- Решил. На воле мне податься некуда, ни вида, ни денег нет, а у тебя кормят сытно, поят допьяна, и девки есть ласковые. - Он подмигнул хозяйке, но та лишь фыркнула, задирая нос. - Так что решил я - остаюсь!
- Ой ли?
- Истинный бог! - Лясота потянулся перекреститься, но его руку перехватили на полпути.
- Погодь. Не так у нас такое творится. Вечером, как за столы сядем, позову.
Совсем не того ожидал Лясота от этого разговора, но делать было нечего. Оставалось ждать, думать, искать выход.
До вечера он успел дважды обойти всю крепость, заглянуть в каждый уголок. Побывал в кузне, покрутился у амбаров, навестил конюшню и огороды. Как выяснилось, не только к воротам ему не получалось подойти. Как ни тесно стояли хозяйственные постройки, а место между задами и тыном оставалось. И на ту полосу земли он, как ни старался, так и не мог ступить. И как назло, за кузней заметил в ограде что-то вроде калиточки. Запиралась она на простой засов. Отодвинь его - и ты на свободе. Но заклятие держало крепко. Может, и был способ обойти колдовство, но Лясота его пока не видел.
Чугунное било созвало всех разбойников на трапезу. Опять ломился стол от щей, каш, солонины, вареной и соленой рыбы, всяких грибов-огурцов, хлеба и пирогов. Отвыкший от такого изобилия, Лясота уминал угощение за обе щеки, спеша наесться. Прислуживавшие девки еле успевали подливать ему медовуху, но последняя кружка осталась недопитой, когда со своего конца стола зычно позвал Тимофей Хочуха:
- А ну, кто тут у нас в гостях сидит за одним столом с хозяевами?
- Тебя зовут, тебя, - шепнула давешняя рябенькая девка, подливавшая медовуху. - Пойди к хозяину-то!
- Не пес я, на хозяйский свист бежать, - ответил Лясота, но встал. - Ну я в гостях. Дальше что?
- А то, что гостям у нас тут не место. Коли хочешь с нами жить, с нами есть и пить, стань своим среди нас.
Разбойники один за другим перестали жевать, выпрямились. Прекратили сновать и девки-подавальщицы. Среди них сегодня не было княжны Владиславы, но, может, так даже к лучшему. Он встретил прямой взгляд атамана.
- Своим отчего бы не стать, коль позовешь.
- А коли позову, пойдешь?
- Пойду.
- И клятву принесешь?
"Клятву колдуну!" - молнией пронеслось в голове.
- Принесу.
- Так иди!
Тимофей Хочуха поднял обе руки. Лясота выбрался из-за стола. Несколько шагов показались ему самыми долгими в жизни. Атаман ждал. Когда он подошел, Тимофей тяжело опустил ему руки на плечи, и колени Лясоты подогнулись сами собой.
- Говори, - сверху вниз буравя его взглядом, заговорил атаман. - Я, Петр…
- Я, Петр Михайлик…
- Клянусь ходить под твоей рукой, атаман Тимофей…
- … клянусь ходить…
- …служить верой и правдой, ничего не таить, слова поперек не молвить…
- …служить…
- …наказы все исполнять, из воли атамана не выходить и зла не умышлять.
- …наказы исполнять…
- А коли нарушу клятву ту, да буду проклят во веки веков! На, целуй!
Тимофей Хочуха полез за пазуху, достал висевшую на шнурке ладанку и заставил прикоснуться губами к холщовому мешочку. Едва Лясота дотронулся до амулета, его словно громом поразило. Он увидел!
Ощущение того, что он снова может видеть и слышать, было настолько сильным, что он еле удержался от того, чтобы не вскочить и не закричать от радости и боли. Как после кромешной тьмы первый, даже слабый луч света больно бьет по глазам, так и на него обрушился лавиной мир звуков и видений. Но атаман убрал ладанку за пазуху - и все померкло. Лясота остался стоять, хлопая глазами и совершенно обалдев. Несколько секунд он опять был зрячим. Он обрел себя - и тут же этого лишился.
