Если и был в нашем городе район, где жизнь не затихала ни на миг, то это именно Брагино, а не центральный рынок, который вопреки всякой логике закрывался в пять часов вечера, когда приличные люди только еще покидают рабочие места. Даже в этот ранний час улицы были полны машин, звенели трамваи, сыпали искрами троллейбусы. Вечное движение и вечное строительство, словно люди, жившие здесь, боялись, что-то упустить и не занять свое место под солнцем.
Высотные свечки, панельные коробки и кирпичные новостройки вытянулись вдоль дорого, как солдаты на плацу. Пошел мелкий дождик и дворники работали не переставая. Два раза меня обругали водители соседних машин, один раз посигналили. Я припарковалась у магазина, который, как сообщала вывеска, торговал живым пивом, остальные, надо полагать, отпускали страждущим мертвое, но почему-то не спешили хвастаться.
Во дворе красной многоэтажки за номером пятьдесят было пустынно. Лишь двое месили слякоть состоявшую из песка и снега. Старушка в пальто и низкорослый пекинес, с очумелым видом бродивший вокруг хозяйки. Судя по лицам и мордам прогулка не доставляла им особого удовольствия.
- А разве в том дурдоме, где жила твоя юродивая, нет контактов ближайшего родственника - спросил Ленник.
- В том то и дело, что были, - я заглушила двигатель, - Валентин Пертович Шереметьев, сын, место работы городок на крайнем севере и телефон.
- Ну и?
- Такого номера не существует. Думаешь, будь это иначе. Мне бы так легко ее отдали? Даже с документами о поддельном родстве?
- Понятия не имею, как заведено в местных богадельнях. Ладно, пошли.
- Сиди здесь. Я быстро, - я открыла дверцу, приготовившись выслушать лавину возражений.
- Уверена? - он сверкнул белозубой улыбкой и развел руками, - Да, ради ушедших.
Я вышла, в машине заиграла музыка и тут же сменилась шипением. Мужчина крутил ручку настройки пытаясь найти станцию по душе. Надеюсь, он наткнется на "Пастырь мой" и разнообразит внутренний мир утренней проповедью. Хотя, зная нечисть, с него станется старательно законспектировать все смертные грехи и последовательно осуществить еще до обеда. Последняя мысль вызвала улыбку.
Налетевший ветер забрался под куртку, неся прохладу, но никакого дискомфорта я не ощутила. Баюн продолжал крутить ручку настройки, улыбаясь чему-то своему. Я поднялась по ступенькам к единственному подъезду высотки, за дверью начиналось вытянутой помещение украшенное рядами зеленых почтовых ящиков с погнутыми дверцами. Как спускался дребезжащий всеми гайками и винтами лифт, я слышала целую минуту, а потом он натужно раскрыл двери этажом выше, сочтя свою миссию выполненной. Несколько раз я нажала четную пластмассовую кнопку, лифт хрюкнул, но остался на втором этаже.
Я открыла дверь на воняющую мочой лестницу. Заплеванные ступени усеянные окурками, похоже их использовали и как общественный туалет, спальню и курилку одновременно. И тем не менее лестница была предпочтительнее, готового в любой момент сломаться подъемника.
Десятый этаж, двадцать пролетов, чем выше, тем слабее вонь, люди ленивые создания. Раньше я бы запыхалась уже к пятому, а сегодня, только увидев, на стене затертую цифру десять, поняла, что дыхание даже не сбилось.
На этаже было шесть квартир, три с одной стороны и три с другой. Нужная мне в центре слева. Звонок издал отрывистое "фить-фить" и замолчал, рядом с железной дверью стоял вытянутый деревянный ящик с навесным замком, раньше в таких хранили картошку. Я снова нажала круглую кнопку. "Фить-фить" повторилось, и за дверью что-то или кто-то, шевельнулся. Я слышала его дыхание и тихие крадущиеся движения.
- Добрый день, - крикнула я, - Откройте пожалуйста.
Несколько секунд царила тишина, а потом звякнула цепочка, дверь приоткрылась на несколько сантиметров. На меня уставился мутный карий глаз в окружении размазавшейся косметики, стойкий запах спиртного, который женщина использовала, казалось вместо духов. Я невежливо чихнула.
