III
В шести-семи милях от Иса стоявший на вершине горы часовой заметил сигнал. Огонь мог гореть по одной-единственной причине. Часовой со всех ног бросился бежать по тропинке к деревне.
С полдюжины рыбаков ушли в море. До заката они уж точно не вернутся, если не позже. Война там или не война, а жить на что-то надо.
И все же несколько шлюпок оставалось на берегу. В бухточке бросил якорь смэк с нарисованными на черном корпусе глазами, а за ним - великолепный, на взгляд простого люда, торговый корабль.
Подросток кричал и барабанил в двери. Мужчины повыскакивали из домов. Другие поспешили от лодок на берегу, где проводили последние дни в ожидании. Обветренные лица выразили волнение.
- Наконец-то, наконец… это правда? …Лер, возьмешь у меня лучшую часть улова…
- Тихо! - проревел Маэлох. - Мы пойдем посмотрим!
Вслед за ним на холм побежали несколько человек.
- Да, - задыхаясь, подтвердил он, - никакого сомнения. Король сражается. Быстро к нему!
Когда вернулись, к берегу на шлюпке причалил Эвирион Балтизи. Он провел здесь много времени в томительном ожидании, жалея, что не остался подольше в Суле. Куда лучше быть на борту судна, чем в задымленной лачуге, забитой народом. Что уж там… на улицу ночью не выйдешь за малой нуждой, не наступив на кого-нибудь в темноте. Ну а теперь в нем моментально вспыхнул азарт.
Маэлох был спокоен. Быстро посовещались, пока люди ходили домой за оружием. Затем все уселись в лодки и поспешно отчалили. Женщины и дети молча стояли на берегу. Некоторые махали рукой, желали удачи.
Эвирион подвез Маэлоха к "Оспрею". На борту его сейчас были не только рыбаки, но и солдаты, пожелавшие ехать со шкипером, поэтому запас продуктов скоро истощился, а вместе с ними истощились и нервы. Маэлох к тому дню уже сомневался, явятся ли вообще проклятые скотты. Если бы не Ис, люди его давно бы отсюда уехали. Для грубоватых и бедных рыбаков город этот был их жизнью.
Суда, выйдя в море, двинулись в западном направлении. Флотилией назвать их было никак нельзя. Всего-то девять лодок, в каждой из которых по пять-шесть человек, да дюжина рыбаков на "Оспрее". У них, правда, была еще и "Брениллис". "Брениллис" и в самом деле хороший корабль с обученным экипажем, в который влились и несколько фермеров. По ходу к судам примкнули две шлюпки с деревенскими рыбаками. Они считали, что это и их война. И все же силы их против Ниалла Девяти Заложников были ничтожны.
- Ничего, один камень из пращи уложит любого волка, - прорычал Маэлох.
Стоя на носу корабля, он зорко глядел по сторонам. Вокруг колыхалась свинцовая вода. Смэк стонал под ударами волн, нырял и подскакивал. Скрипели в уключинах весла. По опоре мачты барабанил ветер. Он был южный, но злой и постепенно крепчавший. С правого борта темнела земля, прибой взбивал возле нее пену. С запада, застилая глаза, надвигалась мгла. Над невидимым горизонтом висел желтоватый диск солнца. Черные бакланы кружили в бесцветном небе. Впереди маячила "Бреннилис".
- Ничего, справимся, - бормотал Маэлох. - Ну, может, голову Ниалла я тебе и не привезу, но как тебе понравится золотое кольцо с его руки, а, Тера? - Спустя два года Тера носила под сердцем ребенка, первого его ребенка с тех пор, как дети его погибли вместе с Бетой во время потопа.
- Мы отомстим за тебя, маленькая принцесса Дахут, вернем тебе твое честное имя.
IV
На лес быстро опустились сумерки. Солнце спряталось за деревья, а луна пока не взошла. Над Стегиром, кравшимся среди поросших камышом берегов, нависло серо-голубое небо. Под королевским дубом стемнело.
В хижину вошла ночь. Нимета отставила в сторону чашку, в которую, не мигая, смотрела несколько часов. Чашку эту она наполнила водой из колдовского пруда и выжала в нее несколько капель собственной крови. То, что она увидела там, запечатлелось в мозгу. Более четкой картинки, - подумала она, - ей уже не увидеть.