Но показывать своих чувств было нельзя. Тимофей Хочуха поднял его с колен, смачно расцеловал в обе щеки, после чего Настасья поднесла ему большую братину с пивом. Он выпил жадно, не чувствуя вкуса, и тут же был атакован остальными разбойниками. Те тормошили, хлопали по плечам, шутливо толкали и трепали. Поволокли за стол, усадили на лавку. Лясота принимал поздравления машинально. Он изо всех сил старался удержать то, что ощутил на несколько секунд, потому что теперь точно знал, что ему делать.
Пир был в разгаре. Даже сюда доносились отголоски пьяных песен, и от этого шума княжне было особенно тоскливо. Всю ночь девушку мучили кошмары, будто ее привязали к столбу, сорвали одежду и разожгли под ногами костер. Языки пламени лизали ее тело, жар мешал вздохнуть, а зрители орали и бесновались. Потом вперед протолкался один, ударил по щеке: "Покайся!" У него было лицо отчима.
И сейчас далекие песни и крики так походили на вопли и гомон той толпы, что девушка боялась сомкнуть глаза. Она весь день провела одна, наедине со своими мыслями и страхами. И хотя ее не забывали кормить и пару раз выпускали размять ноги, Владислава все равно остро ощущала свое одиночество. Ее забыл даже Петр. А ведь обещал… Интересно, когда отец получит письмо с требованием выкупа? И что он будет делать?
Короткий быстрый стук в дверь заставил девушку вздрогнуть.
- Барышня?
- Кто там?
- Я… Петр. - Голос какой-то странный. - Дозволите ли войти?
Она не успела ни открыть рта, ни подумать, что сказать. Дверь распахнулась, и на пороге возник ее спутник. Привалившись к дверному косяку, он смотрел на девушку, и та натянула одеяло до подбородка.
- Вы что тут делаете в такое время? Как вы смеете? Вы… пьяны?
От мужчины даже на расстоянии несло крепкой брагой.
- Я не пьян, - он на миг прикрыл глаза, глубоко вздохнул, - так было надо. Вы не спите… эт хорошо. Не спите и дальше.
- Что вы имеете в виду?
Он вдруг шагнул в комнату, притворяя за собой дверь. Владислава взвизгнула, когда мужчина оказался рядом, схватил за руку.
- Не кричи. Ударь меня!
- Что?
- Ударь, - зло оскалился он. - Ну же?
Напуганная этим оскалом больше, чем всем прочим, княжна шлепнула его по лицу.
- Еще! Ну? - Вторая пощечина получилась сильнее. - Еще! Все, хватит.
А потом ее крепко схватили за затылок, и Владислава уткнулась носом в мужскую грудь. Под рубашкой чувствовалось горячее тело, где-то в глубине мерно и мощно бухало сердце. Пахло потом, мускусом, вином и еще чем-то незнакомым. Она попыталась вырваться, но ее держали крепко.
- Тише, тише, девочка! Не дергайся! Одевайся. И не спи. Поняла? Не спи эту ночь. Будь готова. Поняла?
Владислава попыталась что-то сказать, но коснулась губами мужской рубашки и вместо этого несколько раз быстро кивнула головой.
- Вот и хорошо. Вот и ладушки. - Ее отпустили, но только для того, чтобы, заглянув в глаза, погладить по щеке. - Ты же все понимаешь. Ты же умная девочка… Вода есть?
- Т-там кувшин… - Она отвела взгляд от его лица, такого близкого и в то же время чужого.
Лясота резко встал, качнувшись. Пить пришлось много - Тимофей Хочуха словно нарочно задался целью напоить его допьяна. Он держался из последних сил, понимая, что если даст хоть минутную слабину, все пропадет. И он опрокинул кувшин с водой себе на голову.
За спиной вскрикнула Владислава. Он обернулся. В душе шевельнулось дикое смутное желание - они вдвоем, дверь закрыта. На девушке только простая сорочка. Ему будет так легко сломить ее сопротивление.
- Поцелуй меня.
- К-как?
