Она села, забывая раздор, положила руки на стол, ставший столом переговоров.
- Я тоже думала об этом. История постоянно повторяется. Та же революция… Их было так много. И все они происходят по одной и той же схеме. И я хотела понять, почему сто, пятьдесят лет спустя люди повторяют те же ошибки? Ведь все описано в книгах. Их можно прочесть. И ни одна революция не приносила людям свободы. Революция - это смена хозяина. Но проходит сто, пятьдесят, двадцать лет - и люди опять верят, что борются за свою свободу… Мне казалось это странным.
- Теперь вы понимаете меня?
- Частично.
Она поняла, почему их называют "слепыми".
И постаралась представить, каково это, быть Киевским Демоном, жить сто-двести-триста лет и видеть своими глазами, как слепые убивают друг друга, затем провозглашают убитых ими героями, затем развенчивают этих героев; строят, разрушают церкви, затем восстанавливают их…
И ничего не меняется.
Те же слова, те же ошибки, те же надежды, те же вопросы, которые не зря именуются "вечными".
- Вера слепых в свободу - рудиментарна, - ответил на один из Машиных вечных вопросов Киевский Демон. - Когда-то они были свободны. Но теперь они слепы. Им нужен поводырь. Потому слепые не могут жить без хозяина. Как и вы, - добавил он секунду спустя.
И Маша снова не поняла его.
- Послушайте меня, Мария Владимировна. - Он порывисто наклонился к ней через стол. - Я не люблю вас, не буду лгать. Но вы неотделимы от того, кого я люблю больше жизни. Это мой Отец, мой Город. И Он выбрал Вас. Значит, Он увидел в вас нечто… Я не вижу этого. Я вглядываюсь в Вас и вижу перед собой стандартный клубок человеческих противоречий, слабостей и заблуждений, наделенных несколькими продуктивными качествами. Но Город не ошибается. Знайте об этом. В вас есть некое зерно… И прорастет оно только тогда, когда вы примете силу Киевиц. Но вы отказываетесь ее принимать!
- Откуда вы знаете? - вздрогнула Маша.
- Я не слеп. И не глух, - сухо пояснил он. - Я услышал ваши слова. Вы испугались свободы. Вы можете снести церковь движеньем руки, но не можете войти в нее. Это противоречие вцепилось в вас. Вы раздвоились. Одна может все. Вторая ощущает себя ущербной и жалкой. Но это не так. Все проще. Став свободной, вы перестали быть божьей рабой, потому что свобода несовместима с рабством.
- Тогда…
- Вы не хотите быть Киевицей? Не знаете, хотите ли… Вам страшно. Типичный человеческий страх. Обретя свободу, вы потеряли хозяина - заступника и покровителя. Но поймите же, нельзя обрести не потеряв! Вам не стать Киевицей, пока вы не примете первый закон всего сущего: добро - лишь изнанка зла! Ни зла, ни добра не существует.
- Я не могу принять это. - Машины глаза помутнели от мысли, как всегда, когда она заглядывала в глубь себя. - И не смогу. Это не принцип. Я понимаю. Но не могу. Потому что не могу. Не знаю, как иначе сказать.
- Тогда, - уверенно сказал Машин Демон, - сила, которую дал вам Отец и которую вы не в силах принять, раздавит вас. Вы будете бояться ее, самой себя, делать два шага вперед, два назад. И закончите тем, что запутаетесь окончательно, забьетесь в какую-то дыру и погибнете там. А я так и не узнаю, какую дивную тайну Город узрел в вас.
- Я слишком человек, - сказала Маша. - Я - слишком человек.
Она осознала это.
Она увидела себя его глазами и испытала к себе его презрение.
Правда лежала перед ней. И она знала уже: "Это правда!" Добро - это зло, и нельзя совершить добра, не совершая зла. Нельзя получить, не потеряв. Нельзя спасти, не убив.
Но она не могла принять это!
- Я хочу, чтобы добро было без зла. Чтобы люди не убивали друг друга. И животных. И дети не были злыми… - сказала она.
