Потом он прочитал короткую молитву, перекрестился и поплыл обратно.
Владислава стояла на том же месте, все так же цепляясь за ствол березы, и плечи ее дрожали от сдерживаемых рыданий. Едва Лясота подошел и тихо окликнул ее, девушка круто развернулась. Несколько секунд она смотрела на мужчину так, словно не понимала, кто перед нею.
- А… где?
- Я избавился от тела, - объяснил Лясота. - Не думаете ли вы, что это я его прикончил ради того, чтобы завладеть лодкой?
Девушка отчаянно затрясла головой.
- Отлично! Тогда давайте немного перекусим и будем собираться в дорогу. - Он посмотрел на солнце, которое запуталось в верхушках деревьев. - Уже часов пять вечера. Сначала пойдем вдоль берега, чтобы в случае чего успеть добраться до зарослей, а как стемнеет, выйдем на открытое пространство.
Под ближайшими кустами Лясота распотрошил мешок с припасами рыбака. Тот оказался человеком обстоятельным, жил по пословице "Едешь на день - хлеба бери на неделю". Так что в мешке оказалось завернутое в тряпицу сало, несколько картофелин, чтобы испечь их в золе, хлеб, лук и мешочек с солью, а также огниво и трут - для костерка. Последней находке Лясота обрадовался, как подарку из дома, - он лучше многих знал, что огонь, добытый именно так, не модными нынче спичками, дает особую защиту, оберегая не только от обычного зверья, но и от тварей, подобных волховцу. Нашелся и котелок, и мешочек с крупой, а также ложка - наверное, ушицу сварить. Что ж, все пойдет в дело. Эти припасы могли их спасти, и Лясота поймал себя на мысли, что почти благодарен судьбе, что все так сложилось. Тем более что княжна Владислава, пока он спал, съела добрую половину хлеба и почти всю ветчину и сыр, оставив ему только пару небольших кусочков. Чтобы кое-как перекусить вечером, этого хватило бы, а вот завтракать пришлось бы разговорами и воспоминаниями.
Наличие котелка навело Лясоту на кое-какие мысли. Ободренный ими, он разделил остатки своего хлеба, ветчины и сыра пополам.
- Вы готовы пуститься в путь, барышня? - поинтересовался он, когда девушка съела свою порцию.
Оставив лодку с парохода на прежнем месте, они перешли на новую. Владиславу пробрала дрожь, когда она опустилась на влажную скамью. Хотя ее спутник и отмыл тут все от крови, было жутко думать, что всего несколько часов назад тут умер человек. И умер, если вспомнить то, что ей удалось заметить, жуткой смертью.
- Успокойтесь и перестаньте дрожать. - С рыбачьими веслами Лясота управлялся легче, и лодка быстро неслась вперед. - Я даже отсюда слышу, как стучат ваши зубы. Вам холодно?
- Н-нет, - запнулась девушка. - Ст-трашно…
- Не думайте об этом. Лучше смотрите вперед. Как увидите на воде вот такие буйки, - он показал на поплавок от сети, оставленный на всякий случай, - дайте знать.
Это было ответственное поручение, и Владислава поудобнее устроилась на носу. Наблюдения за рекой помогали отвлечься от воспоминаний о жутком зрелище.
Несколько минут спустя она заметила невдалеке что-то похожее на цепочку пробок. Это действительно оказались поплавки, отмечавшие расставленные какими-то другими рыбаками сети. Не тратя времени, Лясота споро стал выбирать сети. Рыбы было мало, но ему удалось вытащить и бросить в корзину несколько плотвичек, голавля и леща. После чего он вернул сеть в реку.
Владислава смотрела на его действия круглыми глазами.
- Вы что делаете?
- А что, по-вашему?
- Вы воруете! Берете без спроса чужую рыбу! Это нечестно!
- Барышня, а вы совершили побег от матери и отчима, - парировал он. - Это тоже нечестно. И меня могут обвинить в похищении человека - вас, между прочим! - и в случае поимки отправить на каторгу. Это тоже нечестно. По сравнению с этим кража нескольких рыбешек ничего не стоит. Вы же хотите есть? И я, жестокий и коварный похититель невинных девушек, забочусь о своей несчастной жертве вместо того, чтобы лишать ее воды и пищи.
