Русского! Подходим, берем билетики, смотрим русские бухты русского города, недорого! Ишь ты! Они там, в Киеве, хотят переиначить нам нашу историю!..
Все кричат, поют, надрываются, потеют, болеют за родину, отстаивают каждый свою правду.
Все врут.
У меня есть затычки для ушей. Мягкие рыжие колбаски, по четыре в упаковке, без них я по городу ни ногой. Несколько упаковок всегда лежат у меня в кармане.
Я вставляю затычки в уши. Через затычки до меня доходят уже не слова, а мерный фальшивый гул, почти безболезненный.
…Амиго ведет себя странно и совсем не радуется мячу, который я ему принесла. Он нервно пинает мяч и отплывает в дальний угол бассейна. Потом кричит - обиженно, с присвистом. Я обхожу бассейн, приседаю на корточки, опускаю в воду правую руку. Амиго трется об нее носом, резиновым и твердым, как автомобильная шина. Потом открывает пасть и чуть-чуть прикусывает мои пальцы. Зовет.
- Ты хочешь, чтобы мы вместе поплавали в бассейне?
Он раздражается, прикусывает мне руку сильнее, бьет хвостом по воде.
- Ты хочешь в камеру?
Он довольно заваливается набок.
- Амиго, я имею право на сеанс только по утрам. Если кто-то увидит, что я погружаюсь сейчас, у меня будут проблемы…
Наверное, он не понимает, что такое проблемы. В его лексиконе имеется слово "беда" - но это не совсем то… И что такое "право", он тоже не понимает.
- Амиго, хочу спускаться туда завтра, - говорю я, но он уже не слышит меня.
Он нырнул в свою подводную дверь и теперь плывет по узкому канальчику вправо и вниз, к люку, ведущему в барокамеру. Он заплывет внутрь и будет ждать меня там.
Все ученики интерната "Надежда" имеют бесплатный многоразовый абонемент в Севастопольский дельфинарий в Артбухте. Мы можем ходить на представления в 17.00, но абонемент не для этого. По вечерам нам рекомендуется купание вместе с афалинами - дельфинотерапия. Считается, что дельфинотерапия положительно влияет на психику детей и подростков… "А когда у нас будет аппендицит, Евгенич сделает нам акулохирургию", - пошутил как-то Рыжий…
И еще здесь есть КСД. Камера сенсорной депривации. Это почти что акулохирургия. Это по утрам. Это только для меня.
Раньше Подбельский направлял в КСД и других - но другие, пользуясь его лексикой, "не показали хороших результатов".
…Я надеваю костюм - такой, как у аквалангистов, только лицо тоже закрыто мягкой, непрозрачной материей. Закрыто все тело. У меня во рту трубка, я дышу кислородом из маленького баллончика, закрепленного прямо внутри костюма. Кислорода хватает на двадцать минут.
Если что, еще пять минут я смогу пробыть под водой без кислорода. Задержка дыхания, статическое апноэ. Я это умею. В интернате "Надежда" у меня лучший результат по фри-дайвингу. Я могла бы нырять за жемчугом где-нибудь у островов Туамоту. Но я здесь.
…Я открываю люк и погружаюсь в резервуар с теплой соленой водой. Я в невесомости. Я ничего не вижу, не слышу, не обоняю…
Считается, что, если вода в резервуаре плотная, а температура ее - 35–36 градусов, погруженный в такой резервуар человек не ощущает своего тела. Считается, что, если убрать все внешние стимулы и раздражители, человеческий мозг перестает обрабатывать информацию и переходит в "спящий режим". В этом режиме мозг полностью расслабляется, - полагают одни. В этом режиме мозг задействует свои внутренние ресурсы, - утверждают другие.
Подбельский возлагал на "спящий режим" большие надежды. Не знаю, какие - но они явно не оправдались. Он вставлял нам в ухо наушник, чтобы мы могли его слышать даже там, под водой. "Разгрузка мозга очень полезна для вас в креативном плане, - говорил он. - Погружайтесь в себя, плывите, не бойтесь уплыть далеко. Плывите внутрь! Ну же!"… Но мы не понимали его. Во время сеанса одни превращались в блаженных идиотов и покачивались в соленой водичке, как оглушенные штормом медузы, другие - вроде меня - впадали в панику, задыхались, старались выбраться из теплой пустой темноты. Они так и не показали хороших результатов.
