Голова кружилась. Тело дрожало. Волной накатывала слабость. Хотелось упасть прямо тут, на грязный пол, покрытый сгустками гнилой крови, ошметками плоти и внутренностей, прямо среди останков семьи упырей, закрыть глаза и спать… спать… спать… Он ведь и в самом деле спал, пока его не разбудила Владислава.
Княжна! Мысль о ней была подобна пощечине. Что с нею? Она жива?
- Барышня? Как вы? Владислава!
Послышался сдавленный всхлип, как будто кому-то зажимают рот ладонью, чтоб не кричал.
- Барышня? - рванулся он.
Девушка забилась в дальний угол полатей, скорчилась, пытаясь хоть как-то прикрыть плечи порванным платьем. В ее глазах стоял ужас. Она вскрикнула, когда Лясота потянулся к ней, забила ногами.
- Нет! Не подходи!
- Да успокойтесь вы, барышня! Вот дуреха! - Поймал за щиколотку, подтянул, стаскивая на пол, невзирая на сопротивление. - Все хорошо. Они мертвы… Да перестань ты! - Разозлившись, ударил по щеке.
Крики захлебнулись в истеричном рыдании. Притянув княжну к себе, Лясота позволил ей выплакаться, обнимая и поглаживая по плечам. Даже его до сих пор трясло, а что уж говорить об этой девушке. Вот ведь как у нее жизнь круто повернулась! Еще две недели назад жила-была в холе и сытости, на пароходе плыла с матерью, и - на тебе! Побег, колдуны, разбойники, теперь вот упыри. Тут недолго и умом тронуться. Так что пусть поплачет, авось успокоится.
- Ну, будет, барышня, будет. - Выждав пару минут, потрепал Владиславу по плечам. - Помогите лучше мне. Без вас я не справлюсь.
- А ч-что надо делать? - всхлипнула она, вытирая ладошкой мокрое лицо.
- Посмотрите, что у меня там?
Он повернулся спиной, ссутулился, чтоб ей было лучше видно. Вздрогнул, когда почувствовал прикосновение ее руки.
- У вас тут царапины… И кровь!
- Понятно. Сможете промыть? Только как следует! Рубашку мою порвите, воды я принесу.
Ведро нашлось в углу. Занявшись делом, Владислава немного успокоилась. Пока она дрожащими руками промывала оставленные упырем царапины, Лясота размышлял. За себя он не особо боялся - в слюне упыря действительно содержится трупный яд, но, вопреки россказням суеверов, он действует не всегда. Укушенный упырем человек может выжить и жить долго и счастливо, а может и умереть, если вовремя не обеззаразит раны. Для этого есть несколько способов. И один из них Лясоте именно сейчас попался на глаза.
- Все? - обернулся он к девушке. - Промыли? Хорошо. А теперь нате-ка, - наклонился, достал бутыль, из которой дед несколько часов назад наливал местный деревенский самогон, - плесните прямо на царапины. Да не бо-о-о…
Владислава действительно плеснула щедрой рукой, опрокинув на его исполосованные когтями упыря плечи добрую половину содержимого бутыли. У Лясоты потемнело в глазах. Он рванулся, вскакивая.
- Да что ж ты делаешь-то?
- Б-больно?
- Нет, приятно! - огрызнулся он. - Чуть-чуть надо, как водой, когда смываешь грязь, а не так… Ох, чтоб тебя!
- Но я не…
- Ладно. - Он скрипнул зубами. - Давай еще!
- А в-вы ругаться не будете?
- Постараюсь. - Он плотнее уселся на лавке, схватился за край, стиснул зубы.
Было все-таки больно. Не настолько, чтобы кричать. Можно еще прижечь рану каленым железом, прочитав соответствующее заклинание, но сейчас, когда он почти слеп и глух, в его устах слова древнего заговора не будут иметь большой силы. Найти бы толкового знахаря, чтоб записал заклинание под диктовку и потом прочитал! Да разве его сыщешь в этой глуши? В этом Упырёве небось даже про Загорск не знают.
