- Когда мы были в деревне синоби, наши люди наткнулись там на небольшую пещеру, вход в которую был задвинут камнем. - Дзатаки, почесав затылок, подошел ближе к клетке. О том, что сын не последовал его совету и не перевел девку в замок, он узнал незадолго до начала аудиенции и ничего не успел предпринять, чтобы сгладить неприятное впечатление, которое должно было сложиться у гостя от вида человека в клетке.
- Пещера, как интересно. - Иэёси-сан ощутил, как по его спине побежали холодные мурашки.
"Не может быть, пещера! Пещера синоби! Что же они сделали, несчастные!"
- Отодвинув камень, они обнаружили там висящую на цепях девушку. - Дзатаки неопределенно махнул в сторону лежащего в клетке полутрупа. - Вот эту.
- И вы осмелились привезти ее сюда?! - Иэёси-сан казался ошеломленным.
- Враг моего врага мой друг. - Дзатаки не мог оторвать удивленного взгляда от лица своего гостя. - Разве не так?
- Мы решили, что это дочь какого-нибудь даймё, которого синоби пытались шантажировать, взяв в заложники девицу. - Хаято также покоробил не вязавшийся с обликом гостя грубый тон.
- Когда один даймё берет в плен детей другого, он вполне может поместить их и в тюрьму, и на цепь. Разве не так? Главное ведь, чтобы пленники не сбежали и не наложили на себя руки раньше времени. Мы что-то не так сделали? Иэёси-сан?..
- Вы ни за что на свете, господа, не должны были вообще входить в деревню синоби. Вы должны были объезжать ее самыми кружными путями! Не говорить о ней, а еще лучше не думать! - Лицо Иэёси-сан раскраснелось, голова тряслась. - Не думать!!!
- Но раз синоби - наши враги, их пленники могут оказаться нашими друзьями! - Хаято терял терпение. Стоило тащить из самого Киото специалиста по синоби, чтобы тот сразу же начал читать обычные стариковские нотации.
Дзатаки также уже был близок к тому, чтобы обнажить меч.
- Спокойно, спокойно, - в разговор встрял молчавший до этого Арекусу. - Господа, так мы ничего не сможем решить и еще меньше понять. - Он весело заглянул в глаза готовым броситься друг на друга собеседникам, под взглядом его необыкновенных голубых глаз сторож Иэёси сник, бормоча запоздалые извинения.
- Я понимаю так. Конечно, в деревню синоби не стоило заходить. Не нужно было убивать их, хотя лучшая защита - нападение. - Он миролюбиво кивнул Иэёси-сан. - Тем не менее все это "если бы" да "кабы", а в реальности произошло буквально следующее - да, зашли в деревню, да, перебили всех, да, забрали пленницу. Мы не боги и не можем изменить произошедшего. Так что теперь было бы неплохо вам, уважаемый Иэёси-сан, осмотреть ее и подсказать господам Токугава, что с ней делать.
- Самое безопасное, конечно, обезглавить. - Иэёси-сан втянул голову в плечи, не слишком уверенный, что точно так же не поступят после подобных советов и с ним.
- Разумно. Но я думаю, что это не единственный выход из создавшегося положения, - Дзатаки выдержал ледяной взгляд приятеля и миролюбиво дотронулся до плеча монастырского сторожа, - друг мой. Представьте на секунду, что синоби прознают о том, что я совершил, и захотят разделаться со мной и моим кланом. - Он сделал паузу, позволяя Иэёси-сан уяснить сказанное. - Конечно, я готов ответить за содеянное, и мои самураи не отличаются робостью и будут обороняться до последнего человека. Но разве в этом случае спасение пленницы, которая, возможно, является важным заложником для синоби, разве это не заставит их, как бы это сказать, поступить с нами помягче… - Он облизал губы, невольно бросая взгляд на лежащую в беспамятстве девушку.
