив вопрос, Демон вежливо поклонился Марии Владимировне и отвесил еще два коротких кивка за правое и левое плечо Киевицы.
"Странный ритуал…"
За Машиным левым плечом стояла Анна, сконфуженная появлением двух незнакомых господ, ставших свидетелями ее экспансивного жеста.
За правым плечом (зыркнула Маша) не было никого.
- Вы знакомы? - спросила Анна у спутницы.
- Да. Мы давние знакомые, - сказала Маша, пристально всматриваясь в спутника своего знакомца.
- Мы познакомились еще в прошлом веке, - пошутил Киевицкий.
И тут Маша поняла: он не шутит!
Это не ее Демон!
Ее Демон находится там, где ему и положено быть, - в начале XXI века.
А это он же - на сто лет моложе!
И упомянутый им прошлый век - подсказка растерявшейся Марии Владимировне: с ним - Демоном Прошлого - она виделась единожды, в 1884 году, в кафе Семадени, куда водил ее Врубель.
Тот Демон знал: она - Киевица, Киевица захожая…
И ныне держал себя с нею соответственно рангу.
- Да, давненько мы с вами не виделись, - задушевно пропел Киевицкий. Его черные, как волчьи ягоды, глаза лоснились влажной любовью. Он был красив (хоть и не так, как Мир Красавицкий!). И, при желании, мог быть обворожительным. - Впрочем, я вас видел давеча… В Царском саду. Когда ж это было? Точно вчера…
"Сегодня утром - двенадцать лет назад", - поправила Маша, проглатывая подсказку вторую.
- А вы меня и не приметили, - улыбнулся Демон хитро.
- Приметила, - ответила разведчица Прошлого. - Да сомневалась, вы это или не вы.
- Я, я, кто же еще! - подтвердил Демон-ворон. - Догадываюсь, каким ветром вас сюда занесло. Так и помышлял, что вас тут повстречаю. Примете нас с моим другом в компанию? Или у вас иные планы имеются, с нашими несовместимые?
Теперь он сам просил у залетной Киевицы подсказки:
Что привело ее в его время?
Что она намеревается выправить или предотвратить, дыбы отвратить беду в неведомом ему далеком грядущем?
И совпадают ли ее планы с его намерениями… насчет Анны!
- Дайте подумать, - сказала Мария Владимировна.
Ослабевшая помощница "Рать" помогла взять себя в руки и мыслить логично.
Итак:
Демон-ворон был в Царском саду зимой 1894 или -5 года.
Демон знал, где пятилетняя Анна спрятала Лиру.
Демон ждал, когда она вернется за ней.
Прочее пока представлялось загадкой, а вопрос "Можно ли просто расспросить его обо всем?" - безответным.
"В любом случае, - рассудила она, - Демоном его зовут только люди. Он не искушает - он контролирует Равновесие со своей стороны. Врубелю он даже пытался помочь. Но кто это с ним?"
Она снова взглянула на друга Киевицкого-Прошлого - мальчика, светловолосого, голубоглазого.
Подумала: "Глаза у него точно такого же цвета, как камень в перстне Демона…. Откуда ж я его знаю?"
Черты его подросткового лица - некрасивого, но отчего-то столь притягательного для Маши, - были весьма характерными, выписанными крупными запоминающимися мазками.
"А по возрасту он такой же, как Анна. Нет, младше, младше… Но он другой. Кто он?"
- Анечка, вы не против компании? - не оборачиваясь, вопросила она, не сводя глаз с любопытного юноши.
Любопытство, неудовлетворенное, собственно, и перевесило чашу весов:
"Почему бы и не прогуляться всем вместе?"
- Как вам будет угодно, - откликнулась Анна без всякой охоты.
- Так прикажете вызволить вашу шляпку из плена? - улыбнулся ей юноша.
Ему шла улыбка.
Он сделал шаг к "шляпному" дереву.
- Буду вам признательна, - суховато поблагодарила его Анна Горенко.
Он был младше ее и неинтересен ей, взрослой.
