Бегом поднявшись по лестнице, я с куда большим интересом осмотрела гостиную, стол стоящий посередине, две чашки с давно остывшим чаем, рассыпанный сахар, словно кто-то неловко зачерпнул его из сахарницы и уронил ложку, банка варенья. Марья Николаевна пила чай, когда в Юково вошли южане. Часть вины за то, что случилось позднее, лежала на мне. Я искупалась в источнике, сняв магию защиты, со своего амулета, магию, которая рухнула, когда убрали одну их опор.
Дверь чулана была открыта, осматривать там было особо нечего, телевизор, кровать и бежевое покрывало. Я сделала шаг и задела ногой сверток, стоящий на полу у стены. Что-то квадратное замотанное в тряпки со стуком упало. Я подняла пахнущий старой краской сверток, пальцами чувствуя твердую поверхность простенького оклада, и села на кровать. Не нужно быть провидцем, что бы понять, что там. Я положила находку на колени и откинула первый слой ткани, пальцы чуть закололо, словно они коснулись гудящего и вибрирующего холодильника.
И поняла, что уже не одна, в мой дом зашел посторонний человек… вернее даже двое. Первый пах бумагой, а второй почему-то теплым хлебом, и пусть оба двигались абсолютно бесшумно, я почему-то была уверена, что они не делают попытки скрыть свое присутствие.
- Не стоит этого делать, - в каморку заглянул Семеныч, - Вместо двух лежачих калек у нас будет три.
- Или четыре, - добавил второй, он не заглядывал в комнату, но я узнала этот чуть напевный, добрый голос, Семеныч притащил с собой баюна.
Меня неприятно кольнули воспоминания, и находящийся в гостиной сказочник тут же это почувствовал и рассмеялся:
- Ну же, я не бросаюсь на людей без предупреждения.
- Еще вы сцепитесь, будто мало у нас потерь, - пробормотал старик, уходя в гостиную, - К закату потеряем еще двоих.
- Никаких подвижек по артефакту? - спросила я, отбрасывая сверток и выходя следом за старостой.
- Нет. Что это было, знают только южане, - он достал из кармана плоский железный кружок, так похожий на большую шоколадную монету, завернутую в серебристую фольгу. Кружок был сломан ровно посередине, на месте разлома металл был почерневшим и выгоревшим.
- Только южане, - повторила я.
Ленник стоял у стола и, так же как и я совсем недавно, рассматривал стол с чашками.
- Твоя бабка лихо махала картинкой, все попрятались, даже наши, особенно когда она что-то запела, - улыбнулся сказочник.
Я прошла мимо, снова оказываясь в собственной спальне, стараясь отмахнуться от грызущего чувства вины. У него были острые зубы и оно быстро откусывало у моего самообладания кусок за куском. Я распахнула шкаф, вытащила брюки, проверила карманы и отбросила, потом достала платье.
- Да, где же она? - пробормотала я, продолжая рассматривать вещи.
- Ты не настоящая нечисть, если сперва не калечишь, а потом не зализываешь раны. - правильно истолковал мои эмоции баюн.
- Может и не настоящая, - я достала, наконец, те брюки. В заднем кармане лежал давно забытый картонный прямоугольник. Он пережил несколько стирок, но цифры были вполне читаемы, - Может тут все не настоящее, даже вы. До сих пор не все вверят, что стежку выдергивали из мира. - я подняла валяющийся на покрывале серебряный стилет и вернулась в гостиную.
- Для того чтобы поверить достаточно выйти в сеть и посмотреть на календарь, - вставил Семеныч, - Южане напали в январе две тысячи двенадцатого, а следующим утром наступил уже апрель две тысячи тринадцатого. Нас не было больше года по внешнему кругу, - он передернул плечами, - Больше года в пустоте - одна поганая ночь.
- Как это было? - спросила я, доставая телефон.
- Не могу описать, - ответил старик, - Но так ли много существует вещей, о которых я могу сказать "поганые". Всего о паре, - он повернулся к спальне и принюхался.