- Синоби сначала уничтожают все вокруг себя, а затем уже делают выводы. Они не люди, а духи смерти. Поэтому к ним нельзя предъявлять мер, которые можно было бы предъявить к обычным людям. - Иэёси-сан все еще был крайне взволнованным, но уже начал приходить в себя, гнев улетучивался, как боль после принятия порошка синоби, который он пробовал, живя в их деревне.
- В любом случае, думаю, будет лучше, если вы посмотрите на нашу пленницу и, возможно, подскажете что-либо. - С этими словам Дзатаки отомкнул засов клетки и, войдя туда сам, поманил за собой Иэёси-сан. Так что тому не оставалось ничего иного, как последовать за даймё.
Запах прелых осенних листьев с новой силой ударил в его ноздри, но старый сторож решил ничему больше не удивляться. Он присел возле распростертой на полу девушки, придерживая ладонью постанывающую коленку и… Иэёси-сан в секунду задохнулся собственными, уже готовыми сорваться с его губ словами, когда на него уставилось исхудавшее от неведомой болезни, темное от грязи юное или, возможно, детское лицо, веки дрогнули, огромные глаза открылись. Иэёси-сан невольно отпрянул, плюхнувшись задницей на грязный пол рядом со страдалицей. Один зрачок девушки сузился, в то время как другой вдруг невероятно расширился.
Иэёси-сан собрался с силами и потрогал совершенно холодный лоб пленницы.
Не было никакого сомнения, перед ним была… но Иэёси-сан тут же сообразил, что находящиеся поблизости синоби могут прочитать его мысли, и вовремя заставил себя думать о другом.
Поднявшись с колен, он пробурчал нечто неопределенное относительно плохого содержания узницы и ее скорой смерти, в случае и дальнейшего отказа оказать ей какую-либо помощь.
Сам себя при этом Иэёси-сан мысленно посчитал покойником. Вмиг утратив последние силы, он долго поднимался на ноги, улыбаясь и жалуясь на дорожную усталость и на слабость коленок.
Когда два рослых самурая помогли наконец сторожу выбраться на свет солнца, его одежда источала изысканный аромат прелой листвы. Немало удивленный подобным состоянием гостя, Дзатаки велел отправить его в ванну и дать все, что тот только пожелает, чтобы уже к вечеру Иэёси-сан мог поддержать разговор о синоби. Хаято распорядился о переносе пленницы в замок, где ее следовало отмыть, переодеть в чистое ночное кимоно, после чего на ее ногу должна быть прицеплена легкая, но прочная цепь. В таком виде незнакомке предстояло дожидаться замкового доктора, Кобояси-сан. Который, без сомнения, побрезговал бы осматривать столь грязную пациентку.
Глава 18
Ткач времени
Защищаются друг от друга несколько лет, а победу решают в один день. И в этих условиях жалеть титулы, награды, деньги и не знать положения противника - это верх негуманности. Тот, кто это жалеет, не полководец для людей, не помощник своему государю, не хозяин победы.
Сунь-У
Оказавшись в отведенной ему комнате, Иэёси-сан хотел было предаться отчаянию, которое давно не посещало старого сторожа, но после горячей ванны и массажа одного из лучших замковых массажистов жизнь показалась Иэёси-сан уже менее неприятной. Даже наоборот, ощущение присутствия смерти сделало ее более полноценной и интересной. Иэёси-сан смаковал ароматный чай, с удовольствием потребляя вкусности, которые принесли ему очаровательные девушки. Точно ребенок, он слушал пение вечерней птицы за окном и до слез умилился цветку, вколотому в прическу одной из служанок.
О пленнице он решил не думать, так как она могла найти его, пройдя по цепочке его же мыслей, и тогда быстрая или медленная и мучительная смерть. О том, что дева убьет его, он нисколько не сомневался. Другое дело, что выгодно ли ей будет убить его прямо сейчас, он уже сослужил ей службу - помог перебраться из клетки зверинца в замок даймё, на которого воин-синоби явно затеял охоту.
