- Будет лучше, если каждый из нас пойдет своей дорогой, - спокойно произнес Альвен, смерив взглядом донельзя растерянного разбойника, нервно тискавшего рукоять кинжала. Скельд понимал, какая буря чувств бушует в его голове. Наверняка атаману хотелось восстановить поруганную честь, но, как тертый малый, он не мог не догадываться, чем эта попытка обернется.
Не дожидаясь, пока грабители что-то предпримут, Альвен невозмутимо поднял с земли свое копье и размеренным шагом двинулся дальше на север, пройдя мимо оторопевших грабителей, кажется, напрочь забывших о своем оружии. В этот миг скельд напрягся, ожидая, что за спиной тонко скрипнет тетива, и с гулом пронзить воздух стрела, нацеленная в него. Альвен был к этому готов, и понимал, что после такого уже не сможет просто уйти. Но, хоть скельд и был воином, больше всего сейчас хотел избежать боя. Теперь, когда цель была так близка, не стоило привлекать к себе внимание, оставляя по пути гору трупов. Долг перед родом, перед теми, кого уже не было в живых, но кому суждено было вечно жить в памяти Альвена, вел воина, и тот знал, что не в праве медлить, не в праве предать.
Арбалет так и не щелкнул, не свистнула, сверкнув хищным наконечником, стрела, чтобы спустя неуловимое мгновение впиться закаленным жалом в податливую, такую уязвимую плоть. Атаман, не сводя глаз с оспины уверенно и невозмутимо шагавшего по тракту путника, столь обидно унизившего целую ватагу храбрецов, почему-то не решился отдать приказ. Должно быть, здесь сыграло свою роль то почти звериное чутье, благодаря которому он был вожаком десятка отчаянных парней уже несколько месяцев.
Банда, устроившая себе логово в лесах на самой границе королевского домена, объявившись в этих краях еще ранней весной, когда снег еще не сошел, счастливо избегала облав, устраиваемых порой владетелями этих земель, только потому, что ее предводитель всегда был осторожен. Ни разу атаман не позволил жадности взять верх над благоразумием, выбирая только тех противников, которые были по силам его малочисленному отряду. И до сего дня чутье ни разу еще не подводило вожака, а теперь вот дало осечку.
- Неужели мы так просто позволим ему уйти? - неуверенно произнес один из грабителей, теребя рукоять боевого топора. - Его нужно наказать за дерзость, этого чужака!
Разбойник был молод и горяч, но весьма умел в обращении с оружием и отважен, пожалуй, излишне отважен. Атаман искоса взглянул на него так, что грабитель мгновенно сник, прикусив язык.
- Превыше храбрости всегда нужно ставить осторожность, - солидно, точно завзятый мудрец, молвил Луберг. - Запомни это на всю жизнь, парень, если хочешь, конечно, чтобы жизнь эта оказалась достаточно долгой.
О, он считал себя в высшей степени осторожным, а потому в их лежбище, укрытом в глухой чаще, хватало и золота, и дорогих тканей и терпкого вина. А крестьяне, жители ближних хуторов, а также и кое-кто из содержателей трактиров, увидев явившихся из леса разбойников, не спешили бежать за помощью к своим лордам. Напротив, многие из местных могли невзначай шепнуть скрывавшимся в лесу удальцам об увиденном ими купеческом обозе, заодно припомнив и количество охранявших его стражников.
- Осторожность и храбрость! Только тот, в ком оба эти качества присутствуют в должной мере, может рассчитывать на удачу, - веско произнес вожак разбойников. - Этот путник нам не по силам, так что нечего и думать о нем. Кем бы он ни был, этот странный чужеземец, с него сталось бы согнуть в бараний рог всех нас, даже не сбив дыхание. Чудо, что все мы остались живы! Но я думаю, он такой же изгой здесь, как и мы, а потому просто прошел мимо, довольствуясь тем, что мы не стали чинить ему препятствий.
