- Красавицы, красавицы, - зачастил Бики, отважно встав меж двумя рассвирепевшими женщинами, - вы посмотрите, как это можно красиво обыграть!
Он замахал крыльями, вихрем взметнув пыль над старым занавесом.
Ответом ему было чихание Мирвика и три гневных голоса:
- Бики, уйди!
- Бики, унеси эту пакость!
- Бики, я же сказал: не пойдет! Проваливай!
Мирвик, хоть и отчаянно чихал, все же наслаждался разыгрывающейся сценой.
Бедняга Бики, пятясь под ураганом ярости, исчез за кулисами.
Барилла небрежно бросила:
- Оно и к лучшему. Курицу играть - не придворную даму изображать, тут мало смазливой мордашки. Для курицы мастерство нужно, а где ж его Джалене взять?
- Поживу с твое - наберусь мастерства! - отрезала молодая актриса.
Вроде безобидная фраза. Барилла ловила на лету куда более злые оскорбления и швыряла колкие ответы. Но именно в это мгновение она пожелала исполнить свой коронный номер, которым время от времени уснащала скандалы.
Красивое, ухоженное лицо зрелой женщины вдруг стало растерянным и беспомощным, как у маленькой избалованной девочки, которую впервые в жизни обидели. Белая рука метнулась к горлу, словно Барилле стало трудно дышать. Темные глаза, кипящие болью, скользнули по всем, кто был рядом, и остановились на Раушарни.
- Ты… ты слышал это? - неверяще произнесла она. - Ты видишь, как она обращается со мной?
Раушарни не кинулся утешать страдалицу. Джалена не сгорела на месте от стыда и раскаяния. А вот Мирвик…
Юноша бросил иголку и вскочил на ноги. На его глазах мучили и оскорбляли королеву его грез, которой он привык восхищаться из зрительного зала. Нужно было что-то делать… защитить ее…
- Воды… - негромко выдохнула Барилла. - Мне плохо… воды…
Мирвик метнулся к столу, схватил кувшинчик, из которого только что пил Раушарни (попутно смахнул на пол стеклянную чернильницу, но даже не заметил этого). Быстро заглянул под крышечку - пусто! - и рванулся было бежать за водой. Но рука Раушарни твердо ухватила парнишку за плечо.
- Куда, дурень? Представление пропустишь!
Барилла коротко всхлипнула, жалобно глядя на мужчин. Но Раушарни не растрогался. Он обернулся к Джалене:
- Смотри! В оба глаза смотри и учись! Тут тебе и надрыв, и поруганное величие, и горе в глазах! Вроде и страдает, а как красиво! Тебе так не суметь. Поэтому не ты у нас ходишь в первых актрисах. Публика ценит Бариллу!
Джалена от таких слов побледнела, а ее маститая товарка перестала судорожно вздыхать. Она все еще глядела оскорбленно и гневно, но умирать на этом самом месте явно передумала. И воды ей уже не требовалось.
- Если на представлении выдашь такой же накал страстей, - адресовался Раушарни уже к Барилле, - я тебя, глядишь, и зауважаю.
- Мне, конечно, твое уважение - что ведро бриллиантов, а только лучше б ты мне жалованье увеличил, - отозвалась знаменитая актриса голосом отнюдь не страдальческим, а очень даже деловым.
Мирвик глазами захлопал при виде такой перемены. Он чувствовал себя идиотом.
- Я тебе, чародейка ты наша, и без того плачу больше, чем любому другому в труппе, - вздохнул Раушарни. - Вот разве что Джалена захочет с тобой поделиться. - Он кивнул в сторону молодой актрисы.
- Жмот ты, Раушарни, - сообщила Барилла. - Не ценишь мое сценическое мастерство. А зритель как раз оценил. Вон как за водой дернул! - И она приятельски ухмыльнулась ошарашенному Мирвику.
Раушарни оглянулся.
- Это верно, еще как дернул, даже чернильницу раскокал… Заметешь осколки. И учти, утешитель обиженных красавиц: за чернильницу будет вычтено из твоего жалованья. А вы, краса театра, кончайте шитье, все равно за болтовней работы не видно. Приведите себя в порядок, чтобы на репетиции на вас глядеть было не противно.
