Услышав это слово, девушка обмерла и вынуждена была привалиться к стене, чтоб удержаться на ногах. Имя Тимофея Хочухи гремело не только по Загорскому уделу, но и в окрестных волостях. Среди мужиков ходило поверье, что это сам Степан Тимофеич Разин в его лице заново на свет народился, потому и силен он так, и удачлив без меры. Ходил, сказывают, и в степи, и на Восток, и до самого моря. Пробовали с ним воевать, да он как сквозь землю проваливается. И войско против него высылали, а без толку. Никто не знал, где его дом. Одни говорили, что на острове посреди реки, другие селили его в пещерах, третьи - на высокой каменной горе, четвертые - в непролазных чащах, куда он ходит подземными тропами. Поговаривали также, что люди его - и не люди совсем, а звери-оборотни. Вот окружат их солдаты, а Тимофей Игорыч топнет ногой, свистнет в два пальца - и оборачиваются разбойнички кто собакой, кто кошкой, кто вороной, кто мышью, а сам он - орлом сизокрылым. Проскользнут мимо - и в условном месте опять людьми становятся. Народная молва рисовала его писаным красавцем, у которого царская дочка в невестах ходила, но княжна Владислава, столкнувшись со знаменитым разбойником лицом к лицу, видела лишь обветренные скулы, маленькие прищуренные глазки и прыщ на носу. Ну какой из него орел? Даже нос не орлиный! Да кто угодно красивее его! Даже ее отчим, уж на что она не могла вспоминать без содрогания его объятия. А уж Петр Михайлик…
При воспоминании об этом человеке, который в облике коня сейчас стоял один на привязи в темном стойле, девушка содрогнулась. И тут же ее обожгло ужасом - ведь тот малый, Степка, как раз и повел разбойничьего коня туда же!
- И где этого Степку носит? - как подслушал ее мысли разбойник. - Небось опять где-нибудь стоит, рот разиня. Одно слово - Разиня он разиня и есть!.. Эй, Степа-ан! - гаркнул он.
- Посади блоху в карма-ан! - протяжно откликнулся один из разбойников.
Все захохотали, но смех оборвался, когда из дверей конюшни выскочил сам парень. Едва взглянув на его лицо, Владислава поняла, что случилось то, чего она больше всего боялась.
- Тебя где носит, бесов сын? - напустился Тимофей Хочуха на подручного.
- Там это… ну… - Степка отчаянно замахал руками. - На конюшне-то… Конь-огонь стоит! Одна шерстинка золотая, другая серебряная!
- Да будет тебе заливать-то! У нашего хозяина всего вдоволь, но вот лошадей отродясь не бывало. Так ведь? - Атаман подмигнул старому колдуну.
- Да побожусь! - Степка попытался размашисто перекреститься. - Чтоб меня на первом же суку вздернули! Чтоб на каторгу загреметь! Чтоб вас всех за медный грош продать! Стоит, глаз горит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит!..
Разбойники от души похохотали над парнем, а Владислава стояла ни жива ни мертва. Вот сейчас они пойдут в конюшню и… Что будет?
- Повеселились - и хватит, - оборвал смех Тимофей Хочуха. - Ночь коротка, а дел много. Зачаруй нам добро, колдун.
Старик кивнул и пошел к возу, из которого успели выпрячь лошадей. На ходу достал знакомую плеть, несколько раз обошел слева направо воз, хлеща каждый мешок и сундук по три раза и бормоча что-то себе под нос.
- Пень да вода, огонь да трава, - разобрала Владислава несколько слов, - из земли пришло, в землю ушло… Стоит дом светел, в том дому живет петел…
Обойдя воз, взял горсть пыли прямо из-под ног, дунул сперва на воз, потом - на собравшихся разбойников.
- Вот так. Зарыть до рассвета на крутом берегу. Место камнем приметить. А камень тот сыщет лишь тот, кто сам добро в землю зарывал. Прочие - век ищи, не отыщут! Мою-то долю отложили?
- Давно отложили, хозяин ласковый, - прищурился Тимофей Хочуха, указав на два мешка и один сундучок, окованный медью. - Глядеть будешь, чего положили?
