Сорвавшись с места, Лясота кинулся к окну. Кирила Андреевич дернулся поймать его хотя бы за полу сюртука, но опоздал. Бросив быстрый взгляд на улицу, он увидел, что сверху вниз быстро идут несколько человек в шинелях. Жандармы! И городовой впереди. Быстро они…
Додумывал он эту мысль, сбитый с ног мощным ударом. Купец не пожалел кулака, и в голове зазвенело. Проехавшись спиной по полу и врезавшись затылком и плечами в комод так, что искры из глаз посыпались, Лясота схватился за пистолеты. Кирил Андреевич уже летел на него, растопырившись, как огромный медведь. Не успевая прицелиться, Лясота выпалил наугад. Завизжала женщина. Увернувшись от наваливающегося тела, Лясота вскочил. Его дернули за ногу, пытаясь повалить, - ударил по пальцам рукоятью пистолета. Тратить еще одну пулю не хотелось. Ткнув оружием в испуганно сжавшуюся купчиху, он метнулся к окну. Вскочил на кресло, ногой вынес раму, закрыв локтем лицо от осколков стекла, и вывалился наружу.
Его прыжок привлек внимание. Жандармы остановились, оцепенев на несколько секунд, которые были нужны беглецу, чтобы, упав на землю, тут же вскочить, отряхиваясь от осколков. Полетели брызги крови - он порезал лицо и руки о битое стекло. Больно. Но боль телесная напрочь выжгла в нем боль души.
- Чего стоите? - визгливо завопила в окне купчиха. - Хватайте его, люди добрые! Вор это и убивец! Беглый каторжник! Хватайте! Караул! Убили!
- А ну стоять! - Городовой первым сорвался с места. - Именем закона…
Лясота не стал слушать дальше и рванулся прочь. О пальто, саквояже - а в нем деньги и паспорт! - он старался не думать. Ноги бы унести. За спиной раздался пронзительный свисток, послышались крики погони. Он завернул за угол, наддал ходу, ища, в какой проулок нырнуть, чтобы оторваться от погони. Его душили попеременно злость и азарт. А Поленька хороша! Верно говорят, что бабам веры нет. Все они насквозь лживы. Все продажные дуры…
Он мчался по улице, сжимая в руках пистолеты. Вслед ему неслись свистки, улюлюкали мальчишки. Мелькнула отчаянная и спасительная мысль затеряться в толпе. Был на другом конце города такой район, прозываемый Грачи. Там частенько пошаливали лихие людишки - чужака могли подкараулить в подворотне и приласкать кистенем или ножом. Бывало, что грабили среди бела дня, не трогая только своих. Извозчики отказывались проезжать через Грачи в позднее время. Полиция находила там трупов больше, чем во всех остальных районах столицы, хотя нехороших мест было немало - Вонючка, Подгорное, Марьино Поле… Но Грачи были ближе всего, и там ему есть где спрятаться. Придется платить. А чем? Да домом купца Лякина и его добром! Каково-то тебе будет, Поленька? Сумела предать, сумела забыть - сумей и ответ держать!
Владимир-Северный он знал если не назубок, то с пятое на десятое - ближайшие к дому Поленьки улицы-переулочки, центр, Медвежий Угол, где стояла их школа, Торговища. Знал, где можно срезать угол, где перескочить через забор, где промчаться огородами. Начинающих ведьмаков так тренировали - опоив зельем, сонными, отвозили на окраину и бросали на улице. Сумеешь к назначенному часу вернуться - молодец. Не сумеешь - а на что ты тогда годен? Лясоту как раз однажды в Грачи и забросили…
Пробежав почти всю Затинную, нырнул в щель между заборами. Протиснулся боком, топча росший там бурьян и прислушиваясь к шуму погони. Не далеко и не близко. Видали наверняка, что нырнул сюда, да не поспеют. Его учили специально, а жандармы люди простые - полезут напролом, да и застрянут.