Разбойники некоторое время так и стояли посреди дороги, обдумывая случившееся. Но время берет свое, и уже на следующий день, вновь выйдя к тракту в ожидании купца, направлявшегося на торг, они даже на мгновение не вспоминали ушедшего на север чужака. Все, кроме самого атамана. Но и он уверился в том, что больше не увит этого путника со странной меткой на щеке и взглядом голодного волка.
А много позже, уже в средине осени, когда леса уже готовы были сбросить свои золоченые одежды, вожака, явившегося в один из трактиров, отыскали путники, при виде которых грозный атаман задрожал, ожидая самого страшного. Шесть всадников, пришедших с севера, и выглядевших так, что только слепой мог бы принять их за здешних жителей, уверенно вошли в трактир, сразу приковав к себе внимание немногочисленных его посетителей, и, перекинувшись с хозяином заведения несколькими скупыми фразами, решительно направились к атаману, нервно стиснувшему рукоять боевого ножа.
- Скажи, человек, не видел ли ты прежде нашего брата? - спросил, сверял глазами разбойника, стройный рослый воин, кожа которого была смугла, а на левой щеке проступала полустершаяся татуировка. За спиной его висела длинная сабля. - Он был в этих краях, мы точно знаем. Возможно, наш брат попал в беду. Помоги нам отыскать его, уважаемый.
Словно в миг лишившись дара речи, Луберг обвел затравленным взглядом попавшего в силки зверя полдюжины воинов, вооруженных до зубов и схожих с тем странным путником, который все никак не шел из головы разбойника, как две капли воды. А те просто стояли, храня молчание, и ждали ответ. Но в тот миг ни атаман, ни пришельцы из-за океана еще не могли знать, что любые слова уже были лишены всякого смысла.
Глава 1 Тени минувшего
В таверне было шумно и жарко. Капитан Хреки, прижавшись спиной к обшитой деревом стене, пребывал в блаженной полудреме. Время от времени он прикладывался к кружке, наполненной примерно наполовину ароматным элем, бросая по сторонам скучающие взгляды. Искусный мореход, одинаково отважный в дальнем походе, среди океана, и в отчаянной схватке, равно хорошо управлявшийся с рулевым веслом и клинком, он предавался отдыху, вполне заслуженному, по мнению самого капитана.
Рядом галдели моряки с "Жемчужного змея". Полдюжины жилистых парней, трясших огненно-рыжими шевелюрами, играли в кости с парой темнокожих южан, лишь сегодня прибывших в Хельдсее. Один из самых больших портов на всем восточном побережье, этот город принимал всякого, кто являлся с миром, для торговли, а не для войны, и не важно, откуда бы он ни был родом. Здесь не запрещали поклоняться своим богам, следя только за тем, чтобы чужаки не устраивали жертвоприношения, что, как рассказывали иные знатоки, в полуденных странах было обычным делом. В прочем, те же знатоки шепотом добавляли, что кровавые жертвы все же проносили и здесь, на этих сумрачных берегах, благо, рабов хватало, и смерть одного из сотен едва ли могла вызвать подозрения. Раб, он и есть раб.
Но сейчас Хреки не было дела до верований чужеземцев, лишь бы не устроили драку с его людьми, даром, что каждый южанин носил заткнутый за широкий кушак кинжал. Оружие, снабженное хищными изогнутыми клинками, выглядело весьма опасно, и не было сомнений, что его владельцы знают, за какой конец нужно держать свои железки. У островитян, кстати, тоже хватало оточенной стали, с той лишь разницей, что они предпочитали прямые ножи и кинжалы, с которыми не расставались ни на миг, стоило ступить на твердую землю. В море да, там никто, в том числе и сам Хреки, не мог держать при себе оружие, здесь же, среди толчеи, людского океана, в котором смешались уроженцы самых разных стран, даже дрянной ножик мог спасти жизнь.
Правда, пока ничто не предвещало беду. Стучали кости, звенели монеты, - мелочь, подметил капитан, - и игроки время от времени разражались воплями радости или огорчения, это уж на кого как смотрела удача. Среди их голосов четко был слышен рык Фрейра, помощника и самого доверенного товарища капитана. Этот громила следил за моряками, точно заботливая нянька, чему Хреки был рад.