Чумазые и злые дамы с достоинством удалились, оставив занавес валяться на сцене: таскать неподъемную материю - работа не для их ручек.
- Сейчас кликну актеров, чтоб помогли убрать эту проклятую тряпку, - хмуро сказал Раушарни. (По лицу видно: вспомнил обещания молодого господина Ларша насчет нового занавеса). - А для тебя есть срочное дело. Бегом за чернильным порошком, нам сегодня много писать придется. Будем править монологи прямо на репетиции… Знаешь лавку "Что душе угодно"? У меня там кредит.
- Лавку знаю, а куда порошок сыпать?
Раушарни на миг задумался, потом откинул крышку глиняного кувшинчика: пусто!
- Сыпь прямо сюда. Не отмоется, ну да и ладно. Не жалко, не хрусталь…
* * *
Авита Чистая Земля, неестественно выпрямившись, сидела на табурете у кровати и глядела в лицо лежащей на постели старой женщины.
Мертвой старой женщины.
Авита мысленно говорила себе, что эта старуха, глядящая застывшим взором в потолок, - ее родственница, хоть и дальняя. Почему же совсем не тянет на слезы? Лезет в голову кощунственный вздор: как можно было бы написать картину - эта комната, мертвая женщина в постели, хозяйка дома что-то негромко говорит молодому темноволосому стражнику…
Что, кстати, говорит?.. Ах да, расхваливает тетушкины таланты к рукоделию.
- Вот эти занавесочки на окнах - госпожа Афнара их сама расшила! Правда, прелестный рисунок? - Тут Прешрина спохватилась и поспешно уточнила: - Занавесочки она подарила мне. И льняную скатерть, расшитую кленовыми листьями. Была бы здесь служанка госпожи Афнары, подтвердила бы, что это моё…
Авита небрежным кивком дала понять, что не претендует ни на занавесочки, ни на скатерть.
- А остальные родственники не будут против? - опасливо уточнила Прешрина.
- Что нам до них? - невесело усмехнулась Авита. - Мне двенадцать лет было, когда тетушка завещание составила и в храме заверила. Я - единственная наследница.
С явным облегчением хозяйка вновь затараторила:
- Уж такие золотые руки дали ей Безымянные! Вот, гляньте! - Нагнулась, достала из-под стола берестяной короб, вытряхнула на стол груду женских украшений и свернутых вышивок.
- Вот! Госпожа изволила всё аккуратно складывать.
Из учтивости Авита поднялась, подошла к столу, тронула кончиками пальцев действительно красивое бисерное колье - яркое, нарядное сочетание красного, оранжевого и желтого.
Прешрина закивала:
- Верно, барышня, из бисера она особенно любила плести. И разбиралась в нем. С первого взгляда могла сказать, которые бусины наррабанские, а которые силуранские. А уж до чего упорная была! Разбирали мы как-то втроем корзину с вещами, что госпожа принесла с собой… ну, втроем - это госпожа Афнара, ее служанка Гортензия и я. И среди всякой всячины нашли браслет из бисера. На кожаной основе, синий с голубым, узор вроде танцующих змеек… ну, очень сложная работа. Госпожа говорит: "Ну, не помню, откуда он взялся и как в корзину угодил! И не понимаю, как оно сплетено!" И с того дня она потеряла покой, все бисер нижет, голубой да синий. Обед ей соберут - еда остыть успевает, а она не идет кушать. На ночь ей стакан молока ставили, так она выпить забывала, служанка рассказывала…
Хозяйка, словно желая подтвердить свои слова, повела рукой в сторону маленькой резной полочки, прибитой у изголовья кровати… и вдруг осеклась.
На столике стоял высокий стакан, полный молока.
- Надо же, - озадаченно пробормотала хозяйка, - не выпила она вчера… А я и не заметила, пока с телом хлопотала…
Несколько мгновений Прешрина колебалась, а затем в глазах блеснуло упрямство мелочной скопидомки: "Не пропадать же добру!" Подняв стакан, женщина большими глотками выпила молоко.
