Особенно нарядной одежды у Маши не водилось (да и откуда ей взяться?), разве что единственное яркое платье, подарок портного.
Боги велят в светлый день не ругаться и не сквернословить, радоваться жизни и быть милосердным к другим, так что даже хозяйка, вопреки обыкновению, вела себя почти по-доброму и отпустила Машу пораньше. Вот только господин Малух и его семейство на празднование не пошли: в общем-то вовсе и не обязательно идти на общую гулянку, хоть и мало кто оставался дома. Но девушке от этого только спокойнее стало, так что она лишь молча порадовалась упорному нежеланию госпожи Валии отпускать мужа одного - уж больно навязчиво сладострастен был последнее время портной.
Но думать об этом в такой день не хотелось, так что Маша выбросила из головы господина Малуха и его жену, твердо решив хоть один-единственный вечерок посвятить беззаботному веселью.
Остальные жители Перепутинска тоже были не прочь повеселиться, и праздник постепенно набирал обороты.
Для всяких торжеств, как дней богов, так и прочих, вроде свадеб, на околице поселка отвели специальную площадку, где врыли деревянные лавки и столы, нынче покрытые небеленым полотном. Чуть в стороне имелась небольшая рощица, если это можно так назвать, поскольку растений было всего четыре, да еще и посажены они на некотором расстоянии друг от друга: березка, сосна, яблоня и рябина. Варта объяснила как-то Маше, что эти деревья - священные символы времен года: приход весны отмечают, когда под корой березы побежит сок; летом, как сейчас, украшают яблоню; осенью наступает черед рябины, которая поспевает этой хмурой порой; ну а сосна - дерево зимы.
Сначала, как положено, с прибаутками украсили яркими разноцветными ленточками красавицу-яблоньку, сплошь покрытую нежно-розовым цветом, а потом сели за столы, уставленные разной снедью. Здесь принято было всем поселком скидываться на угощение (госпожа Валия еще, помнится, ворчала, что на праздник они, дескать, не пойдут, а деньгу все равно плати), и не было разных столов для богатых и бедных, в такой день все сидели вперемешку.
Пиво и напитки покрепче лились рекой, и вскоре народ потянуло танцевать.
По обычаю, молодежь должна водить хороводы вокруг украшенной яблоньки, славословить лето, а потом, ночью, прыгать через пламя костра - на счастье. Маша посчитала этот обычай очень опасным, но ничего не сказала - вряд ли бы ее тут кто понял правильно.
Веселье бушевало вовсю, Маша сразу же раскраснелась, частью от танцев, а частью от пива - она и рада была бы пить что другое, да вот беда, здесь не подавали ничего безалкогольного. Девушка вместе со всеми повторяла нехитрые движения танца и подпевала (а голос у нее был красивый, да и раньше она любила петь с подругами).
Постепенно и люди постарше присоединились к разудалым пляскам.
Маша была совершенно счастлива, улыбаясь всем окружающим. От танцев и выпитого немного кружилась голова, и девушка готова была обнять весь мир, ей казалось, что все чудесно, будто она вернулась домой, в родной Верхнешвейск: вкусная еда, танцы до упаду, веселые, добрые и милые люди…
И вдруг она почувствовала, как чья-то рука игриво ущипнула ее за мягкое место.
Даже легкий хмель не помешал Маше возмутиться:
- Да как вы смеете!
Она стремительно обернулась и узрела нахала, который посмел так бесстыже ее коснуться.
- Не ломайся, красавица, не обижу! - усмехнулся мужчина фривольно. - Пойдем-ка…
Он запнулся, видно, только сейчас разглядев, кто перед ним. Ошеломленная Маша поняла, что к ней приставал ее давний знакомец, "благородный господин", с которым она столкнулась в лесу сразу по прибытии в этот мир.
"Наверняка он просто не узнал меня в этом платье!" - поняла Маша.
- Это ты?.. - процедил мужчина, окидывая ее с ног до головы откровенным взглядом. - А ты здесь неплохо устроилась, приоделась, вижу…
Он гнусно ухмыльнулся, и Маша поняла, что он имел в виду. Она уже знала, что здесь профессия жду считается унизительной, и нетрудно было догадаться, что "благородный господин" намеренно ее оскорбляет.