- Позвольте представить вам, Анна, - господин Киевицкий! - провозгласила Мария Владимировна. - Личность, уж поверьте мне, необыкновенная. А это мой друг - Анна Горенко.
Гимназистка церемонно качнула носом с потенциальной горбинкой.
И сразу стала высокомерной - настолько, что Маша сразу же вспомнила: учась в Киеве, приживалка Вакаров держалась в гимназии как королева не только с девочками из богатых семей, с преподавательницами, осмелившимися сделать ей замечание!
- А я, в свою очередь, - подхватил Киевицкий, - хочу представить вам моего юного друга…
С похвальною ловкостью юный друг вскарабкался на высокое дерево и вызволил летательный головной убор из ветвей.
- Не смотрите на молодость, я пророчу ему блестящее будущее…
В тот же миг "блистательный в будущем" гимназист бесстрашно спрыгнул с ветки на землю, представ пред отшатнувшейся Машей.
- Не взыщите, он питает некоторую склонность к театральным эффектам, - любовно пожурил его Демон с видом горделивого папеньки. - Прошу любить и жаловать, Михаил Булгаков…
"Бул…гаков!!!"
Тут, оказавшаяся подлою дезертиршею, "Рать" в одночасье покинула Машу. Выветрилась из головы.
А голова представилась Маше расстроенным пианино, по клавишам которого колотят чьи-то интенсивные пальцы, не извлекая, однако, ни звука - только раздражающе глухой деревянный стук.
Так и ее перенапряженные мозги не могли извлечь ни единой мысли.
Пред нею стоял Миша Булгаков - и он был мальчишкой…
Младше ее!
Еще младше Ахматовой!
Вот только Михал Афанасьевич Булгаков для Марии Владимировны Ковалевой Ахматовой не был.
Кабы студентка-историчка участвовала в конкурсе знатоков биографии М. А. Булгакова, она бы наверняка заняла коли не первое, то, как минимум, второе почетное место.
Историческая Машина память, и без того благоволящая к столь ненавистным иным точным датам, в отдельных случаях могла дать фору любому компьютеру. Случалось же это тогда, когда ее обладательница влюблялась в какой-нибудь период истории или отдельно взятого деятеля.
Булгаков же был для Маши случаем не просто, а совершенно отдельным! Не зря лишь один из тысячи тысяч ключей в шкафу круглой Башни удостоился чести храниться на груди одной из Трех Киевиц - ключ от дома на Андреевском спуске, 13. Не зря книга "Мастер и Маргарита" была у Маши настольной, выученной почти наизусть! Не зря все и вся, виденное ею вокруг, немедленно сопоставлялось с тем или иным фактом булгаковской жизни, его фразой иль убеждением…
И чтобы вам, мой любимый читатель, стала понятна вся глубина провала, в который угодила моя бедная Маша, я скажу: земля разверзлась у нее под ногами, и она пролетела ее насквозь - туда и обратно! - и вновь оказалась на том же месте.
Безумно блуждающим взором Ковалева ощупала окружившую ее Владимирскую горку.
"Булгаков считал ее "лучшим местом в мире"!"
Скользнула по крестам Златоверхо-Михайловского, построенного в честь архангела-воина.
"Булгаков был крещен в Крестовоздвиженской церкви именем Архангела Михаила, защитника и покровителя Киева!"
Обнаружила желтеющие листья на дереве, определила на глаз наступившую осень, и правое - умное - полушарие Маши мгновенно выплюнуло "бегущей строкой":
"Осенью 1906 семья Булгаковых переехала на Андреевский спуск № 13.
Тут сразу заболел отец - Афанасий Иванович, философ-историк, доцент Киевской духовной академии. Читал курс истории и разбора западных вероисповеданий. Знал греческий, английский, французский, немецкий языки. Автор книг "Старокатолическое и христианско-католическое богослужение", "О законности и действительности англиканской иерархии с точки зрения православной церкви". Заболел безнадежно. Умрет через год. Гипертонию почек не умели лечить. Похоронен на Байковом кладбище, как и сын Миши Врубеля…
Булгакову сейчас пятнадцать лет.
Учится в 1-й Александровской гимназии уже пятый год.