Он шагнул к княжне, вытащил из постели.
- Поцелуй. На удачу. Ну?
И торопливо накрыл ее губы своими.
Это было сладко. Ни с чем не сравнимо. Этот поцелуй трезвил и дурманил одновременно. Почти девять лет он не целовал девушек - гулящие девки, с которыми раз или два забавлялись молодые приказчики, вырываясь в большой город, не в счет. Их больше не было. Никого. Была только она, княжна Владислава. Ее губы. Ее руки. Ее тонкий стан под руками.
И все же он нашел силы оторваться от девушки, заглянул в полные слез глаза.
- Извини.
- 3-зачем вы эт-то сделали? - запинаясь на каждом слове, пролепетала она, а по щекам одна за другой бежали слезы.
- Прости. - Хотелось слизнуть слезинки с ее кожи. - Так надо, на удачу. Она нам понадобится. Одевайся и жди меня.
Оттолкнул и вышел, прикрыв дверь.
Терем засыпал. Многие разбойники уже разбрелись по углам. Иные храпели прямо там, уронив головы на стол. Лясоту вело, мотая из стороны в сторону. Он нарочно казался пьянее, чем есть на самом деле, чтобы случайный свидетель подумал, будто он сейчас свалится и уснет прямо на полу.
Тимофея Хочухи за пиршественным столом уже не было, и Лясота двинулся по терему наудачу. По скрипучим ступенькам поднялся на второй этаж, в верхние горницы.
Атаман спал на пуховой перине, обняв прильнувшую к нему Настасью. Ночь была теплой, и они лишь наполовину натянули толстую меховую полсть. Несколько секунд Лясота стоял на пороге, собираясь с духом. Потом сделал шаг. Двигаться приходилось медленно, осторожно - хмель еще гулял в теле, гудел в голове. Скрипнула половица. Звук показался громким и резким, как выстрел. По спине побежала струйка пота. Нет, не проснется. Тоже пьян. Не настолько, но все-таки…
Прежде чем приступить к главному, Лясота торопливо обыскал вещи атамана. Денег не нашлось, а вот саблю и хороший нож он забрал. Помедлив, сунул за пазуху тугую мошну - на ощупь, там было полно всякой всячины, авось что полезное найдется. Только после этого, затаив дыхание, подобрался к постели.
Тимофей Хочуха спал на спине, в распахнутом вороте рубахи виднелась мощная грудь, поросшая курчавым волосом. Был заметен и кожаный шнурок, на котором висела заветная ладанка. Но поперек его груди лежала женская рука - Настасья крепко обнимала супружника, словно тот мог сбежать от нее во сне.
Стараясь не дышать, Лясота тихо-тихо потянулся к горлу мужчины. Одно неверное движение - и все пропало. Атаман - колдун. Кто знает, как он отомстит за подобное обращение? Но отступать не хотелось.
Поразмыслив, Лясота достал нож, пальцем проверил остроту. Прикинул, где могла бы находиться сама ладанка, двумя пальцами осторожно потянул на себя рубаху, подпарывая ткань в нужном месте. Приходилось резать осторожно, буквально пилить нитки. Сначала шло туго, потом - легче. В какой-то момент завозилась Настасья - ей стало холодно, женщина потянулась за полстью, укутывая и себя, и Тимофея. Ее рука скользнула по руке Лясоты. Тот замер. Обошлось.
Наконец разрез показался достаточно большим. Вытерев вспотевшую ладонь, Лясота сунул руку атаману за пазуху. Нащупал холщовый грубый мешочек, от прикосновения к которому его руку пронзила короткая острая боль. Вот оно! Потянул ладанку на себя. Снова, как несколько часов назад, мир заиграл яркими красками. Чувства обострились. Машинально, подчиняясь обретенным - проснувшимся! - знаниям, Лясота убрал нож, провел рукой над лицом спящего Тимофея Хочухи, шепча вдруг вспомнившееся заклинаньице:
Светят звезды в реку,
На крутом берегу
Дуб стоит, под дубом - тень.
Дева там прядет кудель.