- Чаво надо? - голос скрипучий, словно простуженный.
- Добрый день, - я через силу улыбнулась, - Я ищу прежних хозяев квартиры, Шереметьевых, не знаете куда они уех…
- Нет, - дверь захлопнулась.
- Постойте, - я снова нажала на звонок.
- Пошла прочь! - закричали из квартиры, - А то ментов вызову.
Я коснулась двери, испытывая желание схватиться за ручку и потянуть настолько, насколько хватит силы. Уцепиться ногтями и вскрыть эту заплатку, как консервную банку. Выволочь эту дурнопахнущую женщину и сдавить ей горло, пока она сама не начнет умолять, позволить ей говорить. И не важно скажет она в итоге что-нибудь или нет, главное ее вытаращенные глаза и чуть терпкий вкус испуга.
Я моргнула и очнулась, понимая, что прижимаюсь к двери и издаю низкое угрожающее рычание. Ушедшие! Встряхнувшись, я сделал шаг назад, стараясь отогнать видение напуганных глаз и ласкающих слух криков.
Как-то мне все это представлялось намного проще и результативнее. То, что граждане просто откажутся со мной говорить, даже не приходило мне в голову. Но реальность, как водиться, внесла свои коррективы.
Я по очереди позвонила в соседние двери. За четырьмя царила тишина. Видимо хозяева уже успели уйти на работу. В пятой звонкий суровый голос надзирательно перечислил всех взрослых находящихся в квартире, включая кошку и попугая Кешу, а потом значительно пообещал: "вот спящий папка проснется, и как даст…". Топот ног, последовавший за этой тирадой, свидетельствовал, что сурово отчитавшему меня человечку лет пять от силы.
Когда я спустилась вниз пекинес остервенело облаивал Лённика, в то время как тот сидел на лавке и заглядывал в глаза его хозяйке. Фетровый берет съехал на бок, выбившиеся седые пряди шевелил ветер.
- А вот и она, - жизнерадостно объявил баюн.
- Ох, девонька, как же тебя угораздило? - с жалостью спросила бабка, пес отважно бросился на сказочника, мужчина шевельнул ногой, отбрасывая собаку. Бабка, на лице которой было написано три поколения язв и склочниц не обратила внимания на питомца.
- Как я тебе и говорил, твой Валентин оказался женат, сестренка, - скорчил скорбную рожу баюн, а почувствовала непреодолимое желание согласиться с каждым словом ахинеи срывающейся с его губ.
- Послушай старого человека, девонька, забудь непутевого Вальку, не ищи докуку, сбёг и ладно, не дай бог тебе дитенка от него родить, с такой-то наследственностью. Я про Шереметьевых все знаю, его отец и муж мой Колька вместе работали, вместе квартиры здесь получали. Почитай всю жизнь бок о бок. Это сейчас в шестьдесят второй Лариска Фролова живет, сперва нормальная была, потом запила, с работы выгнали, - она махнула рукой.
Пекинес сорвался на визг.
- Возьмите зверя, - скомандовал Ленки.
- Ах ты моя Асенька, - тут же наклонилась к собаке старушка, словно только что заметив истерику питомца, - Иди сюда.
Псина привстала на коротких лапах и женщина подхватила ее на руки. На светло-сиреневом пальто остались грязные отпечатки лап, но старушка уже снова преданно смотрела в темные глаза баюна.
- Расскажите о вашей подруге, той, что оказалась в психушке.
- О Машке-то? - с готовностью откликнулась женщина, прижимая пекинеса к широкой груди, собака взвизгнула, - Да все было хорошо, Марии многие завидовали. Муж, достаток, каждое лето на югах, не то, что мы. Только сына она поздно родила, почти в сороковник, когда думала, что уже не судьба.
- Садись, - Ленник красноречиво похлопал по мокрой лавке рядом с собой, и я едва подавила желание с готовностью занять указанное место. Обошла скамейку и сена напротив старушки. Собака оскалила старые почти стершиеся зубы.
