- Особое дело и великая тайна, монсеньор. Простите, отец Томаззо.
Амадис уместил на широкий поднос почти нетронутые блюда с кушаньями, поставил перед Каетано чистую кружку, налил вина. Посмотрел на Торквемадо. Тот наклонил голову. Секретарь, неслышно ступая, медленно удалился. Каетано молчал до тех пор, пока Амадис осторожно, будто опасаясь потревожить тишину, не притворил за собой дверь.
- Выпей вина с дороги, брат, промочи горло.
Но Каетано не прикоснулся к кружке. Все также, не произнося ни слова, внезапно поднялся, прошел в угол, где висело распятие. Встав на колени, прошептал молитву. Запавшие глаза лихорадочно блестели.
- Простите меня, отец Томаззо. Я совершил в своей жизни страшный грех и не один. Пришло мне время покаяться, и только вам я могу доверить свою исповедь. Дозвольте мне стоять на коленях, обращаясь к распятию, пока не закончу исповедоваться?
Ни один мускул не дрогнул на грубом, словно вырубленном из чурбана, лице великого инквизитора.
- Что же, пусть будет по твоему, брат. Говори. Я слушаю, а Господь слышит нас всегда.
Исповедь длилась около двух часов. Когда Каетано закончил, пот градом лил по его лицу. Глаза еще больше ввалились и спрятались где-то под надбровными дугами. Но и Торквемадо выглядел немногим лучше. По лбу и лицу шли крупные красные пятна, рот полуоткрыт, словно инквизитору не хватает воздуха.
В начале исповеди он сидел неподвижно, облокотившись на стол, и положив подбородок на сомкнутые ладони. Но потом встал и размеренно заходил по просторной келье, уже не присаживаясь до конца. Монах замолчал, а Торквемадо продолжал расхаживать, заложив руки за спину.
Наконец он остановился позади Каетано и замер, вперив глаза в затылок монаху.
- Если бы я не знал, брат Каетано, на какие изощренные злодейства способен нечистый, я бы решил, что тебя покинул рассудок… Почему ты молчал столько времени?
- Я думал также как и вы, отец Томмазо, - сглотнув слюну, ответил после короткой паузы монах. Голос у него совсем сел. - Мне казалось, что я видел кошмарный сон. Много раз я порывался чистосердечно поведать обо всем на исповеди, но каждый раз спрашивал себя: "А поверит ли кто мне, если я сам не верю в то, что это происходило со мной? Не сочтут ли меня вредным и опасным безумцем, чье место в подвале тюрьмы?" Я ужасно боялся. Я думал, наивный глупец, что если об этом молчать, то оно забудется. Но от Всевидящего Ока ничего нельзя утаить. Теперь я понимаю, что, умалчивая, я лишь усугубил свои прегрешения. Нет мне прощения, отец Томаззо, и я готов принять любое наказание, какое вы сочтете нужным… Но, дозволительно ли мне будет спросить?
- О чем? - без какой-либо интонации произнес инквизитор.
- Вы сказали… вы сказали… я так понял, что вы мне поверили? Неужели… неужели это могло быть правдой? Но тогда…
- Продолжай.
- Тогда, если такое возможно… страшно подумать…
Воцарилось гнетущее молчание. Каетано била мелкая дрожь. По лицу инквизитора, словно всполох далекой молнии, предвещающей ужасную грозу, пробежала зловещая гримаса.
- Да, я думаю, что ты не лжешь, и не в кошмаре тебе все привиделось. Ибо нет предела человеческой мерзости и гнусной изощренности сатаны. Проклятый искушает человеческую душу и плоть денно и нощно. И в одном лишь спасение - в вере… То, что ты видел, брат, не должно тебя пугать. Господь с нами, а он Всемогущ и всегда защитит того, кто истинно предан ему. Но проказа зашла далеко…
Скажу тебе, полагаю, тебе можно об этом знать - ты поймешь. Сегодня на допросе один нечестивый еретик показал о страшном колдовском обряде, который он, со своими единомышленниками, свершил над невинным дитятей, христианским мальчиком. Они вырезали у него сердце, выпустили кровь и пытались изготовить волшебный напиток, якобы дарующий бессмертие…
Когда я об этом услышал, душа моя содрогнулась, а разум восстал. Я подумал - вот до какого гнусного, преступного безумства может довести ересь и поклонение языческим идолам! Но сейчас… Не иначе, как тебя послало Привидение. Сейчас я вижу, что речь идет об огромном и давнем заговоре. Да, именно так. Это не безумство, это… Это заговор дьявола!
