Он спокойно прошел в зал, отыскал свободный столик, дождался, когда к нему подбежит половой. Получив меню, заказал бутылку дешевого вина, отказавшись от обеда - почему-то кусок в горло не лез. Шиковать особо не стоило. Деньги ему могли пригодиться. Как и смелость. Не так-то просто возвращаться к прежней жизни.
Прожив почти два года Петром Михайликом, Лясота с трудом привыкал к новому имени. Иван Горский - обедневший аристократ, потерявший проданное за долги имение, и восемь тысяч - все, что у него осталось. Сейчас его цель - попытаться устроиться в столице, используя родственные связи и рекомендательные письма к бывшим приятелям его покойного родителя, который и промотал семейный капитал, пустив его после похорон супруги по ветру, предавшись азартным играм и пьянству.
Так говорил о себе Лясота-Иван, с каждым пересказом все больше проникаясь своей легендой. Кончилось тем, что на пароходе "Апостол Фома" один князь даже предложил составить ему протекцию, буде молодой человек выкажет желание служить. Намекнул, что один его знакомый ищет управляющего в свои поместья. Лясота поблагодарил, сочтя это за перст судьбы. Поместья вполне могли оказаться далеко от столицы. Должность управляющего предоставляла большие возможности. Поленька могла бы согласиться на такое предложение. Дело было за малым - встретиться с возлюбленной и сообщить ей благую весть.
И вот тут его начинали одолевать сомнения. А согласится ли Поленька уехать из столицы? А вдруг она уже куда-то уехала? Вдруг, в конце концов, она умерла? Ведь девять лет прошло. И он, даже став Петром Михайликом, так ни разу и не решился написать ей, боясь, что письмо перехватят. Она пока ничего не знала о бывшем возлюбленном - где он, что он, жив или умер? Если же помнить, что его ищет Третье отделение, то, возможно, они приходили и к ней, задавали вопросы. Чего ей наговорили дознаватели? Что она думает о нем сейчас? Вопросы, вопросы… Ни одного ответа! Да и вообще, как отрекомендоваться, под каким именем переступить порог ее дома? Подающий надежды молодой поручик, ученик школы ведьмаков Александр Травникович по приговору суда стал Лясотой Травником и сгинул за Каменным Поясом, Петр Михайлик в бегах, Ивана Горского она знать не знает… Правда, по документам вымышленный Иван Горский выше родом, чем настоящий Лясота, но денег больше как раз у первого.
Даже не подумав о еде, хотя желудок и ворчал, Лясота в один присест выпил всю бутылку. Хотел заказать вторую, но одумался. Для объяснения с Поленькой ему нужна ясная голова. Поэтому он заставил себя встать и, расплатившись, вышел, не задержавшись даже для того, чтобы снять комнату.
Трубников переулок находится в конце Широкой Троицкой улицы, которая тянулась через весь город. Была еще и Троицкая слобода, которая очень разрослась за последние годы; проезжая мимо, Лясота дивился на новые двухэтажные и трехэтажные дома. Почти в каждом на первом этаже была лавка, закусочная или контора. Да, много воды утекло! Жизнь действительно придется начинать сначала.
Не доехав до конца улицы, он остановил извозчика, расплатился и пошел пешком. Он волновался. Воскресли все сомнения. Жива ли Поленька? По-прежнему ли живет на старом месте, на углу Трубникова переулка и Затинной улицы? Здорова ли? Дома ли? Принимает ли? Уже отпустив извозчика, вспомнил, что не купил ни цветов, ни шоколадных конфет, до которых его возлюбленная была большая охотница. Да что вспоминать! Он ведь мечтал бросить к ее ногам меха песцов и черно-бурых лис, одеть ее в соболью шубу, подбитую рысьим мехом. И ведь он уже вез ей колечко с камушком. Простенькое, но зато с настоящим хризолитом. Где оно? Осталось у старого колдуна вместе с прочими вещами. Может, вернуться и купить, пока не поздно?
Нет. Поздно. Вот и дом на углу. Тот самый… и не тот.