- А потом в один из дней Петька-то Машкин муж собрал монатки и ушел, - Зоя Михайловна напоказ вздохнула, хотя от нее тянуло застарелым удовлетворением, словно давняя подруга Машка заслужила все, что с ней произошло.
- Дальше, - скомандовал сказочник, и за секунду до того, как старушка с готовностью продолжила, ее лицо с пергаментной кожей дернулась от боли. Баюн перешел на следующий уровень допроса.
- Тогда Машка-то заговариваться и начала, да мы не сразу поняли, говорила всем, что Петр Сергеевич уехал в командировку заграницу, а ее не выпустили, потому что работает на оборонку в лаборатории СК. А какая оборонка, если они там порошок чистящий "Золушка" тестируют, - старушка хихикнула, пекинес громко хрюкнул. - Иногда забывалась, и говорила, что на даче живет, дом ставит. Уж потом Валька проболтался, что ушел батька к молодухе.
- Что с сыном? - напомнил ей Лённик.
- С Валькой-то? А что с ним?
- Где он?
Если до этого сила сказочника ощущалась, как нечто ненавязчивое, исподволь подталкивающее, то этот вопрос был подобен прессу, обрушившемуся на женщину. Зоя Михайловна схватилась за грудь, ее пульс ускорился.
- Так кто ж его знает касатик, квартиру-то он продал, мать в психушку сдал и поминай как звали.
- Когда?
- Так в аккурат первый срок отсидел, вернулся и продал. Не знаю, что уж он Машке наговорил, раз она согласилась в дурку переселиться, ведь не настолько и плоха была, только в именах путалась, да не знала какой сейчас год, давно ли закончилась война и почему не выдают талоны на продукты. Но газ зажженным не оставляла, с ножом на людей не кидалась, мышьяк в суп не сыпала…
- Вот жалость, - прокомментировал ее слова бес. - Точно не сыпала?
- Истинный крест, - поклялась старушка, и торопливо перекрестилась.
Сказочник крякнул, отодвинулся, но дымиться и исчезать вроде бы не собирался. Я же, глядя на столь привычный жест, не почувствовала ничего, ни отторжения, ни принятия, словно она прическу поправила, а не лоб крестом осенила.
- Вернемся к Валентину, - направил ее словоохотливость Ленник, женщина шумно задышала и в ужасе оглядела пустой в этот час двор.
- Что… что мне сказать? - она с мольбой смотрела на мужчину.
- За что он сел? - спросила я.
- За подделку лекарств. Организовал с дружком производство каких-то витаминов. Вернее они покупали какие-то пилюли за три копейки, клеили иностранные этикетки и продавали за три целковых, - Зоя Михайловна говорила торопливо, едва не глотая слова, словно боясь не успеть сказать все за отведенное ей время. - Хотели и Машку за попустительство к этому делу пристегнуть, да не вышло. Валька с дружком сел, а она осталась, - по морщинистой щеке скатилась одинокая слеза.
- Вы сказали, это было в первый раз? - я снова опередила баюна с вопросом.
Она повернулась ко мне с почти осязаемым облегчением. Это в первые минуты сила сказочника кажется доброй приятной и располагающей. Я еще помню крики, раздававшиеся в ушах и детский плач, стоило мне замолчать.
- Да, он вернулся, ему и дали то всего три года. Машке сказал, что женился. И как в тюрьме умудрился? Даже деток успел заделать, а может у нее от первого брака были. Дело то хорошее, ему уж за тридцать было, давно пора. Решил он к жене на север податься, мать уговорил квартиру продать, - Зоя Михайловна всхлипнула, - Кого угодно мог, на что угодно уболтать. Будь Машка поумнее ни за что бы не поверила… - бабка судорожно задышала, словно ей не хватало воздуха чтобы произносить слова, - Наобещал… как устроиться, сразу ее заберет. Да видно не судьба… квартиру продал и сразу снова сел. Не знаю… дождалась ли его краля с севера… хотя наверняка дождалась, раз Машку забрала… кому еще нужна чужая полоумная… Я давеча ее навестить приехала… а мне сказали, что ее невестка забрала.