- Это не ваше дело, как и где я живу! - выпалила она негодующе, от обиды забывая, что все здесь обстоит не так, как в ее родном мире, и за дерзость дворянину ее по голове не погладят.
К счастью, тот и не подумал применить силу.
- Это уж точно меня не касается, - бросил он надменно и усмехнулся как-то очень обидно. - Я объедками не интересуюсь.
Развернулся и ушел, оставив Машу в одиночестве. И неважно, что вокруг веселились люди, она вдруг почувствовала себя так плохо, что ей захотелось плакать.
Настроение было испорчено окончательно и бесповоротно. А она так радовалась теплому дню, тому, что можно наконец красоваться в лазоревом платье! И даже ненавистный чепец тоже можно снять, потому что праздник, все девушки распустили волосы, только замужние их прячут. Волосы у Маши успели немного отрасти, красиво лежали на плечах. Понятно, нефункционально, неудобно, у них на фабрике многие девушки стриглись совсем коротко или даже брили головы, но… Снова откуда-то появилось в Маше это пошлое, мещанское - приятно было сознавать, что она не хуже прочих! Правда, вот с той блондинкой ей не сравниться, у нее косы до пояса. Ну и ладно, у многих других волосенки вовсе жиденькие, а у нее пусть жесткие, зато красивые! А если надеть венок из синих первоцветов, так и вовсе здорово получится!
Но это все чушь, главное, было весело впервые за долгое время и Машу не гнали, принимали в круг, и даже симпатичные парни с ней плясали… Танцы тут были незамысловатые: два прихлопа, три притопа, игры - тоже простые, Маша мигом выучилась, и ей это даже понравилось, наверно, ее подружкам с фабрики тоже пришлось бы по душе… И надо ж было подкрасться этому… озабоченному! Правда, грело душу осознание того, что и у белобрысого настроение испортилось - его аж перекосило, когда Маша обернулась, и он ее узнал. Наверно, рассчитывал поразвлечься, а не вышло, вот и взбесился. Правильно, какая же нормальная девушка с таким пойдет? Только жду, а тут таких совсем мало.
Погруженная в такие мысли, Маша понуро стояла под березой (дома росли почти такие же, только у здешних кора была белоснежная, а у нее на родине - желтоватая), вертела в руках букетик весенних цветов. Хотела сплести венок, да не стала, настроения не было.
- Маша? - ласково пробасил кто-то у нее над ухом.
Повернувшись, девушка увидела старосту. Тот по случаю праздника принарядился, щеголял в красной рубахе, поверх красовался богато вышитый кафтан до пят, на ногах - сапоги из хорошей кожи, со скрипом, полосатые штаны заправлены в них шикарно, с напуском. Борода расчесана на две стороны, маленькие свинячьи глазки смотрят хитро, с намеком.
- Господин Ранек, - кивнула она. Уже усвоила, кого надо называть господином!
- Веселишься, Маша? - спросил он. Дождался утвердительного кивка и продолжил: - А мне вот грустно!
- Отчего это? - наивно спросила она.
- Никто меня не любит, - вздохнул староста. - Жена померла, дети из гнезда разлетелись. Один я на белом свете!
Маша пожалела беднягу: в такой хороший день думать о печальном не дело!
- Неужели не найдется хорошей женщины, которая согласилась бы быть вам… женой? - Она вовремя заменила слово "партнер" на более привычное в этих краях.
- Вот и я думаю, - подхватил Ранек. Глупая девка сама шла в его руки! Ба, да так уж ли она глупа? Играет просто, выкобенивается! Это было ему по нраву, и староста продолжил: - Наверняка найдется!
- Я тоже так думаю, - вежливо сказала Маша. - У вас все будет хорошо!
- Добрая ты девка, Маша, - произнес Ранек и что-то вынул из кармана. - Вот тебе за ласку, носи на здоровье!