Лясота остановился в двух шагах, глядя на добротный терем. Первый этаж был низким, полуподвальным - там располагалась мастерская. Узкие окошки еле поднимались над землей, наполовину закрытые крапивой и сорной травой. Но верхняя, жилая часть дома поражала новизной. Стены заново обшили тесом, с которого еще не сошла желтая краска. Крышу тоже перекрыли, а пристроенного сбоку крыльца раньше не было. И забор теперь был выше и крепче. И ворота другие. И наличники резные, с узорами. За окнами пышно цвела герань.
Несколько минут Лясота стоял как громом пораженный. На всем тут была заметна печать довольства и достатка. Откуда такое богатство? Умерла-таки тетка, у которой, сказывали, в перине были зашиты миллионы? Или здесь теперь живут другие люди, а самой Поленьки простыл и след?
Пока он стоял и раздумывал, отворилась калитка, и на улицу выскользнула служанка с корзинкой - наверняка пошла на базар. Сорвавшись с места, Лясота подбежал к девушке.
- Скажи-ка, красавица, а не проживает ли тут Аполлинария Мамыкина, купеческая дочь?
Девушка скривила губы в горделивой улыбке.
- Как же-с, проживают. Только оне теперича…
- Барыни нет дома? - догадался Лясота. Ну конечно, стоят последние летние денечки, многие из города в такую пору перебираются на дачи и живут чуть ли не до первого снега.
- Как же-с, дома оне, - огорошила его служанка.
- Но не принимают, - догадался Лясота.
- Да вроде никого оне не ждут… Разве что к вечеру Кирила Андреич гостей назвать хотели…
- А я гостем и буду, - мгновенно сообразил Лясота. - Со временем немного напутал, раньше срока приехал. Примет меня Аполлинария Матвеевна?
- Должно, примут. Только оне теперича…
- Разберусь как-нибудь. Спасибо, красавица!
Порывшись в кармане, извлек монетку. Быстро глянул - полтина. Шарить искать другую времени не было, но служанка и такой была рада - заулыбалась еще шире, принялась торопливо что-то объяснять, извиняясь. Лясота не слушал. Мелькнувшее имя Кирилы Андреича не резануло его слуха. Вроде как знакомое что-то. То ли слыхал, то ли бывал… Не важно. Главное другое - Поленька дома. И через несколько минут он ее увидит!
Едва он отворил калитку, из конуры вылетел здоровенный, песочного цвета лохматый кобель. Отчаянно забрехал, гремя цепью и припадая на передние лапы. Лясота остановился. Рука сама потянулась к пистолету, но тут из-за угла вышел дворник.
- А ну, Волчок, цыц! Пшел вон, сукин сын!
Замахнулся метлой, чуть не попав по морде пса, и тот, ворча и скалясь, отступил к конуре.
Лясота осмотрелся. В просторном дворе было чисто. Выложенные деревянными плашками дорожки вели к каретному сараю, в сад и в курятник. У крыльца росли розы. Кусты уже отцветали, земля была укрыта упавшими лепестками. Рядом стояла пыльная сирень. Под нею - невысокая деревянная скамеечка. Дворник терпеливо стоял и ждал, пока гость накрутится головой по сторонам.
- Вы кто таков будете, господин хороший?
"Не узнал", - догадался Лясота. Еще бы, минуло почти девять лет. Он сам бы себя не признал, если бы вдруг увидел. Вспомнил, как в один из первых дней после побега, остановившись напиться из ручья, замер, не веря своим глазам, и долго пытался поверить, что этот наполовину седой, осунувшийся старик - он сам. Потом, конечно, он оправился, но от прежнего блестящего офицера сейчас в нем мало что осталось. Вдруг не признает и Поленька? Нет, не должна. Он признает ее в любом обличье, что бы годы ни сделали с его возлюбленной!
- Аполлинария Матвеевна дома?
- Дома, как не быть. Вы, стало быть, к ней?
- Да. Принимает?
- Как не принимать… А по какому делу?
- По личному. И ступай себе, ступай!
Ему не хотелось, чтобы кто-то еще путался под ногами.