"Дурак Дзатаки считает, что мог уничтожить деревню синоби! - Иэёси-сан даже не предполагал, что на свете существуют такие олухи. - Как же - дадут невидимки уничтожить себя. Подсунули ему несколько трупов, может быть, даже пожертвовали своими людьми, стало быть, для этого у них была своя цель. Свой хитрый расчет. А на что могли рассчитывать синоби, засылая своего воина в самое сердце клана Токугава? Явно не для того, чтобы этот воин спокойно прохлаждался".
В том, что лесная дева - воин синоби, сомневаться не приходилось. Мало того, в пещере на цепях хитрецы синоби могли держать только вскормленных соком безумия и порошками забвения самых опасных, кровожадных и страшных демонов тьмы, которых создавал когда-либо человеческий разум. Вскормленная зельем ямабуси, девка была одной из тех, кто в одиночку способен вырезать целый гарнизон, брызжа слюной и рыча, точно целая стая чертей. Воин-убийца, который ночью получал порошок силы, входил в ритуал соблюдения безумия, убивал и крушил, а утром приползал чуть живым к ногам своих хозяев за следующей порцией жизни.
Его передернуло.
С другой стороны, дева уже достаточно долгое время не получала свое снадобье, это было заметно по ее внешнему виду, а значит, возможно, была бессильна. Или бессильной она только казалась? Иэёси-сан помнил исходящую от незнакомки силу и невольно прикусил губу. Дева была опасна настолько, что к ней не стоило не только подходить, с ней нельзя было жить в одном замке, на одном острове, в одном мире.
Должно быть, старый Дзатаки слишком сильно насолил синоби, если они придумали для него такую западню, припасли столь страшный конец.
Или, быть может, старый сторож Иэёси-сан выжил из ума, утратив ясность мысли? Иэёси-сан воздел очи к потолку, где взгляд его тут же упал на крупного мохнатого паука, мирно ткущего свою паутину.
- Вот и ответ. - Иэёси-сан в отчаянии повалился на приготовленное ему ложе, семья Хаттори дает четкий знак, что она взялась за уничтожение клана Токугава. Возможно, не основного сегунского, но ветви его сводного брата Дзатаки. На потолке появился ткач времени, а значит, замок давно просматривается синоби, синоби поселились в этих стенах, пробравшись под его крышу, подобно неслышным и незаметным паукам, и теперь все они, сколько бы их ни было, сидят по углам, мирно плетя свою паутину, чтобы по первому же сигналу сбросить ее на головы приютивших их господ Токугава.
Но кто же даст этот сигнал? И сколько в действительности шпионов мрака пробралось в дом? Иэёси-сан понимал, что синоби давно знают о его приезде, а значит, его убьют. На этот раз точно убьют, чтобы даже ненароком не выдал их тайны, не раскрыл умысла.
Иэёси-сан облизал пересохшие губы и снова посмотрел на паука, символизирующего легендарную семью Хаттори.
"С другой стороны, - продолжал он рассуждать сам с собой, - Дзатаки быстрее обезглавит его, если он будет тупо молчать". Иэёси-сан уже один раз призывал так князь Асано, находящийся в родстве с Тайку, и Иэёси-сан целый месяц, от новолуния до смерти луны, жил в его замке в Ако, рассказывая о традициях синоби. Тогда, расставаясь с гостеприимным Асано-сан, он еще подумал, что неплохо было бы вот так же устроиться в каком-нибудь замке, где его станут кормить за его побасенки.
Теперь он проклинал эту свою дурацкую просьбу, вопреки здравому смыслу дошедшую до слуха одного из многочисленных богов.
Да, он должен был рассказывать Дзатаки о синоби, зная, что в любой момент ему в шею может врезаться наточенная звездочка или в подушке окажется отравленная игла. Он должен был говорить, но при этом никто не объяснил ему, что именно он может рассказать Дзатаки, а что обязан скрыть.