- В общем, рай, - сказал ее Демон.
- Я слишком человек, - не стала оспаривать его определенье она.
- Нет, - отрубил он. - Вы - Киевица! Избранная Городом. И я не могу не уважать его выбор. Простите, что я медлил, простите, что дал чувствам право пренебречь его Истиной. Вы сказали, Весы покачнулись, и сильно…
- Они практически встали дыбом, - живописала студентка.
- Так я и думал, - сказал Демон угрюмо. - Не знаю зачем, Городу нужны Вы. Если Вас не будет, Равновесие нарушится.
- Да при чем здесь я? - Маша и впрямь не понимала, с чего Демон уделяет такое внимание ее рыжей персоне? - Киеву угрожает опасность! И я пытаюсь понять, чего он ждет от меня.
- Когда покачнулись Весы? - спросил темноглазый.
- Когда Акнир пришла к нам и объявила войну. Той же ночью на небе загорелся красный огонь. И мы спасли женщину, странную, она пыталась повеситься. Она рассказала про Лиру. Но самое странное то, что как только мы спасли ее - Весы уравновесились. Немного, но все же…
- Очень любопытно, - в неподдельном возбуждении подался к ней он. - Как только вы спасли ее?
- Не совсем, - исправилась Маша. - Как только я пошла в Прошлое и убедилась: Лира - не выдумка.
- Конечно же, Лира - не выдумка. Это я мог сказать вам сразу. Вы зря потратили время.
- Оно все равно останавливается, - глуповато оправдалась разведчица. - Я поняла, что иду правильно, и пошла дальше. И в 1906 встретила вас. Вместе с Михал Афанасьевичем…
- Это произошло всего минут тридцать назад?
- А вы разве не знали? - смутилась Маша.
- Откуда мне знать?! - Демон был раздражен. - Об изменениях знает лишь та, кому позволено менять Прошлое, - лишь Киевица. Прочие знают лишь то, что есть, и думают, будто так было всегда. Теперь, - безрадостно растянул губы он, - вы понимаете меня? Вы - слепая, - наделены безграничною силой. В сравнении с вами я - щепка, попавшая в водоворот.
- Выходит, - не смогла сдержаться "наделенная силой", - сейчас на Крещатике стоит здание старокиевской почты?!
- Стоит. Вижу, вы развлекались вовсю. - Он ухмыльнулся. Он больше не злился на Машу. - Хорошо, что вы пробуете силу… Старокиевская почта, - любезно известил ее он, - единственное здание в центре Крещатика, пережившее вторую мировую войну. Должен заметить, в окружении сталинских высоток оно смотрится преглупо. Но киевляне гордятся своей почтой - первым домом Крещатика.
- И все думают, что он стоял там всегда? - Маша испытала детский восторг.
- Я ж сказал. Что-нибудь еще, Мария Владимировна? Владимирский собор, ваш любимец, не был, случайно, взорван в 1941? На площади Независимости не была возведена безобразная башня? Насколько мне известно, это был только проект. Но откуда ж мне знать.
- Нет-нет, - засмущалась она. - Просто почта сама заговорила со мной…
- Вы слышите дома? - вскинулся Демон. - А вы не слышали иных голосов? Вы не слышали… Города? - спросил он с почтением.
- Нет.
Он замолчал.
Кто знает о чем?
Киевица, в сравненьи с которой Дух Города был "щепкой, попавшей в водоворот", не могла пройти в темноту его глаз, черных непроглядной тьмой траура оникса.
- Что ж… - Его голос вновь стал бесцветным. - Вы правы в одном - раз Весы выпрямились, вы на верном пути. Город указывает вам путь. И Лира - первый дорожный знак. Даже странно, что Отец подсунул вам Аннушку. Чтоб завлечь вас, больше подошел бы Булгаков.
- Но он там был.
- Вот вам и второй знак.
- Я не очень понимаю про знаки.