В самом доме многое изменилось. Ну, это понятно - столько лет прошло. Везде виднелись следы довольства и достатка. Никак впрямь померла тетушка. Одна из двух, а может, обе сразу, оставив Поленьку наследницей огромного состояния. Значит, никто и ничто не помешает ему…
Навстречу попалась горничная.
- Вы к кому изволите?
- К барыне. Она меня ждет.
- Как прикажете доложить?
- Я сам доложу.
Горничная пошла впереди, указывая дорогу. Лясота, оставив в передней саквояж и пальто, направился следом. Сердце замирало в груди. Сейчас он ее увидит. Свою милую Поленьку, о которой грезил столько лет. Стройную девушку с круглым румяным лицом, пышущим здоровьем. Ее милый, чуть вздернутый носик, ее губы, которые так приятно было целовать, ее карие глаза… или зеленые? Он забыл! Как много он забыл! А ведь когда-то эта девушка снилась ему каждую ночь. Идя за горничной, он пытался представить, как она изменилась за эти годы. Воображение рисовало образ девушки у окна. Она сидит, подперев щеку рукой, и смотрит на улицу - не идет ли милый. Забытая книга скучает на коленях, рядом прикорнула кошка, отложена в сторону вышивка. Иногда она вздыхает и, заметив вдали похожий силуэт, невольно приподнимается, рукой унимая бешено бьющееся сердце - и падает обратно в кресла, когда видит, что опять обманулась…
- Барыня, к вам…
Отстранив горничную, переступил порог.
- Поленька?
И остановился на пороге.
Конечно, он знал и ждал, что возможны перемены, но не думал, что время обойдется с любимой девушкой столь жестоко. Он помнил стройную, крепенькую, как репка, с округлой грудью и гладкими бедрами девушку, - перед ним сидела в креслах дородная барыня. Поленька носила скромные платьица, частенько с наглухо закрытым воротом, ибо пожилые тетушки опасались чересчур "развратить" племянницу. А сидевшая перед ним женщина утопала в кружевах, шелках и муслине, до локтя обнажив пухлые руки и сверкая глубоким вырезом на обширной груди. Та, которую Лясота мысленно считал своей невестой, почти не носила украшений, ибо день-деньской сидела дома под присмотром тетушек, - а хозяйка этого дома выставляла напоказ тройную нить жемчужного ожерелья, крупные серьги и несколько колец. Исчезла, скрытая под крахмальным чепцом, толстая коса. Не было и книги, и забытого вышивания - вместо них на столе горделиво красовался самовар, вокруг которого теснились тарелочки со сластями, баранками, маковыми коржами и колотым сахаром. Но носик был тот же самый, чуть вздернутый. И губки никуда не делись. И глаза, зеленые большие глаза, в которых можно утонуть, смотрели так же удивленно и тревожно.
- Вы?
Полная рука замерла в воздухе, не донеся до рта чашку.
- Поленька, вы… ты не узнаешь меня? - Он сделал шаг.
Она часто-часто заморгала ресницами, как когда-то в юности.
- Простите, но…
- Это я. Александр…
Она вздрогнула всем телом. Колыхнулись кружева и оборки. Чашка выпала из пальцев на скатерть, плеснув горячим чаем. Женщина вскрикнула, вскакивая и задев стул.
- Нет! Нет!
- Поленька? Ты что? Не рада меня видеть? Понимаю, это было так неожиданно, но я…
- Откуда ты взялся? - Она попятилась, не сводя с него глаз. - Тебя же арестовали! Ты же был…
- Осужден. Но это все позади. Я вернулся. Поленька, ты что, - Лясота заметил страх в ее глазах, - не рада меня видеть?
- Зачем? - взвыла женщина, хватаясь за голову. - Зачем ты пришел?
- Как - зачем? - Он сделал еще шаг. - Поленька, ты разве забыла, что между нами было? Ты разве забыла, как мы клялись друг другу в любви?
- Какой любви? - простонала она.
- Нашей. Я люблю тебя. Я хотел просить твоей руки…
- О господи! - воскликнула женщина. - Ты что, с ума сошел? Какого черта вздумал явиться?