Торквемадо подошел к небольшому столу в углу кельи и, подняв двумя руками толстый фолиант, продемонстрировал его монаху:
- Посмотри. Эту книгу два месяца назад доставили мне из Рима. Она называется "Молот ведьм". В ней описаны такие злодеяния, что разум отказывается верить в их возможность. Однако даже в этой книге нет описания истории, подобной твоей. О чем это говорит? О том, что козни дьявола не знают границ, как и его преисподняя…
Я вижу по твоему лицу, что ты напуган. Но такова плата за познание гнусных тайн этого мира. Если Проведение направило тебя по этому пути, обратной дороги нет. Не бойся, брат Каетано. Ты теперь под защитой Священной инквизиции, - Торквемадо многозначительно закатил зрачки к потолку. - Послушай, ты нужен мне. Я знаю, что делать. Ты выступишь свидетелем на процессе, от которого содрогнется христианский мир. О, мы пошлем на святые костры все это дьявольское отродье!
Выкрикнув последнюю фразу, инквизитор резко замолчал, тяжело дыша. В уголках губ выступила пена.
- Где рукописи, о которых ты говорил?
- В надежном месте, отец Томаззо. Я не рискнул их брать в дорогу и спрятал в монастыре.
- Что же, ты поступил правильно. В таком деле нельзя доверять никому. Отныне молчи. Завтра по утру ты с охраной отправишься в монастырь, возьмешь там рукописи и доставишь их мне. А пока… Пока отдохни. Скоро вечерня. Поужинаешь, и брат Амадис укажет тебе келью для ночевки. Запомни - никому ни слова о нашем разговоре. Ступай с Богом.
Монах перекрестился, глядя на распятье, и тяжело поднялся с колен. Не поднимая глаз, шаткой поступью направился к двери.
- Погоди! - внезапно окрикнул Торквемадо. - Погоди. Как ты говоришь, у этих ведьм горячее тело и много крови в нечистые дни?
- Истинно так, отец Томмазо.
- Кровь и тело, ведьмы, - пробормотал под нос инквизитор. - Тело и кровь…
Затем поднес близко к лицу ладонь правой руки, долго, с подозрением, рассматривал то внешнюю, то тыльную сторону, словно не веря своим глазам. Ярость на лице сменилась растерянностью, губы скривились в брезгливой усмешке.
- Ладно… Утром возьмешь у секретаря письмо для вашего настоятеля, отца Рамиро. Я собственноручно напишу и запечатаю. Теперь ступай.
Монах, еще медленнее, чем до этого, побрел к выходу, будто ожидая, что его снова остановят. С усилием толкнул дверь, но она распахнулась на удивление легко. Каетано пригнулся, чтобы не удариться о слишком низкую для его роста притолоку, и вышел. Торквемадо проводил его задумчивым, немигающим взглядом совы.
Брат Каетано умер ночью в келье, спустя несколько часов после вечерней трапезы, унеся в могилу тайну, частью которой успел поделиться с отцом Томаззо. Все признаки свидетельствовали об отравлении ядом.
В ту же ночь из резиденции великого инквизитора бесследно исчез брат Амадис.
16 ноября 1491 года Бенито Гарсия и остальные "заговорщики" (за исключением трех, умерших под пытками) были, по решению трибунала, казнены в Авиле. Процесс, круто замешанный на религиозном фанатизме и дремучем невежестве, вошел в историю инквизиции как "дело об убиении святого дитяти из Ла-Гуардия".
А был ли мальчик?
Часть первая. Ящик Пандоры
Испания. Наше время. Третий день второй фазы луны
- А был ли мальчик? Некоторые ученые до сих пор спорят по этому поводу. Хотя все достаточно очевидно.
Худощавый мужчина среднего возраста замолчал и посмотрел на подростка лет тринадцати-четырнадцати, сидевшего на диване.
- А почему они спорят?