Только я. И теперь это только для меня.
…Я ничего не вижу, не слышу, не обоняю. Я исчезаю, я не чувствую своего тела. Она исчезает, она не чувствует своего тела. Это неприятно - но это скоро пройдет. Он подхватит ее и впустит к себе…
На этот раз все синее и холодное. Пахнет морем, и ветром, и подгнившими водорослями, и больной рыбой.
- Сегодня была беда, - говорит ей Амиго.
- Какая беда?
- Раньше был человек. Играл со мной в мяч. Катался на мне. Потом давал рыбу. Все стучали руками. Все улыбались. Потом опять играл. Прыгать. Учить. Человек. Мяч. Раньше был человек. Название человека. Раньше знал. - Амиго забывает слова, когда нервничает, и от этого нервничает еще сильнее, и от этого все краснеет, и пульсирует, и запах рыбы острее.
- Дрессировщик, - подсказывает она. - Ты о нем говоришь?
- Да. Дрессировщик. - Амиго немного успокаивается, и красный перетекает в лиловый, а потом снова в синий. - У меня был дрессировщик. Хороший. Теперь его нет. Теперь другой человек.
…В первый раз он ее вытащил, когда она стала кричать. Она кричала прямо в трубку, ведущую к баллончику с кислородом. Этот крик никто не мог слышать, да она на это и не рассчитывала, просто камера, эта КСД, сводила ее с ума. Она не чувствовала своего тела. Она кричала, чтобы убедиться, что существует.
Тонущих в море дельфины толкают к берегу. Это общее место. Это их дельфиний рефлекс. Сначала он тоже пытался ее подтолкнуть - вверх, к люку, - но люк был закрыт. "Длительность сеанса двадцать минут, кислорода хватает на двадцать минут, и все это время люк будет закрыт", - так распорядился Подбельский… Амиго ткнулся носом в люк еще раз и понял, что бесполезно. И тогда он опять подтолкнул ее, но уже как-то иначе. Не к люку. А внутрь.
Там тоже была пустота, но другая, солнечно-желтая, и пахло сухим соленым песком. Там было уже не так страшно, потому что там она была не одна. Она никого не видела - но чувствовала чье-то присутствие.
- Кто здесь? - спросила она беззвучно
- Амиго, - беззвучно произнес он. Его голос был ровным, тихим, скорее мужским, чем женским. Она слышала его голос внутри себя. - Амиго, - сказал он снова.
Он знал свое имя - так обращался к нему дрессировщик.
- Амиго - афалина, - добавил он. - Амиго - хороший мальчик.
Больше никаких слов он не знал… Со временем она его научила.
…Со временем я его научила. Я люблю говорить с Амиго. Для этого нужно пройти через КСД, для этого нужно провести несколько секунд в черной пустоте, но когда все кончается, когда он впускает меня, - я понимаю, что буду приходить снова и снова. Амиго - идеальный собеседник. Он не врет никогда.
Не умеет.
В его простом афалиньем мире все предельно вещественно, предельно конкретно. Есть предметы, места, желания и события. Больше ничего нет и не может быть. Информацию о предметах, местах, желаниях и событиях его тело передает сородичам при помощи ряда сигналов. Каждый телесный сигнал уникален, его невозможно ни заменить, ни отменить, ни тем более подменить. Физически невозможно… Амиго знает, что вместо телесных сигналов человек использует слова. Тогда каждое слово, в его представлении, должно соответствовать какому-либо предмету, событию или желанию. С огромным трудом он усвоил, что бывают, например, еще и оценки - "плохой", "хороший".
- Хороший дельфин - дельфин, который прыгает высоко, - зубрил он. - Плохой дельфин - дельфин, который прыгает низко. Хороший человек - человек, который дает дельфину рыбу и улыбается дельфину. Плохой человек - человек, который не дает дельфину рыбу и громко кричит на дельфина…
Он еле смирился с тем, что бывают еще и просто слова - абстракции, фантомы, пустые сигналы.