Демон облокотился на спинку стула, сложил руки на груди - "закрылся" опять.
- Исходя из того, что я знаю, уважаемая Мария Владимировна, Город относится к вам, лично к вам, с удивительной снисходительностью и нежнейшей любовью. Он нянчится с вами, точно с малым дитем, и трясет над вашею люлькой тряпичными куклами. Отец спокойно принимает тот факт, что вы ничего не знаете, не видите и не понимаете, и пытается общаться с вами на понятном вам языке. Агу-агу, Маша, Ахматова, Булгаков… Ведь если на тротуар ляжет бумага, на которой вы приметите надпись "Булгаков М. А", вы непременно поднимете ее!
- Подниму, - созналась Маша (тоном "И что из того?"). - Расскажи мне лучше про Лиру.
- Как прикажете, моя Ясная Пани, - молвил он. - Талисман был найден в Царском саду и приведен в действие с помощью крови…
- Анна уколола палец, - засвидетельствовала разведчица Прошлого.
- Я почувствовал: Лира нашла хозяина. И счел нужным познакомиться с ним.
- Но что это за талисман? - потребовала информации очевидица всего перечисленного. - И какое Лира имеет отношение к Киеву? - приобщила она подковыристый Дашин вопрос.
- В Киев ее привезла Киевица Марина.
- Та самая? Великая Марина? - подпрыгнули Машины брови.
- Марина, - опустил Демон оспариваемый иными вопрос о степени величия той. - Она считала, что древний род киевских ведьм, к коим, смею надеяться, хоть каплею крови относитесь и вы, происходит от амазонок, обитавших на территории Крыма.
- Амазонок?! - ошалела студентка-историчка. - Но ведь они полулегенда…
- Ведьм слепые и подавно считают сказкой, - парировал он. - На то они и слепые.
Глава девятая,
в которой Демон излагает теорию жертвы
"Зачем же автор "погнал" свою героиню, живущую в одном из арбатских переулков, Бог весть или черт знает куда, - далеко-далеко на юго-запад (направление легко установить по положению в это время на небе луны), вместо того, чтобы отправить ее прямиком на север, туда, где на Большой Садовой, всего в минуте лета от Арбата, ее ждал на полночном балу Воланд со свитой?
…прежде чем попасть на Воландову "черную мессу" (антимессу), Маргарита проходит обряд "раскрещивания", "антикрещения", "черных крестин", и совершается этот обряд на берегу реки, около того места, где проходило, по-видимому, великое киевское крещенье".
Мирон Петровский. "Мастер и Город"
- Ведьмы от амазонок. Забавно…
Маша припомнила реферат - она писала об амазонках на первом курсе.
- Забавно, Даша тоже считает так. Она говорила: и ведьмы, и амазонки - женщины-воины. И те и другие - сильнее мужчин, свободны и ездят верхом. Они на коне, а мы на метле.
- Что позволяет надеяться, что и это жалкое существо, безмозглое и раздутое, все же имеет шанс отыскать в своем слепом роду благородство, - нехотя и весьма сомнительным образом подсластил свою речь Машин Демон. - Ваша подруга точно изложила теорию Марины. Мне же остается добавить: женщине Лира позволяет быть сильнее мужчин. Мужчине дарит способность видеть женщину. В высшем ее понимании.
"Амазонки… Ведьмы… Высшие женщины".
"Ахматова называла себя "истинной херсоносийкой", "приморской девчонкой"". Говорила о свободе моря.
Летом ее семья часто жила в Севастополе, под Херсонесом.
…где позже археологами была найдена группа украшений первых веков нашей эры, "предположительно принадлежавших амазонкам".
- Так Ахматова все-таки ведьма? В смысле - из рода ведьм-амазонок? - заспотыкалась Ковалева, желая поскорее поймать разгадку. - Иначе б Лира не выбрала ее! - Она осеклась. Нахмурилась.
Нет…
Плюхнула на стол ридикюль, сопровождавший ее в метаньях по Прошлому.