- Понимаешь, сын. Далеко не все ученые ищут истину. Некоторые из них занимаются тем, что отстаивают старые заблуждения.
- А ты точно знаешь, что этого, как его, "дитяти" не было?
- Знаю. Видишь ли, в этой истории его и не могло быть. Иначе это была бы совсем другая история. Существуют сведения и факты, позволяющие утверждать, что весь процесс, организованный Торквемадо, - провокация. Но провокация настолько грандиозная, что даже сам Торквемадо не представлял ее истинных причин и масштаба.
- Ты мне расскажешь об этом?
Мужчина поправил на носу очки, ответил после паузы:
- Не сейчас. Может быть, когда ты подрастешь и закончишь институт.
- Пап, так нечестно! Почему нельзя рассказать сейчас?
- Потому что всему свое время. Факты, о которых я тебе упомянул, настолько важны, что о них знает считанное количество людей на этой планете.
- И ты, в их числе?
- И я.
- Почему?
- Потому что я заслужил этого знания.
- Тебе можно, а мне нельзя… Так нечестно. Тогда зачем ты мне рассказал начало истории? Получается, затем, чтобы подразнить?
- Нет. Затем, чтобы ты понял, что в жизни есть много важных и полезных дел. Но они проходят мимо, пока ты торчишь допоздна на улице в компании всяких темных личностей.
- Папа, это мои друзья.
- Знаю, знаю. Но надо знать меру развлечениям. Вот будешь хорошо учиться, станешь…
Мужчина прервал фразу, реагируя на бренчание трубки мобильника, лежащей на столе. Взял трубку, посмотрел на экранчик.
- Извини, дружище.
Подошел к окну и, нажав кнопку вызова, негромко проговорил:
- Я слушаю, господин Пастор.
- Добрый день, Пабло.
- Добрый день.
- Как твои дела?
- Все в порядке.
- Хорошо. Есть срочное поручение.
- По регламенту или что-то случилось?
- Да, случилось. ОНИ ПРОЯВИЛИСЬ.
Мужчина вздрогнул. Трубка едва не выскользнула из разом вспотевшей ладони. Он много лет втайне ждал этого момента. И все же…
- Не волнуйтесь, - голос невидимого собеседника звучал ровно. - Мы справимся. Подключены все подразделения. Но вам поручается особая миссия…
Санкт-Петербург. Пятый день второй фазы луны
Гомес собрался повернуть ключ зажигания, и в этот момент у дверцы со стороны водителя возник человек в форме. Слегка нагнулся и небрежно стукнул дважды костяшками пальцев по стеклу. Помощник консула глубоко вздохнул, еле слышно чертыхнулся и опустил стекло.
- В чем дело?
- А вы не знаете? - фуражка полицейского была лихо сдвинута на правое ухо, демонстрируя вьющийся рыжий чуб.
- Я тороплюсь. И чего я должен знать? - Гомес напыжился. - Понимаете, я сотрудник испанского консульства…
- А я лейтенант Егоров, госавтоинспекция. Вон, видите знак? - офицер вытянул указательный палец. - Стоянка запрещена. Да еще на тротуар въехали.
- Какая стоянка? Почему запрещена? - "конвоир" Софии начинал нервничать. - Здесь же гостиница. Где же мне еще машину оставлять?
- Вон там дальше есть специальная стоянка.
- Да там занято все, не припаркуешься. И вообще, я же сказал, я работник консульства. У меня дипломатическая неприкосновенность.
- Документы предъявите, - в голосе инспектора появились жестяные нотки, на носу отчетливо проступили веснушки. София внезапно почувствовала симпатию к незнакомому русскому полицейскому. "Рыжий. Волосы почти как у меня, только светлее. А Гомес-то вон как задергался, - мелькнула злорадная мысль. - Поспорь, поспорь еще. Рыжие, они упрямые. Разозлишь, слабо не покажется". Она еще не знала, что делать, после пережитого потрясения, но интуитивно напряглась. Появление сотрудника русской дорожной полиции, разладившего четкий ритм жесткого прессинга, устроенного Гомесом, вывело ее из ступора.
- Учтите, я буду жаловаться, - пробурчал Гомес, доставая из нагрудного кармана знакомое Софии удостоверение. - Вот, читайте. Видите?
