Пришлось скрипеть зубами и терпеть, пока его укладывали на телегу.
В этот раз слабостью и болью в боку все не ограничилось, вновь началась тошнота и заныла голова.
– Ничо, оклемаешься, зуб даю, – сказал Пегас, когда Халльвард пришел в себя. – Или помрешь.
– Все помрем, – ответил наемник.
Злость прошла, оставив саднящее послевкусие и непонятное мерзкое ощущение, что заставляло вздрагивать и ежиться. Только забравшись верхом, Халльвард сообразил, что это страх, и что испытывал нечто подобное в детстве.
Тогда он дрейфил молодого наемника, любившего издеваться над обозными мальчишками.
Сейчас боялся нового приступа, того, что придется быть слабым и принимать чужую помощь.
– Но не скоро, а то страсть как неохота! – заявил Пегас, и полез за неизменным бурдюком.
В этот день они столкнулись с разъездом королевской гвардии, но Халльвард не вызвал интереса у всадников с вепрем на щитах. Они поговорили с Рацибужем, заглянули в мешки на паре телег, и помчались дальше, топча дорогу копытами.
А к вечеру показались стены и башни небольшого городка.
– Рохат, – сообщил Пегас. – Тут заночуем, и в трактир сходим, повеселимся. Пойдешь с нами?
Возница спрашивал искренне, и был бы рад, согласись Халльвард, но говорил о гномьем заведении.
– Нет, сожри меня Хаос, – сказал наемник. – Ваши песни не для людских ушей.
– Это верно, – Пегас заухмылялся. – И пиво – не для человеческих глоток!
В воротах обоз встретили стражники, неизбежные, как блохи.
Посмотреть на товары они и не подумали, обступили Рацибужа, и принялись в несколько голосов ныть, что пошлины выросли из-за войны. Купец выслушал их вопли, затем махнул Цайнеке, и тот бросил караульным звякнувший кошель.
Стражники начали считать монеты, а колеса телег загрохотали по улицам Рохата.
Постоялый двор, куда они приехали, назывался просто "Дуб", и от "Башки циклопа" отличался мало. Распрягли лошадей, при телегах осталось несколько охранников, прочие гномы утопали в трактир.
Рацибуж с помощником тоже куда-то ушли, так что Халльвард остался один.
– Пива, – сказал он хозяину, усевшись за столик у дальней стены.
Сначала был вообще один, затем притащилась компания подгулявших мастеровых, и стало повеселее. Забренчал струнами лютни явившийся точно из-под земли музыкант, запорхали накрашенные девицы.
Одна подсела к наемнику, и, улыбнувшись, спросила:
– Скучаешь, красавчик?
У Халльварда с самого отъезда из Сивара не было женщины, но самое странное, что и не хотелось. Наверное, виной всему колдовская хворь, раньше он никогда не упускал случая завалить молодуху.
– Не сегодня, красотка, – отозвался он.
– Как знаешь, – она поднялась и зашагала к столу, за которым гуляли мастеровые: пиво и вино лились рекой, девицы сидели у мужиков на коленях, музыкант хрипел и надрывался.
Дверь скрипнула, и народ повалил толпами, словно ждал сигнала, и наконец дождался. Все столы оказались заняты, и когда в "Дуб" явился молодой человек с ножом на поясе, свободных мест не было.
Новый гость огляделся, и зашагал прямо к Халльварду… тот сидел один, и лавка напротив оставалась пустой.
– Эй, ты тут один, штоль? – спросил молодой человек, криво улыбаясь.
По тому, как он двигался, наемник узнал городского щипача, вора, что режет кошельки и обчищает карманы зевак на рынке. Открыл рот, собираясь послать чужака подальше… не сидеть же за столом с такой швалью?
Но тут вновь напомнил о себе страх.
Если Халльвард скажет, что хочет, обязательно случится драка, придется пустить в ход кулаки. Нет, завалить ворюгу с кривой улыбкой он сможет, и двоих, и троих, даже если они вытащат ножи.
Но вдруг случится приступ, и он окажется беспомощным, как младенец?
Тогда уже Халльварда прирежут, как свинью, и никто не придет ему на помощь.
– Ты… – сказал он, испытывая необычную неуверенность. – Один я, да…
Молодой человек удивленно хмыкнул.
– Ну тогда я местечко займу, – он опустился на свободную лавку, и замахал рукой. – Хозяин, где ты, штоль?