Иэёси-сан почувствовал себя несчастным.
Паук остановился в середине паутины, приседая на скрюченных лапах, словно борец сумо перед решительным рывком.
"Что ж, попробую для начала рассказать им о клане Хаттори, синоби из Ига, - решил он, продолжая следить за пауком. - Попробую так, и будь что будет".
Глава 19
Предсказуемый плен
Покидая свой дом, веди себя так, как будто видишь врага.
Старая японская пословица
Когда Юкки получила тайную депешу от матери с просьбой встретиться на празднике "Бамбуковой осени" в храме бодхисатвы Дзидзо, этот праздник отмечается поздней весной, когда бамбук меняет листву, желтея и сбрасывая старые покровы, она уже знала, что та не преминет похитить ее. Да и чего другого следовало ожидать от вечно строящей козни и плетущей интриги Осибы.
Поклониться Дзидзо, без сомнения, следовало любой замужней женщине, желающей подарить мужу здорового наследника, но здесь Юкки безусловно кривила бы душой, ведь официально они только недавно поженились, а значит, не было никакого основания полагать, что один из них не способен к деторождению.
Тем не менее мать ждала, а следовательно, что-то нужно было предпринять, поэтому она наплела Минору что-то о страшных снах, якобы преследовавших ее последнее время, и о дурном предчувствии, связанном с предстоящей беременностью и родами.
На самом деле Юкки ничего не стоило выйти из тела и в мгновение ока оказаться в замке Осибы, где она могла с ходу влезть в шкуру первой подвернувшейся под руку служанки, но Осиба всерьез боялась, что в один прекрасный день талантливая дочка, не разобравшись, выбьет из тела ее собственную душу.
Юкки была вынуждена признать, что подобный исход более чем вероятен и что она почти никогда не знает заранее, в кого вселится. После того как душа отделяется от тела и начинает скользить над землей, набирая скорость, в ней не остается ни жалости, ни любви, ни разума. Душа просто хочет снова оказаться в мягком и теплом теле, и ей наплевать, чье это будет тело. Перед мысленным взором появляется пылающая мишень, и ты летишь туда, позабыв обо всем на свете. Толчок, и ты на месте - новое тело, новая жизнь или новая смерть. Потому как кто его на самом деле знает, где ты очнешься - в мирных покоях дворца или на поле боя, для новой жизни ты влетел в чужое тело или для очередной смерти?
Весна в тот год выдалась жарковатая, так что Юкки заранее страдала, предвкушая тяготы пути и всегдашние ворчания матери, которой не нравился муж дочери Минору и его родители Арекусу и Фудзико. А значит, снова начала бы пилить за то, что когда-то, еще в возрасте шести лет, она проявила характер, настояв на браке с красавчиком Минору. На самом деле Юкки отлично понимала, чем питается материнская ненависть, и про себя смеялась над некогда самой красивой женщиной Японии, вечно остающейся в дураках.
Подумаешь, большое дело, теща не любит своего зятя, да, если разобраться, таких случаев сколько листьев на деревьях. Но ее мама ненавидела Минору не потому, что тот спал с ее ненаглядной дочерью, а потому что, изменив ей, Осибе, предпочел ей Юкки.
Мама до сих пор не знала о том, что дочке давно уже известна ее тайна, а Юкки умела держать язык за зубами. Так как открывшаяся связь ее матери с юношей могла стоить матери жизни. По закону замужняя женщина, уличенная в прелюбодеянии, должна была быть казнена.
Знала она и о том, отчего Осиба на дух не переносит незлобивого, покладистого Арекусу. А как его любить, когда много лет назад орденом "Змеи", к которому теперь относилась и Юкки, было поручено пленить, пытать и умертвить Арекусу Грюку, а она не довела дело до конца, из-за чего Золотой Варвар остался жив, а она навсегда потеряла расположение Токугава Иэясу, который отказался жениться на ней, считая, что она сберегла жизнь его вассалу из преступной любви к золотоволосому иноземцу. Второй повод нелюбви к Арекусу и его семье был факт, что Осиба похитила и казнила в подвале собственного замка сына Арекусу Амакаву. Так что поводов было хоть отбавляй.
