Корентин на мгновение потерял бдительность. Он выглядел почти обескураженным. Затем глухо ответил:
- Не знаю. Я не могу… Но как я могу устанавливать пределы милосердию Господа? Я буду молиться за нее, если ты этого хочешь.
- Хочу, - сказал Грациллоний. - И… может, ты и меня научишь?
II
Светило солнце, ликовал лес. Солнечные зайчики забрались в его зеленые глубины. Медовый аромат плыл в воздухе. Горлинки ворковали, словно матери над колыбелью. Стегир звенел и сверкал, полноводный из-за прошедших накануне дождей. Ласточки и ярко-синие стрекозы стремглав носились над его поверхностью.
Отчего бы теперь Эвириону не встретиться с Ниметой?
Он набросил поводья на старый дуб и спешился. Женщина вышла из хижины. Яркий цвет волос подчеркивал бледность и изможденность лица. Волоча ноги, пошла ему навстречу.
Пребывая в веселом расположении духа, он ничего не заметил, пока не взял ее за плечи. Она ответила слабым пожатием левой руки. Шагнув назад, он увидел, что правая рука ее беспомощно болтается.
- Что случилось? - спросил он. - Ты поранилась?
Она выдавила улыбку:
- Можно и так сказать.
- Но это, - он указал на руку. - Отчего это произошло?
- Виной тому сила, что намного большей моей, - сказала она. - Больше мне не летать.
Он ничего не понял. Позднее он припомнит рассказы о борьбе, что случилась в бухте. Сам он не был тому свидетелем: он в это время вел бой.
- О! Бедная девочка! - Слезы навернулись на глаза. Мужчины Иса не считали слезы проявлением слабости. Он сморгнул слезы и взял левую ее руку в обе свои ладони. - Как мне помочь тебе? Только скажи.
- Спасибо, - ответила она тем же монотонным голосом, - но мне ничего не нужно. Отец тоже предлагал мне свою помощь, когда узнал о моем увечье.
- И ты отказалась?
Она пожала левым плечом:
- Тогда мне пришлось бы переехать в Конфлюэнт. Какая кому польза от однорукой женщины? Здесь же на меня смотрят как на маленькую лесную колдунью. Мужчины в благодарность за мое колдовство сделают работу, которую я не смогу выполнить сама.
Он всегда отличался импульсивностью, но не удивился собственным словам. Он давно хотел их ей сказать.
- Выходи за меня! Ты станешь настоящей госпожой. У тебя будут слуги и моя любовь впридачу.
Она улыбнулась и покачала головой. Взгляд зеленых глаз смягчился.
- Нет. Ты добрый, искренний человек, но ведь ты христианин. Мне пришлось бы тогда притворяться. Пусть лучше я останусь свободной.
- Да ладно, черт с ним, с законным браком. Обойдемся без него.
- А как же твое положение в городе?
Он выпустил ее руку и поднял кулак:
- Вот им, соседям! - а потом сказал уже спокойнее: - Я им очень нужен. Поэтому они не будут вмешиваться в мои дела.
- Да ведь тебя здесь нет по полгода.
- Да, трудно тебе придется. Давай плавать вместе.
Такое предложение шокировало бы римскую женщину. Когда она спокойно на него взглянула, в нем возгорелась было надежда, но тут же и потухла.
- Нет у меня интереса к мужчинам. И в плавание я пуститься не смогу, как бы этого ни хотела. Так что не повезло тебе, - сказала она грустно.
- Не верю. Зачем ты так говоришь?
- Боги разгневались на меня. Я ведь сказала тебе, что столкнулась с силой, которой не могу управлять. Та, что обладает этой силой, еще посчитается со мной.
Он так и вспыхнул:
- А ты все еще служишь этим богам!
- Я попробую договориться с ними, - сказала она. Взгляд, устремленный на него, стал суровым. - Благодаря им я свободна. Так что они все еще мои боги.
Он помолчал.
- А ты все еще дочь своего отца, - сказал он наконец.
III
Апулей принимал Грациллония. Зеленоватое стекло окон приглушало солнечный свет, лившийся в комнату. Живописные настенные панели словно вобрали в себя патину времени. Они и в самом деле были здесь многие поколения, с момента окончания строительства самого дома. На пейзажах этих с регулярными парками и лужайками резвились фавны и дриады, веселые пастухи и пастушки.
Грациллоний, извинившись, отказался садиться.
- Мне не сидится. - Апулей из вежливости тоже остался на ногах. Ему уже рассказали о сражении, которое он, выразив соболезнование по случаю потерь, горячо одобрил. В этот день им предстояло обсудить предстоящую работу.