Халльвард сидел, сжимая деревянную кружку так, что она трещала под пальцами. Чувствовал себя паршиво, словно на глазах у всех обосрался, или поскользнулся и шлепнулся в грязь.
Содержатель "Дуба" принес вору пива, и тот начал пить, хлюпая и чмокая.
Не успел опустошить посудину, как дверь распахнулась вновь, и внутри очутилась целая компания.
– Э, кореша! Я тута! – воскликнул обладатель кривой улыбки, и замахал рукой.
"Кореша" оказались ему под стать, ярко одетые, но при этом грязные, один со шрамом на лице. Но Халльвард заметил брошенный на него быстрый и цепкий взгляд, сам оценил клинки на их поясах.
Похоже, не зря он сдержался.
Пятеро головорезов опасны даже для опытного наемника, особенно если придется драться в тесноте, где не размахнешься.
– Это кто еще? – спросил один из "корешей", рябой и плосколицый.
– Да мужик просто сидит, пустил меня без базара, – ответил обладатель кривой улыбки.
– А, ну и пусть сидит, – сказал рябой, и про Халльварда словно забыли.
Они пили и ели, переговаривались, а он сидел, опустив взгляд, и пиво казалось горьким. Хотелось врезать в морду рябому, разбить кружку о голову самого здоровенного головореза, но он понимал, что этого не сделает.
Не потому, что боится их, нет, потому что боится себя, собственной слабости.
Похоже, благодаря удару ножа, закаленного в Плоти Хаоса, Халльвард стал трусом.
Гулянка мастеровых закончилась, они растащили продажных девок по комнатам. Головорезы поужинали и смылись, пьяный музыкант убрел прочь, икая и позвякивая монетами в кармане.
А он все сидел, и пытался привыкнуть к страху.
* * *
Возчики притащились глубокой ночью, пьяные, а Пегаса и вовсе принесли.
Говорить он не мог, только мычал, лупал глазами, да щупал огромный синяк на лбу. Зато его собутыльники не собирались держать языки за зубами, и щедро делились подробностями гулянки.
Там была драка, и очередной "полет".
Рацибуж с Цайнеке пришли еще позже остальных, когда угомонились даже самые буйные. Через зал, не останавливаясь, проскользнули наверх, и Халльварду показалось, что оба пошатываются.
Утром купец был свеж, и перегаром от него не разило. Зато возчики приходили в себя с помощью большого количества воды из колодца. Лили ее на встрепанные головы, жадно пили, словно в брюхе у каждого полыхал пожар.
Наемник наблюдал за ними с крыльца.
Прошедший через ворота постоялого двора старик с мешком за плечами огляделся и направился к Халльварду.
– Подайте, милостивый господин, – заканючил он еще издали, кланяясь и протягивая ладонь.
Ножу показалось, что этот тот нищий, с которым разговаривал в "Башке циклопа". Но глянув на него, понял, что ошибся… этот выглядел куда старше, торчала седая борода, лохмотья выглядели так, словно их носили год, не снимая.
– Подайте, Сияющий Орел благословит вас! – старик обрадовался, увидев, что на него обратили внимание. – Когда-то я тоже был славным воином, но ныне одряхлел, болезни одолели меня, ноги едва передвигаются…
– Отва… – начал Халльвард, но неожиданно осекся.
Раньше он просто рявкнул бы на старика, или, если был пьян, дал бы пинка по тощей заднице. Если ты хилый и больной, нечего бродить по улицам и приставать к людям, ляг и подохни спокойно.
Но за последние дни он сам чуть не помер… узнал, каково это, когда ты слаб.
– Подайте, во имя Сияющего Орла! – продолжал канючить нищий, делая знак Когтей и не подходя на всякий случай близко.
Знал, что "славные воины" часто глумятся над теми, кто не может защитить себя.
– Сейчас, – сказал Халльвард, и полез в кошель, где отыскал между полных крон резаную.
Старик, увидев золотую монету, выпучил глаза, седые брови поднялись.
– Да благословит вас бог! – воскликнул он, делая попытку упасть на колени.
– Вот теперь точно отвали, – буркнул наемник и, отвернувшись, вошел внутрь постоялого двора.
Возчики очухались, затем, похмеляясь, выпили чуть ли не все пиво из запасов "Дуба". Телеги вновь прогрохотали по улицам Рохата, и караван выбрался за пределы городских стен.
– О, ну и трещит котелок, – пожаловался Пегас, осторожно трогая синяк.
