- Вот именно. Сказать, что будет, если нищие бродяги вроде нас с тобой попробуют золотым расплатиться? - спросил он. - Я вроде тебе уж говорил как-то…
- Отберут, - вспомнила Маша. - И еще накостыляют. Или в тюрьму посадят за воровство.
- Вот именно. - Весьямиэль вздохнул. - Да и в столице золотые пригодятся. Так что выходит?
- Что?..
- Нет у нас денег! - не выдержал он. - Стало быть, будем зарабатывать. Сколько медяков соберем, все наши. А теперь умолкни, сделай милость, посиди в холодочке на обочине, песенки свои вспомни, а я до поселка проедусь, узнаю, как тут, можно ли выступать.
Не дожидаясь ответа, он пришпорил резвого гнедого конька и направился к воротам. Давно не приходилось носиться вскачь, истинное наслаждение!..
Маша свела Зорьку на обочину в тенек, села на телегу, пригорюнилась. Ну вот, снова Весь выставил ее полной дурой! И ведь правда, как-то он упоминал про то, как опасно трясти перед чужими полным кошельком, всякие ведь люди бывают, но… У Маши это никак не укладывалось в голове: обокрасть кого-то, отнять лошадь, вещи… кем для этого нужно быть!
Но ведь они тоже воровали! Они Зорьку увели, телегу украли, так что же выходит, она, общевистка, на самом деле ничем не отличается от всех остальных людей? С другой стороны, она ведь участвовала в краже вынужденно, что ей еще оставалось? Но, может, другие люди тоже воруют не ради удовольствия, вдруг им еды купить не на что? Или это все отговорки? Можно ведь заработать, а не красть…
Маша поняла, что окончательно запуталась, и решила последовать совету Веся и вспомнить слова песен, которым учил ее Раххан-Хо, да так увлеклась, что прозевала прибытие белобрысого.
- Поехали, - скомандовал он, не тратя лишних слов. - Повезло нам. Сегодня и завтра ярмарочные дни, заплатим сколько надо, - пару медяков я наскребу, - и можем выступать. Что трясешься? Бери вожжи, и поехали! Я постоялый двор нашел подешевле, где в долг пустят. Оставим там лошадей и пойдем, делом займемся!
- Но я… - начала было Маша, но Весь не дал договорить:
- Что, голоса лишилась? Ты не фордыбачь, не то ночевать на конюшне будешь!
Маша подавила желание запустить в хама молотом и подогнала Зорьку. Силой ничего не докажешь, а разговорами с Весем ничего не добьешься, такой уж человек… трудновоспитуемый! Наверно, Вождь или хотя бы Второй секретарь смог бы достучаться до закоснелого в феодальных предрассудках разума Веся, но Маше это явно было не по силам. Говорят, любовью и лаской даже свинью воспитать можно, но белобрысый был намного упрямее любой свиньи, к тому же будто глох, стоило Маше начать говорить.
После тихой дороги городок оглушал. Узкие улочки, множество народу, телеги и подводы тянутся одна за другой еле-еле, толчея та еще! А уж запах… Маша с трудом подавила желание зажать нос. Как можно существовать в таких антисанитарных условиях? Она видела, как из окна второго этажа кто-то выплеснул помои прямо на улицу, чуть не на головы прохожим!
А Весь, такой утонченный, - запах пота ему не нравится, видите ли! - вроде и не замечал этого безобразия. Конечно, он на коне повыше над мостовой будет, чем Маша на телеге, но все равно, вонь стоит просто отвратительная, аж глаза слезятся! "Интересно, в столице у них так же живут?" - невольно задумалась Маша. Ее потянуло обратно в деревню, где хозяйки соревновались, у кого двор да улица перед воротами чище выметены!
На постоялом дворе оказалось шумно и неуютно, сновали туда-сюда подозрительные типы с бегающими глазками (Весь ткнул Машу локтем в бок и велел присматривать за пожитками как следует), пахло прогорклым маслом и капустным супом. Словом, ничего общего с чистеньким и опрятным заведением в Перепутинске!