Все прядет, сама не спит,
А другим уснуть велит.
А как пряжу допрядет,
Сон уйдет…
Атаман затих. Переведя дыхание, Лясота осторожно поддел ножом шнурок, перерезал его и попятился, выходя вон из комнаты.
Терем был погружен во тьму и сон. Спали все - мужчина чувствовал даже прикорнувшего в подпечье домового, зачарованного сном. Подобное могущество опьяняло. Как подумаешь, какая сила теперь в его руках, - просто голова кругом и пьянеешь без вина! Он теперь может все. В этой ладанке заключена невиданная мощь. У него, Лясоты Травника, были неплохие способности - так говорили в Третьем отделении. Когда его арестовали, бывшие наставники сокрушались, что, мол, теперь для общества потерян столь выдающийся молодой человек. Насколько его Силы вырастут теперь с помощью содержимого ладанки, если уж какой-то разбойник стал сильным колдуном? А дело-то за малым - надо всего лишь присвоить содержимое маленького холщового мешочка.
Но сначала - княжна Владислава.
Она не спала, Полностью одетая, сидела на постели и смотрела испуганными, круглыми, как у мыши, глазами.
- Готова? - Он распахнул дверь, протянул руку. - Пошли, барышня.
- А как же…
- Они все спят. Пошли!
Ее пальцы лежали в ладони, такие тонкие, хрупкие, доверчивые. И это доверие отрезвляло, успокаивало, как струя свежего воздуха.
Они вышли на крыльцо. Прохладный ночной воздух ударил в лицо, выдувая, вымораживая хмель. Двор был погружен во мрак. Слабо светились только глаза черепов на тыне.
- А дальше? - робко промолвила Владислава.
- Дальше…
Об этом Лясота не, задумывался. У него была Сила. Осталось решиться ею воспользоваться. В этой ладанке… А что там, кстати? Что, бы это ни было, надо сначала взглянуть. Нежить из колодца что-то говорила об этой вещице. Она принадлежит ей, и сама нежить служит владельцу ладанки. То есть теперь ему. Но сначала, правда, неплохо посмотреть, чем он владеет.
Он распустил обрезки шнурка и вытряхнул на ладонь…
Бусы.
Нанизанные на суровую нитку, высохшие от времени, потерявшие цвет и внешний вид и державшиеся на ней лишь чудом… ягоды рябины. По всем деревням империй, куда ни глянь, девочки по осени собирают алые, налитые соком гроздья и делают из рябины бусы, подражая старшим сестрам-невестам, которые в те дни наряжаются перед женихами. Бусы… бусы ребенка.
Хмель исчез. Наступило не похмелье - отрезвление. Обернувшись на княжну, Лясота увидел страх и недоумение в глазах девушки. Она, наверное, не понимает, что значит эта нитка сухих ягод, а он ясно видит девочку, много лет назад не ставшую девушкой, не выросшую, не узнавшую жизни и любви, но узнавшую посмертие. Могущество такой ценой? Это кем же надо быть?
Сжав в кулаке нитку рябиновых бус, подошел к колодцу.
- Это твое? Держи.
И разжал пальцы.
Бусы упали бесшумно, но тут же ночная тишина взорвалась визгом, переходящим в счастливый смех. Из колодца ударил сноп света, такой яркий, что Лясота зажмурился от резкой боли в глазах. Послышался хруст ломаемых костей, потом громовой удар.
- Бегите!
С трудом проморгавшись, увидел, что ворота распахнулись, а торчавшие на кольях черепа куда-то делись. Свет все еще бил из колодца, и в его мертвенном сиянии появилась фигурка девочки лет десяти. Она плясала в столбе света, а на ее тоненькой детской шейке болталась нитка рябиновых бус.
- Бегите!
Схватив Владиславу за руку, Лясота кинулся к распахнутым воротам - и промчался сквозь них навстречу ночной тьме. По пятам неслись крики, подгонявшие не хуже кнута.