Положив мятый прямоугольник визитки на стол, и прижав его стилетом, я стала набирать номер, отпечатанный черной расплывшейся от воды типографской краской на посеревшем фоне. Как я когда-то сказала, никогда не знаешь, что может пригодиться в этой жизни.
Ленник выразительно поднял бровь, но комментировать действия не стал. Три длинных гудка, и трубка заскользила во внезапно вспотевших руках. Что же я делаю?
- Надо же, - звонко ответил женский голос, - Не думала, что ты так быстро остынешь, - Тамария рассмеялась. - Чему обязана?
Я едва не нажала отбой, чувствуя, как начинает колотиться сердце. Что за мазохизм? Но вместо того, чтобы повесить трубку, я представила бледное лицо Марьи Николаевне, и заставила себя продолжать.
- Твои бойцы атаковали Юково.
- Моей матери.
- Не важно. У одного из падальщиков был артефакт.
- Очень возможно.
- Мне нужно знать, что это за артефакт, - я придержала трубку ухом и стала прикреплять стилет к запястью, - какова его магия.
Меня прервал смех, от которого по телу побежали мурашки, на том конце провода была Прекрасная, и даже ее голос очаровывал.
- А свадебное платье тебе не сшить, игрушка? Понятия не имею, что они взяли с собой на ту вылазку. Спроси их сама.
Я посмотрела на старосту, но тот отрицательно покачал головой, на стежке пленных не брали.
- Они теперь не разговорчивые, половина в ямах с солью, а другая на рагу пошла в разобранном состоянии, мы тут шашлыки затеяли.
- Это вы поторопились, - засмеялась хозяйка юга, - Ничем не могу помочь. Мать отдавала приказы, а не занималась поставками оружия.
- А зря, - прокомментировал, слышавший каждое слово, баюн.
- Но ты можешь узнать. Диск диаметром десять сантиметров из…
- Олова, - подсказал Семеныч, и положил на стол сломанный артефакт.
- Из олова, - повторила я, - Активация при разломе носителя.
Несколько секунд на том конце провода царила тишина, а потом Тамария ответила.
- Могу, но назови хоть одну причину помогать тебе.
- Я больше не подойду к Седому, - не зная, куда деть руки, я подхватила со стола чашку, поставила, а потом снова взяла, на дне собиралась мутная коричневая лужица заварки.
- Нет, - не согласилась собеседница, - Ты и так не подойдешь. Помнишь слова, что я прошептала тебе на ушко. Помнишь, игрушка?
Удар попал в цель. Я поняла, что сжимаю фарфор в ладони сильнее и сильнее. Широкая ладонь Семеныча обхватила мою. Ведьмак излучал усталую снисходительность. А сказочник веселый интерес зрителя, приготовившегося смотреть интересный спектакль. Я подняла голову и увидела тусклое отражение своего лица в оконном стекле. Обиженная злость и горечь глубокими складками залегли у носа и рта, глаза были полны вины.
Что со мной? Почему я так злюсь, слыша ее голос? Чем она отличается от сотни его прежних любовниц? Что изменилось? Я встретилась взглядом со стариком, заставила себя разжать руку и поставить чашку обратно на стол. Баюн разочарованно отвернулся.
Кирилл ничего мне обещал, только требовал. Я сама углядела в его действиях что-то другое. Сама приняла чувство собственности за привязанность. Это моя надежда и мои ожидания. Вот, что изменилось. И теперь мне придется жить с этим. Учиться жить заново, снова учится равнодушию. В прошлый раз мне неплохо удалось убедить себя в этом, возможно получится снова.
- Так что ты можешь предложить на обмен? - спросила Тамария.
- Это ты мне скажи.
Ленник скривился и покачал головой. Неправильный ответ. Так с нечистью не торгуются. Но у меня было всего часов семь, и первые тридцать минут уже прошли.
- Хочу сделать Кириллу подарок, - проговорила после паузы Прекрасная, - Вернее, его сделаешь ты, а преподнесу я. Как тебе такой расклад?
- Потрясающе. Что прислать: трусы или пену для бритья?
- До настолько высоких отношений мы пока не доросли, - хихикнула собеседница, - В Юково живет предатель, связанный с западниками, помнишь?