И только он так подумал, как снаружи послышались странные звуки. Негромкие шаги. Неразборчивое бормотание. Скрип и стук. Да, стук в окошко.
- Пус-сти… пус-сти…
- Что там? - Владислава обхватила его сзади за плечи, спряталась за спиной мужчины.
Лясота прислушался.
- Ничего хорошего.
Снаружи были упыри. Пять или шесть этих тварей - точнее по слуху он определить не мог, а выглядывать и проверять не хотелось - бродили вокруг дома, скреблись в окна и двери, стучали по стенам, бормоча на разные голоса: "Пус-сти… Пусти!" Справиться в одиночку с такой толпой нечего было и думать.
- Они нас убьют? - Владислава сжала руки.
Лясота посмотрел на окно.
- Пока я жив - нет.
Она бросилась к нему, обняла за шею, прижимаясь всем телом и мелко дрожа. Лясота сжал девушку в объятиях, ощущая близость ее тела, чувствуя ее страх. Его тоже трясло, и он, пытаясь успокоить Владиславу, быстро, торопливо поцеловал ее. Княжна тихо застонала. Губы ее зашевелились, отвечая на поцелуй, и у Лясоты закружилась голова. Кровь застучала в висках. Близость женщины опьяняла. Руки зажили своей жизнью, обнимая, тиская, ощупывая ее всю. Тонкие пальцы княжны скользнули в волосы на затылке, и Лясота еле нашел в себе силы, чтобы оторвать от себя девушку.
- Я… п-пойду, - прохрипел он, жадно глядя ей в лицо.
- Куда? - Она еще цеплялась за мужчину.
- Проверю, заперта ли дверь.
Вообще-то с этого надо было начинать, и Лясота успел как следует обругать себя за беспечность. Оторвал от себя руки княжны, прихватил оружие и вышел за порог, в темные тесные сени. Тут пахло мертвечиной еще сильнее. Такое впечатление, что сюда упыри сваливали недоеденные жертвы. Так и есть! Дверь была только прикрыта, и как раз сейчас один из упырей лез в проем. За ним толпились еще двое.
Радуясь, что не забыл саблю, Лясота рубанул переднего поперек груди, разваливая ребра, грудину и брюхо. Пихнул ногой, отталкивая тело на руки двух его собратьев, метнулся, наваливаясь на дверь и спеша задвинуть засов. От удара плечи отозвались болью, и пришлось постоять пару минут, пережидая, пока она немного стихнет, прислушиваясь к воплям снаружи. По всему выходило, что придется держать оборону в доме. А в одиночку это трудно. Конечно, не верилось, что под дверью собрались жители всей деревни - наверняка в ней остались и обычные люди, которые сейчас затворились в своих домах и напряженно ждут… Чего? Рассвета? Или той минуты, когда, насытившись кровью двух путешественников, остальные упыри уберутся восвояси?
Боль понемногу отпустила, и он вернулся в избу, заодно заперев и дверь в сени. Какая-никакая, а лишняя преграда. Откинул крышку подпола, свалив туда то, что осталось от хозяев дома. Потом расшевелил угли в печи, развел огонь.
- Что вы делаете? - Едва он переступил порог, Владислава так и вцепилась в него, не отходя ни на шаг.
- Готовлюсь.
- К чему?
- Вы боитесь смерти, барышня? - Он выпрямился, посмотрел на девушку.
- Д-да.
- А я - нет.
Вспомнились недели и месяцы одиночного заключения в тесной - четыре на пять шагов - темной и сырой камере. Позади было восстание, бои на Дворцовой площади, куда ринулся восставший полк, разгром и аресты. Впереди - заседание Особой комиссии, ожидание приговора, а пока - пустота. Было холодно. Сыро. С потолка капало. На стенах цвела плесень, отовсюду выползали мокрицы и тараканы. Постель кишела блохами. Скверная пища, одиночество, холод, спертый воздух, в котором не столько тлела, сколько коптила и дымила свеча. То бесконечные допросы, выматывающие однообразием каверзных вопросов, то бесконечные недели, когда узника не навещал никто. Лишь раз в день у пола отворялось окошечко и ставилась миска похлебки. Многие его товарищи не выдерживали. Кто-то сошел с ума! Кто-то покончил с собой. Повесился Юро Крутицкий. Именно там Лясота перестал бояться смерти. И, наверное, это помогло ему выжить на этапе и в рудниках.