- Поленька, - Лясоте показалось, что он ослышался, - я приехал из Закаменья, чтобы просить твоей руки. Я хотел, чтобы ты стала моей женой.
- Нет!
- Но ты же обещала меня ждать!
- Обещала, - кивнула женщина, - пока не узнала, что тебя осудили на десять лет. Десять лет каторги и двадцать лет поселений. Всего - тридцать. - Она потрясла растопыренными пальцами. - А теперь, не проходит и половины этого срока, как ты являешься и просишь моей руки? Ты сошел с ума! - воскликнула она и коротко рассмеялась. - Ты действительно сумасшедший, Алексашка! Ничему тебя жизнь не научила. Ты что, думаешь, что я вот так все брошу и пойду за каким-то каторжником на край света?
- Каторжником? - Он не поверил своим ушам.
- А кто ты есть?
- Я…
В дверь коротко постучали, заглянула горничная.
- Барыня…
- Тебе чего тут надо? - зашипела на нее хозяйка. - Подслушиваешь?
- Барыня, барин пришли-с…
Напряженное лицо женщины вмиг разгладилось. Она выпрямилась, быстрым движением огладила юбку, вскинула руки поправить чепец.
- Где он?
- В детскую пошли-с, - доложила горничная. - Я сказала, что у вас гости. Не хотели беспокоить.
- Ничего-ничего, он бы нам не помешал, - вполне благосклонно улыбнулась женщина. - Проси.
Лясота посмотрел горничной вслед.
- Барин? Как это понимать, Поленька?
- А понимай как хочешь, - та быстро поправила свой наряд. - Я замужем уже восемь лет. Кирила Андреич Лякин мне предложение сделали.
- Но ты же любила меня? - Лясота помотал головой, словно от удара по темени.
Это имя было знакомо. Возле Поленьки девять лет назад увивалось много ухажеров, но запомнил Лясота только Кирилу Лякина, тогда еще помощника своего отца, купца первой гильдии Андрея Анастасьича Лякина. Тетушки привечали его и Лясоту - одного из-за денег, другого из-за титула и маячившей впереди государственной службы.
- "Любила!" - передразнила женщина. - Именно что любила! И я тебе не лгала, когда обещала ждать. Я думала, все будет не так. Что пройдет несколько дней или недель, и тебя отпустят. Разжалуют в солдаты - и отпустят. Со многими так поступали. Я даже попробовала написать тайком от тетушек, мне и ответили… Десять лет каторги и двадцать лет поселений. Ты - там, я а - тут. Я просто не смогла. Десять лет - это так долго! Я испугалась. Боялась, что придется ехать так далеко. А где там жить? И я не могла оставить тетушек. Они обе так расхворались от огорчения… Ну, я и вышла за Кирилу Андреевича. Он меня так любит! И Лизаньку с Марфинькой… Дочки это мои.
Словно в подтверждение ее слов внутренние двери распахнулись, и в гостиную влетела девчушка лет пяти.
- Маменька, тятенька приехал!
Сам тятенька выступал по пятам, неся на локте левой руки вторую девочку, помладше. Легко поставил ее на пол, подтолкнул к матери, которая тут же принялась гладить девочек по волосам, целовать в щечки и совать со стола сласти.
- Вот каковы гости у Полины Матвевны, - прогудел ее супруг, рассматривая Лясоту в упор. - Уж не взыщите за прямоту, но могли мы ранее встречаться? Что-то лицо мне ваше знакомо.
Лясота в свой черед внимательно посмотрел на своего соперника. Окладистая борода, солидное брюшко. Даже если не знать, чем занимается этот человек, купца можно угадать за версту. Одет только богато - князь Владислав Загорский, помнится, носил такие же рубашки и жилеты.
- Нешто запамятовал, Кирила Андреич, - пропела его супруга. - Не припомнишь разве соперника своего? Как в этой комнате спорили вы, как чуть до драк и дуэлей дело не доходило у вас?
Лясота не успел открыть рта.
- Ах вот оно что? - Купец упер руки в бока. - Поручик твой… Офицер воротился! Откудова будете, гость дорогой? Прямо-таки из-за Каменного Пояса аль откуда поближе прибыли-с?