Пекинес заверещал, по лицу старухи градом катил пот и смешивался со слезами, он шумно дышала, опасаясь закрыть рот, словно вытащенная из воды рыба, сердце билось в рваном и беспорядочном ритме. Если баюн усилит нажим, она просто распластается на лавке. Но, судя по беспристрастному лицу Ленника, именно это он и собирался сделать.
- Где кабинет участкового? - я поднялась.
- Там, - пахнула рукой в сторону второстепенной дороги бабка, и собака упала с колен в весеннюю слякоть, замотала лохматой головой и зарычала на мужчину. - Пункт общественного порядка… Там Василий Иванович… там…
- Идем, - поторопила я сказочника. - Если Валентин сидел, участковый расскажет нам больше.
Мужчина несколько секунд сверлил меня взглядом, а потом всезнающая усмешка вернулась на его лицо.
- Как скажешь, красотка, - он поднялся следом, - Раз ты любишь сложные решения, кто я такой, чтоб учить тебя жизни.
Я ступила на тротуар и, не выдержав оглянулась, Зоя Михайловна привалилась к давно некрашеной спинке скамейки и, закрыв глаза, тяжело дышала. Но дышала, и это главное, ритм сердца постепенно замедлялся. Собака крутилась вокруг ног в черных сапогах и жалобно скулила, уговаривая свою хозяйку подняться.
- Она выживет, - проговорил, обгоняя меня, Ленник. - Я не мясник.
- Ты сказочник и насмерть заговоришь любого.
- Лесть - это так приятно, - Ленник передернул плечами, - А твоя сумасшедшая не так проста, если уж вместе с сынком граждан таблетками травила.
- Она не травила, - я догнала мужчину.
- Зря, люди только этого и заслуживают.
Телефон в кармане пискнул, я полезла за аппаратом, оставив реплику баюна без ответа.
"У вас 1 непрочитанное сообщение"
Я пробежала глазами несколько ровных строк. Несколько десятков имен. Те кто живет на стежке более сорока лет по внешнему кругу, те кто умудрился выжить в атаках и интригах.
Почти четыре десятка имен. Бес Михар шел в списке первым. Старая предсказательница Караха, феникс Алексей и дюжина нелюдей, в том числе и Пашка. Многочисленное семейство потрошителей, изменяющийся Сенька, но в семьдесят четвертом он был еще подростком. Сам староста и охотник - ветер, некая Ирида-вещунья, карка Ританис, та самая, которую моя бабка завала почтальоншей, молодая ведьма Вика, или как там ее на само деле… Много имен, слишком много на самом деле.
Но одного не было. Там не было Веника, спасибо ушедшим за маленькие радости, значит он переселился на стежку позднее.
- Я допросил всех, - сказал Ленник, заглядывая через плечо, - И ни один не смог бы мне соврать.
- Зато ты только что сделал это, - я выключила экран.
Баюн рассмеялся и пробормотал:
- Умная красотка, - он отвернулся и пошел вдоль соседнего с красной многоэтажкой панельного дома. Меня кольнуло враз ощетинившимися иглами тревоги. В ней было недвусмысленное предупреждение.
Да, видимо умная или наоборот глупая.
- Предлагаю сделку, - баюн снова остановился и снова оглянулся на лавочку со старой женщиной, - Ты даешь мне доработать с ней до конца, а я назову тебе имена тех, кто, так или иначе, избежал моего допроса.
- На самом деле это просто. Ты не допрашивал себя, - мы вместе стояли и смотрели, как старая женщина пытается неловко подняться. - Она же для тебя, как надкусанный кусок пирога, который дали попробовать, но не дали съесть, в последний момент вытащив изо рта.
- Не выносимое ощущение, словно бросил дело на полдороге, - сказочник встряхнулся, с трудом оторвал взгляд от ковыляющей к подъезду бабки, - Тебе это неприятно? - тон мужчины стал издевательским, - Тогда почему же ты стоишь здесь, а не трогательно ведешь ее за ручку домой, чтобы накапать корвалола?
Я отвернулась и пошла дальше, он нагнал меня спустя несколько секунд, снова такой же несерьезный и такой же опасный.