Вещи пришлось перетаскивать наверх: оставлять их на телеге было попросту нельзя. Весь, кажется, опасался поутру недосчитаться и телеги с лошадьми, потому что сунул сторожу еще монету и приказал охранять хорошенько, если тот не желает лишиться какой-нибудь важной части тела. Вид у белобрысого был достаточно грозный, бородач-сторож закивал и клятвенно пообещал присмотреть за лошадками самолично.
- Клоповник! - констатировал Весь, осмотрев тесную душную комнатенку.
- Зато в долг верят! - не удержалась Маша. - А что, мы в одной комнате жить должны?
- Если тебя это смущает, марш на конюшню, - распорядился Весь, - заодно за лошадьми приглядишь, нет у меня доверия к этому сторожу.
- Вот ты и ночуй на конюшне, - возмутилась девушка, - раз так беспокоишься!
- Пожалуй, так и поступлю, - сморщил нос Весь, - там почище будет. Но это мы попозже решим. Давай-ка переодевайся в чистое, пора! Сейчас как раз самое время.
- Выйди, пожалуйста, - попросила Маша.
- Не императрица, поди, - хмыкнул Весь, без малейшего стеснения стаскивая пыльные штаны, чтобы заменить их на другие, поярче и почище. - Давай, что стоишь?
Маша краем глаза увидела Веся совсем без одежды и предпочла отвернуться сама. Ну что за человек?! Это же просто некультурно - так себя вести! Нехорошо малознакомым мужчине и женщине переодеваться в присутствии друг друга, не принято! Но разве ему объяснишь?..
- Готова? Пошли, - велел он. - И книгу свою оставь. Не бойся, не сопрут, тут читать-то мало кто умеет…
Пришлось послушаться. Маша, правда, спрятала драгоценный том под подоконник, нашлась там ниша, будто нарочно для того предназначенная. Весь только фыркнул на это.
Но девушка стала особенно дорожить книгой после того, как выяснилось, что это не просто память о родине и сборник мудрых мыслей Вождя, а живая помощница. Правда, гадать Маша пока больше не рисковала - это интересно, но ведь и страшно. Можно спросить, к примеру, вернется ли она в свой родной мир. А вдруг Книга ответит, что нет? Девушка предпочитала неизвестность обреченности, а потому все откладывала на потом новый сеанс гадания.
Маша, оказывается, совсем отвыкла от шумной толпы, да еще такой бесцеремонной: толкнут, на ногу наступят и даже не подумают извиниться, на тебя же и наорут, и ладно, если не матерно! А вот Веся почему-то стороной обходили: то ли из-за его острых локтей, то ли благодаря надменному выражению лица. Маша заметила: таких наглых тут опасались, не угадаешь ведь, благородный или бандит какой, зачем нарываться?
Добравшись до рынка, они попали в такую круговерть, что Маша едва не отстала. Весь уже успел сунуть кому надо пару мелких монет, а теперь выглядывал место поудобнее.
- Тут в самый раз будет, - кивнул он в сторону, где ярмарочная площадь вплотную подступала к жилым домам. Глухая стена какой-то постройки показалась Весю хорошей заменой театрального задника. - Пошли!
Ухватив Машу за рукав, он потащил ее мимо лицедеев. Маша только диву давалась: один глотал огонь и выдыхал его прямо в проходящих мимо (наверно, именно поэтому к нему никто не подходил настолько близко, чтобы бросить монетку), другой жонглировал, да так ловко, что оторопь брала. Третий показывал фокусы с живой курицей, у четвертого были дрессированные собачка и кошка, пятый разговаривал сам с собой разными голосами, так что публика хохотала и щедро сыпала монеты, шестой представлял кукольный театр…
"Да разве у нас получится с ними соревноваться? - расстроилась Маша. - Они вон какие ловкие и опытные, а мы?.. Именно что самодеятельность!"
- Что нос повесила? - заметил Весь перемену ее настроения. - Гляди веселее! Отработаем - семечек тебе куплю, будешь шелухой в конкурентов плевать!
- Нужны мне твои семечки, - буркнула Маша и встала к стенке, будто плененная бандитами общевистка перед расстрелом.
- Да улыбнись хоть! От твоей кислой физиономии куры нестись перестанут! - прошипел Весь, взмахнул широкими рукавами и вдруг завел неожиданно звонким голосом, какого Маша у него никогда не слыхала: - Подходи, честной народ, потешиться! Весь Сторож и Маша Звонкая все свое мастерство покажут, ничего не утаят, вам на радость, на потеху, себе на пропитание!..