Уже спокойно выбрался на соседнюю улицу, сунул пистолеты за пояс, пошел быстрым шагом. Главное не бежать сломя голову - так его наверняка запомнят. Так, где это он? Никак Речная? Точно. Вот маковка церкви Святой Анны. От нее направо до конца, там свернуть на Протасьину Слободу, которая выведет прямиком на Соборную улицу. А уж с нее…
Он споткнулся. Мысли сбились - у поворота стоял жандарм, Синяя шинель, бердыш, сабля на боку. Все честь по чести. Просто стоял, не на страже, но у Лясоты в душе опять шевельнулось недоброе предчувствие. Либо пройти мимо него, либо повернуть назад, туда, где его ждет погоня. Без пальто, сюртук нараспашку, лицо и руки в порезах. Штанина на колене порвана… Заметит!
Точно. Жандарм так и впился в него взглядом.
- Откуда такой свалился?
- От полюбовницы, - почти не соврал Лясота, не сбавляя шага. - Супруг у нее ревнивый, не ко времени вернулся.
- От полюбовницы? Это кто же из наших баб гуляет?
- Не из ваших. - Лясота уже сто раз проклял себя за то, что втянулся в разговор. - С Затинной. Ну, бывай, служивый. А мне домой надо.
- Погодь, - жандарм заступил дорогу. - А ну пачпорт покажи!
Вот ведь гад! Мысленно послав блюстителя порядка по матери, вслух Лясота сказал:
- Да ты с ума сошел? Кто ж к любовнице с паспортом ходит?
- А мне все едино. Покажь - и все тут! А не то в участок сведу.
Он напрашивался на взятку. Полтина или рубль вполне бы заменили и паспорт, и вид на жительство. Но денег у Лясоты не было. Он попятился, что для жандарма, как для пса, послужило сигналом к атаке.
- А ну стой!
Медлить больше было нельзя - в конце улицы показались жандармы с городовым, разгоряченные погоней и злые оттого, что их заставили лазить по заборам. Лясота ловко поднырнул под бердыш, припав на колено, и побежал прочь. Вслед ему неслись крики.
Тут народа было больше, затеряться стало труднее, но зато появилась надежда, что прохожие встанут на сторону беглеца.
- Держи вора!
На него оборачивались. Еще свистки послышались откуда-то сбоку. Теперь не уйти. Но ноги сами несли вперед. Он мчался, уворачиваясь от разносчиков, ныряя под колеса экипажей, чуть не сбив с ног какого-то важного господина с тростью, облаянный моськой, которую вела на поводке пожилая женщина, то переходя на быстрый шаг, то снова срываясь на бег. Сердце прыгало в груди, дыхания не хватало. Но сдаваться он не собирался.
Свистят. Опять… И так близко! А он так устал…
Резкий окрик сорвал его с места. Затопали шаги. Послышался свисток. Ну сколько можно? Когда это закончится?
Его гнали уже несколько часов. Только предчувствие опасности - внезапно проснувшаяся кроха былых Сил - до сих пор позволяло ускользать из кольца медленно сжимающейся облавы. Ему уже перекрыли дорогу на Грачи и в Вонючку. Оставались Подгорное и Марьино Поле, но туда так далеко добираться! Через весь город. Вот и приходилось кружить на одном месте, выискивая лазейку. Жандармам приходилось действовать осторожно, они знали, что беглец вооружен. Правда, один пистолет он потерял, но судорожно, до боли в пальцах, сжимал второй. Нет, эта пуля не для кого-то из его преследователей. Эта, последняя, для него. Живым он в руки не дастся.
Движение в центре города было оживленнее, чем на окраинах. Спеша пересечь улицу и переулками пробраться подальше от проспектов, Лясота рванул на другую сторону, пробираясь прямо между экипажами и всадниками.
- Пади!
Чудом увернулся от кареты. Привстав, кучер хватил его кнутом, обжег плечи даже сквозь сюртук. Шарахнувшись в сторону и спасаясь от второго удара, Лясота едва не врезался в другую карету, которая как раз в эту минуту резко затормозила, останавливаясь в двух шагах от ворот трехэтажного особняка.
- Ты чего? Жить надоело? - напустился кучер.