И сейчас, если бы речь шла только о нем одном, он бы поступил просто - поджег дом, предварительно впустив в него упырей. Пришлось бы сгореть с ними самому, но…
Но как же княжна Владислава? Она не может погибнуть вот так, хотя быстрая смерть от его руки наверняка будет лучше, чем, в зубах упырей.
Впрочем, пока те только ходили вокруг дома, шумели, выли, бормотали на разные голоса, стучали в двери и скреблись в окна. Стараясь не думать о том, что будет, если кто-то попытается залезть на крышу и проникнуть в дом через чердак, Лясота растопил печь и принялся шарить по сундукам. Нашел кое-какую одежду.
- Барышня, вы бы переоделись! Платье на вас… того…
- Вы можете об этом думать? - Владислава сидела на лавке, обхватив колени руками и прислушиваясь к шуму снаружи. - В такое время?
- А в какое еще? Жизнь не отложишь на потом. Одевайтесь и думайте о том, что все будет хорошо.
Зажег свечку, при ее неверном свете высыпал на стол содержимое мошны, отобранной у Тимофея Хочухи. Среди серебра и всякой мелочи нашел небольшой мешочек, осторожно развязал… Табак с солью? Надо же! Видно, атаман был готов ко всему. Осторожно, по крупинкам, насыпал смесь на порог и подоконники. Средство оказалось действенным - упыри тут же отпрянули от окон. Кроме табака нашлись курячий бог, кремень с огнивом, несколько колечек, громовая стрелка, уголек, свернутая в трубочку сухая береста, пара ключей разной формы, несколько старинных монет, огарок свечи, какая-то насквозь ржавая железка. Жаль, все это сейчас почти непригодно. Пошел в дело только уголек - им Лясота начертил на двери и окнах обереги. Подумал и, встав на стол, нарисовал еще один на потолке, а самый последний - на полу. Вдруг упыри решатся на подкоп?
Эти приготовления отняли все силы. Не чуя ног, Лясота забрался на печь вместе с Владиславой, высыпал на лавку остатки табачно-соляной смеси. Девушка уснула почти сразу, а он до рассвета не сомкнул глаз, одной рукой обнимая прильнувшую к нему княжну, а в другой сжимая саблю. И лишь под утро позволил себе смежить веки, погружаясь в дремоту.
24
Рабочий день в Третьем отделении начался как обычно. Явившись вовремя, по звонку, Юлиан Дич выслушал отчеты трех агентов, отдал секретарю распоряжения относительно тех, кто пока не явился к нему с докладами, наскоро подмахнул несколько прошений, составил донос в инквизиторский совет… И только устроился в своем кабинете, чтобы заняться архивными делами, как секретарь доложил, что его срочно желает видеть князь Михаил Чарович.
Род Чаровичей какое-то время состоял под особым надзором именно его отдела, как когда-то род князей Дебричей, к которым принадлежал по боковой линии сам Юлиан Дич. Примерно полвека назад наблюдение было снято, но Юлиан лучше многих знал, что в таких вещах не может быть срока давности. И когда посетитель переступил порог, он прищурился, окидывая статную фигуру князя, затянутую в полувоенный мундир, долгим пристальным взглядом. Юлиан Дич славился тем, что умел видеть невидимое. Ему достаточно было беглого взгляда, чтобы определить, является ли ведьмой та или иная обвиненная в колдовстве женщина. И сейчас он вмиг понял, что решение о снятии инквизиторского надзора с членов семейства Чаровичей было, мягко говоря, преждевременным.
Тем не менее он повел себя так, как и должен вести чиновник при встрече с князем, - привстал, кивнул, изображая поклон.
- Чем могу служить?
- Мне рекомендовали обратиться именно к вам, как одному из наилучших дознавателей, - ответил Чарович.