Семеныч замер, от него потянуло любопытством.
- С его подачи были вырезаны почти все прежние опоры стежки.
- И?
- Он мне нужен.
- Зачем?
- Не твое дело, - рявкнула она, - У вас, что там с предателями напряженка, что вы дорожите каждым? Тебе нужны сведения, мне нужен западный выкормыш. Кириллу нужен. Ты мне, я тебе.
- Предателя не нашли по горячим следам, что мы можем сейчас спустя сорок лет?
- Меня не волнуют ваши трудности. Ты славишься своей изворотливостью. Извернись еще раз. Знаешь, даже интересно, кого там зацепили, что ты решилась поговорить со мной.
- Сведения об артефакте мне нужны через три часа.
- Да хоть через три минуты. Будет предатель - будет артефакт. - она бросила трубку и в ухо полились отрывистые гудки.
- Тебя ободрали как липку, - констатировал сказочник.
Я прошла мимо, вряд ли кто из присутствующих нуждался в пояснениях очевидного. На улице продолжал таять снег, тонкая струйка воды падала с уголка навеса и разбивалась о ступени крыльца. Труп все еще валялся на дороге.
- Куда ты? - спросил вышедший следом староста.
- К Ключнику, он может что-нибудь вспомнить…
- Уже нет, позавчера южане оторвали ему голову, а без комплекта с телом она разговаривать не умеет, - ответил появившийся Ленник.
- Я в его доме бойцов хозяина разместил покамест, - добавил староста.
- Тогда может Ефим… - я замолчала, фраза отозвалась неожиданной болью, - Он так и не вернулся?
Семеныч покачал головой. Была еще одна потеря. Потеря, о которой знали не все. Потеря ничем не подтвержденная, но и не опровергнутая. Вот уже двое суток хранитель стежки не отвечал на зов своих опор, с того самого момента как Юково ушло в небытие.
- Тогда бес, он знает больше всех вас вместе взятых. Где Михар?
- Вам лучше пока не встречаться.
- Да брось, пусть сразу разберутся, - предложил баюн, но поддержки у старика не нашел и пожал плечами. Мужчина в куртке и джинсах, смуглый, широкоскулый, улыбчивый, с темными располагающими к себе глазами и улыбкой, которую казалось невозможно оставить без ответа.
- Тогда, - я спустилась с крыльца, - Мне нужен список всех, кто живет на стежке с 1973 года, - я снова посмотрела на дом Веника, откуда эта уверенность, что он пуст? Не знаю, - Раз демоны говорят, что предатель еще здесь, значит, их уверенность на чем-то основывается.
- Будет тебе список, но ты сказала правду, если не нашли тогда, сейчас - дохлый номер. Предатель не проявлял себя много лет.
Я обошла дом, у кустов, отделявших мой участок от участка падальщика, стоял большой черный внедорожник с разбитой фарой. Стоял с тех пор, как я бросила его, вернувшись на стежку. Ключи наверняка так и болтаются в замке зажигания, вряд ли кому придет в голову угнать на машину Кирилла. Отвернувшись, я стряхнула подтаявший снег с красного капота моей Шкоды.
- Если мы не найдем предателя, придется его назначить, и доказательства должны быть железобетонными, - я распахнула дверцу.
- А ты выросла, - протянул Ленник, разглядывая меня с интересом.
- Я изменилась.
- Не только. Ты именно выросла, - баюн посмотрел куда-то вдаль, - Как думаешь, зачем Прекрасной наш предатель? С хозяином все понятно, а ей зачем? Ты же не веришь в это чушь про подарок?
- Нет, не верю, - ответила я, стоящий напротив староста в незастегнутой куртке с развивающимися седыми волосами, показался мне очень старым, - Он северник предавший хозяина. Ей нужен тот, кто остался жить вопреки магии Седого.
- Добро пожаловать в большую игру, - поприветствовал меня Семеныч, и, посмотрев на сказочника, добавил, - Кишками чувствую, она какую-то глупость задумала, поэтому побудешь рядом, - поставил мужчину перед фактом староста и, развернувшись, тяжело пошел прочь по талому снегу.