- А то прокиснет, - извиняющимся тоном объяснила Прешрина барышне, вытирая молочные "усы". - Так я о чем… ах да, браслет… Исхитрилась-таки госпожа, сплела точь-в-точь такой же. Говорила - в каждую бисеринку нить трижды пришлось пропускать! Зато и не отличишь, какой новый, а какой давно в корзине валялся… Да вот я сейчас покажу…
Хозяйка вернулась к столу, разворошила поделки покойной Афнары:
- Да где же… что же это такое… нету! Ни одного браслета нету!
- И ладно, - с легким раздражением отозвалась Авита, которой надо было обсудить с Прешриной куда более важные вопросы, чем талант покойной рукодельницы Афнары.
- Да что "ладно"? - взвизгнула хозяйка. - Не "ладно", а Гортензия своровала! Некому больше!.. Ну, служанка, - пояснила она на вопросительный взгляд барышни. - Обоих браслетов нет… и еще что-то пропало, не вспомню сразу… - Шершавые, с крепкими короткими пальцами руки яростно рылись в груде украшений.
- Остальное прошу принять на память о жилице, - поспешно сказала Авита, чтобы прекратить эту неприятную сцену.
Вопли и сетования оборвались. Ладони хозяйки плотно легли на столешницу. Глаза Прешрины стали маслеными: хоть каждая вещица не была сокровищем, вся груда - недурной подарок!
Женщине захотелось достойно ответить на щедрость барышни.
- За проживание госпожи Афнары вперед заплачено, деньги не все вышли. Как раз хватит на погребальный костер. Пригляжу, чтоб все было как положено. Барышне только и надо будет поднести к костру факел и сказать: мол, спасибо, тетушка, что жила на свете.
- Вот славно! - обрадовалась Авита, на которую наводила тоску мысль о предстоящих хлопотах.
Ларш, про которого женщины успели забыть, встрял в разговор:
- Мне про смерть госпожи надо докладывать, а я толком не понял, отчего она умерла. Ушиблась обо что-то, верно?
Прешрина смерила наглого "краба" недовольным взглядом.
- Чем порядочных женщин перебивать, лучше бы мерзавку Гортензию ловил за кражу. А госпожа Афнара с того померла, что головой ударилась. На сундук полезла, оступилась - да о край сундука головой и…
- На сундук? - хором удивились "краб" и барышня.
- Ну да. Вон полочка приколочена, высоковато малость. Чтоб с нее что-то снять, надо на сундук забраться.
Прешрина, чуть подобрав подол, хотела привычно вспрыгнуть на сундук, чтобы показать, как добираются до полочки. Но побледнела, выпустила подол из пальцев:
- Я… ох… голова что-то кружится…
Авита поспешно подхватила женщину под руку, помогла дойти до стула.
Ларш нахмурился: "Пьяна она, что ли? До сих пор не было заметно… Нет, просто переволновалась. Шутка ли - в своем доме труп найти…"
- Что бы могло среди ночи понадобиться старой женщине на высокой полке? - спросил он.
- На полке-то ладно, - отозвалась Авита, - а вот чем она себе светила? В подсвечнике две свечи, новенькие совсем… Их сегодня меняли? - спросила девушка хозяйку.
Та отрицательно покачала головой, и Авита с тревогой заметила, что глаза у женщины странные - мутные, бессмысленные.
- Ага, - прикинул Ларш, - стало быть, упала хоть и вечером, но засветло еще… Госпожа обычно ложилась рано? - обернулся он к хозяйке.
Ответом было мирное сопение. Прешрина спала, прильнув к высокой резной спинке стула. На губах поднимался и опадал пузырь слюны.
- Понервничала, измаялась, - заботливо шепнула Авита. - Пусть спит, я потом еще зайду. А нам пора…
- Сейчас, - отозвался Ларш. Вспрыгнул на сундук, глянул на полку и сказал недоуменно: - Ни ночью, ни вчера ничего тут не было. Такая пылища, что таракан пробежит - борозду оставит…
* * *
За чернильным порошком Мирвик смотался бегом: боялся опоздать на репетицию. Ведь это же с ума сойти: ему, вчерашнему бродяге и мелкому воришке, предстоит увидеть то, на что дозволяется смотреть только тем из знатных и богатых господ, кто дружит с артистами! Да еще смотреть на игру актеров не из зала, а прямо со сцены! Мало того - указывать им, что говорить! Ох, Мирвик, воробушек с припортовой улицы, до чего же ты высоко залетел - выше и не надо! Предлагайте теперь Мирвику хоть должность городского советника - откажется!..