- Что это? - Девушка с любопытством посмотрела на то, что староста положил ей в ладонь. Проволочка, на ней бусинка, ярко-голубая, в цвет платья. Да это же сережки! Девчата у них на фабрике, бывало, прокалывали уши, вдевали стальные колечки - это считалось ужасно модным и даже вызывающим, за это ругали на собраниях трудового коллектива. А тут серьги все девушки носят, и никого это не удивляет. Как интересно! - Ой, спасибо, только у меня даже уши не проколоты…
- Это не беда, - еще более ласково произнес Ранек. - Проткнешь. Иголку вон на огне прокали - только и всего. А тебе они пойдут, Маша, специально к твоим глазам подбирал, синенькие!
- Спасибо, - повторила она, смущаясь. - Так неожиданно и вообще… не привыкла я…
- Неужто такой красивой девке никто подарков не дарил? - поразился староста. - Ну! Молодежь пошла - ничего не смыслят! Ты тех, кто постарше, держись, они-то знают, как бабам потрафить, поняла? - Тут Ранек взял Машу за руку и пожал со значением. Он понизил голос: - Приходи вечером ко мне, поняла?
- Зачем? - удивилась девушка, но тут же сообразила. Вспомнила взгляды, которыми окидывал ее староста при встрече, вспомнила, как смотрел он на нее сегодня… Дареные сережки обжигали ладонь. - Я… нет, извините, я не приду.
- Чего ломаться вздумала? - Тон старосты разом сменился с ласкового на суровый, он стиснул Машину руку до боли: - Не дури, девка, ты тут никто! А моей будешь - одену краше благородной, а то и женюсь! Ну?
- Я должна попасть в город, - четко ответила Маша, рывком высвобождая руку. Как нарочно, книгу сегодня оставила дома, не подходила сумка к платью! - Как только приедут люди этого вашего властелина, я с ними отправлюсь!
- А кто тебе позволит? - нахмурился Ранек. - Скажу, что ты местная, только умом тронулась, все подтвердят. Больно надо кому разбираться! - Он снова подобрел. - А уважишь меня, миром отпущу… коли сама захочешь! Думай до завтра… Маша, - добавил он, видя, что их беседа привлекает внимание. - Сегодня уж веселись, так и быть, а завтра чтоб явилась, не то худо будет!
Он отошел, а Маша в изнеможении прислонилась спиной к березе. Да что ж это такое, с ума они все посходили, что ли?! Или слишком много выпили? Вот уж точно, алкоголь - зло!
Она посмотрела на зажатые в руке сережки. Хотела бросить их наземь, но передумала - нужно вернуть дарителю, и вообще, нехорошо, кто-то их делал, старался, а она под ноги кинет! Неуважение к мастеру получается… Да и жалко - красивые все-таки.
Оставаться на празднике настроения больше не было. Так и не дождавшись больших костров и хороводов, Маша поплелась домой. И дома-то своего у нее не было, каморка в доме портного, и только! А если староста прикажет, тот ее на улицу выгонит, очень даже просто, и что тогда делать? Под забором ночевать? Но согласиться на предложение Ранека - себя не уважать! Настоящая общевистка не боится трудностей, припомнила Маша. Уж лучше ночевать на улице, чем служить игрушкой развратного мужика!
Приободрившись, она прибавила шаг и налетела на хозяина. Хотела было пробраться к себе, но не тут-то было!
- Ты чего не на гуляньях? - спросил Малух подозрительно.
- А вы? - ляпнула Маша, не подумав. Ведь слышала, что портного не пустила жена, чтоб на девок не засматривался, надо ж было сболтнуть! Конечно, он теперь рассердится…
Но, против ожиданий, Малух не осерчал, а взял Машу под локоть и отвел в сторонку.
- Вы чего? - удивилась она.
- Послушай-ка, - тихо-тихо сказал портной. - Ты, Маша, девка справная, а я мужик еще молодой… Жена у меня сама видишь какая, ну тут уж ничего не поделать, помирать вместе будем, дети опять же… Но до чего другого - тут я охотник большой, а ей-то уж оно ни к чему! Вот я и подумал - ты ж тоже одна, парня у тебя нет, я бы знал, так чего ж мы время даром теряем?
Маша остолбенела, слушая такие речи. И этот туда же! Сговорились, что ли?!