Капитан с явным безразличием вслушивался в ровный гул, в котором смешалась добрая полудюжина языков. Несколько десятков моряков и пара-тройка горожан делились друг с другом новостями, рассказывали байки, давали советы, а над всем этим плыли визгливые звуки скрипки, складывавшиеся, тем не менее, во вполне приятную мелодию. Музыкант, сидевший в дальнем углу, играл уже достаточно долго, и в плошке, стоявшей у его ног, с каждой минутой росла горка монет. Глазастый, как и должно моряку, Хреки, различил даже тусклый блеск золота. Капитан решил, что, уходя, обязательно добавит к ним что-нибудь из своего кошелька.
Внезапно чуткий слух Хреки уловил произнесенное за одним из ближних слотов слово, и моряк вдруг весь обратился в слух, ибо это слово, название, точнее, кое о чем говорило ему.
- Зоакр был отчаянным малым, - хвастливо, словно названный Зоакр приходился ему младшим братом, произнес какой-то плешивый мужик в рубахе из просмоленной парусины и широких кожаных штанах. Хреки заметил обвязанный у него вокруг шеи пестрый платок, какие носили обычно матросы из Видара, небольшого государства на берегу Хандарского моря. Ту землю называли еще Республикой, и Хреки знал, что ею правили не короли, а собрание купцов, самых богатых, а значит, и самых удачливых торговцев, подобно тому, как это было и в самом Хельдсее. - Он избороздил весь океан, и был одним из тех смельчаков, которые добирались даже до Скельдина.
- Вот как, - удивился сидевший напротив видарца человек, по виду - сухопутная крыса. - И часто ли сей почтенный капитан ходил в те края?
- Врать не буду, - честно, что уже дорогого стоило, признался моряк. - Может, и не часто, но точно скажу, что последний раз он направлялся именно на эти проклятые острова. Да только, видимо, так и не добрался до них, - добавил видарец.
Тот, с кем вел степенную беседу моряк, был немолод, но крепок, хоть и несколько упитан. Хреки, краем глаза разглядывая этого человека, предположил, что то был путник, такой же, как сам он чужак в этом городе. Но, скорее всего, этот мужчина солидного вида, носивший коротко стриженые волосы и бородку, осыпанные ранней сединой, явился в Хельдсее посуху.
Этот человек был одет в коричневый камзол и узкие бриджи, а также в прочные сапоги, подбитые железом, в каких хорошо было шагать по дорогам, не опасаясь быстро стереть подошвы. Капитан "Жемчужного Змея" не заметил оружия, да путник и не был похож на воина. Скромная одежда, чернильные пятна на пальцах, потертая котомка, небрежно брошенная на лавку подле себя, все это позволяло считать чужака кем-то вроде странствующего ученого. Хреки слышал о таких чужаках, записывающих в свои книги обычаи далеких народов, изучающих языки и природу далеких краев.
Этот люд был вполне безобиден, часто становясь жертвами разбойников, не умея толком постоять за себя, ибо мудрость не заменит хороший меч. Правда прислоненный к стене справа от седовласого странника тяжелый посох при некоторой сноровке мог оказаться опаснее даже меча. Во всяком случае, сам Хреки с такой дубиной не испугался бы выйти и против трех вооруженных противников.
- Пираты? - понимающе спросил чужеземец. - Я слышал, что в этих водах весьма опасно.
- Верно, любителей легкой наживы здесь хватает, - криво усмехнувшись, кивнул тот, кого капитан "Жемчужного Змея" окрестил видарцем. - Эти хищники набрасываются на любого, кого повстречают. Особенно головорезы с островов, будь они все прокляты во веки веков, - уточнил он, повысив голос, чтобы было слышно в самом дальнем углу переполненного кабака. - Кровожадные выродки, - при этом моряк покосился на Хреки, сделавшего вид, что ничего не видит и не слышит. - Нападают стремительно, без малейшего сожаления расправляясь со всеми, кто окажется на их пути. Бешеные псы, а не люди!