- Вас, надеюсь, предупредили, что дознания, которые ведутся здесь, касаются отнюдь не рядовых преступлений?
- Да.
- В таком случае присаживайтесь и изложите ваше дело. - Юлиан Дич позвонил в колокольчик и приказал заглянувшему секретарю: - Кофе, любезный… Предпочитаете с коньяком или без?
- С коньяком и сахарином, - ответил князь Михаил.
Получив чашечку, попробовал напиток и вежливо отставил в сторонку.
- Дело, - промолвил он, - касается исчезновения моей падчерицы, княжны Владиславы Загорской-Чарович. Девушка пропала без вести, таинственным образом исчезнув с парохода "Царица Елизавета" примерно полторы недели назад. Я предпринимал кое-какие розыски, и мне удалось выяснить, что девушка, по приметам похожая на мою падчерицу, была замечена в Вызимах, городе недалеко от устья реки Змеиной. Она назвалась девицей Еленой Михайликовой, осьмнадцати лет, путешествующей вместе с братом Петром Михайликом…
- Петром Михайликом? - вежливо уточнил Юлиан Дич.
- Да, мне так доложили, Я телеграфировал повсюду, что разыскиваю пропавшую падчерицу, и мне пришел ответ, что похожая девица бесследно исчезла с парохода "Ласточка", перевозившего грузы и пассажиров.
- Но почему вы уверены, что это и есть ваша падчерица? Где, вы говорили, ее видели последний раз?
- Она исчезла с парохода "Царица Елизавета" вскоре после того, как мы отчалили от пристани Дмитрова.
Юлиан обернулся к стене, где висела огромная карта империи, высмотрел крохотный кружок с надписью "Дмитров". Вызимы на карте не были отмечены, но река Змеиная обозначалась извилистой синей ниткой.
- Это довольно далеко, - заметил он. - Вы уверены, что речь идет об одной и той же девушке? И прошло столько дней…
- Уверен. В обоих случаях так или иначе был замешан некий Петр Михайлик.
- Это интересно. - Юлиан Дич и в самом деле так думал. - Так что вы хотите от меня?
- Мне говорили, что вы… э-э… обладаете некими способностями. И надеюсь, что с их помощью вы отыщете и мою падчерицу, и ее похитителя.
"А сам-то что? - мысленно спросил у князя дознаватель. - Силенок не хватило?" Силы у князя Михаила Чаровича были, и немалые. Как же получилось, что его семью сняли с инквизиторского надзора? Непорядок.
- Вы говорите, что пропавшая - ваша падчерица? А что же ее родители? Как они относятся к факту исчезновения родной дочери? Они живы?
- Да. Ее мать, моя супруга княгиня Елена Чарович, от горя слегла. Врачи опасаются за ее здоровье, а она к тому же ждет ребенка. Что же до отца княжны Владиславы, то князь Загорский уже несколько лет не принимает никакого участия в судьбе дочери.
- Ясно. Но вы же понимаете, ваше сиятельство, что подобного обвинения недостаточно для заведения дела, - произнес Юлиан Дич. - Нам нужны более весомые доказательства. Конечно, раз вами сделано официальное заявление, мы приложим все усилия, чтобы отыскать предполагаемые следы пропавшей девушки. Однако следует быть особенно осторожными. Вдруг это простое совпадение и у упомянутого Петра Михайлика действительно есть сестра? Вы что-нибудь знаете об этом человеке?
- Ничего.
- Мы пока тоже, - соврал Юлиан Дич. - Но будем искать. И не возражаете, если я в ближайшее время нанесу вам визит, дабы побеседовать с вашей супругой? Мать должна лучше кого бы то ни было знать свое дитя, вы не находите?
Ему показалось, что князь Михаил как-то странно напрягся. Юлиан ощутил пришедшую от посетителя волну раздражения. Обычный человек ничего бы не заметил, но дознаватель не был обычным человеком.
- Конечно-конечно. - Тон князя тем не менее был любезным. - Я извещу вас, когда здоровье моей жены пойдет на поправку.
- В таком случае не смею вас больше задерживать. Чем быстрее я приступлю к розыскам, тем раньше мы найдем следы вашей падчерицы.