- Пошто? Так поверю. Потому как знаю, коли солжешь, то не только новой добычи тебе не видать, а и все старые клады свои забудешь куда хоронил… Теперь прошу в дом. Только уж не взыщите, есть-то у меня почти что нечего. А ты, - колдун зыркнул исподлобья на княжну, - с нами ступай.
Он первым прошел через сени в большую комнату, где стоял стол и лавки. Теперь Владислава знала, для кого они предназначены.
И сейчас стол ломился от яств и вин. Жбаны, миски, блюда и тарелки всех размеров с разнообразной снедью стояли так плотно, что почти не видно было камчатной скатерти. Пироги, кулебяки, каши, жареная и пареная рыба, репа и редька, соленые огурцы, квашеная капуста, моченые яблоки и клюква, потроха, бараний бок, окорока, домашние колбасы…
- Ну, хозяин, шельма! - рассмеялся Тимофей Хочуха. - И это, по-твоему, "есть нечего"? Лукавишь, бесов брат!
- На том стоим, - степенно ответил старик. - Нам без этого нельзя.
- Налетай, ребята! А ты, красавица, - атаман первым уселся во главе стола, - поухаживай за гостями. Налей-ка вина!
Владислава дрожащими руками взялась за оплетенную лозой бутыль, из которой уже была вынута пробка. Больше всего ей хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, но бежать было некуда. Старый колдун не спешил садиться за стол вместе со всеми. Он стоял у порога и только зыркал на гостей светлыми водянистыми глазами.
Разбойники ничего не замечали. Они ели каждый за троих, подгребая себе то миску с капустой и редькой, то запуская всю пятерню в глубокую тарелку с грибами, то ломая пироги и сразу спеша выесть начинку.
А сколько они пили! Владислава в жизни не думала, что мужчина способен столько выпить. В доме ее отца пили мало; князь Владислав Загорский и сам вина не любил, и с теми, кто его потреблял сверх меры, тоже дружбы не водил. Для девушки то, что творилось сейчас, было в диковинку - вернее, казалось дикостью.
По мере того как гости наедались и напивались, за столом зазвучали разговоры. Вспоминали былое, одни хвастались своими подвигами, другие тут же кидались перебивать: "Врешь! Не было такого!" Орали друг на дружку через стол, кидались костями. Всякий раз Владислава невольно вздрагивала и втягивала голову в плечи, боясь драки.
Сам Тимофей Хочуха ел и пил наравне со всеми, но не буянил, не орал и даже не пел, становясь все мрачнее и мрачнее.
- Еще вина! - крикнул он в очередной раз.
Владислава наполнила новый кувшин из одной и той же, казавшейся бездонной, бочки.
- Ага, красавица! - сразу несколько мужчин потянулись к ней. - Иди-ка к нам!
Кто-то схватил за подол, кто-то за руку, подтягивая ближе. Девушка попыталась вырваться.
- Да поди ближе, не ломайся! Ах ты распрекрасная ягодка! Ну иди, поцелую…
Владислава вскрикнула.
- Не замай! - рявкнул атаман, так грохнув кулаком по столу, что кружка, которую держал в кулаке, разбилась. Он выхватил другую из рук соседа, через плечо выплеснул ее содержимое и протянул властным жестом: - Мне!
Руки разжались. Владислава подобралась ближе, чувствуя на себе взгляды разбойников. Ей было так страшно, что кружилась голова и в глазах темнело от ужаса. Дрожащими руками она наполнила кружку, отступила было, но Тимофей Хочуха тут же решительно притянул ее к себе.
- Чего жмешься? А ну-ка, садись! - Он буквально повалил ее себе на колено, по-хозяйски обнимая за талию. - Да не боись! Моя будешь - никто из них тебя и пальцем не тронет! Тебя как звать-то, красавица?
- Вл… в-ва… - еле выдавила девушка.
- Ась? Варвара? Хорошее имечко! Ну поцелуй меня, Варюха!
Вынув из ее рук кувшин, разбойник обхватил девушку и жадно приник мокрыми, пахнущими вином и жареным луком губами к ее рту.
Едва ощутив их вкус, княжна не выдержала и со всего размаха ударила атамана по щеке, впиваясь ногтями. Разбойник заревел - второй рукой девушка вцепилась ему в волосы. Оттолкнув Хочуху, Владислава вскочила и со всех ног бросилась бежать. Ударила кого-то по протянувшейся перехватить ее руке, отпихнула так и стоявшего у порога колдуна, промчалась через сени и, выскочив на темный двор, ринулась к распахнутым дверям конюшни.