- В общем, приходи ночью на сеновал, - распорядился Малух. - Варту выгоню, дура она, одну тебя оставлю…
"Значит, днем он будет меня эксплуатировать в мастерской - работать буду за двоих, потому что Варты не будет, а ночью - на сеновале?!" - мелькнуло в голове у Маши, и она снова пожалела, что оставила книгу под подушкой.
- Ну? - поторопил портной.
- Не приду! - отчеканила Маша. Дороги обратно не было, но она больше не могла выносить издевательств. Теперь-то она хорошо понимала, что чувствовали те, кто поднимался против тиранов и угнетателей! Они еще долго терпели! - И вообще, я расчет у вас беру!
- Чего-о? - вытаращился на нее Малух. - Ты чего несешь такое?
- А то, что ухожу я от вас, - ответила она. "Сказать про старосту или не сказать?" Подумав, Маша решила, что не стоит. - Не хочу на вас работать!
- Тю! - рассмеялся Малух. - Да кто ж тебя отпустит!
- Я имею право уволиться! - нахмурилась девушка.
- Да, только сперва расплатись за все, что съела и выпила в моем доме! - Взгляд Малуха сделался недобрым. - Это вот платье, что на тебе надето, я шил! Сказать, сколько стоит? И прочее, что ты сносила? Да на тебе нитки своей нету, все мое! А посуды ты сколько перебила? А ниток испортила? А иголок потеряла? За все ведь деньги плачены!
Маша онемела от такого… такого… слова-то не подобрать! Конечно, первым ее порывом было сказать, что она все вернет, но девушка вовремя спохватилась. Как же! Поработаешь еще годик бесплатно, тебе счет вдвое длиннее выставят! Вовсе уж наивной Маша не была и такие вещи понимала. Но как же быть?
- А я господину Ранеку пожалуюсь, - сказала она, решив пустить в ход последний аргумент. Противно, а что делать? - Он мне сережки сегодня подарил!
- С Ранеком я уж потолкую, - хмыкнул портной. - Сторгуемся! Он мне твои долги, я ему - тебя на пару ночек! Первый раз, что ли?
Маша онемела. Вот так дела! Да у них тут… рабство какое-то!
- Иди думай. - Малух толкнул ее к дому. - Завтра скажешь, что решила. Моя будешь… или общая. Общая-то выгоднее, да Ранек, такой паскудник, вечно обмануть норовит…
Девушка поплелась к дому, едва передвигая ноги. Похоже, она угодила в совершенно безвыходную ситуацию! И, главное, не к кому обратиться за помощью. Сказать хозяйке, что ее муж к Маше пристает? Так ее же и обвинят. И выгонят. От портного она избавится, а от старосты - нет. Самой уйти? А куда? Староста сказал - объявит умалишенной, и дело с концом. Тут таких не жаловали, Маша навидалась, их за людей вовсе не считали! И не сбежишь…
Хозяйка встретила ее бранью, сказала, что Машу, должно быть, на гуляньях и не заметили, вот она и явилась домой так рано. Девушка только мрачно усмехнулась - заметили, да еще как! Хоть бы вовсе туда не ходила.
Полночи она проворочалась без сна, прикидывая так и этак, что же делать дальше. Избавиться сразу от обоих почитателей ее… хм… красоты возможности не было. Если портного можно как-то окоротить, то от старосты не отделаешься, у него власть есть! Теперь Маша понимала, насколько мудро устроено управление в ее мире: ни у кого нет единоличного права распоряжаться другими! И правильно, а то вот к каким последствиям это приводит.
Она уже поняла: в этом мире боятся тех, кто сильнее. Необязательно физически, кстати. Вот Варта боится портного, а портной опасается жены (та может прибить, правда) и старосты (этот легко напакостит, и его все поддержат). А староста никого не боится, нет на него управы! Разве что мифический властелин, но где он? Где его люди, когда приедут? И поверят ли, что эта вот замарашка - настоящая общевистка из доброго и светлого мира?.. Ой, вряд ли!
"Староста заискивает перед благородными, - сообразила вдруг Маша. Она давно уже отодвинула подушку и положила голову на книгу Вождя. Наверно, это его мудрость коснулась разума бедной девушки! - Я слышала, боится он этих вот приезжих от властелина… Вообще высокопоставленных! Знать бы, где здешний… кто тут, барон какой-нибудь, наверно? Где он живет, интересно? Я бы пошла и пожаловалась на самоуправство!"