- Откуда?.. - удивилась Маша, увидев в руках у Веся несколько коротких ножей. Он ведь говорил, что…
- У разбойничьей лошадки в переметных сумах много чего полезного нашлось, - широко улыбаясь, ответил Весь. - Не стой столбом, давай, продолжай вместо меня! У тебя голосище - не дай боги, всю ярмарку оглушишь!
- Подходи, честной народ! - прокашлявшись, начала Маша, дала петуха, но быстро справилась с собой. - Подходи, будешь семечки кушать да песенки слушать! Уж душеньку вам распотешим, сказочкой утешим, острым словцом уколем, доброй шуткой…
- Да у тебя талант, - хмыкнул Весь. Ножи в его руках взлетали выше и выше, сверкая бритвенно острыми лезвиями на солнце. Сколько их? Раз… два… Маша насчитала шесть штук, но Весь управлялся с ними легко. - Валяй дальше, вон народ потянулся!
- Смотрите-ка на Веся Сторожа! - затянула Маша во весь голос. - Много лет был в дальних странах, ходил с караваном! Обучился разному, всякому прекрасному. Ножи в руках пляшут, видят радость вашу! Подходи, народ, не скупись, да немножко расступись - не ровен час, ножик сорвется, кому в грудь вопьется!
- А это ты зря, - прошипел Весь, когда собравшиеся заметно отпрянули назад, и принялся бросать ножи как-то хитро, с подвывертом, через плечо, через локоть, а то и вовсе через колено.
- Шутку пошутила! - поспешила исправиться Маша. - Весь Сторож ножа не упустит, беды не допустит! Не бойся, народ честной, ближе подходи, в оба гляди! Такие трюки - всем артистам наука!..
- И правда, ловкач какой, - раздалось из толпы. - Ишь, ишь как машет!
- А ну уронит! - радостно предположил кто-то, и тут же Весь упустил два ножа.
Толпа (а народу собралось уже изрядно) дружно ахнула и подалась вперед, а потом снова ахнула, когда Весь четыре ножа поймал между пальцами одной руки, пятый - плашмя - на колено, а шестой - пальцами ноги. И когда разуться успел?
- Что, не видали такого? - задорно выкрикнул он. - Ну, еще не скоро увидите, проездом мы в ваших краях, так что в оба смотрите! Встань к стене, - велел он Маше, - живо! И не шевелись, а то нос отрежу!
Она повиновалась, не очень понимая, зачем это нужно.
- Красно говорить я не мастер, скажу по-простому, - продолжал Весь, ножи снова начали в его руках опасный танец. - Научили меня трюку этому на далеком юге, там этак на прочность молодых парней испытывают! А у нас и девки не трусливее, верно, Маша?
- Верно, - подтвердила она.
- Ну, гляди, народ!..
Тут, кажется, Маше очень повезло, потому что она оцепенела и не смогла сдвинуться с места: ножи один за другим полетели в нее, в грудь, в голову, в ногу…
Бац, бац, бац - все впились в бревенчатую стенку, один вжикнул прямо около уха, срезав прядь волос!
- Видали? - хвастливо спросил Весь. Толпа ответила восторженным гулом, а Маша так и не могла опомниться, пока Весь выдирал ножи из прочного дерева и за руку выводил ее в середину площадки. Прошипел: - Деньги собери, дура, да не забывай кланяться и улыбаться!..
Маша с застывшей на лице улыбкой пошла по кругу, подставляя пустой кошель. Кидали медяки, но щедро. Да даже и серебрушка одна попала!
Весь тем временем изображал что-то вовсе несусветное: прошелся на руках, потом снова взялся за ножи.
- Ну, хватит руками да ногами махать, - решил он наконец, заметив, что публика начинает редеть. - Пора душеньку потешить. Маша, давай печальную, про березу!..