- Вы правы, нам нужно действовать быстрее, - сказал Апулей. - Я найду трех-четырех надежных людей. Может, вы еще предложите одного-двух? Хорошо. Захваченные галеры, по-моему, следует по дешевке сбыть в Гезокрибате.
- Нет, я хочу сохранить их, - возразил Грациллоний. - Предчувствую, что они нам еще понадобятся.
- Вот как? Ну, ладно, как хотите. Тогда их надо припрятать в надежном месте. В какой-нибудь маленькой бухте или ручье… в общем, подальше от глаз. Пусть никто не знает, что они у нас есть. Скотты, которых вы взяли в плен, пока подождут, тем более что они не говорят на латыни и на языке Озисмии. Я знаю одного человека, который может приобрести их по коносаменту. От этой сделки мы, правда, не разбогатеем. Скотты слишком свирепы, чтобы использовать их для работы по дому.
- Да я и не рассчитывал на этом разжиться, - нетерпеливо сказал Грациллоний. - А вот как насчет золота и серебра? Монеты, ювелирные изделия, столовое серебро. Мы обнаружили еще и дорогие ткани, специи, вино и прочее.
- Это может храниться в частных домах. А продавать будем потихоньку, поштучно, так, чтобы не привлекать внимания.
- Но ведь нам, черт побери, нужны деньги! Вдовам и нуждающимся я выдал их долю.
- Знаю. Это хорошо. Тем более, что распределено это понемногу, среди незаметных людей. Если материально им станет чуть лучше, то кто это заметит?
- У империи повсюду глаза. Тайные агенты, например.
Апулей погладил подбородок и улыбнулся:
- Конечно. Но наши тайные агенты в первую очередь докладывают мне. Уже многие годы я слежу за тем, чтобы на эти должности назначались верные люди. Элементарная предосторожность.
Грациллоний продолжал бить в одну точку:
- Нас с вами без внимания не оставят. А мы должны платить по счетам. Прежде всего, проклятые налоги. Я и операцию-то эту задумал в какой-то степени ради того, чтобы расплатиться за несколько лет вперед.
- Да мы расплатимся, не бойтесь. Просто дело в том, что нам нельзя отдать им мешок наличных. Пойдут вопросы, тем более, что последнее время мы расплачивались товарами. Мы отправим Эвириона - ну, например, в Порт Наметский, - где он купит все, что требуется. В Туроне удивятся. Им, однако, не удастся доказать, что в Конфлюэнте не вырастили все это сами или что нам помог доброжелатель, который предпочел остаться анонимным (ведь Господь не любит, когда мы похваляемся щедростью).
Грациллоний невольно выругался:
- Пройти через все эти уловки ради того, чтобы скрыть справедливую разборку с варварами, укравшими наше добро!
- Так и есть, - подтвердил Апулей. - Мы должны быть в высшей степени осторожны. Саму битву скрывать не надо. Ну а доказать, что вы сами спланировали и организовали ее, они никогда не смогут.
- Конечно, нет.
- Каким образом вы собираетесь защитить себя и ваших людей от обвинения в организации местного ополчения?
- Видите ли, ополчением назвать это нельзя. Пусть они допросят любого человека из этого отряда. Он расскажет им, что все произошло стихийно. Все заговорили в один голос: пираты надоели, пора с ними разобраться. Спросят меня - отвечу, что узнал об этом случайно. Решил возглавить движение, чтобы поменьше погибло людей.
- Неправдоподобная история.
Грациллоний остановился:
- Ну а вы что можете предложить?
- Я сбил бы их с толку, - улыбнулся Апулей. - Позвольте мне стать вашим ментором и спикером. Человек на моей должности обучается со временем отвлекать нежелательное внимание и замораживать связанные с этим процедуры. Так что ни к чему собирать вещички и бежать. Спите спокойно. Какие бы ни начались расследования, они будут поверхностными, потому что и ухватиться-то, в сущности, не за что. Люди находились в отчаянном положении, вы сделали все, чтобы помочь им. Обученных солдат у вас не было. Поверьте мне, Глабрион не станет жаловаться преторианскому префекту. В этом случае он пострадает сам. Его могут даже снять с должности за то, что он допустил это. Вам же нужно лишь не сообщать подробности. Не говорите больше того, что необходимо, даже вашим бывшим подданным. А пуще того не хвастайтесь.
- У меня нет никакого к тому желания, - сказал Грациллоний.
Облегчение и благодарность вырвались наружу. Он протянул патрицию руку.