От террасы Владимирской горки до дома 13-Б на Андреевском спуске было подать рукой. И разведчица прибежала сюда прямиком по тропинке, обвивающей две святых горы, - прямо в платье начала XX века. Благо, век XXI был более чем терпим к людям, одетым черт знает во что, - на Машу даже не особенно обращали внимание.
Порывшись в недрах сумки-мешочка, разведчица нашла там старый значок "Киев. Фестиваль поэзии-85", прихваченный вместе с журналом "Ренессанс", конспектом Кылыны, цитрамоном, анальгином, иголкой и ниткой, шпаргалками, исписанными заклятиями на разные случаи жизни, и прочим, и прочим.
Лира-значок была семиструнной.
Маша всмотрелась в нее, напрягая память:
- …и Лира Ахматовой была семиструнной. Точно. Не четырехструнной, - сказала она. - Там было семь перепонок. Тогда я опять ничего не понимаю! Четыре струны - четыре стихии. Четыре слуги ведьм. А семиструнная лира символизирует числовую гармонию.
- Гармонию, лежащую в основе вселенной, - сказал Машин Демон.
- Я знаю. Но при чем тут ведовство?
- Ведьма - женщина. Женщина - мать. Мать-Земля. Женщина - это и есть высшая гармония. - "2+2 = 4! Сколько можно вам повторять?" - расслышала Маша.
Он вновь был недоволен ею.
- Ну, да…
Она смотрела на фестивальный значок.
Силуэт лиры напоминал женский силуэт. Загнутые края - груди. Округлые бедра - бока.
Перед глазами встала фигурка Венеры, датированная каменным веком. Узкие плечи, висящие груди, огромные бедра и громадный - животворящий - живот. В то время, когда на грешной земле царил матриархат, женская способность рожать, подобно Земле, и сделала ее царицей.
"Какая-то логика есть.
Но при чем тут Ахматова?"
- Выходит, то, что Ахматова родилась на Купалу, то, что Цветаева звала ее чернокнижницей, а Гумилев написал "из города Киева я взял не жену, а колдунью", все же что-нибудь значит?
- О-о-о! - угрожающе пророкотал Машин Демон. - Значит - и много. У ее мужа Николая Степановича были все основания написать это в первый же год их супружества. Всю оставшуюся жизнь он мучился оттого, что поэтическая сила и слава его жены во сто крат превышает его известность и славу. И до женитьбы натерпелся от невесты сполна, и после развода. И погиб тоже из-за нее - из-за того, что не прекращал доказательств: он - мужчина, герой - все же сильней своей женщины.
"Расстрел Гумилева - типичное латентное самоубийство, - напомнила Даша, - он сам всю жизнь нарывался на смерть. И Ахматова сама говорила, это она виновата в том, что он умер".
- Имея в руках талисман такой силы, любая станет ведьмой рано ли, поздно. Ведь он непрерывно требует жертвоприношений. И Аннушка принесла их.
- Я знаю. Сестра Рика, сестра Инна. Потом Гумилев? А почему вы называете ее Аннушкой?
- Вижу ход ваших мыслей, - неприязненно осклабился Демон. - Булгаков, снова Булгаков! "Аннушка пролила масло". Вот о чем вы подумали? Вы - Киевица! Должен заметить, на миг вы вызвали мое уважение. Так не ведите же себя, как тупая фанатка!
Но некрасивый демоничный упрек породил в Маше (и впрямь любившей творчество М. Б. фанатично) не стыд, а уже навещавшую ее, отвергнутую и призванную обратно идею:
"Аннушка пролила масло… И Берлиоз попал под трамвай".
"AAA не прольет, БД не пойдет… БМ очень тревожно?"
"БМ - Булгаков Михаил!!!"
- В тот день, - сказала она, вглядываясь в свои подозрения, - когда Ахматова нашла Лиру в Царском саду, какая-то женщина попала под трамвай на Царской площади. Это имеет отношение к делу?
- К делу Анны Ахматовой - ни малейшего, - отсек присутствовавший там Демон-ворон.