Он раскрыл удостоверение и высунул его в окно.
- Видите, что написано? Хуго Антонио Гомес, помощник генерального консула Королевства Испании.
Офицер цепко ухватил удостоверение тремя пальцами и выдернул его из ладони Гомеса. Поднес к глазам, повертел туда-сюда.
- Хм, Королевство… Ну, предположим. Разберемся. А номера-то у вас местные, не дипломатические.
- Да, местные. Ну и что? Это не служебный автомобиль, взят в прокат. Понимаете?
- Понимаю. А по-русски, где так научились разговаривать?
- Какая вам разница?
- А вы не грубите. Где документы на машину?
Гомес нервно взглянул на часы, затем зыркнул в сторону Софии.
- Послушайте, э-э…
- Лейтенант Егоров.
- Господин Егоров. Вот что… - консульский решил сменить тактику. - Вы сказали, что я правила нарушил? Ну, виноват, не заметил. Ладно, я заплачу. Сколько?
Но его запоздалый маневр не достиг успеха. "Рыжий" уже завелся.
- Скоро узнаете, - недобрым голосом пообещал полицейский. - Все узнаете. И сколько, и за что. Давайте документы на автомобиль и пройдем в нашу машину.
Софии показалось, что Гомес заскрежетал зубами.
- Еще раз предупреждаю, что вы срываете дипломатическое мероприятие. Мы с сеньоритой очень торопимся.
Помощник консула мотнул головой в сторону Софии, будто призывая ее в свидетели. "Это куда МЫ торопимся? - возмущенно подумала София. - Кто это из нас торопится?"
Собрав в кулак все самообладание, она обворожительно улыбнулась полицейскому и проговорила, непроизвольно выпячивая акцент:
- Ничего, ничего. Мы не так торопИмся, не преувеличай, Хуго. Сеньор офицер лишь выполняй свой долг. Ведь так, сеньор офицер?
Получив неожиданную поддержку от симпатичной спутницы задиристого испанца, "сеньор офицер" на мгновение растерялся, затем передвинул фуражку на левое ухо и с важным видом кивнул головой. София же словно очнулась от морока. У нее пока не было никакого плана действий - мысли суматошно роились в голове, тщетно пытаясь выстроиться в логическую цепочку. Но Софию едва не трясло от желания, вызываемого инстинктивным, физиологическим ощущением опасности. Желания выбраться из машины и убежать как можно дальше от помощника консула, внезапно ворвавшегося в ее жизнь с очевидно не добрыми намерениями.
Глаза Гомеса, темно-серые, проницательные и безжалостные, гипнотизировали Софию, как удав кролика. Еще пять минут назад она безропотно и бездумно подчинялась командам Гомеса, принимая все его требования, как должное. И вдруг поняла - все, что угодно, но только не консульство. Если ее доставят туда - она пропала. Она же ничего толком не обсудила с Донато. Она не знает, что и как отвечать. Но она и врать не умеет - такая дурацкая черта характера. А значит, как только ее начнут расспрашивать, она не сможет ничего утаить. И тогда… О, Господи! Ну, подскажи же, что делать?!
- Это даже так хорошо, что вы нас держите, сеньор офицер. Большое спасибо! - София произносила какие-то русские слова, а рука уже машинально открывала дверцу, выпуская правую ногу на тротуар. "Черт, какая узкая юбка! Зачем я ее надела? Нога не вылазит. Надо боком… Главное, улыбаться".
- Я же забывай мобильный телефон. Только сейчас вспомянула. Вы пока говорите, а я дохожу до номера. Дорогой, не нервничАй. Сеньор офицер прав. Если ты нарушИл правила, надо платить штраф.
"Чего это я несу? Какой "дорогой"? Ну и ладно! Важно не дать ему опомниться. Не будет же он при русском полицейском удерживать меня силком?"
Гомес смотрел на Софию растеряно и зло, губы шевелились, не находя слов.
- Э-э, ну…
- Пока, дорогой. Я сейчас.
София, наконец, задрав юбку почти до трусиков (у "рыжего" округлились глаза), выбралась из машины на тротуар, помахала Гомесу рукой, улыбнулась русскому. И не оборачиваясь, быстро, еле удерживаясь от бега, направилась к дверям гостиницы.