- Клянусь Геркулесом, Апулей, я не сомневался, что смогу на вас рассчитывать, но вы… больше того, вы оказались другом!
Сенатор в римской манере взял его руку и пробормотал:
- Ну а кто же еще? Благодарение Богу, что я стал наконец для вас тем, кем всегда хотел быть. - Мы потом обсудим все подробности. Но сейчас я чувствую себя вернувшимся из ссылки. - Он постарался не думать об ужасе и горе, как человек, занятый неотложным делом, старается не думать о неизлечимой болезни.
- Это замечательно. О, я понимаю, как, должно быть, вам неприятно заниматься этими уловками: ведь вы всегда чтили закон, - смущенно сказал Грациллоний.
- Этот закон вступает в противоречие с высшим законом, - последовал серьезный ответ.
Грациллоний кивнул:
- Законом церкви. Законом Христа. Он, разумеется, лучше закона государства. Следовательно, и выше.
У Апулея перехватило дыхание.
- Я думал, вы имеете в виду закон чести.
- А откуда же рождается честь? Я просил Корентина объяснить мне. В этот раз я прислушался.
- О возлюбленный друг! Брат мой…
Они обнялись.
Потом они вышли из комнаты. В столовой их ждал обед и бокал вина, самого лучшего, что нашлось в доме. Они шутили и смеялись. Сентиментальности не было и в помине. Верания вошла в триклиний и принесла с собой частицу летнего дня.
IV
Пришедшие с юга новости в который раз взволновали людей. Вестготы под командованием Аларика снова вторглись в Италию. В Вероне, однако, они испытали сокрушительное поражение и вынуждены были отступить. И опять Стилихон не закрепил победу и не покончил с ними окончательно. Вместо этого он поселил их в долине реки Савы, что возле границы Далмации и Паннонии. Император Гонорий устроил в собственную честь торжества в Риме, первые за минувшие сто лет.
Прокуратор Бакка тайно пригласил к себе домой агента Нагона Демари. Этой ночью они были вдвоем. Без Глабриона, за бокалом вина, они могли поговорить более-менее свободно.
- Ко мне поступило интересное сообщение, - начал Бакка. Пламя свечи бросало тени на его впалые щеки.
Нагон подался вперед.
- Что такое? - проскрипел он.
- Это письмо от Апулея, трибуна Аквилона. Пишет по поручению куриала Грациллония. Просит прекратить процесс конфискации. Налоги, которые мы наложили на Конфлюэнт, будут полностью уплачены.
Нагон в ужасе откинулся на спинку стула:
- Господи, помилуй! Как же это?
- Вот это ты там и выясни. Об источнике ты вряд ли что узнаешь. Будет то же самое, что и с беглыми багаудами. Непослушания не будет, но в то же время тебе скажут, что ничего не знают и подсказать не способны. И опять дело с мертвой точки не тронется. Сейчас я тебе сообщу то, что мне удалось раскопать.
Нагон сгоряча стукнул кулаком по столу:
- Уж не сатана ли им помогает?
- Во всяком случае, там сидят не дураки. Имеются и сильные покровители. К тому же местные люди почувствовали свою силу, с тех пор как разгромили скоттов. Ты там веди себя повежливее да поосторожнее. До поры до времени пугать их не стоит. Было бы жаль тебя потерять.
Нагон закусил губу и запустил пальцы в светлую с проседью шевелюру.
- Я, разумеется, не предлагаю позволить им все, что заблагорассудится, - продолжил Бакка. - Мы с тобой знаем, что Конфлюэнт - опухоль, которую надо удалить ради здоровья государства. К сожалению, находятся некоторые вышестоящие граждане, которые нашего с тобой мнения не разделяют. С диагнозом нашим они не согласны и оперативное лечение провести не позволяют.
Нагон уловил намек, выпрямился и выставил вперед челюсть.
- Я готов, сэр.
Бакка улыбнулся:
- Я в тебе был уверен. Однако будь осторожен. Осторожность превыше всего. Я тут составил предварительный план. Будешь там - рассмотри как следует местоположение. Всесторонне изучи ситуацию с точки зрения осуществимости моей идеи. Рапортуй мне сюда подробно и откровенно. Не следует выскакивать вперед, пока все не выясним. Иначе ничего не выйдет, и все шишки свалятся на нас. Если увидишь, что можно попытаться, дождись, пока не придет благоприятный момент. Надо добиться максимальной пользы. - Он поставил локти на стол и соединил пальцы. - Хирургия требует не только аккуратности, но и верно выбранного момента, а хирург не должен отвлекаться на вопли пациента.