За окном ревел ветер, похожий на шум моря. Две ветки, задев друг друга, прогремели, словно сошедшиеся в бою мечи.
Она поднялась с пола, на котором сидела, скрестив ноги. Распрямила онемевшие суставы. Обнаженное тело охватило холодом. Хоть она и помнила, где у нее что находится, пришлось пошарить в темноте, прежде чем нащупала палку с чучелом змеи.
Вытянувшись на узкой кровати, прижала палку к телу. Верхушка упиралась в шею, голова змеи покоилась на маленькой груди, таинственные знаки, вырезанные на палке, соприкасались с животом. Конец палки она зажала между ног. Глядя в темноту, зашептала на языке Иса:
- Я произнесла все те немногие заклинания, которые знала. Помоги мне. Приди ко мне, мама, оттуда, куда ты ушла, приди и дай мне крылья, бывшие когда-то твоими. Я полечу к отцу.
V
Грациллоний знал, что битва превратится в хаос, ведь сражения никогда не идут по задуманному человеком плану. К тому же у него были не солдаты, а собрание колонистов, крестьян и бывших багаудов, слегка разбавленное стареющими ветеранами и бывшими моряками. Они не могли действовать как единое целое. Но тем не менее им придется наступать, подставляя тело под острые клинки, подавляя страх, присущий даже легионерам. Страх этот приказывает человеку бежать, пока цел. Грациллоний лишь сформировал отряды, в которых люди знали друг друга, и надеялся, что они будут держаться вместе, поддерживая боевой дух.
Скотты же были профессиональными военными, хорошо вооруженными и презирающими смерть. Им недоставало римской дисциплины, но они всегда держали в поле зрения штандарт командующего и защищали товарища как самого себя. По прикидкам Грациллония, было их человек двести. В его отряде - вдвое больше, и дрались они за свои дома, в то время как враг - за собственные жизни. В этом и состояло единственное преимущество Грациллония.
Так как даром предвидения он не обладал и не мог управлять боем, как Юлий Цезарь, то сам взял в руки щит и меч и присоединился к ветеранам. Те дни, что прошли в ожидании набега, даром не пропали: легионеры тренировались, и к ним частично вернулось их прежнее умение. Под командованием Друза они как единый механизм атаковали скоттов с фланга. Грациллоний выступал слева от Друза, но готов был поспеть всюду, где требовалось. Земляк его, британец Ривал, следовал за ним со знаменем в руке, отмечая тем самым место командующего. Золотого орла на голубом фоне вышивала Юлия. Иногда глаза ее подозрительно краснели, но она молча продолжала работу.
Муж ее, Кэдок, был в группе Амрета, в которой почти все были необучены и бедно экипированы. Их даже нельзя было назвать соединением. Врага они атаковали либо в одиночку, либо в паре. Моряки действовали слаженно, хотя и у них не было особого опыта. Однако страх осрамиться в глазах соседа укреплял боевой дух.
Почти то же самое можно было сказать и о бойцах из Озисмии. Войны там не было лет четыреста, но в трусости этих людей никто бы не обвинил. Разве робкий человек откликнулся бы на призыв и пришел бы сюда потихоньку по лесным тропам? Однако о боевых столкновениях у них не было ни малейшего понятия. Дома им приходилось участвовать в разборках, но смертью они заканчивались крайне редко. Они тоже яростно наступали, рубили и кололи, падали и отступали, и снова неуклюже взмахивали оружием или с недоумением оглядывались на друзей детства, свалившихся вдруг замертво или стонавших от боли среди лязга металла и смрада, исходившего от вывалившихся внутренностей.
Волков Руфиния можно было назвать группой убийц. Они ловили свой шанс, крадучись подбирались к жертве, наносили удар, подобный движению страшных челюстей, и тут же с гиканьем и смехом исчезали, прежде чем им успевали нанести ответный удар. Стрелки их хладнокровно отыскивали мишень, причем каждый второй выстрел попадал точно в цель. Когда разъяренная группа скоттов пускалась вдогонку, они лишь смеялись и словно растворялись в воздухе.