Но ложь, фальшивые сигналы - этого он просто не может понять.
Не может понять, как одни слова заменить на другие:
- Есть предмет - и его слово. Другое слово - чужое, не его…
Я пыталась объяснить ему принцип:
- Например, увидел в море рыбу. Ты съел ее. А своей стае потом подал сигнал, что в море ты видел только камни.
- Я назову рыбу камнем?
- Нет. Ты притворишься, что рыбы вообще не было.
- Я назову рыбу отсутствием рыбы?
- Нет. Ты вообще не назовешь рыбу. И не скажешь, что ее съел. Ты соврешь.
- Нет. Я всегда называю рыбу. Рыба - предмет. Когда встречаю рыбу, мое тело подает сигнал об этом предмете - и где я его встретил. Значит, я называю предмет и место. Когда ем рыбу - тело подает сигнал об этом действии. Значит, я называю действие. Другие афалины идут ко мне - они тоже хотят есть рыбу. И вот они едят рыбу. Мы все едим рыбу. Тогда зачем я говорю, что это не рыба, а камень? Зачем говорю, что это не рыба, а отсутствие рыбы?..
Амиго - мой лучший друг. Он не врет никогда.
Каждый раз я говорю с ним до тех пор, пока в баллоне не кончится кислород. Я говорю с ним каждый раз по двадцать минут, но там, внутри его цветной пустоты, наше время течет иначе - иногда кажется, что кислород из баллона исчезает мгновенно, иногда мы беседуем по много часов…
- …Теперь другой дрессировщик. Плохой дрессировщик. Делает круглый огонь. Кричит на дельфина. Говорит другие слова.
- Другие?
- Другие.
- Например?
- Шпринг. Фанг. Шнель. Чужие слова.
- Странно… Я попробую поговорить с ним, Амиго.
- Не надо. Плохой. Будет называть одно другим. Сделает тебе больно.
- Но я все же попробую…
- Спасибо. Это просто такое слово… Скажи ему, я не хочу играть в круглый огонь. Когда я вижу круглый огонь, хочу бояться. Хочу уплыть на другую сторону дна.
При всей конкретности его мироздания, там есть элементы, которые ей не понятны. Амиго несколько раз говорил про "другую сторону дна". Когда она спрашивает, что это такое, он отвечает ей: "место". Когда она спрашивает, где это место, он говорит: "на другой стороне". Он удивляется, что она не понимает, о чем он. Он спрашивает: "У вас разве нету другой стороны?"
3
ОХОТНИК
Клаус Йегер, президент компании "Риттер Ягд", депутат баварского парламента, господин на вид лет шестидесяти, с идеально прямой спиной, волосами цвета ржавчины и глазами цвета монеты в пятьдесят евроцентов, - этот господин чуть спрыснул лимонным соком запеченную на гриле перепелку. Затем он сделал глоток сухого красного вина, отложил нож и вилку, ибо дичь он всегда ел руками, и взял перепелку пальцами за коричневую тонкую косточку. Пальцы президента компании были покрыты пигментными пятнами, равно как и тыльные стороны ладоней.
Руки - вот что выдавало истинный возраст господина Клауса Йегера. Восемьдесят один год.