Лясота развернулся и побежал прочь. За спиной нарастал цокот копыт. Конный разъезд? Нет, карета. С чего это вдруг? Холеные кони легко обогнали беглеца. Карета завернула за угол, но за миг до того, как она исчезла из вида, Лясота заметил на дверце герб - змея, пронзенная мечом, и княжеский венец. Мелькнула - и пропала, разбудив память. Где он мог видеть этот герб? Холм, змея, меч…
Да не холм. Гора! Загорье!
Владислава? Здесь? В столице?
Взгляд метнулся по стенам домов. На ближайшем доме висела медная табличка "Соборная улица, дом 23". Вот оно что. А какой дом ее? Забыл…
Собрав последние силы, он завернул за угол, спеша за каретой.
Она, оказывается, не отъехала далеко. Пробежав всего саженей сто, увидел ее силуэт около парадного крыльца светло-голубого, с белыми колоннами трехэтажного особняка. Отступив чуть вглубь от дороги, он отгородился от тротуара узким, шага три-четыре, газоном, обнесенным невысокой, в человеческий рост, оградой. Слуги переносили в дом вещи из кареты. На глазах беглеца был снят последний баул, и карета неспешным шагом проехала в расположенные рядом боковые ворота.
Тревожное предчувствие опять кольнуло в грудь. Погоня. Кто-то из прохожих его заметил и указал, куда исчез беглец. Медлить было нельзя. Да, он дал слово, но придется рискнуть и нарушить обещание.
29
Княжну Владиславу давно мучили дурные сны. Чуть ли не каждую ночь она просыпалась с криком и в слезах. Ей снилась мама - похудевшая, подурневшая, с темными кругами под глазами. Исхудалая и наполовину седая, превратившаяся в изможденную старуху, княгиня Елена протягивала к дочери дрожащие руки и звала немощным голосом. Девушка была уверена, что такие сны предвещают беду. С ее матерью случилось что-то плохое. Возможно, она умерла или сейчас умирает в одиночестве, никому не нужная, забытая даже родной дочерью.
Князь Владислав Загорский не утешал дочь, не уговаривал ее выбросить эти глупости из головы. Он сам был слишком опытен в подобных делах, чтобы не понимать, что действительно происходит что-то неладное. Случилась беда, и, едва дочь заговорила о том, что хочет написать во Владимир, он вместо этого предложил девушке съездить в столицу.
Решили не плыть по реке - в начале осени навигация уже заканчивалась, пассажиров на пароходы стали брать все меньше и меньше. До Усть-Нижнего добираться все равно пришлось бы на лошадях, так что заложили карету и на перекладных в несколько дней добрались до столицы. Конечно, можно было по железной дороге, но это так медленно…
Дорога немного развлекла Владиславу. Она путешествовала все-таки редко, а этим путем и вовсе никогда не ездила. Девушка всю дорогу смотрела в окно на мелькающие пейзажи, убранные поля, либо голые, либо покрытые редкой зеленью озимых. На деревни, монастыри, перелески, овраги, холмы, озера и реки. На станциях, где перепрягали лошадей, она непременно отправлялась пройтись за околицу. Ее любопытство волновало князя Загорского - в прошлом подобное было не в обычае дочери. Да, девушка сильно изменилась за те три года, что они не виделись. Она не только повзрослела и похорошела, она стала другой.
Несколько раз он порывался начать с нею откровенный разговор, чтобы подготовить княжну к тому, что ее ждет. Если бы Елена не увезла дочку при разводе, отец нашел бы время исподволь подготовить ее к тому, что вскоре ожидает девушку. Теперь приходилось торопиться, рубить сплеча.
- Я хочу поговорить с тобой, дочка, - начинал он чуть ли не каждый день.
- Говорите, папенька, я слушаю, - не отрывая глаз от дороги, отзывалась девушка.
- Речь пойдет о том, что происходит в Загорье.
- Ах, папа! Я сейчас ни о чем не могу думать, только о матушке.
- Но девочка моя…
- Папа, давайте сначала вернемся в Загорск, и уже там…
- Ты хочешь вернуться?
- Не сейчас, - досадливо морщилась девушка. - Как там матушка?