- А может уже хватит со мной нянчиться? - крикнула я вслед, но Семеныч даже не обернулся и приказа не отменил.
Я в раздражении села в машину, там отвратно воняло кожзаменителем и пластиком.
Бензина было в аккурат чтобы добраться до города. Сопровождающий или, если правильно выразиться, соглядай сидел на соседнем сиденье и молчал. Чувств коснулось его сдержанное предупреждение, он тоже был не восторге от моей компании, но предпочитал не зацикливаться. Это работа и она должна быть сделана. Я ответила безмолвным согласием. Мы посмотрели сквозь лобовое стекло. Впереди белел туман перехода, моего первого перехода в новом качестве.
Машина нырнула вниз, краткий миг бесконечного полета, как будто ухаешь на качелях вниз, невесомость и сладкое падение в бездну. Колеса касались пустоты, приборы в очередной раз сошли с ума. Музыка струн перехода заиграла в ушах бесконечной никогда не замокающей мелодией.
Я поняла, что улыбаюсь.
- И каждый раз, как первый, - ухмыльнулся Лённик.
Страха не было, мне больше не хотелось выскочить из машины и убежать. В спину по-прежнему смотрела тысяча глаз любопытных и веселых, так хихикают первоклашки, стоя за спиной у первокурсника и пихая друг друга локтями. Им было интересно. Мне тоже.
Качели перехода взлетели, стрелки прибора описали еще один круг. Что-то щекочущее пробежалось по затылку и мне захотелось потереться о подголовник лишь бы продлить ощущение.
Вверх - вниз, чувство полета, смех за спиной. Здорово, почти так же здорово, как счастливое утро, когда тело полно неги, а рядом краем губ улыбается самый дорогой человек.
Я засмеялась, руль пошел вправо, потом влево, баюн схватил его, выравнивая машину на невидимой дороге.
- Дыши, - скомандовал он.
Этот приказ так не вязался с улыбкой все еще блуждавшей на его лице, и мы оба заржали. Я не видела в ситуации ничего смешного, но остановиться не могла. Радость пронизывала каждую минуту, каждую секунду пребывания на переходе. Мы двигались, и мы стояли, продолжая хихикать, а щекочущее чувство предвкушения будоражило каждую клеточку тела.
На этот раз вечность вышла до обидного короткой. Дорога прыгнула под колеса, рывок был слишком грубым и слишком неожиданным, не приносившим прежнего облегчения. Я протестующее застонала, но сказочник не дал мне выкрутить руль и развернуть машину обратно. На лице мужчины отражалось точно такое же разочарование, как и на моем. Но он не дал мне сойти со стежки. Дорога всегда одна, и только в одну сторону.
Туман расступился, автомобиль выехал на пригорок, мы вынырнули в мир людей и теперь, я не знала радоваться этому или огорчатся.
- Переход опасен для всех, - душевно сказал Ленник, - Нас трудно напугать, зато можно заставить потерять голову от удовольствия. - улыбка вернулась на его широкоскулое лицо, - Люди бояться, а мы пьянеем от сладости. Результат один, невозможно сосчитать тех, кто по собственной воле ушел в non sit tempus.
- Никогда не думала… не видела, чтобы они… - я покачала головой, вспоминая спину Пашки, за которой ныряла переход, Веника, Марта, - Они никогда не показывали этого.
- Люди слепы и зациклены на себе, - фыркнул он, - На кого ты смотрела, ныряя в мир? На спутников? Или на себя?
- На себя, - вынуждена была признать я, каждый раз оказываясь в переходе, я забывала обо всем кроме собственного страха.
- То, что происходит там, - он кивнул назад, - только для нас, а людям остается страх. Кстати, может, повторим? - он обернулся и посмотрел на переход.
Я едва сдержалась, чтобы не ответить "да", пытаясь отогнать непрошенную радость, оттого, что скоро мне предстоит еще один нырок. Мы должны вернуться на стежку не позднее чем через два с половиной дня, иначе отведенные бабке часы истекут.