От тычка под ребра Маша опомнилась и, хоть не думала, что сможет выдавить из себя звук, все же начала песню. Она и правда была печальная, про разлуку, и девушка увлеклась, вспомнив, как певала ее Раххану-Хо, а тот так славно слушал! Слушали и сейчас, да еще как! Даже бородатые купцы украдкой утирали глаза. Правда, Маша не была уверена, что это только ее заслуга: Весь вынул флейту, начал подыгрывать ей, а играл он чудесно. Вот на что пакостный человек, а такой талант! Бывает же…
- Иди собирай деньги, - велел он ей, на мгновение отняв флейту от губ, когда песня кончилась, а сам продолжил играть.
На этот раз сыпали еще более щедро, кошель приятно отяжелел.
- Ну, что в слезы ударились? - Весь вдруг прервал печальную мелодию, от которой щемило сердце. - Давай-ка плясовую, Маша!
Маша послушно "дала", одну из тех, которым обучил ее Раххан-Хо, веселую и разухабистую, а Весь подыгрывал так залихватски, что ноги сами пускались в пляс! Кто-то из зрителей даже вприсядку прошелся.
- Завтра-то, завтра будете, что ли? - спрашивали их, когда они выбирались с ярмарки. - Свояченицу приведу послушать, уж больно душевно девка поет!
- Дядя, дядя, а завтра ты в нее ножики метать будешь? - дергали Веся за рукава мальчишки. - А вдруг промахнешься?..
- Какие добрые дети, - хмыкнул он, покосившись на Машу.
- Мог бы и предупредить, - сказала она с обидой.
- Ты бы не согласилась, - пожал плечами Весь.
- А так? Вот я бы дернулась, тут бы ты меня к стенке и прибил! - вскинулась она.
- Не прибил бы, - хмыкнул он. - Я этому лет в десять научился, с тех пор рука только вернее стала. Хм… а неплохо! Еще день, и сможем вдоволь припасов купить!
- А теперь что? - спросила девушка, когда они уже входили в ворота постоялого двора.
Маша ужасно устала, не столько от самого выступления, сколько от внимания публики. Конечно, раньше она участвовала в самодеятельности, но ведь там были свои, товарищи! А здесь совершенно чужие люди, да еще и платят деньги!
Для девушки все это было в новинку. Ведь петь и плясать нужно от души, когда сердце поет в груди и хочется поделиться с остальными своими переживаниями! А за деньги… Как-то это было неправильно, нелепо.
Однако она чувствовала также и радость, что их выступление понравилось. Это особенное чувство для любого артиста, сладкое, как спелые летние фрукты, только что сорванные с ветки.
Маша даже зажмурилась, так явно вспомнился вкус терпкого яблочного сока на губах, когда она вместе с подругами прошлым летом ездила в сады, помогать со сбором урожая. Они рвали сочные плоды, укладывали их в большие корзины, а иногда и ели сами, не в силах устоять перед благоуханием августовских яблок, нагретых щедрым солнцем. Девушки шутили и смеялись, то и дело затягивая песни, чтобы работалось веселее. И что это были за дивные песни - многоголосый хор ладно выводил слова, будто все они стали на время частичками одного единого организма. Да что там - они и были все едины, и каждый общевист с полным правом ощущал себя частью великого целого, необходимым кусочком общевистского общества.
От этих воспоминаний Маше так отчаянно захотелось домой, что слезы выступили на глазах.
- Теперь в баню. - Весь отсыпал ей несколько медяков. - Пойди смену одежды возьми да вымойся как следует. Вон у служанки спроси, куда идти, она покажет.
- А ты?.. - Маша сперва задала вопрос, а потом поняла, что это было невежливо.
- А я… - Весь ухмыльнулся довольно. - Прогуляюсь, пожалуй!
- Куда это? - встревожилась Маша. Вдруг он намерен бросить ее здесь?
- А это не твое дело, - отрезал он. - Иди давай. За ужин твой заплачено. Это вот отдашь хозяину за постой. Будет еще вымогать или пристанет кто, дай промеж глаз, ты можешь.
С этими словами он какой-то особенно легкой, едва ли не танцующей походкой отправился прочь. Маша недоуменно проводила его взглядом, потом вздохнула и пошла искать хозяина. Есть очень хотелось, да и баня - дело не последнее. А вот оставаться одной на постоялом дворе, полном подозрительных личностей, она совсем не желала. Конечно, она и правда промеж глаз может двинуть, но… Не вышло бы, как с теми разбойниками.