Но сдаваться он не собирался. Витаминно-минеральный комплекс, разработанный риттерягдовским отделением инноваций и биотехнологий специально для нужд президента компании и принимаемый им уже одиннадцать лет по особой схеме (неделя внутривенно, неделя перорально, снова неделя внутривенно и затем неделя перерыв), и так уже существенно замедлил процесс старения господина Клауса Йегера, однако такой результат сам Йегер не считал удовлетворительным. Поэтому в последние несколько лет сотрудники отделения инноваций и биотехнологий - разумеется, те, которые не были заняты на проекте "Регенерация", а также на проекте РА, "Риттер Антворт", - вели активную работу над средством под условным названием "Йегер Йюгенд", "Охотничья молодость". То есть молодость господина Клауса Йегера. Средство должно было представлять собой капсулу для рассасывания ("…обратите внимание, господин президент, никаких инъекций, пилюлю не придется даже глотать, вы сможете просто класть ее под язык, не правда ли, это очень удобно?"), вещество же, проникающее из капсулы в организм президента компании через слизистую рта президента компании, должно было не просто блокировать процессы старения, но и запускать различные механизмы регенерации - одним словом, омолаживать господина Клауса Йегера, снабжать его мозг бурной юношеской кровью с идеальной развернутой формулой, разглаживать морщины на лбу, в уголках рта и вокруг глаз, возвращать суставам подвижность, а мышцам упругость, растворять солевые отложения и стирать с рук ненавистные пигментные пятна… Одним словом, не отдалять, а обманывать смерть. А возможно, отменять ее вовсе.
К превеликому сожалению, завершение работы над "Охотничьей молодостью" уже второй раз откладывалось. Несмотря на то что клинические испытания на крысах и кроликах давали неизменно хорошие, пусть и не идеальные, результаты (так, четырехлетняя крыса Хельга, слепая на один глаз и в силу возрастных гинекологических заболеваний не способная к размножению, после двухмесячного курса восстановила как зрительную, так и репродуктивную функцию и принесла потомство - троих детенышей; двое из них, впрочем, родились сросшимися в области живота и оказались нежизнеспособными), испытания на сложных приматах окончились неудачей (самец шимпанзе Кухулин скончался от инсульта уже после второй дозы Йегер Йюгенда; самка Брунгильда, присутствовавшая при этом инциденте, наотрез отказалась принимать препарат (хотя раньше с удовольствием жевала капсулы со вкусом тропических фруктов), а после насильственного введения препарата внутривенно затосковала и через два часа умерла в силу неустановленных - не исключено, что сугубо психологических, "но рисковать мы не в праве" - причин. Эксперимент с волонтером (в соответствии с трехсторонним договором между компанией "Риттер- Ягд", администрацией тюрьмы Штамхайм и Министерством здравоохранения, тюремные заключенные, на добровольной основе принимающие участие в экспериментальной программе "Риттер-Ягд: здоровая пища", могли претендовать на существенное сокращение срока) также не увенчался успехом. Шестидесятилетний заключенный Штамхайма Йозеф Зильберман, профессор штутгартского университета, отбывавший пожизненный срок за серию предумышленных убийств, совершенных с особой жестокостью, пройдя полугодовой курс терапии "Охотничьей молодостью" (по одной таблетке с пищей три раза в день), показал существенное улучшение физических параметров организма и дал хороший результат в области регенерации как кожных покровов, так и внутренних органов, однако же, несмотря на прекрасные показатели мозгового кровообращения, обнаружил значительное снижение интеллектуальных способностей. Он разучился читать, писать и считать, практически полностью утратил навыки устной беседы и интерес к оной и оживлялся лишь в случае, если ему задавали вопрос: "Сколько вам лет?" В ответ на этот вопрос Йозеф Зильберман несколько неуверенно, но с очаровательной улыбкой демонстрировал три пальца на правой или же левой руке, после чего складывал пальцы в кукиш и, сильно фальшивя и пуская слюну, с отчетливым восточноевропейским акцентом затягивал песенку "Happy birthday to you"… Вскоре после завершения эксперимента родственники заключенного подали на "Риттер Ягд" в суд, однако адвокатам господина Клауса Йегера удалось замять дело: родственникам заключенного выплатили очень приличную денежную компенсацию, сам же Зильберман был переведен из тюрьмы в частную клинику для душевнобольных. Господин Клаус Йегер оплачивал приходившие из клиники счета в течение нескольких месяцев, после чего необходимость в этом отпала, так как больной погиб в результате несчастного случая, подавившись за завтраком овсяной кашей с кусочками яблока. Вскоре после смерти больного его родственники подали на частную клинику в суд - но это уже не была проблема господина Клауса Йегера и его адвокатов.