Князь замолкал, откинувшись на обитую бархатом спинку сиденья. Может быть, дочка просто не готова к разговору? Нет, ей семнадцать лет. Самого Владислава отец посвятил в семейную тайну, когда тому было шестнадцать. Но к тому времени юноша уже догадывался, что в их роду есть какая-то тайна. А Владислава, как первая за одиннадцать поколений девушка, долго была изолирована от этого.
Девушка… Владислава - девушка. У нее нет братьев, и на ней род должен прерваться. Впрочем, можно обратиться к императору, и тот прикажет, дабы не прерывался княжеский род, сохранить княжне свою фамилию, передав ее мужу вместе с титулом. Ее муж должен будет стать новым князем Загорским… но только если сама Владислава окажется достойной. А она еще ничего не знает об испытании, которое ей предстоит пройти.
Во Владимир они въехали на пятый день, сразу направившись в принадлежавший Владиславе дом на улице Соборной. Девушка знала, что там уже больше двух лет - с тех пор, как ее мать стала княгиней Чарович, - никто не жил. Только семья старых слуг присматривала за особняком. С середины пути, из Боголюбска, им послали телеграмму, чтобы начали готовиться к приезду наследницы.
По знакомым улицам Владислава проезжала с особенным чувством. Ей ужасно не хотелось возвращаться в этот город. Если бы не мама, девушка не стала бы даже смотреть в сторону столицы. Жить с отцом - вот была ее мечта. Правда, с некоторых пор в девичьи грезы стал врываться образ еще одного мужчины. Где он сейчас? С кем? Вспоминает ли ее?
Карета дернулась и затормозила так резко, что Владислава невольно схватилась за дверцу, наваливаясь на нее всем телом. Свистнул кнут.
- Ты чего? Жить надоело?
Они тронулись с места, обгоняя…
- Папенька? - Княжна не поверила своим глазам. - Папенька, смотрите!
- Что? Ты чего?
- Остановите сейчас же!
Княжна несколько раз дернула за шнурок, вызывавший кучера. Но карета, набравшая скорость, уже заворачивала за угол.
- Остановите! - закричала Владислава.
- Потерпи, - осадил ее отец. - Немного осталось.
Проехав по улице, остановились у ворот особняка.
- Владислава? Что случилось? - строго спросил князь, но девушка уже распахнула дверцу, сама, не дожидаясь услуги лакея, спрыгивая наземь.
- А где он?
- Да что случилось? - Князь Загорский вышел вслед за дочерью. Девушка в тревоге озиралась по сторонам.
- Петр… ну, то есть Лясота, - пробормотала она. - Мне показалось, что я его видела.
- Где? В столице?
- Да, на улице. Он пробежал так близко от нашей кареты…
- Этот Лясота тебе померещился. - Князь взял дочь за локоть, поднимаясь на крыльцо. Камердинер и горничная засуетились, снимая с запяток кареты их вещи. Им на помощь пришел присматривающий за домом лакей, коротко доложив, что его жена командует спешно нанятой прислугой, чтобы закончить уборку. - Он же не глупец и должен понимать, что ему ни в коем случае нельзя показываться в столице. Тут его непременно арестуют, если он выдаст себя. А если этого не совершит он, это сделаешь ты.
- Я? - Владислава даже остановилась на верхней ступеньке.
- Да, милая, ты. - Князь посторонился, пропуская дочь. - Это ведь ты только что готова была бежать по улице и искать его! Привлекла бы ненужное внимание.
Девушка прикусила губу. Отец был прав, но…
- Но вдруг ему нужна помощь? - пробормотала она.
- А вдруг он взрослый самостоятельный человек и в состоянии позаботиться о себе сам? - парировал Владислав Загорский. - Идем в дом.
- Да, папа, - послушно кивнула девушка, но не торопилась подниматься по ступенькам из прихожей на второй этаж, а вместо этого поманила пальцем лакея. - Если вдруг кто-нибудь придет, какой-нибудь мужчина… такой, знаете, светловолосый, с серыми глазами, молодой, красивый… - Она чуть запнулась на последнем слове, но заставила себя закончить: - В общем, если он придет и назовет мое имя, позовите меня. И больше никому не говорите. Хорошо?
- Как прикажете, - поклонился лакей.
Из глубины дома раздавался голос отца, ему отвечала экономка, мимо бегали слуги с вещами. Владислава замерла на лестнице. Она слышала, как ее окликнули раз, другой.