Конфлюэнтцы, столкнувшись с отставшей от своих вражеской группой, изрубили ее в куски, хотя и сами понесли тяжелые потери. Вид погибших вызвал у галлов жажду крови, они пошли в массовую атаку и почти достали вождя варваров. Охрана оттеснила нападавших, и, хотя потери конфлюэнтцев были огромны, множество скоттов осталось лежать на поле боя, устремив в небо незрячие глаза. Каждая такая потеря была нестерпима для Ниалла. Он просто не мог больше себе этого позволить.
Такой видел битву Грациллоний в короткие моменты передышки. Временами мозг его работал логически: перерабатывал информацию, подсказывал дальнейшие действия, когда же вместе с Друзом он вступал в схватку, не помнил самого себя. Рубил, колол, парировал удары, покачивался от удара или испытывал потрясение от хруста костей и треска разрывающихся внутренностей. Лицо противника за щитом превращалось в маску Медузы. Пот разъедал глаза, попадал в рот, наплечники намокли, рукоятка меча скользила. Воздух, попадая в горло, разжигал в нем огонь, тряслись колени. Он осознал вдруг, что уже не молод. Все вокруг заполнилось звяканьем, лязгом, топотом, криком, стонами. Он поскользнулся на залитой кровью земле, и если бы не Друз, прикрывший его, пока он поднимался на ноги, не быть бы ему живым. Потом он смутно вспомнил, как и сам спас Ривала, когда гигант-скотт прорвал их линию. Грациллоний сражался.
В промежутках смотрел в сторону главной цели. Ниалла видно было издалека. Шлем сиял, как солнце, плащ - словно радуга. Не спутаешь ни с кем. Звенел его меч, звенел и голос. Наверняка, и ему досталось, но он и виду не показывал. Казалось, стрелы и камни, выпущенные из пращи, обходили его стороной. Ни следа усталости. Таким был бы Митра на войне. Чему же удивляться, если люди с радостью умирали у его ног?
Казалось, время исчезло, а потом явилось опять. Грациллоний стоял на мысе Ванис и слышал лишь шум ветра и стоны раненых. В глазах потемнело, голова закружилась, и он бы упал, если бы Ривал не схватил его за руку. Дурнота прошла, и он оглянулся вокруг.
Уцелевшие скотты собрались вместе и выскочили из западни. Они не пошли по тропе, которая привела бы их к обрыву, а отправились другим путем, в сторону Иса. Осталось их менее сотни, и были они потрепаны, окровавлены. Видно было, что им нанесено множество ранений, но они были вместе и сдаваться не собирались. Впереди, под ярким стягом, блестел шлем Ниалла.
На поле боя, вперемешку с ранеными, лежали груды мертвых тел, и трудно сказать, чьи лица искажала более страшная гримаса. Валялись горы оружия - стрелы и копья, камни и мечи, топоры и кинжалы серпы, молоты и дубинки, некоторые сломаны, некоторые погнуты или затуплены, некоторые готовы к новым убийствам. Кровь капала, дымилась, ярко блестела или сворачивалась в темные сгустки. Мозги, кишки, фрагменты человеческих тел запутались в траве. Над головой начали собираться чайки. Крики их становились все громче, все нетерпеливее.
Галлы и бывшие жители Иса лежали, сидели или стояли, изнуренные, опустив плечи. Грациллоний заметил, что двоих неудержимо рвет. Можно не сомневаться, что других вырвало раньше. Некоторых даже и прослабило. Возле Друза собрались ветераны, выглядевшие много лучше. Грациллоний испытал огромное облегчение, заметив неподалеку Кэдока: подняв к небу руки, он молился. Самыми хладнокровными были разбойники Руфиния. Они хоть сейчас могли идти резать глотки скоттам. В настоящий момент они оказывали помощь раненым.
Их отряд пострадал меньше других, хотя и у них потери были серьезными. Грациллоний пытался сосчитать, но не смог. Вроде бы он потерял сто человек. Если бы это произошло в его бытность центурионом, то его тут же отстранили бы от должности. Сейчас ему это, разумеется, не грозит. Скоттов погибло примерно столько же, но только потому, что их вдвое меньше.
А главный дьявол жив до сих пор.
К нему подошел Руфиний.
- Мы еще не закончили, - сказал он.