V
Ветер хватал серебряное полотно дождя и швырял его с размаху в стены и окна домов. Ощущалось первое дыхание осени. В доме епископа стоял промозглый холод: он презирал современные удобства, такие, например, как гипокауст. Свечей, однако, не жалел, и в комнате было светло.
- Ты говорил мне, что Христос ходил по земле, как обычный человек, - сказал Грациллоний. - Каким же надо было обладать мужеством, чтобы умереть на кресте, когда в любой момент он мог вызвать легионы ангелов. Они спасли бы его и отомстили бы мучителям.
Корентин улыбнулся.
- Каждый из нас видит своего Христа, - ответил он.
Грациллоний не успокоился, желая получить ответ на вопрос, мучивший его по ночам.
- Он отстаивал свои убеждения и защищал вверившихся ему людей. Потребует ли он от меня меньшей жертвы?
Корентин строго взглянул на него из-под кустистых бровей.
- Что ты этим хочешь сказать?
Грациллоний поерзал на табурете, облизал пересохшие губы и выпалил:
- Ну ты же знаешь. Нимета… Ты часто беседовал со мной, убеждая отречься от язычества. Она же моим уговорам не поддается. И вот она одна, в лесу, с искалеченной рукой.
- Вероятно, Господь наказал ее, - услышал он суровый голос. - А она к нему прислушиваться не желает.
- Она не может. А я не могу оставить ее.
- Даже во имя собственного спасения?
- Да, - вздохнул Грациллоний. - Выходит, я безнадежен. Тогда мне лучше уйти.
- Останься! - рявкнул Корентин. Он хотел было схватить гостя. Потом отдернул руку и быстро заговорил смягчившимся голосом: - Я вовсе не запрещаю тебе иметь дело с язычниками. С моей стороны это было бы глупо. Мы все время должны общаться с ними. В такой дружбе нет ничего дурного. Сам Господь завещал нам любить их. Я имел в виду лишь бесовские обряды.
- Конечно, я это понимаю. Но она… совершает обряды. А дом у нее заполнен колдовскими амулетами.
- Мне это известно. Я, само собой, не могу запретить тебе посещать ее, если, конечно, сам ты в этих мерзостях участия не принимаешь. Но разве ты не способен донести до нее Истину?
- Да я пытался. Она мне чуть ли на дверь не показала. Больше я уже и не пробовал.
- Ну что ж, - Корентин вздохнул. - Я буду за нее молиться. А ты старайся исполнить волю Божью.
- Гм?..
- Тобою все восхищаются. Ты, наверняка, и сам это знаешь. Ты являешь собой благотворный пример. С некоторых пор на мои проповеди приходит все больше язычников. А проповедников, которых я к ним направляю, встречают дружелюбно. Многие люди стали обращаться ко мне с просьбой о крещении.
Грациллоний нахмурился и, поколебавшись, сказал:
- Я пока не буду, чувствую, что не смогу жить без греха.
- Это сможет лишь святой, сын мой.
- Я буду стараться делать все, что должно, но во мне слишком много злости.
- Мстительности. Но и честности.
- Я все думал, что мне нужно делать. Удалиться в пустыню и молиться там сорок дней или сделать что-нибудь еще в этом роде я не могу. Здесь у меня слишком много работы.
Корентин улыбнулся в бороду:
- И это после наших с тобой уроков…
Голос его зазвучал торжественно:
- Ладно, ответь мне правдиво. Веруешь ли ты в единого Бога, пославшего Сына своего единородного на землю, веруешь ли, что Отец, Сын и Дух Святой спасут нас от грехов наших, веруешь ли в жизнь вечную?
- Да. Я должен. Думаю, что должен.
- Значит, Грациллоний, ты назовешь себя христианином?
- Мне… хотелось бы так себя назвать.
- Пока этого достаточно. По правде говоря, не думаю, что поспешное крещение - хорошая идея. Ты теперь новообращенный, сын мой, не готовый пока принять участие в Таинстве, но брат в глазах Бога.
- Христианин. - Грациллоний покачал в изумлении головой. - И странно, и нет. Я пришел к этому постепенно.
- Чем работа совершается медленнее, тем надежнее будет результат. Надеюсь, так и случится.
Грациллоний помолчал, а потом как в воду бросился:
- Могу ли я, такой, как я есть, жениться на крещеной христианке?
Корентин весело рассмеялся:
- Ха! Ты думал удивить меня? Я только ждал, когда ты задашь мне этот вопрос. Эх ты, бездельник! Верания уже набралась храбрости и задала мне этот самый вопрос.