Тут Маша поняла, что ее и на порог дома барона вряд ли пустят, и снова приуныла. Не было тут благородных господ, которые могли бы приструнить старосту, а и оказались бы - вряд ли бы им нашлось дело до Маши!
"Господ?.. - снова осенило ее. Нет, мудрость Вождя действительно была с нею! - Но есть ведь один господин!"
Да, "господин" имелся в наличии, и староста не осмеливался перечить ему, когда тот пьянствовал и учил деревенских азартным играм. Вот только захочет ли он помочь?..
Но выбора не было. Промучившись до рассвета, Маша решилась. Уходить надо было тихо, поэтому она взяла с собой только самое ценное и необходимое: книгу, смену белья, кое-что из старой своей одежды да голубое платье (не смогла с ним расстаться!). Жаль было оставлять тулуп и валенки, но унести их Маша не могла - узел получился бы слишком уж заметным. Сразу же к старому своему знакомцу она не пошла, знала уже понаслышке, что благородные господа с рассветом не поднимаются. Однако долго тянуть тоже было нельзя, скоро портной ее хватится.
Удивительно, ее никто не остановил. Дорогу она хорошо запомнила с того раза, как была тут с хозяином. Бывшим хозяином, подлым сатрапом и эксплуататором!
Вот, наконец, дверь… Маша постояла, собираясь с духом, потом подняла руку и постучала.
- Кого еще принесло? - раздался капризный голос.
- Я… - У девушки пересохло в горле.
- Ну, входи, кто там? - нелюбезно пригласил хозяин комнаты, и Маша вошла и застыла на пороге.
Окна в комнате были распахнуты настежь - девушка уж позабыла, что такое бывает, тут боялись сквозняков и затыкали все щели, жили в духоте. Белобрысый сидел на кровати в одних штанах и рубашке и сушил распущенные волосы - они укрывали его, как плащом, влажные пряди змеились, обвивали запястья… Маша припомнила, каково держать их в руках, и невольно передернулась. Мужчина же обращался со своими волосами, как с живым существом: гладил, перебирал пряди, расчесывал… Драгоценные заколки сверкающей горкой лежали на столике.
- Ничего себе! - хмыкнул он, разглядев, кто пожаловал. - Ты что ж это, передумала?
- Передумала, - кивнула Маша. Пускай шутит, он ее последняя надежда!
- Я тоже передумал, - холодно ответил мужчина. Повернул голову - волосы вспыхнули золотом. - Так что проваливай.
Маша посмотрела на него внимательнее. При первой встрече он показался ей сказочно красивым, ну да тогда она не знала о его гнилой сути! Теперь она могла как следует рассмотреть его при свете дня, безо всяких украшений… И его-то она сочла красивым?! Лицо узкое, только скулы выдаются, напоминает морду хорька, такое же хищное. Подбородок острый, нос длинный, глаза раскосые, недобрые, губы сжаты в тонкую линию. А ресницы и брови - теперь ясно видно - не такие уж темные, он их точно подкрашивал! И бледный-бледный, ни следа румянца на щеках! "Это, должно быть, оттого, что он предается разврату и порокам", - решила Маша. Она не очень хорошо представляла себе, что входит в эти понятия, но так писали в книгах, а печатному слову она привыкла верить.
И теперь она поняла, почему про всяких там аристократов говорили "голубая кровь": у белобрысого на руках вены просвечивали сквозь кожу, голубые такие… У нее-то самой руки сильные, обветренные, загорелые, - все время на открытом воздухе! Да она его за руку возьмет - переломит!
- Я что, непонятно выразился? - подал голос белобрысый. - Я велел тебе убраться с глаз моих!
- Можно я останусь? - попросила Маша. Ужасно унизительно было умолять этого недобитого капиталиста, но другого выхода она не видела! - Пожалуйста, я очень вас прошу…
Белобрысый аж расческу выронил от удивления. Вытаращился на Машу, понял, что она не шутит, и спросил:
- Это с чего ты вдруг? Случилось что?
- Случилось, - кивнула Маша.