Должность городского советника ему никто предлагать не стал, а вот за водой сгоняли. Афтан, которого парнишка много раз видел в ролях доблестных воинов, поймал Мирвика в коридоре и брюзгливо сообщил, что кувшин на полке пуст. Тоном сварливой бабы он пообещал пожаловаться Раушарни на нерадивость и нерасторопность портового прохвоста, прибившегося к театру.
"Портовый прохвост" не стал доказывать, что совсем недавно приносил воду. Молча схватил кувшинчик и помчался на соседнюю улицу.
На улочке этой был не колодец, а маленький фонтанчик: заключенный в трубу ручеек, бегущий из расселины скалы. Как ни странно, возле круглой гранитной чаши, полной воды, не было болтливых девиц с кувшинами, парню не пришлось ждать очереди. Он сунул под тонкую струю один из кувшинчиков, что держал в руках, и нырнул в сладкие раздумья: как бы красивее изложить стихами угрозы королевы юной сопернице?
Кувшинчик наполнился. Мирвик хотел накрыть его крышкой - и обомлел: вода была угольно-черной.
Да провались в трясину Многоликая со всеми ее кознями! Как это Мирвик ухитрился забыть про чернильный порошок! Он же его и разводить-то правильно не умеет… можно ли писать тем, что колыхается сейчас в кувшинчике?
Огорченный парень наполнил водой второй кувшин и поспешил вернуться в театр. В душе его не звучали строки будущих стихов, а стыло ожидание нахлобучки.
В полутемном коридоре Мирвик поставил на полочку кувшин с водой и хотел было идти на сцену - но в недоумении остановился. По коридору на него надвигалось некое… э-э… некое сооружение: внушительного размера конус из ткани, натянутый на твердую основу и богато украшенный цветами и бантами.
Мирвик ойкнул и шарахнулся к стене.
Сооружение нырком ушло в сторону, из-за него возникла физиономия бутафора.
- Что, впечатляет?
- А то! - осторожно отозвался Мирвик. - Впечатляет. А что это такое?
- Головной убор королевы из "Двух наследников".
- Ничего себе… королевы когда-то носили такое?
- История не сохранила… - смутился Бики. - Я домыслил… опыт и фантазия… - И закончил обиженно: - А Барилла отказывается даже примерить!
Мирвик представил себе прекрасную Бариллу, увенчанную нелепым убором. Все равно что лебедю нацепить на голову кочан капусты!
- Поговорю с нею перед репетицией, - озабоченно сказал бутафор. - Может, передумает. А заодно гляну, как на Лейфати будет выглядеть вот это…
На локте бутафора висела цепь из плоских глиняных звеньев, выкрашенных золотой краской. Самое крупное звено украшал гигантский рубин, явно родом из стеклодувной мастерской.
- Этот рубин украшал золотой трон короля Джайката, - объяснил Бики. - Трон-то актеры по пьяни разломали в щепки три года назад, а рубин я спас. Хорош?
- А то! А уж как из зала будет смотреться! - отозвался Мирвик подцепленной сегодня фразой.
- Правда? - просиял Бики.
Тут Мирвик сообразил, что опаздывает на репетицию, и помчался по коридору, а Бики замешкался позади - возился со злосчастным убором, отвергнутым Бариллой.
Ну и зря парень торопился - все равно пришел первым!
По-хозяйски окинул взглядом сцену. Отметил, что с нее убрали занавес. Уселся за стол, поставил перед собою кувшинчик. Глянул на разбросанные листы бумаги, с важным видом взял перо (можно подумать, что он писать умеет!). И тут накатил страх: а вдруг он опять перепутал кувшинчики? Они же одинаковые, такие у любого гончара десятками продаются! Вдруг сейчас кто-то из актеров захочет пить - и глотнет чернил? Может, сам Раушарни…
Ух, спасибо Безымянным! Не перепутал! Вот она, блестящая черная жидкость! Мирвик макнул в нее перо и изобразил на бумаге все четыре известные ему буквы. Отлично пишет!