Он сказал это таким тоном, что Владислава долго не решалась улыбнуться - даже когда до нее дошел смысл неуклюжей шутки.
Покончив с сетью, Лясота налег на весла и греб вдоль берега, время от времени оборачиваясь и выравнивая курс, до тех пор, пока вокруг не сгустилась такая тьма, что вода и небо слились в одно. Только после этого, ориентируясь по редкому слабому свету звезд и собственной интуиции, он нашел удобное место для стоянки. То ли от волнения, то ли почему еще, но его ночное зрение обострилось настолько, что ему без труда удалось найти за деревьями местечко, где не будет виден крошечный костерок. Там они сварили уху, быстро съели ее одной ложкой на двоих и позволили себе немного отдохнуть, пережидая самую темную пору ночи.
Костерок действительно не был виден с воды, да и на берегу в это время никого не было, но существо - волховец - не нуждалось в зрении. Расправившись со вторым рыбаком, он почувствовал себя настолько сильным, что поплыл вперед без остановки.
Запах мертвого тела и крови он учуял издалека, хотя плыл с верховьев, а вода должна была относить запахи вниз по течению. Подплыв ближе, волховец убедился, что это его недавняя жертва. Значит, и тот, кто ее захоронил, тоже поблизости. Ободренный этой мыслью, он поплыл дальше.
11
Река лениво несла свои воды. Налегавший на весла Лясота устал, то и дело выворачивая шею и глядя вперед. Сейчас он практически благословлял проведенные на каторге годы, - руки и плечи лишь чуть-чуть ныли, но не болели. Он легко приноровился грести, войдя в ритм, и был готов работать до седьмого пота.
Владислава опять сидела на корме - специально, чтобы не закрывать обзора. Она зябко куталась в одеяло, внимательно озираясь по сторонам. Рассвет на реке ее очаровал. Девушка во все глаза смотрела, как постепенно проступают из мрака очертания берегов, как четче становятся линии, ярче краски, громче звуки птичьих голосов. Даже запах сырости изменился; теперь в нем был едва уловимый терпкий и острый аромат свежести, как у новеньких простыней, которые только-только раскинула на постели горничная.
- Как хорошо! - не выдержала она.
- Чего хорошего? - помолчав, отозвался Лясота, в очередной раз бросив взгляд через плечо.
- Чего хорошего? - переспросила девушка и даже всплеснула руками. - Да вы посмотрите вокруг! Какая красота! Это небо! Эта река! Эти деревья… А птицы? Вы слышите, как они поют?
- Угу, - кивнул Лясота, продолжая грести. Некоторое время назад они прошли поворот, и теперь он поминутно ждал, что оттуда может показаться очередной пароход.
- Вам не интересно? - хлопнула глазами Владислава.
- Нет, - отрезал он. - Это вам, женщинам, позволительно думать о птицах и цветах. А нам, мужчинам, приходится бороться.
- Извините. - Девушка отвернулась, зябко поддернула край одеяла к самому горлу. - Я не хотела вас обидеть.
Голос ее дрогнул, и Лясота испугался, что она сейчас заплачет. Женские слезы всегда делали его беспомощным, еще с детства, когда он видел, как тайком плачет мать, и не мог, не умел ее утешить. Чувство беспомощности, когда ты знаешь, что не в силах помочь, осталось с ним из детства. Его Поленька тоже стеснялась слез, старалась, чтобы их никто не видел. Лишь раз или два Лясота видел следы слез на ее глазах, и то это были слезы скорби по умершим родным и близким. Даже когда его уводили, она не плакала, смотрела вслед сухими спокойными глазами, в которых горел странный огонек… спокойствия? Гордости? Скрытого торжества? Ни тогда, ни сейчас Лясота не пытался проникнуть в тайну этого последнего прощального взгляда, Он помнил только ее крик вслед: "Я буду ждать!"
Тихий всхлип вернул его из страны воспоминаний в реальность. Она что, плачет?