Взгляд Грациллония проследовал за его пальцем, указывавшим направление. Это Пристань Скоттов. Туда прибыло подкрепление. Грациллоний узнал корабль Эвириона, бросившего якорь на безопасном расстоянии. "Оспрей" подошла ближе к берегу. Шлюпки ходили взад и вперед, доставляя на берег бойцов. Доставленные первыми уже поднимались по тропе. Несколько человек оказались на борту вражеских галер. Галеры, очевидно, захватили без кровопролития.
Руфиний угадал мысль Грациллония.
- Нет, скотты не пошли к воде, - сказал он. - Они сразу поняли, что это бессмысленно и отправились в другую сторону.
Деформированное из-за набежавших на него туч, тускло-красное солнце спустилось совсем низко. Неужели битва продолжалась так долго? Или, может, наоборот - так быстро? Грациллоний не мог разглядеть, что происходило в сером колеблющемся море, и прищурился. Большая часть кожаных шлюпок вырвалась на свободу. Видимо, там у них были дополнительные силы. Двигались они очень быстро в западном направлении. Весла так и мелькали, а лодки напоминали грациозных летающих рыб. "Оспрей" пустился было в погоню, но он был тяжелее, и южный ветер ему не помощник, так что беглецы вскоре скрылись за мысом. Грациллонию живо представился Маэлох, орущий на гребцов и проклинающий богов.
- Пусть себе плывут, - сказал он механически. - Они донесут домой весть о случившемся.
- Нет, - ответил Руфиний. - Не такие они люди, чтобы спасать собственные шкуры. Сейчас они держат путь в бухту. Причалят и соединятся с остатками отряда Ниалла. А вообще-то они попросту увезут их оттуда.
Грациллоний уставился на худощавое лицо с раздвоенной бородкой.
- Клянусь Геркулесом, ты прав!
Руфиний коротко рассмеялся:
- Было бы лучше, если бы я ошибся. У нас теперь свежее пополнение, готовое сразиться. Мы можем загнать Ниалла в угол, а если повезет, то и шлюпки захватим.
Через Грациллония словно молнию пропустили. Мигом улетели усталость и боль. Стал сзывать волонтеров.
- Считаете, что сможете сразиться еще раз, - пошли со мной. Получите двойную порцию добычи. Не можете - оставайтесь. Вам не будет никакого бесчестья. Все мы люди. Какой смысл умирать, если вы слишком устали и не можете отправить скоттов в преисподнюю? Лучше займитесь ранеными товарищами. Молитесь за нашу победу.
Последнее высказывание было лицемерно. Он представил себе, как губы Руфиния иронически изгибаются. Тем не менее люди ждали от него таких слов.
Эвирион вышел на берег в полном боевом облачении, за ним следовал отряд моряков. Кэдок настоял на продолжении боя. Хороший знак: эти двое, постоянно ссорившиеся друг с другом, идут сейчас плечом к плечу. Вновь прибывшие рыбаки были, по крайней мере, крепкие ребята. Грациллоний наводил ревизию: Друз, Бэннон с земляками; Руфиний с уцелевшими разбойниками (у них погиб каждый третий)… во всяком случае, большая часть его бойцов была невредима, в то время как скотты сильно пострадали.
- Тебе бы лучше остаться, - сказал Руфиний.
- Нет, - отрезал Грациллоний. - За кого ты меня принимаешь?
- Ты дрался наравне со всеми. И ты нам нужен живой.
- Я должен быть с вами, погибну или нет.
Надо было отомстить и за Ис, и за Дахут. Орлиное знамя снова затрепетало на древке, и снова Ривал двинулся за Грациллонием, возглавившим войско.
Мыс Ванис стеной встал на пути ветра. Над бухтой клубилась холодная, пахнущая морскими глубинами дымка. Солнце обратилось в бесформенное красное пятно, кравшееся над шхерами. Горбились темные развалины. Беспокойно шумели волны. Они то откатывались от берега, обнажая мокрую прибрежную полосу, то энергично набегали на него, поднимаясь с каждым разом все выше. На востоке в долину просочилась ночь, и небо там было чистое, красноватое. Бледная луна висела над горами.