Вот поэтому Маша, с наслаждением вымывшись в плохо топленной бане, предпочла уединиться в своей комнатушке с Книгой Вождя. Она и так уделяла ей преступно мало внимания! Зато сегодня уснула с толстым томом в обнимку.
Весь явился под утро, мертвецки пьяный, открыл дверь пинком (как это ему удалось, Маша не поняла, закрылась ведь на ключ!), ввалился в комнату, распространяя удушливый аромат духов, и, не глядя, рухнул на кровать. Прямо на Машу, к слову сказать, кровать-то одна была! Нет бы на топчан лег!..
Маша спихнула с себя мгновенно захрапевшего Веся, возмущенно посмотрела на него: нет, сейчас смысла нет что-то предпринимать, он вообще невменяемый! Улыбается, говорит сквозь сон: "Ну, милая, не кочевряжься, заплачу щедро! Вот так, умница! А теперь повернись!" Это где же он был?
Маша поискала кошель, который Весь унес с собой, нашла и обомлела: почти пуст! Того, что там осталось, едва хватит на овес лошадям, а им же еще припасы нужны. Ах он…
Очень хотелось влепить мерзавцу оплеуху, - это ведь он их честно заработанные деньги прогулял, и там как минимум половина принадлежала Маше! - но толку? Пока не проспится, все равно не поймет. Да и бить беспомощного - это как-то…
Но правда, где он был? Пил, это точно. А вот запах духов чужой какой-то. И вот на подбородке след чего-то красного, и на щеке возле уха тоже… Кровь?! Нет, тут же поняла Маша. Это не кровь, это помада! Вот, значит, как… Он спустил все деньги на жду!
Маша поняла, что сейчас точно раскроит негодяю голову вот хотя бы табуреткой, и решила уйти, хлопнув дверью. Она рыкнула на попавшегося под ноги пьянчужку, попытавшегося ее обнять (еще один прохвост!), да так, что тот на пол сел, и отправилась на конюшню. Погладила Зорьку, разбойничьего конька, - его так и стали звать Разбоем, за подлый нрав, - всплакнула даже от обиды, а потом устроилась на мягком сене и сама не заметила, как уснула.
Проснулась, уже когда рассвело, умылась у колодца и, хмурая, поднялась наверх, в комнату.
Маша помнила, как страдают обычно мужчины с похмелья, и готовилась вдоволь поиздеваться над зеленым и охающим Весем, но не тут-то было! Судя по всему, поднялся он уже давно: окошко было выставлено вместе с рамой, так что в комнате немного посвежело, а Весь, успевший отмыться от ночных похождений и избавиться от отвратительного сладкого запаха духов, мурлыкал под нос фривольную песенку, заплетая еще влажные волосы в косу.
- Ты где бродишь? - спросил он благодушно, подняв глаза на Машу.
Вот так дела! И следа ночной гулянки нет: глаза не покраснели, синяков под ними нет, да и вообще вид у Веся неприлично бодрый и отдохнувший.
- Это тебя надо спросить! - сказала она, хотя сперва собиралась замкнуться в гордом молчании. - Как ты мог?
- Что я мог?
- Вот! - Девушка бросила ему на колени почти пустой кошель, в котором звякало несколько монеток. - Как ты мог все потратить?
- Да запросто, - ответил он, скручивая косу узлом. - Тут хоть и не столица, а цены… Опять же с улицы я девку брать не собирался, а шлюхи почище и дерут втридорога. Но ничего оказались девочки, ремеслу обучены.
- Ты… - Маша задохнулась от негодования. - Ты взял и спустил все наши деньги на… на… гулящих женщин! И тебе даже не стыдно?!
- Почему мне должно быть стыдно? - искренне не понял Весь. - Это естественная потребность, о которых ты, кстати, все время твердишь!
- Напиваться до полусмерти - тоже потребность?!
- Да, - сознался он весело. - Иногда нужно расслабиться. Ну, что ты надулась? Пойдем еще заработаем, дел-то на пару часов… На завтрак нам тут хватит, а там уж…
- Значит, я буду работать, а ты пропивать?! - Маша уперла руки в бока. Вид у нее был более чем грозный, но Веся это только насмешило.