- Вы плачете? - окликнул он девушку. - Вот женщины! Ну почему у вас из-за любой мелочи глаза на мокром месте?
- Это не мелочь, - выпрямилась Владислава. Голос ее слегка задрожал. - И я вовсе не плачу. Просто… - она всхлипнула еще раз, - просто это погода такая.
- Ага, сырая и мокрая. А от реки дует. Только что все было красиво и здорово - и нате вам! - Поняв, что сбил дыхание, Лясота бросил весла, предоставив реке самой нести их вниз по течению. - Как вы непостоянны.
- Как все женщины, надо полагать? - Девушка посмотрела на него в упор.
Образ Поленьки мелькнул перед глазами; как она стояла в дверях, глядя на уводивших его солдат, как обещала ждать. Минуло девять лет…
- Не как все, - услышал он свой голос. - По счастью, среди вашей сестры часто встречаются по-настоящему верные и преданные.
- Но вы таких не знаете?
- Почему? Знаю. Одну.
- Это ваша мать? - Голос Владиславы дрогнул. Ее собственная мать, княгиня Елена, в глазах дочери не производила впечатления образчика верности и преданности. Скорее наоборот.
- Нет. - Лясота помялся, не зная, доверить ли этой девушке свою тайну. - Моя…
- Невеста?
Он оцепенел. Сколько лет прошло, а он так и не определился, кто для него Поленька. И похолодел, сообразив, что она так и осталась никем - возлюбленной, не более. Он признавался ей в любви, но так и не смог предложить руку и сердце. Просто не успел. И она не заговаривала о свадьбе. А это значит, что спустя столько лет…
- Да не вам судить! - воскликнул он, злясь в первую очередь на эту девчонку, которая невольно пробудила в нем сомнения. - Вы ее совсем не знаете! Вы и не любили, наверное, никогда.
- Неправда! - вспыхнула Владислава. - Один раз…
Это случилось прошлой зимой, практически в самом ее конце. В качестве подарка на семнадцатилетие Владиславу вывезли на последний в сезоне бал. И там за нею начал ухаживать один корнет. Он протанцевал с нею три танца, дважды выводил на галерею подышать воздухом, попросил разрешения представиться ее родителям. Он был молод, лет двадцати. Владислава запомнила светлые льняные кудри и удивительно синие, чистые и открытые глаза. И то, как бережно, словно стеклянную, брал он ее ручку.
Они встречались еще трижды: один раз в театре, где он в перерыве явился в их ложу с приветствиями и потом не отходил ни на шаг, и дважды в гостях. Владислава уже мечтала о том, что он сделает ей предложение, они останутся наедине, и вот тут-то он впервые поцелует ее. Во время второго визита они уже почти заговорили о чувствах… Но тут князь Михаил раскопал про этого корнета грязную историю, как он обесчестил некую девицу, дочь незнатных родителей, обещав жениться и бросив с ребенком, когда узнал, что за невестой нет богатого приданого. Корнету отказали от дома. Он сгоряча вызвал князя Михаила на дуэль и был убит наповал. Владислава потом проплакала три дня, и из-за того, что ее первый возлюбленный оказался бесчестным человеком, и из-за его смерти. И не знала, о чем горевала больше.
Это было почти пять месяцев назад. Ее разбитое сердце успело исцелиться, но память о первой любви еще жила.
- Я любила, - прошептала она.
- А он?
- И он… наверное. - Девушка вспомнила удивительно синие глаза корнета.
- Не любил, раз вы так говорите!
- Вы ничего не знаете! - Владислава почти повторила его слова. - Он погиб. На дуэли. Из-за меня!
- Ого!