Вспоминать про Загорье не хотелось.
- Оттуда, - ответил коротко.
- Добром отпустили иль так - убег? И честь свою офицерскую, которой меня попрекал, не пощадил?
Лясота промолчал.
- Ну да ладно, дело прошлое, - уже почти весело провозгласил Кирила Андреевич, хлопнув гостя по плечу. - Сколько годов миновало, сколько воды утекло! Уж коли сюда добрался, так будь гостем дорогим. Эй, кто там есть? - гаркнул он на весь дом. - Девки, бегом!
Вбежала давешняя горничная.
- Накажи Парашке, пускай угощение тащит. Балык там есть, осетрина, пироги… Гость у нас. Да подай наливочки. Сливянку будешь? Сам делаю, - заговорщически подмигнул один мужчина другому, - потому как это дело тонкое, деликатное, бабьих рук не терпит. А то в ресторацию давай закатимся? Гульнем! - потер он руки.
- А как же гости-то, Кирила Андреевич? - забеспокоилась его жена. - Никанора Потапыча с супругой ждем да Поликарпа Иваныча с Матвеем Остапычем тоже звали.
- Ладно… - Купец с хрустом почесал затылок. - Вот ведь баба у меня! - похвалился он. - Говорят про ихнюю сестру: волос долог, да ум короток. А у моей ровно все наоборот. И чего я бы без тебя делал-то? Пойду распоряжусь. А ты располагайся. Хоть в креслах, хоть на диване. Отвык, чай, в каторгах-то на мягком сидеть!
И, хохотнув своим мыслям, хозяин дома вышел. Было слышно, как он громко зовет дворника.
Оделив дочек сластями, мать вытолкала их из комнаты и улыбнулась той нежной девичьей улыбкой, от которой у Лясоты, как в прошлые годы, сжалось сердце.
- Не сердись. Много воды утекло. Я изменилась, да и ты сам другим стал.
Лясота присел на кожаный диван, тихо скрипнувший под ним. Он чувствовал себя опустошенным. Столько лет ждал, надеялся, верил… Так рвался к своей Поленьке, грезил ее образом… И - на тебе. Грезы унесло как дым. Исчезла та хрупкая девушка. Осталась чужая женщина. Жена другого, мать его детей.
- Ну-с, - быстрым шагом вошел хозяин дома, потирая руки. Следом за ним горничная несла поднос с бутылками. - Сейчас встречу спрыснем. Давай-ка, брат, по маленькой!
- Прошу меня простить, - Лясота поднялся, - но я должен идти.
- Э нет! - Кирила Андреевич схватил его за рукав, вернул к столу. - Через столько лет появился - и уже в бега? Так не годится! Выпьем-ка!
Пришлось взять в руку стакан. Наливка была крепкая. "Небось самогона добавили", - подумал Лясота, морщась.
- Закуси. Эх, ни грибков, ни капустки… Эй, кто там? Закусь нам подайте, живо!
- Я распоряжусь, - сорвалась с места хозяйка.
- Умчалась… Пужливая, - усмехнулся купец. - Да ты пей, гость дорогой. Не стесняйся!
Он чуть ли не насильно вручил Лясоте второй стакан. Тот пригубил, теряясь в догадках. В голове зашумело. Не от выпитого, нет. От предчувствия.
Это было так неожиданно, что он оцепенел. Сколько лет его не посещало это странное ощущение близкой беды! Умение вовремя распознать ловушку, почувствовать проявление злых сил или враждебных чар было одним из главных в ведьмачестве. На умеющего чуять подвох издалека ведьмака ни одна ведьма не нападет врасплох. Даже не обладая большим запасом сил, он успеет заранее подготовиться и дать отпор. Его способности восстановились? Здесь и сейчас? Так внезапно?
Ошеломленный неожиданностью - судьба, отняв одно, дала взамен другое, - Лясота потерял несколько секунд и опомнился только, когда на пороге возникла его бывшая возлюбленная. Загородив собой дверной проем, она впилась глазами в мужа, кивнула головой…