Они скатились по крутому склону, вломились в росший на берегу речушки кустарник. Развалины дома, где открывался тайный ход, были совсем рядом - свет из колодца был настолько ярок, что видно было все как днем. Но не было времени открывать потайной путь.
Владислава завизжала, когда влетела в реку. Не тратя времени на то, чтобы найти брод, Лясота подхватил ее за талию одной рукой - в другой было оружие и мошна, - приподнимая, пошлепал по воде. Шагал вверх по течению, путая след. Потом рискнул перейти вброд, скорее угадав, чем зная наверняка отмель. На середине речки вода поднялась до груди, Владислава судорожно цеплялась за его шею, запустив пальцы в волосы, дышала мелко и часто. Миновав стремнину, выбрался на противоположный берег, цепляясь за траву. Встряхнулся, как собака, поставил княжну на траву и тут же дернул за руку.
- Бежим!
На том берегу была лесная чаща. Темнота окутала беглецов. Под кронами деревьев почти ничего не было видно и приходилось медлить. Путая следы, Лясота некоторое время кружил на одном месте, хотя не был уверен, что разбойникам сейчас есть до них дело. Конечно, Тимофей Хочуха, пробудившись от шума и грохота, обнаружит пропажу, но Сила-то от него ушла. И ему, и Лясоте придется отныне рассчитывать только на то, что дано природой.
Шли долго. Еще два раза на пути попались лесные ручьи. По одному он долго шел, неся девушку на руках, другой просто перепрыгнули и зашагали вниз по течению, пробираясь сквозь густой кустарник.
Уставшая Владислава еле передвигала ноги. Если бы Петр не подал ей руку, девушка не сумела бы даже перескочить через этот ручеек шириной не более аршина. Она цеплялась за руку своего спутника, другой рукой поддерживая намокший, цеплявшийся за все подол платья. В какой-то момент ей стало настолько все равно, куда ее тащат, что, едва Лясота остановился, она просто опустилась на колени.
- Привал, - сжалился он.
Мужчина сел рядом на траву. Владислава полусидела, опираясь ладонями о землю и закрыв глаза. Сердце прыгало в горле, сил не было. Сквозь окутывающий ее туман усталости она почувствовала, как на плечи ей легла теплая ткань, а потом ее обняли за плечи, заставляя лечь.
- Отдохни. Вымоталась совсем.
Щека коснулась чего-то теплого и твердого, и девушка заснула…
…чтобы тут же открыть глаза.
- Просыпайтесь, барышня! - Ее тихонько трясли за плечо.
Девушка обнаружила, что лежит в объятиях мужчины, склонив голову ему на плечо. Еще несколько дней назад это напугало бы ее, но не теперь. Тот, кто прижимал ее к груди, был самым надежным человеком на свете - теперь она это знала. Рядом с ним было так тепло, спокойно, уютно.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Их лица были близко, так близко…
- Пора вставать, барышня, - сказал мужчина.
- Что? - Владислава огляделась по сторонам. - А где мы?
- В лесу, - сообщил очевидное ее спутник. - Уже рассвет.
Действительно, ночь уже закончилась. Надо же, прошло столько времени! А ей казалось, что она спала всего несколько секунд.
- Мы спаслись? - Она села, высвободившись из объятий.
- Пока нет. Пора идти дальше. Сможете?
Ноги и спина болели ужасно, но Владислава стиснула зубы и поднялась.
- Кажется, да. А… куда мы идем?
- Подальше отсюда. На запад.
Девушка огляделась по сторонам. Уже немного рассвело; во всяком случае, не царила такая глубокая жуткая темень, как раньше. Она легко различала стволы деревьев, кусты, даже траву. Сумрак ночи уползал, постепенно отступая перед пока еще слабым, но явным светом восходящего солнца. Слышались птичьи голоса. Пронзительно зудел над ухом комар.
- Я помню, - кивнула девушка. - Восток - это где Хина? Оттуда мы привозим чай и шелковые ткани.
Лясота испустил вздох.
- Восток, это там, где встает солнце. - Он указал рукой. - Мы пойдем в другую сторону. На запад.
- А почему на запад?