Правда, официально комиссия по расследованию признала, будто бы Амакаву был убит сошедшим с ума стражником, и Осиба принесла семье погибшего свои самые искренние извинения и даже согласилась отдать единственную и любимую дочь замуж за Минору Грюку, что, правда, нисколько не уменьшило ее ненависти.
"Опять мама будет бранить Минору, а мне придется стоять и слушать, - с горечью думала Юкки, собираясь в дорогу. - Опять заманит в свой замок и затем будет держать там до тех пор, пока я не выполню ее требования. Что ж, все какое-то развлечение".
На самом деле властная, неспокойная, очень умная и красивая мать завораживала Юкки, словно танцующая кобра свою жертву, и хотя девушка давным-давно уже научилась не подчиняться Осибе, ей нравилось выполнять ее сиюминутные капризы, летая по делам матери то в одну, то в другую провинцию, где она могла подслушать необходимые Осибе сведения. Было необыкновенно интересно вдруг оказаться в пугающем и завораживающем будущем, поглядеть на непуганых потомков, не умеющих держать в руках меча, потерявших нюх на неприятности. Ее забавляло непонимание людей будущего, какую реальную опасность может нести в себе хрупкая с виду девушка, волосы которой заколоты замечательно наточенными шпильками, которыми так приятно выкалывать глаза, за спиной под поясом припрятан самый настоящий самурайский меч, а на бедре закреплены ножны с острым испанским клинком.
Как странно они улыбались, как пытались показаться хозяевами жизни, сильными и опытными воинами… нет, она не хотела бы жить в будущем, откуда, по словам матери, пришел ее старый враг Арекусу. Хотя прошлое, которое ей удалось узреть во время скитаний, тоже было недостаточно привлекательным. Впрочем, скорее всего, непривлекательным оно было именно из-за того, что Юкки прекрасно чувствовала исходившую из пространства опасность, отчего не могла позволить себе расслабиться, наслаждаясь созерцанием особы Желтого Императора в Китае. Не могла заставить себя воспринимать с должным благоговением то, как читал вслух сборник "Златолиственная софора" его автор Санэтомо Минамото, живший и умерший в XIII веке.
Не могла ощутить священного трепета, который, по идее, должен был возникнуть у нее, едва только Юкки начинала думать о том, что ей посчастливится увидеть легендарного поэта, танки которого она знала наизусть, упиваясь чтением с самого детства. Вдвойне приятно, что ей предстояло увидеть знаменитого Санэтомо Минамото не где-нибудь, а во дворце императора. Для этого сама Юкки вселилась в тело одной из придворных дам, вселилась грамотно, то есть почти незаметно, но тут же начались неприятности.
Несмотря на то что она как образованная девушка своего времени знала китайский, оказалось, что старый китайский разительно отличается от китайского нынешнего. Поэтому ей пришлось показывать всем, что у нее болит горло, лишь бы не привлечь внимание неприемлемым для этого времени выговором.
Затем императрица отослала ее в комнату за подарком поэту, и Юкки потратила массу времени на поиск шкатулки, покрытой красным лаком.
А потом еще выяснилось, что у придворной дамы, в тело которой вселилась Юкки, имеется довольно-таки неприятный конфликт с генералом армии, который, по всей видимости, не без основания ревновал ее к кому-то из придворных.
В общем, отправившись на чтение любимых пятистиший, Юкки оказалась в самом центре кипящего котла придворных интриг, единственным выходом из которых была смерть.
Во всяком случае, именно это шепнул ей ревнивый генерал, украдкой показав Юкки приготовленный для нее нож.