В пятом классе впервые начал писать - юморески. Вместе с ним учатся Паустовский, Сикорский, Богров… Нет, это не важно.
…Боже!!!"
Пятнадцатилетний гимназист Миша Булгаков протягивал Анне Горенко спасенную шляпку.
Семнадцатилетняя гимназистка взяла ее двумя пальцами правой руки - прочие три были сжаты в кулак. А в кулаке таилась воскрешенная Лира.
Руки будущей поэтессы и будущего великого писателя соприкоснулись…
"Его отец умрет!
его отец умрет…
…как и сестра Ахматовой Инна.
Как и все, кто соприкасается с Лирой!
НЕТ!!!"
* * *
- Почему ты не сказал мне, что был знаком с Булгаковым?
Демон откинулся на стуле и посмотрел на Машу с почти человеческим изумлением:
- Вы вызвали меня исключительно ради этого? - произнес он, каждой буквой очерчивая свое изумленное презрение.
- Ну… - смешалась Маша.
На миг она почувствовала себя школьницей, страдающей у стола злого учителя, который безжалостно черкает красною ручкой ее домашнее задание.
- Вы способны оживлять мертвое! Летать над Землей. Сдуть площадь Независимости, как крошки со стола, и отобедать в кафе Семадени, стертом с лица этой площади полвека тому. И главное - можете потерять все это через тридцать часов! И самым поразительным для вас фактом по-прежнему остается мое знакомство с Булгаковым?! До чего же вы все-таки человек… Уж простите, что я вас так называю.
- Ничего. Я не обижаюсь, - пробормотала "школьница".
- А стоило бы! - с обидой ответил "учитель". - Вы безнадежно слепы. Мать моя, что с вас взять, если еще неделю назад вы считали меня булгаковским Воландом. Дьяволом. Сатаной!
И тут Маша внезапно обиделась.
"Рать", угасшая, возродилась, восстала, забурлила с новою силой.
"Какие-то остаточные явления…" - отметил край сознания.
"Я - Киевица!"
- Я - Киевица! - сузила глаза она. - А ты - не Дьявол. Ты - всего лишь дух этого Города. Стоящий по левую сторону руки - моей руки! Кстати, если не секрет, кто будет стоять на Суде по правую?
- Не трудно догадаться, - нахмурился Демон. - Есть Земля. Есть Небо.
- Мать-земля, Отец-небо… - сказала Маша. (Так начиналось одно из заклятий.)
- Твой Отец - Киев! - срезал Киевицу дух Города. - Ты - его хранительница! Я - хранитель Земли под ним. Но и мне, и Городу, и тебе, и всем слепым - роднее Земля. Она вас кормит и поит, и принимает ваш прах.
- Есть Земля, - насмешливо повторила науку Маша, - есть Город, есть Небо. Ты и я… Я правильно поняла, с Неба тоже кто-то придет?
- Один из Трех, - сказал он неохотно. - Но не обольщайтесь! Последние девяносто лет трон по правую руку пустует.
- А что случилось девяносто лет назад?
- Вы не знаете даже этого? Революция. Вы сами разрушили ваши церкви. И Киев перестал быть Столицею веры. Но остался Столицею ведьм.
- Значит, - пренебрежительно фыркнула Маша, - судить нас будешь ты? Смешная новость.
Глаза Киевского Демона стали тяжкими как камень.
- Не я, - издал скрежещущий звук он. - Ведьмы.
- А ты у них, - рассмеялась "Рать" в Ковалевой, - для красоты? Я думала, ты их хозяин.
- Я, - вымолвил он. - Но ведьмы свободны.
- "Невидимы и свободны".
- И когда видимы, свободны тоже, - жестко окоротил ее он. - Вы знаете, что такое свобода, уважаемая Мария Владимировна?
- Я знаю, - сказала она. - Теперь знаю. Свобода, это когда ты можешь все. Кроме одного…
- Свобода - это пренебрежение к расплате! За все в жизни приходится платить, - пропечатал Киевский Демон. - И я вправе заставить киевских ведьм расплатиться за их свободу смертью. Но поскольку они свободны, они пошли за Акнир, пренебрегая смертью.