Хреки с трудом подавил желание подойти к болтуну и вызвать его на поединок, не важно, на мечах, дубинах или самострелах. Да, капитан "Жемчужного Змея" не гнушался обчистить чужие трюмы, но он рыскал по бескрайнему морю в поисках не наживы, а яростной схватки. Если Хреки видел, что его противник слаб, он никогда не атаковал, пусть даже трюмы купца доверху заполненные золотым песком. И это знал каждый в Хельдсее и дальше на юг, кроме, видимо, этого заезжего ублюдка. Услышь тот же Фрейр, как отзывается чужеземец об их соплеменниках, видарец точно давно уже подавился бы своими зубами, и хорошо, если бы тем дело и ограничилось.
Боцман Клагорн перехватил недовольный взгляд светлоголового громилы, явно расслышавшего нелестные высказывания о жителях восточных островов. Видарский моряк сдержал усмешку, потешаясь над этим парнем, вынужденным смирить свою ярость, лишь гневно сверкая глазами. Городская стража имела привычку появляться там, где ее не ждали, и моряк-островитянин, конечно, знал об этом, а потому, как бы ни хотелось ему почесать кулаки, вынужден будет воздержаться от драки, во всяком случае, здесь и сейчас.
За порядком в Хельдсее следили строго, и чиниться со смутьянами не привыкли. Здесь, на берегу, отлично знали, на что способны разудалые моряки, особенно соскучившиеся за много недель плавания по выпивке и женщинам, и стража была готова в любой миг утихомирить разгулявшихся мореходов, не особо осторожничая. В конце концов, как считали здесь, сойдя на берег именно в Хельдсее, любой чужак обязан был хотя бы проявить уважение к здешним законам, ведь никто никого не заставлял бросать якорь именно в этой гавани.
Правители города, который жил за счет торговли, делали все, чтобы обеспечить покой безопасность прибывавших сюда из самых дальних уголков мира торговцев, и тем, кто не в силах был обуздать свой буйный нрав, лучше не стоило вообще входить в гостеприимно распахнутые ворота Хельдсее. За выбитый зуб или подбитый глаз любому драчуну пришлось бы отвалить целый кошель золота, а тот, кто по глупости убьет своего противника, или просто обнажит оружие в людном месте, вполне мог заслужить и более суровое наказание. Здесь не боялись ни гордых и горячих уроженцев островов, а равно и никого иного, зная себе цену.
- Да, слабому духом нечего и думать выйти в море, - убежденно произнес Клагорн, всем своим видом показывая, что уж его то дух силен, и никакие пираты не страшат этого плешивого коротышку. - Покидая порт, никогда не можешь знать, увидишь ли когда берег, или последним, что врежется в память, будет опускающаяся тебе на голову секира какого-нибудь головореза.
Клагорн и сам не знал, что заставило его разговориться с незнакомцем, неожиданно испросившим разрешения присоединиться к боцману и, дабы скрепить знакомство, немедленно потребовавшего пива для видарца. В прочем, моряк со "Стрелы", легкой шхуны, доставившей в Хельдсее с юга груз жемчуга и тканей, был не против поболтать о том, о сем. Их корабль стоял на якоре уже две недели, ожидая, когда появится товар, стоящий, чтобы продать его на рынке в благословенной Республике или еще Дальше, в Аргаше, к примеру.
Незнакомец оказался покладистым малым, слушая россказни боцмана с неподдельным интересом, и Клагорн, польщенный таким вниманием, вспоминал все новые истории, добравшись, наконец, и до странной и страшной кончины одного из самых знаменитых в этих водах капитанов, пройдохи Зоакра. Об этом знал, пожалуй, каждый на побережье, но не всякому довелось услышать ту таинственную историю из первых уст, как самому Клагорну, недавно встретившему одного из упомянутых рыбаков, как раз и нашедших "Ласточку".