- Куда едем? - спросил баюн, вынимая пистолет из бака.
На заправочной станции в этот ранний час мы были одни. Из весеннего дня мы переместились в холодное утро, дыхание вылетавшее изо рта смешивалось с прозрачным воздухом и растворялось в нем… В мире людей зима отступала медленно и неохотно.
- Домой к моей бабке.
- Что она может знать о предателе?
- Ничего, - я протянула сказочнику карточку, - Расплатись.
- Без надобности, - ухмыльнулся сказочник и помахал рукой кассирше, - Смотри, как она рада, что не взяла с меня денег, - подтверждая его слова, белокурая девушка тут же помахала в ответ сквозь стеклянную стену магазинчика на заправке.
- Только не говори, что она теперь будет так улыбаться и махать каждому встречному.
- Не скажу. Она будет делать это только для меня, остальные перебьются. Так зачем нам к бабке? - он сел рядом, - И почему она тогда живет не там, а с тобой?
- Ее квартира продала, - ответила я, выруливая на трассу, - Поэтому и не живет. А едем мы туда, потому что я хочу найти ее сына Валентина?
- Зачем?
- Она умирает и зовет его.
- Можешь не продолжать, сантименты, сопли, слезы и желание сделать все как полагается, - с иронией прокомментировал Ленник.
- Будешь отговаривать?
- На черта, хочешь тратить время - вперед.
- У тебя же тоже есть дочь…
- И в тот момент, когда я буду орать от боли в выпущенных кишках, предпочитаю знать, что она находиться как можно дальше от этого места, - он прищурился и спросил, - Видела мою Олесю в filii de terra?
- Нет.
- Даже не полюбопытствовала? - казалось, он разочарован.
- Не люблю раздеваться на публике и не умею танцевать макарену, а ты, если забыл, именно это и обещал устроить, если я подойду к ней.
- Другое дело, значит, исполнишь танец маленьких утят. Так зачем тебе проданная квартира?
- Затем, что люди часто оставляют новым хозяевам свои контакты, как говорится на всякий случай, письмо передать или неоплаченный запоздавший счет, - я посмотрела в зеркало, на пустынном шоссе, кроме нас была только одна машина, - Затем, что соседи зачастую знают о тебе все, а ты и не подозреваешь.
- Это да, - Ленник поерзал на сиденье, не пристегнутый ремень безопасности так и болтался за его плечом, - Я про своих тоже все знаю, даже больше чем они сами.
Какой-то лихач нагнал меня и посигналил, пустая дорога пьянила многих, вызывая отчаянное желание нажать на газ и прокатиться с ветерком до ближайшего морга. Я уступила дорогу и поинтересовалась:
- Не знаешь где Веник?
- Неа.
- А Пашка?
- Чешуйчатая девка? Говорят, забилась в какой-то угол и ни с кем не разговаривает, - он улыбнулся, - Недовольна моей компанией, красотка? Еще передумаешь, обещаю.
- У меня имя есть.
- Знаю, но сейчас я над тобой не работаю, - не мог его взгляд наполнился спокойствием и уверенностью, той силой, к которой тянешься неосознанно, и знаешь, довериться такому будем самым правильным решением в твоей жизни. А потом он скрестил руки на груди, и наваждение сгинуло, - Рули давай, дома пиво стынет, иначе я стану таким вежливым, что ты этого не вынесешь, и начнешь исповедоваться.
До того как переселиться в геронтопсихиатрический центр Шереметьева Мария Николаевна жила в двенадцатиэтажной свечке из красного кирпича на проспекте Дзержинского. Микрорайон именуемый Брагино был самым отдаленным от московской трассы М-8, по которой мы въехали в город. Самый северный район города и самый густонаселенный, он получил свое название от сельца Брагино вошедшего в состав города за год до окончания войны. Жители села вряд ли могли предположить, что когда-нибудь в честь отменной браги, которою они варили, не покладая рук, назовут район. Но, как известно людская память избирательна, официальное название "северный жилой район" было слишком скучным, длинным и ни в коей мере не отражало представление людей о прекрасном.