Она внезапно выпрямилась, расправив плечи. Негодование преобразило девушку, и Лясота, вглядевшись в ее черты в утреннем сумраке, с острой болью понял, что из-за такой девушки действительно можно бросить вызов и погибнуть в бою. Понял он и поведение ее опекуна - тот, скорее всего, сам пал жертвой этой странной красоты. Казалось бы, ничего особенного - чуть вытянутое лицо, тонкий нос, темно-серые глаза под слишком густыми для девушки бровями. Но из-за этих бровей и длинных ресниц сами глаза казались такими манящими, что хотелось нырнуть в них, как в омут. Уже потом, с трудом вырвавшись из их плена, взгляд замечал и нос, и скулы со следами веснушек, и припухлую, как после страстных поцелуев, нижнюю губу, и непослушные тонкие колечки волос на висках над маленькими ушами, где огоньками сверкали сережки. Косы уложены венцом вокруг головы, но несколько прядок выбились из прически. С острой болью Лясота понял, что забыл, какого цвета волосы у Поленьки - светлее или темнее?
Мысль о том, что он сравнивает свою возлюбленную с этой девушкой и находит сходства и различия, испортила ему настроение. Нет, надо как можно скорее доставить княжну ее отцу и после этого лететь к оставленной возлюбленной. С этой мыслью он изо всех сил налег на весла, заставив лодку сорваться с места и помчаться вперед.
Они держались на середине реки, где течение было сильнее и помогало гребцу. Кроме того, тут не было рыбацких сетей, и весло не могло ни за что зацепиться. Но зато им трижды за остаток ночи пришлось прижиматься к берегу и выбирать весла, качаясь на поднятых волнах, когда мимо проходили пароходы. Всякий раз Лясота невольно напрягался, ожидая столкновений. Конечно, "Царица Елизавета" не станет поворачивать вслед за двумя беглецами, а "Цесаревича Андрея" они на пристани Дмитрова не видели, но все равно хотелось бы избежать встречи со старыми знакомцами.
Обошлось. Но на рассвете опять появились рыбацкие лодки. Среди них можно было плыть открыто, рыбаки были слишком заняты делами, чтобы смотреть по сторонам. А лодка была такая же, как и у них, - значит, такие же люди плывут, чего интересного?
До Усть-Нижнего добрались без происшествий, лишь один раз остановившись передохнуть на крошечном островке на излучине. Он до того густо зарос кустами и деревьями, что не нашлось места для костерка. Пришлось довольствоваться хлебом и салом из припасов убитого рыбака. Пошарив по кустам, Лясота, успевший поднатореть в бродяжничестве, отыскал кое-какие съедобные растения, но Владислава наотрез отказалась их пробовать. Только потом, уступив уговорам, взяла один мясистый стебель, пожевала немного и, скривившись, выплюнула. Переждав самую жаркую пору дня, ближе к вечеру они снова пустились в путь, и через пару часов увидели впереди Усть-Нижний, городок, стоявший на высоком крутом берегу у того места, где Вертуга впадала в Волгу. Город Загорск, когда-то в незапамятные времена бывший стольным градом княжества Загорского, находился где-то в верховьях главного притока этой реки, названной Змеиной из-за того, что она извивается в своем русле так же причудливо, как и змея.
До заката оставалось еще часа три или четыре, Усть-Нижний успокаивался, но на пристани еще кипела жизнь. Уже начавший сочувствовать гребцам на галерах, Лясота в очередной раз бросил взгляд на пристань, которая находилась далеко внизу, отделенная от города посадом и огородами, и внутренне возликовал, заметив два небольших пароходика. Была в стороне еще и барка с низкой осадкой, но та точно не предназначалась для перевозки пассажиров. А вот с пароходиками был шанс.
Ободренный этой мыслью, Лясота повернул к берегу.
- Вот что, барышня, - заговорил он, - тут такое дело. До Загорска вашего еще плыть и плыть, да вверх по течению. Я Змеиной этой не знаю, по ней никогда не ходил. Я и по Волге-то всего раз или два плавал, да и то на пароходах. Вы свою речку хорошо знаете?
- Ну, я была на ней несколько раз, в детстве, - припомнила Владислава. - Мы устраивали пикники на берегу, рыбаки катали моего отца на лодке. Еще у нас был собственный пароходик. Он совсем маленький, меньше вот этих раза в два. - Она указала на те, что стояли у пристани. - Последний раз я была там три года назад, - вздохнула она, - когда мы с мамой плыли осенью во Владимир. Сначала на нашем пароходике до Усть-Нижнего, потом на другом, уже до Царицына, а там…
- Понятно. Ну а я даже ни разу там не был.