…Господин Клаус Йегер подцепил вилкой мягчайшую, похожую на слегка оплавленную свечу, палочку спаржи и отправил ее в рот вслед за перепелкой.
Возглавляемая им компания специализировалась на фаст- фуде. Нет, речь шла не о пагубных для здоровья нации американских хот-догах и не о тлетворных турецких дёнер-кебабах. Речь шла о фаст-фуде - быстрой еде - в самом что ни на есть высоком, рыцарском смысле. "Охотник, не набивай себе брюхо!", "Рыцарь, хватит жевать!", "Освободи себе день для подвигов!" - гласили рекламные риттерягдовские биллборды. - "Одна капсула в день заменит тебе завтрак, обед и ужин. "Риттер Ягд" - и ты свободен для подвигов", - таков был их слоган. Риттер Ягд. Рыцарская охота.
На некоторых биллбордах красовался и сам президент компании Клаус Йегер - в рыцарских доспехах и с открытым забралом. Молодой телом и духом, он держал на ладони "рыцарскую" таблетку, от которой исходило сияние, как от Святого Грааля.
Достаточно было лишь раз увидеть господина Клауса Йегера - в доспехах или без, на картинке или вживую, чтобы тут же понять - на свете нет ничего более полезного, сбалансированного, естественного, чем эта таблетка.
Сам Клаус Йегер, впрочем, предпочитал натуральную пищу. Об этом не сообщалось широкой общественности, во избежание нежелательных встреч с папарацци господин Йегер отказывал себе в удовольствии кушать в дорогих ресторанах, а в дешевых тем более, это был его маленький секрет, его маленькая, вполне позволительная слабость: лишь натуральная пища самого высокого класса, на завтрак, обед и ужин. Дичь - из экологически чистых норвежских лесов, рыба - из незамутненных тихоокеанских глубин, овощи и фрукты - из лучших садов южной Европы. Только Европы - от азиатских фруктов депутата мутило.
…Клаус Йегер промокнул губы салфеткой и надавил покрытым пигментными пятнами пальцем на кнопку с внутренней стороны столешницы. Хэлен явилась незамедлительно. Она была хорошей секретаршей, практически идеальной. Она сочетала в себе все те качества, которые Клаус Йегер ценил в секретаршах больше всего. А именно: она была натуральной блондинкой, она никогда не опаздывала, она не задавала ему вопросов и она никогда не употребляла местоимение "я". Последнее было, пожалуй, самым приятным. Никаких там "я думаю", "я хочу", "я не смогла", "я решила", "я сделала". "К вам приходил такой-то - однако согласно вашей инструкции он не был пропущен". "Звонок по такому-то номеру был осуществлен ровно в ю: оо". "Звонила ваша супруга, но, поскольку вы были заняты, она не была с вами соединена". Самой Хэлен как бы не было вовсе. Мир был рационален и строг. В нем все совершалось правильно, согласно инструкциям Йегера, но как бы само собой. От этого становилось легко и покойно.
- Звонила ваша супруга, дважды, но, поскольку вы были заняты сначала кинопросмотром, а после обедом, она не была с вами соединена, - нежно чирикнула Хэлен, собирая использованную посуду. - Она просила вас перезвонить по срочному делу.
- Спасибо, Хэлен. Будь добра, перезвони ей сама. Скажи, что я страшно занят. Скажи, что на ужин я хотел бы что-нибудь легкое - овощи-гриль, свежую зелень и кусочек форели…
Хэлен покорно склонила белокурую голову. Не поднимая головы, глядя в пол, она тихо сказала:
- Вас ждет Старуха.
- Уже?
- Да. Она попросила стакан молока.
- Дайте ей молока. И пусть подождет. - Йегер почувствовал, как вдоль хребта щекотно поползли крошечные мурашки. - Пусть подождет еще минут десять - а потом пригласи в мой кабинет.
Когда Хэлен вышла, Йегер улегся на кожаный черный диван, задрал ноги на подлокотник и полуприкрыл глаза. Он не любил, когда его посещала Старуха. Прежде чем ее принимать, стоило хоть немного расслабиться.
- …Улыбнитесь!
- Это для фронтовой газеты!