Но рассечь пополам Машину окрепшую мысль он не смог.
- В тот день, когда Ахматова нашла Лиру опять, она познакомилась с Мишей.
Параллель была очевидной!
Даже улицы, где учились Анна и Миша, - Фундуклеевская, принявшая одноименную гимназию женскую, и Бибиковский, выпестовавший Александровскую мужскую, - были параллельными!
- Это случайность.
- Ты сам объяснял мне, - подивилась ответу Демона Маша, - случайностей нет. После Булгаков поступил в университет Святого Владимира, а Анна - на Высшие женские курсы при том же университете. Они были знакомы и позже. Они сдружились в Москве, в 30-х годах.
- И сдружившись, даже не вспомнили о киевском мимолетном знакомстве. Случайная встреча, каких сотни и тысячи. И он, и она забыли о ней.
- А Лира забыла? - стрельнула глазами ретивая Маша. И с блеском выдала главный вопрос, приведший ее на встречу во второй 13-й дом. - Или то, что отец Михаила Булгакова безнадежно заболел осенью 1906 года - тоже случайность?!
- Вы были свидетельницей, - глухо возразил Маше Демон, - Аннушка не показывала ему талисман. Не разжимала кулак.
- Я была свидетельницей! Анна не разжимала кулак и при Рике. Она так и не показала ей Лиру. Но сестра умерла!
Что-то в упрямом сопротивлении Демона не нравилось Маше все больше и больше.
- Быть может, - процедил он сквозь зубы, - вас немного успокоит тот факт, что батюшка Михал Афанасьевича заболел еще до кажущейся вам судьбоносной встречи Миши и Аннушки на Владимирской горке?
- Ты не хочешь говорить о Булгакове? - и не подумала успокаиваться его оппонентка. - Тебя злит мой интерес?
- Твое поклонение! - "тыкнул" ей Демон, что свидетельствовало - он с трудом сдерживал злость. - Немудрено, что под вами Киев шатается!
И Маша щурила глаза, пытаясь разглядеть причину внезапного приступа:
- Вы же дружили с ним…
Киевский Демон мог быть радушно-прекрасным. Мог быть непроницаемо-ненавидящим.
Но еще никогда не был страшным - шипящим:
- Со слепыми нет смысла дружить! Их нужно вести, направлять! В те приснопамятные времена мы учились с ним вместе на одном факультете. Я числился там в рядах вечных студентов…
- Ты учился на медицинском факультете в университете Святого Владимира вместе с Булгаковым! - потряслась сему открытию Маша.
- Он казался мне перспективным.
- Ты пророчил ему блестящее будущее! Ты знал, что он станет великим писателем?
- Если бы я знал, что он станет писателем, то не потратил бы на него и мига! - взревел Демон, меняясь в лице. - И я вовсе не считаю его великим. "Белая гвардия" - вот, пожалуй, и все. И все это лишь крупицы, отголоски того, что могло быть.
- А что могло быть? - спросила она. - Ты что-то недоговариваешь мне. И зря. Я все равно докопаюсь! Сама.
- Докопаетесь?! Что ж, копайте Мария Владимировна, копайте… - сказал он, возвращаясь к отстраненному "вы" и излюбленному ледяному презрению. - Мне доставит огромное удовольствие смотреть, как, по свойственной вам слепоте, вы безуспешно стараетесь сыскать то, что лежит прямо под носом!
- Под носом?
Под носом у Маши располагался дощатый стол, проживавший в животе второго дома № 13. А в душе поселилось желание заглянуть под столешницу, посмотреть: не лежит ли там что-нибудь?
Усмиряя явную глупость, Ковалева отвернулась к окну, окаймлявшему профиль первого дома № 13.
Под носом-балконом музея Булгакова - Маша знала точно! - висел только номер. А сам балкон-нос и окно-глаз в боковой стене принадлежали комнате Миши, где он, будучи уже дипломированным лекарем, принимал пациентов…