Там не было ни огонька, но от светлой шкуры золотисто-каурого коня словно разливался свет и тепло. Он так и стоял на привязи, лишь немного пожевав овес и ополовинив ведро воды, и встрепенулся, когда княжна влетела в конюшню. Подбежав, девушка кинулась к нему в стойло, обхватила за шею руками и только тут дала волю слезам.
- Петр! Петр, мне страшно! Я не могу, Петр, - бессвязно всхлипывала она. - Они там… а я… Я не могу! Я не хочу! Я не знаю, что мне делать!
Лясота дрожал всей шкурой, стискивая проклятый мундштук так, что болели зубы. Он уже пробовал оборвать привязь и даже выбить копытами бревно, в которое был вбит крюк, но потом опомнился. Что толку? Надо было снять уздечку, а как? Он чувствовал, что девушка в опасности, и не находил себе места при одной мысли о том, что так глупо попался и не может ее защитить. Все, что он мог, это осторожно положить голову ей на плечо и вздохнуть.
- Я знаю, - девушка тихо погладила конскую шею, - вы не такой, как они. Помните, мы столько времени плыли в одной лодке? Помните, как останавливались ночевать на берегу? Я сначала так боялась вас, а теперь… Ах, если бы вы могли ответить мне хоть слово!
Лясота дрожал. Чутким конским ухом он слышал доносившийся со двора шум - вслед за беглянкой из дома высыпали разбойники. Слышались крики, ругань: "Куда она девалась? Ищите ее…" Услышав наконец эти голоса, Владислава крепче вцепилась ему в шею, прячась за жеребца.
В распахнутые ворота заглянули несколько человек. У двоих в руках были факелы, осветившие стойла. Некоторые были заняты разбойничьими конями, кроме последнего.
- Да нету тут ни… Ого! А это что такое?
Лясота понял, что его заметили.
- Гляньте-ка, ребята, что за красавец тут стоит! Ну впрямь конь-огонь!
На голоса сбежались остальные.
- Нашли? Что, нашли?
Расталкивая своих людей, вперед пробрался слегка протрезвевший Тимофей Хочуха. Во всяком случае, хмель слетел с него мигом, едва он увидел золотисто-каурого коня, прижавшего уши.
- Вот это да! - Только и вымолвил атаман разбойников, всплеснув руками. - Красавец! Не соврал Степка, бесов сын! Как есть конь-огонь! Ай да старик! Где такого красавца откопал? И ты тут, пропажа? - заметил он девушку. - Ты глянь, парни, куда спряталась! Ну, вылезай коза-дереза!
Владислава крепче обхватила шею жеребца, запуская пальцы в его гриву, и помотала головой.
- Чей такой красавец, а? Кто тут у тебя еще столуется, кроме нас, а, старик?
- Никто, - глухо, из задних рядов, ответил тот.
- Стало быть, ничей? Тогда я его забираю.
Хочуха шагнул в стойло.
"Не подходи!" - хотел сказать Лясота, но получилось только хриплое ржание. Он притопнул копытом, поджимая задние ноги, клацнул зубами, готовый сражаться.
- Ты глянь, с норовом! - развеселился атаман, отскочив. - А ты, девка, не боишься его? Ты мне тоже нравишься. - Он подмигнул оторопевшей девушке почти весело. - Люблю задиристых! Да выходи уже, не трону! Хочуха свое слово держит! Вот конька этого я заберу. А, старик? Отдай мне жеребца! На что тебе такой красавец? Такой конь не для старика. Только мне на нем и сидеть. Ты ж его загубишь.
- Добро, - проскрипел колдун. - Бери коня!
Разбойники довольно загалдели, хлопая атамана по плечам. Степка Разиня сиял как медный таз, словно это он самолично привел жеребца. Улыбнувшись, Тимофей Хочуха сделал шаг, протянул руку…
- Не дам! - вдруг подала голос Владислава, и Лясота оторопел. Княжна почти повисла на его шее. - Не тронь!