Потом парень вспомнил предупреждение торговца: "Осторожнее с чернилами! Порошок потому и дешевый, что едкий. Заляпаешься - кожа красными пятнами пойдет, чесаться будет. И отмываться замучаешься, несколько дней пятна держатся…"
Аккуратно прикрыл кувшинчик крышкой и поставил поближе к локтю - так, чтоб никто невзначай из него не отхлебнул.
Тут вошли Барилла и Джалена с веселой, говорливой свитой: четверо знатных молодых людей и Лейфати, первый любовник, в огненно-красном плаще, длинном и просторном, обвивавшем хозяина, словно пламя костра.
Барилла на Мирвика и взгляда не бросила. Капризно обратилась к Лейфати:
- Ой, я забыла кувшинчик с "зельем", которое буду плескать в лицо этой… разлучнице. Ступай, принеси!
Не говоря ни слова, роскошный красавец Лейфати повернулся и покинул сцену.
Джалена прикусила пухленькую губку.
Даже Мирвик, не искушенный в закулисных интригах, понял: эта сценка сыграна, чтобы унизить Джалену. Первая актриса театра словно сказала сопернице: "Тебя Лейфати бросил, а я ему приказываю, словно невольнику!"
Могла бы начаться очередная ссора, но тут вошел Афтан. Даже без кольчуги или картонного доспеха актер выглядел воином, а руки его казались неестественно пустыми без меча или лука.
"Это сколько же он портному платит? - подумал Мирвик. - Рубахи какие-то особые - так тело облегают, что каждую мышцу видно… И без плаща, этому плащ не нужен… этому нужно, чтоб одежда к телу льнула, тогда всем видно, какой он роскошный зверь - идет, мускулами поигрывает…"
Афтан заметил взгляд Мирвика. Ухмыльнулся, подошел к столу - и вдруг сделал стойку на руках на краю столешницы, ровно и прямо вытянув над собою ноги в дорогих мягких сапогах.
- Гимнаст балаганный, - вздернула носик Барилла. А Джалена презрительно фыркнула. Иногда противницы объединялись, как по сигналу боевого рога. Мирвик отметил про себя, что Афтан не ходит в фаворитах у двух злючек.
- Давайте, ехидничайте, - отозвался актер. - Я не стыжусь своего циркового прошлого, не то что ваш любимчик Лейфати.
И красиво спрыгнул со стола, вызвав аплодисменты молодых людей, что явились поглазеть на репетицию.
Глядя на жесткое, с правильными чертами лицо Афтана, Мирвик понял: на фырканье девиц тому и впрямь наплевать, а вот аплодисменты волнуют.
Джалена раздраженно обернулась к своим спутникам:
- А почему посторонние на сцене?
Барилла всплеснула руками:
- И верно! В зал, господа, в зал! На скамейки! На сцене место лишь людям театра!
Гости с хохотом попрыгали в зал и устроились на первой скамье.
Мирвик, приосанившись, сверху вниз (в прямом смысле слова) глянул на зрителей. Пусть все четверо были нарядно и богато одеты, пусть один был даже Сыном Клана, зато Мирвик только что был причислен к людям театра! И произнесли эти удивительные слова уста несравненной Бариллы!
Тут на пороге появился бутафор Бики, впереди него вплыл головной убор королевы.
Барилла, не дав Бики и слова сказать, обругала его за то, что он преследует ее с этим кошмаром в бантиках. Мол, наверченная из лоскутов жуть способна погубить репутацию женщины любого возраста и происхождения. И если действительно такое уродство когда-то носили королевы, то она, Барилла, в те времена лучше стала бы прачкой!
И все это - красивым, хорошо поставленным голосом, со скупыми изящными жестами, с постукиванием в такт словам носком изящной туфельки…
Эффект от ее выступления был смазан появлением первого любовника труппы. Лейфати нес кувшинчик, за которым его послала Барилла. Но отдать его женщине не успел: бутафор Бики, приунывший было от полученной отповеди, ожил и бросился наперерез актеру с воплем:
- А цепь примерить!..