- Иду!
Повернулась, стала не спеша подниматься, и тут звякнул колокольчик.
Лакей поспешил к двери, но княжна птицей слетела по ступенькам, едва не обогнав его, и успела первая. С усилием распахнула дверь.
- Вы?
С лица, покрытого пылью, потом и сочившейся из порезов кровью, на нее смотрели мутные от усталости глаза. Покрытый пылью сюртук, порванные брюки. В опущенной руке пистолет.
- Вы…
- Я. Простите меня. - Лясота сделал шаг, переступая порог, но ноги подогнулись, и он опустился на колени. - Я не должен был, но я… весь тут… Здесь.
- Какое счастье!
Она попыталась улыбнуться, но улыбка сползла с ее лица, когда Лясота стал заваливаться на бок. Сорвавшись с места, Владислава кинулась к нему, обхватила за плечи, удерживая и не давая упасть.
- Заприте дверь, - быстро приказала она лакею. - Помогите мне проводить его в мою комнату. И… никому не слова. Вы можете идти, Лясота?
Он прилагал отчаянные усилия, чтобы удержаться и не упасть, но заставил себя сосредоточиться.
- Могу. Да, кажется… Помогите!
Усталые ноги дрожали и плохо слушались. Он так и не выпустил пистолета и оперся о плечо девушки другой рукой. Она обхватила его за пояс. С другой стороны неловко, с опаской, приблизился лакей, придержал под локоть.
- Прошу сюда!
- Если кто-то придет и будет спрашивать, - строго промолвила Владислава, - мы никого не видели. Мы только что приехали, не успели никого оповестить о своем приезде и просто-напросто не ждали визитеров - ни званых, ни незваных тем более.
- А что сказать вашему отцу? - поинтересовался лакей.
- Предупреди его, но… в общем, я сама с ним поговорю.
В комнате, оказавшись в кресле, Лясота откинулся на спинку, прикрыл глаза, переводя дух. Он чувствовал рядом присутствие Владиславы, и это наполняло душу теплом и покоем.
- Благодарю вас, - пробормотал он. - Прошу прощения, что был вынужден вот так вломиться…
- Не надо. - Она коснулась его запястья. - Ничего не говорите.
Он кивнул, поелозил затылком по подголовнику.
- Боже мой, - всплеснула руками девушка. - Вы весь в крови! Вы ранены?
Она тихо дотронулась до его щеки.
- Нет. - Хотя прикосновение рук девушки было приятным, Лясота покачал головой. - Царапины.
- Ничего себе!
- Но это действительно так. Я порезался, когда прыгал из окна. Пришлось выбить стекло.
- Боже мой!
- У меня не было выхода. Меня предали.
- Ваш… э-э… друг?
- Нет. И давайте оставим этот разговор.
Вспоминать о безобразной сцене не хотелось. Он чувствовал боль и пустоту в душе. Еще несколько недель - да что там, несколько дней назад - у него была мечта о невесте, которая ждет своего возлюбленного. И вот она, реальность. Муж и двое детей. "Устала ждать"… Ну еще бы! Кто захочет связать свою судьбу с каторжником?
- Вам надо промыть раны, - неуверенно произнесла Владислава, напоминая о себе. - Посидите пока здесь. Я схожу за водой.
Она ненадолго выскользнула, оставив Лясоту одного. Он поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. Клонило в сон; то ли брала свое усталость, то ли просто наступила разрядка. За время пути до Владимира он почти не сомкнул глаз, и вот, пожалуйста. Но расслабляться рано. То, что его приютила девушка, еще не значит, что беглец в безопасности. Но несколько минут отдыха он заслужил. И только на минуточку закроет глаза. Он ведьмак, он заранее почувствует опасность… Он…
Он уснул.
А проснулся от легкого стука двери.
Тело среагировало быстрее разума. Рука с пистолетом взлетела вверх, целясь в грудь Владиславе, зашедшей в комнату с тазиком для умывания и переброшенным через плечо полотенцем.
Девушка вскрикнула от неожиданности, чудом не выронив свою ношу, и прижалась к двери.