- Ты чего, девка? - Разбойник замер с протянутой рукой. - Белены объелась? Да стоит мне слово сказать, и тебя…
- Мой он! - воскликнула Владислава. - Не отдам! А хочешь его увести - и меня с ним забирай!
Ей было так страшно, что ноги не держали. Но страшнее всего была мысль, что Петра сейчас уведут, а она останется совсем одна, без одной знакомой души, наедине с этим ужасным стариком, в глуши и безвестности. Мысль о поставленном колдуном условии молнией пронеслась в ее голове, придавая сил и решимости.
- Ай да девка! - развеселился атаман. - Нашей породы! Ну, раз такое дело, обоих и заберу.
Лясота похолодел. Неужели удалось…
- Нет, - сказал как отрезал хозяин. - Девку, коли хочешь, бери, а коня оставь. Обоих враз не отдам.
- Как же так? - пролепетала Владислава. - Вы же обещали! Вы же слово дали!
- Я своему слову хозяин. Хочу - даю, хочу - назад беру. Они, - колдун кивнул на притихших разбойников, - знают. Теперь узнай и ты.
Лясота стиснул зубы. Руки княжны на его шее похолодели. Покосившись, он заметил, что девушка близка к обмороку. Она чуть не плакала и держалась только потому, что цеплялась за его гриву.
- Кончен пир, - в тишине голос хозяина звучал четко, - собирайте свои пожитки и убирайтесь! Заклятие на добро держится только до рассвета. До первых лучей солнца не успеете зарыть клад, пожалеете.
Владислава надеялась, что разбойники будут спорить, настаивать на своем, но ошибалась. Поворчав немного для приличия, они стали собираться, и не прошло и получаса, как двор опустел.
Приникнув к шее коня, девушка дала волю слезам.
- Ну почему, - всхлипывая, причитала она сквозь слезы. - За что? Почему он так поступил? Ведь сам же сказал… если захотят… сразу… Почему?
Лясота молчал. Да и что он мог сказать?
20
Возвращаться в дом к старому колдуну ужасно не хотелось. Получалось, что она сама ползет к нему побитой собакой? Нет! Но как же страшно!
Когда разбойники уехали и на дворе стих стук колес, конский топот и людские голоса, Владислава выпустила наконец шею жеребца, за которую держалась все это время, и, усевшись на кучу соломы, дала волю слезам. Лясота не мог ее утешить - повод был слишком короток, ему не удавалось опустить голову. Он только вздыхал и переминался с ноги на ногу, чутко прислушиваясь к звукам снаружи - не идет ли хозяин? Все ли спокойно?
Наплакавшись, княжна так и уснула на сене, закутавшись в свою шаль и сунув под щеку ладонь. Лясота остался стоять, оберегая ее сон. Он слышал какие-то шорохи, странные звуки - не то очнулась местная нечисть, не то…
Шорох повторился. Нет, это не нечисть! Лишь конь с его чутким слухом мог бы разобрать тихий осторожный звук. Кто-то есть на дворе! Вывернув шею, сколько мог, Лясота уставился в дверной проем, вход в конюшню всегда держался открытым.
Несколько секунд царила тишина. Потом внутрь проскользнула согбенная темная фигура. "Не хозяин!" - с удивлением и облегчением понял Лясота. Старый колдун не мог двигаться так быстро. Или все-таки мог, скинув обличье старика и превратившись в кого-то еще? Нет, обострившееся зрение его не обманывало - это был чужак.
А еще через минуту он узнал одного из разбойников, того парня, который уже заходил в конюшню вечером, и удивленно навострил уши.
- Тише-тише! - прошептал тот, подкрадываясь. - Ах ты мой хороший! Ах ты мой красавец! Погоди немного, вот я ужо…
Ступая быстро и бесшумно, он пробрался в стойло, огладил жеребца по крупу, спине и шее, добрался до гривы. Лясота ждал. Он почти не удивился, когда парень замотал ему морду и, присев, быстро стал обертывать какими-то тряпками копыта, все четыре.
"Конокрад!" - обожгла мысль. Ну еще бы! Колдун отказался отдать коня, и разбойники решили его выкрасть. В другое время это его бы возмутило, но не сейчас. Он сам мечтал вырваться отсюда. Но не в одиночку!