- И ты ничего не можешь поделать? - тихо и слегка удивленно поинтересовалась Мария Владимировна.
- Почему же? Я могу казнить их, когда вы победите. Вот только вряд ли это произойдет. Вы насмешка над именем Киевиц!
- Мы - Киевицы!
Маша встала из-за стола.
Взглянула в окно - на профиль первого дома № 13, где до 1913 года жил ее кумир, крещенный именем защитника Киева. Положила руку на грудь, где на шнурке под одеждой висел ключ от Его дома.
Странно, ключ словно придал ей сил.
- Ты пытаешься запугать меня проигрышем? - уничтожила Демона взглядом она. - А мне не страшно! Я знаю, мы проиграем. Знаю, ночью твои свободные ведьмы собираются на Лысой Горе вершить Великий ритуал. Знаю, мы можем погибнуть. Но я - Киевица! И у меня есть дела поважней моей жизни. Весы покачнулись. Сильно! И я пришла сюда не для того, чтоб ты сидел и рассказывал мне, как тебе не нравятся люди.
- Весы покачнулись? - И тон, и поза ночноглазого брюнета в секунду стали поджарыми, деловыми. - Простите, моя Киевица, простите Стоящего по левую руку. - Лоб опустился, став покорным, - покорно испрашивающим прощения. - Если Вам нужна моя помощь, я верноподданно внимаю Вам.
- Ты же не выносишь меня! - оборвала обозленная Маша. - Ни меня, ни Дашу, ни Катю. Мы для тебя - слишком люди! Мы кажемся тебе смешными. Мы были нужны тебе раньше, чтобы спасти Город и свою шкуру. Но ты не сделал ни шага, чтобы помочь нам теперь. Зачем тебе нам помогать? Акнир - вот кто подходит тебе идеально. Она такая, как надо! Она бы уж точно обиделась, если бы ты назвал ее человеком!
- Да, я не люблю вас, - признал Демон со спокойным достоинством. - Вас не за что любить, - прибавил он убежденно. - Слепые уродливы в своем ничтожестве, и псевдовеличие, которое дарует вам ваш прогресс, делает вас еще ничтожнее год за годом. Мне много лет. Но ваша способность не понимать простейших вещей не перестает меня изумлять. Семь веков вы решаете одни и те же проблемы: страха смерти, любви, не-любви, проблемы отцов и детей, проблемы выбора… И семь тысяч лет не можете их решить. Неужели вам никогда не приходило в голову, что список вопросов, которые мучают каждого из вас, неизменен! Он неизменен все семь тысяч лет!
- Я не совсем понимаю, - пытливо сказала студентка.
Она уловила одно: Демон больше не попрекает ее. Впервые за их знакомство он пытается объяснить ей, почему не в силах принять людей.
- Вот еще одно ваше качество. - Его голос был безвкусным, как жеваная бумага. - Даже если подсунуть вам правду прямо под нос, вы не видите ее. Вы, Мария Владимировна, страдаете оттого, что ждете ребенка и будете растить его без отца. Страдаете из-за ваших отношений с родителями. Страдаете, считая, что, спасая Отца, вы, сами не желая того, предаете отца родного. Я не ошибся?
- Нет, - придушенно сказала она.
Она была для него прозрачною, как стекло.
И быть прозрачной было неприятно.
"Он просто… не-слепой".
- Но неужели вы и правда считаете, что являетесь первым человеком Земли, который решает подобные вопросы? - спросил он со скукой. - Их решали миллионы до вас. И, что интересно, решили. Иные описали свои решения в книгах. Но человечество похоже на умалишенную бабу, которая день за днем вновь и вновь изобретает рецепт борща, ошибается, варит жуткое пойло, пробует его, мучается несварением, рвотой, поносом, а поутру начинает все наново… вместо того, чтобы снять с полки книгу и прочесть там рецепт. Так и вы, вновь и вновь страдаете из-за своей несчастной любви, из-за того, что вас не понимают родные…
- Спасибо. Кажется, я вас поняла, - сказала она. - Я же историк.