Миновав холл, зашла в ресторан, пересекла зал и очутилась на открытой террасе - там, где они вчера вечером ужинали с Михаилом. Под удивленным взглядом официанта перелезла через невысокое каменное ограждение (юбку опять пришлось задрать) и очутилась во внутреннем дворе.
Сердце колотилось о ребра. Что с ней происходит? В какую ужасную историю она вляпалась? Она, вечная отличница и лучшая ученица, пай-девочка и "синий чулок", без пяти минут ученый и доктор наук… Еще двое суток назад все складывалось, как всегда, то есть спокойно, размеренно и по ранее намеченному плану. А сейчас она вынуждена бежать и прятаться, как закоренелая преступница, да еще в чужой стране.
София посмотрела на часы. На сколько минут полицейский задержит Гомеса, проверяя документы и выписывая штраф? Говорят, в России страшная бюрократия. Наверное, минут пять-десять у нее еще есть в запасе. Надо уйти как можно дальше от гостиницы и смешаться с толпой на Невском. А потом она позвонит Михаилу, точнее, Мише. Он так попросил себя называть. Миша единственный человек, к которому она сейчас может обратиться за помощью.
Наверное, придется ему все рассказать. Рассказать-то можно, да поймет ли он? Расскажи кто ей - ни за что бы не поверила в такую чушь…
Так, вот и Невский. Нет, надо для надежности перейти на ту сторону. А затем спрячусь вон в том переулке и тогда позвоню Мише. А потом уже свяжусь с Донато. Сейчас он все равно ничем не сможет помочь. Но может что-нибудь посоветовать. Он умный и сообразительный, Донато…
При мысли о женихе София улыбнулась и тут же всхлипнула. Ах, если бы Донато находился рядом с ней… Машинально сунула руку в сумочку. Ноги тут же подкосились. София отошла к стене дома и лихорадочно перебрала содержимое сумки. Матерь Божья! Она и вправду забыла мобильник в номере! Этот Гомес так ее торопил. Когда он постучал в дверь, София стояла у окна и собиралась позвонить Донато. Она положила трубку на подоконник и пошла открывать дверь. А потом… Ну конечно, мобильник так и остался на подоконнике.
Ужас! Ну почему ей так не везет?!
Думай, София, думай! Так, записная книжка в сумке. Слава Богу! Паспорт и бумажник тоже на месте. Значит… Значит, надо срочно купить дешевый мобильник и местную сим-карту. Так, где салон?..
- Миша, ты меня слышишь? Да, это София. Миша, я совсем пропащий… Чего ты смеешься, Миша?.. Не надо меня учить, я хорошо говорить по-русски… Да, я плачу… Какой белуга?.. Да, тебе смешно… Что случилось? Плохо случилось… Конечно, приезжай… Где? Сейчас посмотрю…. Угол Невский и этот, Большой Конюшня.
Они сидели в полуподвальном ресторанчике. София сразу кинулась рассказывать о своих несчастьях, но делала это настолько невнятно и замысловато, что Михаил ничего не мог понять. К тому же от волнения София начала заикаться и разом забыла нормы русского языка, постоянно путая падежи и склонения.
- Нет, - сказал Михаил. - Так дело не пойдет. Сиди, молчи и сосредотачивайся. А я сейчас закажу коньяку.
София долго сомневалась в том, что это поможет, и отнекивалась, но Михаил настоял на активном лечении. "Для снятия стресса и прояснения в мозгах", - пояснил он. И действительно: после первой рюмки у Софии исчезло заикание, после второй устаканились падежи. Но связного рассказа по-прежнему не получалось. Тогда София сама решила налить третью рюмку, но тут уже воспротивился Михаил.
- В меру - лекарство, без меры - яд, - произнес он загадочную фразу, отодвигая графинчик на свой край стола. - София, ты мне в четвертый раз рассказываешь про Гомеса и офицера дорожной полиции, а я так и не могу понять, чем этот Гомес тебя так напугал. Кстати, дорожной полиции в России нет, тут у нас не Испания. У нас эта служба называется ГАИ, а сотрудники, получается, гаишники.
- Гаи-ишники?