Боцман дотянулся до кувшина, хорошенько тряхнув его и с сожалением поставив обратно. В сосуде не осталось даже капли пива, а в глотке Клагорна к этому времени уже пересохло.
- Красавица, - собеседник моряка, по-своему растолковав его жест, махнул рукой, подзывая одну из служанок, так и порхавших по таверне, лавируя меж столов, точно корабли, зашедшие в шхеры. - Красавица, будь добра, еще пива. Да смотри, чтобы не было разбавленным, - напутствовал он девицу.
Здесь привыкли быть расторопными, зная, что моряк, впервые за много недель ощутивший под ногами земную твердь и почуявший горьковатый запах пива не скупится на звонкую монету. А потому пузатый кувшин, полный темного пива, появился спустя пару минут, и приятель моряка, ценивший такую расторопность, сопроводил благодарность парой медных монет, которые служанка мгновенно спрятала в складках пышной юбки.
- Так что же Зоакр, - напомнил чужеземец, коснувшись плеча жадно приложившегося к кувшину Клагора, у которого в этот миг был вид человека, не пившего целую неделю. - Он, выходит, тоже стал несчастной жертвой беспощадных морских разбойников? Надо думать, корабль его исчез, ибо его путь пересекся с курсом того, кто оказался смелее и удачливее?
Боцман вдруг понял, что подзабыл имя своего щедрого приятеля, заказывавшего уже второй кувшин пива, а также понятия не имеет, из каких краев тот явился, и чем зарабатывал себе на хлеб. Причем, кажется, зарабатывал хорошо, иначе вряд ли стал бы так беззаботно сорить серебром, угощая первого встречного.
Судя по манерам, по тому, как витиевато и напыщенно разговаривал этот человек, он точно был не простым приказчиком на службе какого-нибудь купца, и уже тем более не был моряком, ибо у тех на одно понятное слово приходится не менее трех бранных. Клагорн хотел, было, переспросить нежданного собутыльника, но тот снова задал вопрос, в котором прозвучал так льстивший рассказчику интерес и волнение, точно это была самая захватывающая история, какую он только слышал. И боцман, забыв о собственных сомнениях, принялся объяснять, что и как было, чувствуя, что уже не остановится, прежде, чем не выложит все, что знал.
Вдохновенно сверкая глазами, плешивый боцман говорил взахлеб, подбадриваемый восторженными, а порой и откровенно испуганными возгласами своего приятеля, лишь изредка задававшего вопросы. И, разумеется, видарец не обратил внимания, что их сосед, тот самый рослый мужик со светлыми волосами, явно островитянин, забыв о недопитом пиве, вслушивается в каждое сказано им слово.
Хреки, пытаясь не обращать внимания на гулкое многоголосие гуляющей морской братии, жадно следил за беседой, что вели два таких разных с виду человека, которых объединяло только пиво, обоими поглощаемое с явным удовольствием. Но он уже начал сомневаться, правда ли моряк вслух произнес название того островка, расположенного далеко на севере, Скельдина.
С некоторых пор капитан "Жемчужного Змея" стал весьма внимательно относиться ко всему, что было связано с этой землей, кроме того, кое-что капитану говорило и прозвучавшее в разговоре имя Зоакра. Сам Хреки с этим мореходом виделся лишь раз, несколько лет назад и то мельком, но успел наслушаться разных историй. Похоже, этот парень, даром, что родился на материке, а не на островах, где только и рождались настоящие моряки, был весьма умелым шкипером, ходившим в дальние края и всегда возвращавшимся с удачей.
В прочем, о нем говорили и другое. Хотя чаще Зоакр торговал, нанимаясь к состоятельным купцам, он частенько приумножал свое состояние и иным способом. Немало жизней достойных капитанов и умелых матросов оборвалось после того, как их корабли повстречались вдали от берегов с парусником того самого Зоакра. В прочем, здесь, как и везде, руководствовались простым правилом, гласившим: "Не пойман - не вор", и мало кто интересовался тем, в чьи трюмы был погружен товар, который выгружали с корабля этого весьма известного морехода.