- Тогда другое предложение: с участковым говорю я, сколько захочу и как захочу. Взамен, я назову тебе еще одно имя. По рукам?
- Я не ослышалась? Ты спрашиваешь разрешения? У меня? Торгуешься? - Я поняла голову и посмотрела на баюна
Он не ответил, но этого и не требовалось. Опасения, которые он испытывал, глядя на меня, снова коснулись кожи. Не колючий провоцирующий страх, а именно настороженность. Нечисть никогда не нападает на более сильного хищника, у них слишком развито самосохранение.
- Так как?
- Можешь сказать, кто я? - спросила я, готовая в любой момент увидеть, как лопается голова баюна.
- Не уверен, что хочу этого.
- Даже так? И ты жив?
Он хохотнул и с каким-то надрывом добавил:
- Боюсь это ненадолго, скоро все мы станем мертвецами.
- Все мы?
- Все жители Юково.
- Хватит говорить загадками!
- Как прикажете, хозяйка, - последнее слово он выговорил с издевкой, - Приказ Седого: молчать о твоей новой сущности, пришел за пару часов до того как вы заявились на стежку, и старик довел его до каждого, но… - не договорив баюн тряхнул головой и пошел дальше.
- Но?
- Еще рано.
- Как же вы достали меня своими секретами и недомолвками! Хочется взять за горло и… - я сжала руки в кулаки.
- Давно пора - он обернулся, и на лицо вернулась улыбка, которая только усилила въевшуюся тревогу, - Так как насчет сделки?
- Нет.
- Не хочешь узнать еще одно имя?
- Я и так его знаю. - я оглянулась в третий и последний раз, лавка была пуста, ни старушки ни беспокойной собаки.
Пункт охраны порядка мы нашли быстро, как и кабинет участкового, он там был собственно один. За массивным столом из темного дерева сидел высокий худой мужчина с залысинами, внимательными карими глазами и скошенным, каким-то вялым подбородком.
- Чем могу помочь? - мужчина привстал, и стало ясно, что он не только худ, но еще и высок.
- Привет Васек, - расплылся в улыбке сказочник и сгреб руку участкового и с энтузиазмом тряхнул. На лице участкового отразилась интенсивная работа мысли, лоб собрался неаккуратными складками, - Это же я, Ленька Рогозин, мы вместе в учебке были, старшина еще у нас такой козел был…
- Скорее баран, а козлом мы звали политрука, за вечное блеяние, - мужчина прищурился, все еще пытаясь вспомнить кого-то неведомого мужика, который тряс ему руку.
Но баюн не оставил ему времени для раздумий.
- Точно, я как узнал, что ты тут в участковых, сразу сказал сестре, что Васек поможет, - продолжая говорить, он пристально смотрел в глаза мужчине и тот с готовностью кивнул, - Он друзей не забывает, несмотря на то, что больше мы после той учебки не виделись, меня распределили в Софрино, а тебя…
- В Космодемьянск, - с облегчением добавил мужчина, вот и нашлось объяснение собственной забывчивости, этот парень стоящий напротив был всего лишь эпизодом его запоминающейся армейской службы. Баюн уловил его вибрирующие сомнения и помог ему найти им логичное объяснения.
- Что у вас случилось? - спросил он, садясь обратно за стол.
- Да вот сестренка единственная замуж собралась, - кивнул на меня Ленник присаживаясь напротив, - Оно бы и на здоровье, но что мне в парне не понравилось, бывает так вроде и все при нем, а смотришь внутри одна гнильца.
- Не фантазируй, - оборвала его я, и сказочник тут же развел руки, словно предлагая участковому полюбоваться, с кем он вынужден иметь дело.
- Давай так, - предложил Ленник, - Если Васек сейчас скажет, что Валька Шереметьев безвинный страдалец людских наветов, я лично вручу тебя ему и первым скажу тост за здравие молодых.
- Давай, - согласилась я и, повернувшись к участковому, добавила, - Я знаю, что он сидел.
Василий Петрович посмотрел в окно, побарабанил пальцами по столу, снова посмотрел на сказочника и больше уже не смог отвести взгляда.