Издалека скотты выглядели как однородная масса. Они выстроились вдоль берега, словно надеясь, что море защитит их с тыла. Да и то верно: в заполненную обломками бухту могли войти только их юркие суденышки. Человек тоже прошел бы по мелководью.
Грациллоний остановил соратников и, убедившись, что их никто не услышит, сказал:
- Я двину главный отряд в центр. Вы ждите, пока мы там, как следует, не поработаем. Затем ты, Эвирион, пойдешь справа, а ты, Руфиний, - слева. Ударьте их с флангов, а если удастся, зайдите сзади. Мы должны сделать дело, пока не подойдут их шлюпки. Думаю, они пустятся наутек, завидев то, что происходит, но, все же, хорошо бы захватить несколько лодок. Все ясно? Тогда вперед.
Он зашагал вперед римским строевым шагом; меч в руке, щит - у подбородка. Трава била по наколенникам. Потрескивала кольчуга. Пот, пролитый им в предыдущей битве, высох и теперь холодил тело. Ничего, скоро он вступит в бой и согреется. Душа его была абсолютно спокойна. Он шел навстречу судьбе.
Боковым зрением заметил, как что-то мимо него пролетело. За спиной раздалось изумленное восклицание. Грациллоний обернулся. Шаг сбился. Сердце споткнулось. Над головой его хлопали крылья. В огромных глазах отразился последний луч солнца. Птица. Огромная сова.
Не может быть. Форсквилис умерла, погибла вместе с Исом. Это просто какая-то заблудшая птица! Грациллоний приказал себе успокоиться. Если это и было предзнаменованием, то добрым, ведь Форсквилис любила его. Душа отказывалась подчиняться. Он шел, а в голове его звучали причитания.
Ни в коем случае не показывать страх или сомнения. Ведь он возглавляет атаку. Быть может, ему несказанно повезет, и он поразит своим мечом Ниалла Девяти Заложников.
Позолоченный шлем сиял в сумерках. Он подавил желание выпустить стрелу и продолжал идти строевым шагом.
Кто-то из скоттов дико крикнул. Остальные подхватили. За воем этим не слышно было шума волн. Стальные клинки взметнулись к небу.
Отряд Грациллония сошелся с врагами. Щит в щит. Грациллоний нажимал на врага, а меч его тем временем отыскивал незащищенное место. Ударом клинка он сшиб шлем с головы противника, прошелся мечом по кольчуге врага и поразил его: клинок прошел под ребра. Варвар завопил и зашатался. Грациллоний шел дальше. Рядом с ним сражался его товарищ. Он всаживал меч в своего противника. А вот и другой его солдат, почти голый, с кузнечным молотом в руке. Под его ударом череп скотта лопнул, как спелый арбуз. Грациллоний был в воде (все были в воде), прилив лизал ему колени. Пошло наступление на фланги. Линия скоттов была смята. Знамя Ниалла упало. Над Грациллонием реял римский флаг. Во мгле и мраке цвета его было не различить, но сам стяг люди видели постоянно.
Началась рукопашная схватка. Ниалл стоял по пояс в воде. Он был один. Воины, охранявшие его, погибли, остальные отдалились от него в пылу сражения. В полумраке Ниалл увидел две оборванные фигуры. Кто они - галлы, озисмийцы, багауды? Понять невозможно. Он крикнул, взмахнул мечом. Человека не стало. Второй попытался ускользнуть, однако Ниалл успел нанести смертельный удар.
- За мной! - крикнул Грациллоний. По скользкому и неровному дну идти было трудно, приходилось преодолевать сопротивление воды, и все же он приближался к Ниаллу, а вслед за ним шли еще около дюжины мстителей.
Внезапно из волны вынырнуло что-то белое, упругое и золотое. Даже в полумраке он знал: это волосы, янтарные, золотые, соперничающие с самим солнцем. Стремительная, прекрасная, совершенно обнаженная, она заливалась смехом, веселым смехом, который он так хорошо помнил. Вынырнув из морской пены, застыла, протянув к нему руки. Соски, утратив прежнюю розоватость, были бледны, подобно луне. Тонко очерченное лицо с полными губами, коротким носом и огромными глазами напоминало по форме сердце.
- Отец, - пела она, - приди же ко мне, отец.