Парень присел к задним ногам, обматывая бабки ветошью. Делая вид, что ему щекотно и неудобно, Лясота затанцевал, перебирая копытами.
- А ну не балуй! - последовал короткий тычок в подреберье.
Было больно, но Лясота успел толкнуть ногой спящую девушку.
- А? - Владислава встрепенулась.
- Чего? - оторопел конокрад.
- Кто здесь?
Лясота тихо фыркнул. С замотанной мордой получилось тихо, и он выразительно дернул головой.
- Ты что? - Девушка вскочила. - Что творишь? Не отдам!
Парень растерялся. Обычно застигнутые на месте конокрады спешат удрать, пока не поймали и не забили до смерти. Закон в этом случае на стороне хозяина лошади, тот может даже убить вора. Но перед парнем была девушка одних с ним годов. И он принял решение.
Разбойник принялся сдирать с крюка обмотанный вокруг него повод. Владислава вцепилась ему в руки.
- Пусти! Что ты делаешь?
- Молчи! Молчи!..
Княжна оторопела. Она никогда, даже у отчима, даже у колдуна, не подвергалась таким оскорблениям. Лясота дернулся, вскидывая голову и разворачиваясь задом к выходу.
Парень, несмотря на молодость, был опытным конокрадом. Он в два счета распутал узел, забросил повод на шею жеребца, но помедлил и рванулся к Владиславе. Девушка попятилась, когда он схватил ее за запястья. Быстро стянул их вместе петлей и, обхватив княжну за пояс, легко забросил на спину коню.
- Заорешь - убью!
Владислава взвизгнула. Быстро, пока их не заметили, конокрад подпрыгнул, вставая на край яслей, оттуда ловко перескочил на спину коню, прижав коленями и девушку, и, дернув за узду, заставил жеребца развернуться к выходу.
Лясота вынес его, не сопротивляясь, только стараясь ступать как можно тише. Он отлично помнил условие их освобождения - кто-то должен захотеть взять их обоих. Все так и свершилось, пусть спасителем выступил и обычный конокрад. Жаль было оружия, денег и документов, но сейчас главное - вырваться на свободу и вернуть себе прежний облик, а прочее - дело наживное.
Ни ворот, ни ограды у жилища колдуна не было, и, отойдя шагов двадцать, Лясота сам перешел с шага на рысь, а там - и на галоп. Бежал легко, чувствуя на спине не только похитителя, но и девушку.
А ночь, как в сказке, была ясная и тихая. Облака расступились, высыпали звезды. Лошадь плохо видит в темноте, но Лясота не был обычным конем. Он скакал, чутко прислушиваясь к направляющей руке; куда бы ни правил конокрад, сейчас им было по пути. Колдун, конечно, не мог не заметить пропажу, но условие - их обоих захотели взять - было выполнено, и теперь у него не было над ними никакой власти. Скорее бы кто-нибудь догадался и снял уздечку! Жесткий мундштук разрывал рот, губы болели, кожа под ремнями чесалась. Да и надоело бегать на четвереньках.
Разбойники не отъехали далеко; промчав версты две, Лясота заметил подводу и несколько верховых рядом с нею. В темноте, без огней, они казались черными силуэтами. Парень лихо осадил жеребца.
- Эге, так вот что за шапку ты у старика потерял! - приветствовал его атаман. - Молодец, Степка, хвалю! Это добрый конь, негоже старику таким владеть. Осерчает, конечно, а что поделать? Сам виноват! Нечего было спорить с Тимофеем Хочухой. Я что хочу, то и беру. На-ка вот целковый от моих щедрот!
Разбойники весело загалдели, обсуждая подвиг парня. Конокрад, названный Степкой, спешился, сорвал с головы коня тряпку, потом помог спуститься княжне - и протянутая с целковым рука замерла в воздухе. Галдеж смолк.
- А это чего такое? - нахмурился Тимофей Хочуха.
- Девка, - ответил Степка.
- Сам вижу, что не корова. Ты пошто ее притащил? С нею же хлопот не оберешься! На что мне баба? У меня своя жена есть. Или тебе так уж приспичило? Женилка-то отросла хоть?
Разбойники опять загалдели, зашлись хохотом.
- Да я думал, она заорет, колдуна еще разбудит, - смущенно пытался оправдаться Степка.