Михаил Чарович был недоволен таким завершением визита, но ничего не сказал и позволил проводить себя до двери.
Дождавшись, когда посетитель покинет приемную, Юлиан Дич позвал секретаря.
- Сбегай в архивы и принеси мне истории семейств князей Загорских и Чаровичей!
25
Усталая лошадка взобралась на холм, и возница указал кнутом:
- Вон оно, Князево. Отсюда до Загорска версты две, не более.
- Да! - Владислава приподнялась, в волнении хватая своего спутника за руку. - Это оно! Боже мой! Я не верила, что еще раз увижу его!
Лясота прищурился. На фоне темной тучи - опять будет дождь! - на соседнем холме вставала сложенная из белоснежного камня двухэтажная усадьба, окруженная садом. Парк спускался к пруду, на другом берегу которого виднелось небольшое село. За деревьями посверкивал крест над куполом небольшой церквушки. От этого места веяло спокойствием и теплом. Надо же, добрались!
- Вы нас подвезете? - Княжна умоляюще обернулась к возчику.
- Э нет! Мне дорога дальше. Да тут идти всего ничего.
- Идемте, барышня. - Лясота первым спрыгнул с телеги, подал девушке руку.
- Но как же так? - запротестовала та.
- Вот так! - Он снял ее с телеги, махнул вознице. - Все равно спасибо!
Тот щелкнул кнутом, заставив лошадь двинуться дальше, а путешественники свернули на дорогу, ведущую в загородный дом князей Загорских. Отсюда до самого Загорска было еще две или три версты - можно дойти засветло. Но и без того долгий путь утомил обоих. Хотелось отдохнуть.
…Упыри оставили их в покое на рассвете. Задремавший под утро Лясота даже сперва не понял, что они убрались, и еще несколько минут лежал, чутко вслушиваясь в тишину. Потом осторожно сполз с печи, пошел на разведку. Если бы не утро, если бы хоть один упырь не ушел - его история могла бы закончиться. Раны на плечах только подсохли, покрылись коростой, и малейшее напряжение могло заставить их открыться. А тогда почуявших свежую кровь голодных упырей не остановило бы ничто. Но обошлось. Опять обошлось.
Улучив момент, он как следует порылся в вещах покойных хозяев. Денег - самого главного - отыскать не удалось, если не считать пары мелких монеток. Зато нашлись простенькие сережки и колечко - несомненно, украшения Марьи. У них было одно неоспоримое преимущество: продать или обменять их в деревне на еду или провоз было проще, чем дорогие золотые и серебряные кольца и ожерелья. Распотрошил Лясота и сундуки, обеспечив обновками себя и княжну. Некоторые из найденных вещей явно не принадлежали жителям Упырёво - их могли снять с предыдущих жертв. Например, кисет с монограммой. Или - сердце радостно подпрыгнуло - пистолет. В последнюю очередь он проверил съестные припасы. Нашел хлеб, пареную и сырую репу, лук, свежие огурцы, яйца.
Деревню покидали ближе к полудню, двигаясь с большой осторожностью, но Упырёво как вымерло. За высокими заборами ощущалось присутствие людей - там раздавались шаги, скрипели двери, квохтали курицы и осторожно подавали голос собаки. Как-то раз послышалась даже человеческая речь, но никого из жителей села увидеть так и не удалось.
Версты через три-четыре лес кончился, сменившись полями, лугами и перелесками. Тут вышли на проселочную дорогу, которая вскоре вывела их к реке. Вдоль берега Змеиной несколько раз им попадались деревеньки, но единственный городок, опасаясь преследования полиции, они обошли стороной, дав порядочный крюк по бездорожью. В ту единственную ночь спать им пришлось под открытым небом, в остальные дни Лясоте удавалось напроситься на постой. В одном месте он расплатился сережками и колечком, в другом - ссыпав в ладони хозяина все медяки, в третьем наколол дров и помог починить забор. В одной деревне местная знахарка, с которой он поделился кое-чем из мошны Тимофея Хочухи, зашептала ему раны на плечах.