Хотя слышал он это название не раз. Один из его прежних товарищей, Теодор Звездичевский, как раз собирался в тамошние леса. Интересно, зачем? Что-то он слышал про княжество Загорское и сам Загорск именно от Звездичевского. Но вот что именно? Что-то в тех лесах происходило странное, что потребовало…
Нет, не думать об этом! Лясота запретил себе думать о том, что было бы с ним, если бы жизнь повернула в другую сторону, если бы он не потерял часть себя. Но он бросил товарищей, связался с политикой и, потерпев поражение, оказался в тюрьме, а потом и на каторге, лишившись важной части души. А вот остальным его товарищам повезло больше. Тому же Звездичевскому. Интересно, что он нашел в Загорских лесах?
- Конечно, можно попробовать плыть дальше, - продолжал Лясота развивать свою мысль, - но это долго. И трудно - постоянно держать против течения. Нам придется часто останавливаться на отдых, это только увеличит время в пути. Вы дольше не увидите своего отца, а ваш отчим получит время для того, чтобы организовать погоню. Я уверен, что он ее уже начал. И, если будем медлить, непременно попадем к сыскарям. Вас вернут отчиму, а меня упекут на каторгу, обвинив в похищении человека. Поэтому я предлагаю бросить эту лодку и дальше передвигаться другим способом.
- Каким? - воззрилась на него Владислава. У нее все-таки невероятные глаза. И такой взгляд! Одновременно тревожный, задумчивый и ласковый. Ни одна женщина никогда не смотрела на него так. Даже Поленька.
- Ваш отчим будет думать, что мы прячемся по укромным местам и чураемся людей, - объяснил он. - Из опасения, что любой может нас выдать. А мы его обманем. Видели пароходы? Один из них наверняка идет вверх по Вертуге. Мы может подняться вверх по реке на нем. Это потребует расходов, но сэкономит время.
"И мои силы", - мысленно добавил он.
Как ни странно, Владислава горячо поддержала его идею. Но почти сразу задумчиво нахмурилась.
- Расходы? Вы сказали - расходы? Но…
- Ни о чем не беспокойтесь. Средства есть.
С этими словами он подогнал лодку к берегу в стороне от огородов, выбрав местечко потише, и, выпрыгнув в воду, подтянул лодку на сушу.
- Сидите здесь и никуда не уходите, - приказал он. - И помалкивайте, если вам дорога жизнь.
Владислава побледнела.
- А вы вернетесь? - пролепетала она. - Вы меня не бросите?
- Нет, - отрезал он.
- Хорошо, - неожиданно легко согласилась девушка. - Я буду ждать.
Эти простые слова резанули его душу неожиданной болью, напомнив другую женщину, которая тоже обещала ждать много лет назад, и Лясота заторопился. Раздвинул ветки, нависавшие над берегом, в несколько быстрых шагов добрался до верха. Тропинки поблизости не было, он какое-то время шагал наугад, внимательно глядя по сторонам. Наконец заметил городские окраины; до них было всего ничего. Через несколько минут он будет в городе.
Закутавшись в одеяло, Владислава сидела на носу лодки - поближе к берегу, подальше от воды. Вечерние тени от прибрежных зарослей окутывали ее словно еще одним одеялом, защищая от посторонних глаз. Девушке было холодно, скучно и немного страшно. Петр Михайлик ушел. Когда? Час или два тому назад? Сколько она уже тут сидит? А что, если сидеть придется до самой ночи? А что, если он не придет до утра? Если он вообще не придет?
Владислава никогда в жизни не оставалась одна надолго. С раннего детства рядом постоянно кто-то был - кормилица, няня, мама, отец, гувернантки, подруги в гимназии, горничные и лакеи, просто люди. А теперь - никого. И тишина. Только чьи-то негромкие голоса раздаются поблизости.
- Смотри-смотри… Сидит.
- Где?
- Вон там, за лозами. Видишь?