Тот к утру стал еще больше, хотя слегка побледнел, а от возчика несло так, что даже мухи рядом не летали.
– А крылья не болят? – спросил Халльвард, так и ехавший рядом с десятой телегой.
– Вроде нет, хе-хе, – гном пошевелил плечами, и расхохотался. – Ничего, сейчас полечусь, у меня тут припасено было, если только Вардак ночью не вылакал, змей бородатый!
Он пошарил среди мешков, и вытащил сморщенный, пустой бурдюк.
– Вылакал, срань божья, – сказал наемник.
– И не постеснялся, сволочь, – Пегас аж всхлипнул и, обернувшись, погрозил приятелю кулаком. – Ах ты, отпрыск горного червя и облезлой лисицы, как посмел ты протянуть алчные ручонки к последним моим запасам? Чтобы топор твой затупился, в голове завелись улитки, а борода вся повылезла, старый ты кобель!
– А что? – не смутился Вардак. – Ты сам разрешил.
Они еще долго препирались и спорили, но без души, больше для развлечения.
День прошел благополучно, хворь ни разу не напомнила о себе, зато скрутила Халльварда, едва они встали на ночь. Он промучился до рассвета, а утром поднялся усталым, словно после долгой и тяжелой схватки.
Но сесть на телегу отказался, и полез в седло, да еще и кольчугу надел.
Страх не исчезал, даже становился сильнее, понемногу грыз сердце, точно жук-древоточец. Заставлял вспоминать те моменты, когда наемник лежал без сил, и ждать, когда начнется очередной приступ.
Миновали еще один небольшой городок, но на этот раз объехали его стороной. Потянулись места куда менее населенные, чем в центральной Тегаре, начали попадаться леса, замки на холмах, а деревни обзавелись частоколами.
Оно и понятно… дальше на восток дикие чащобы, а в них и эльфы, и дриады, и пауки, и еще что похуже.
– Теперь долго пива не попить, страсть как грустно, – уныло сказал Пегас, провожая взглядом вывеску постоялого двора. – До самого Уруд-Хана, а до него еще кандыхать и кандыхать, так что от тоски помрем, и даже Урд не поможет.
– А ты попроси, – посоветовал Вардак со своей телеги. – Может, пришлет пару бочонков?
Но Пегас только вздохнул и махнул ручищей.
В стороне осталась торчащая над лесом полуразрушенная башня, бывшая когда-то логовом колдуна. Дорога, зажатая между двумя стенами леса, пошла вниз, в овраг, и на его дне блеснула речушка.
Халльвард подобрался, завертел головой.
По сторонам густые заросли, телеги на спуске не разгонишь… идеальное место для нападения. Судя по шорохам за обочинами, по тому, что кое-где сквозь листву видны блики на металле, не он один так подумал.
Конь Рацибужа выбрался на другой берег, когда заросли на обочине зашевелились, и из них выбрался всадник в доспехах. Выстроились за его спиной воины с копьями и круглыми щитами, оскалилась с гербовой накидки волчья морда.
– Что такое, клянусь пальцами Урда? – спросил купец, натягивая поводья.
– Тык это, я – вассальный барон ре Векрис, и вы по моим землям едете, – сказал всадник, поднимая забрало. – А за проезд, как Стальной Сокол заповедовал, платить надо.
– Неужели? – Рацибуж хмыкнул, а гномы-охранники за его спиной начали спешиваться.
Халльвард на толстую морду барона не смотрел… пытался точно определить, где засели лучники в чаще, и сколько их. А еще он нащупывал рукояти метательных ножей и жалел, что не повесил на пояс вторую пару.
Опыт и чутье его не подвели, теперь осталось проверить, не подведет ли рука.
– Конечно, и сие статутом нашего королевского величества утверждено, – ре Векрис нахмурился. – Так что ты, гном, строптивости не предъявляй, а немедленно раскошеливайся.
Про статут барон врал, он решил, использовав военное время, слегка порезвиться на большой дороге.
Пока до столицы дойдет, что кто-то тут безобразничает… а то и не дойдет вообще. Если же удача подвалит, то можно будет откупиться, объявить все поклепом и злобными наветами.
– Сколько у тебя телег? Вот в два раза больше крон мне и предстоит собрать на нужды воинства тегарского, – продолжал вещать он, раздуваясь от важности так, что сочленения доспехов чуть не трещали.
– Я тебе эти кроны в жопу засуну, – сказал Рацибуж. – Руби их, ребята!
Ре Векрис побелел, и с судорожным хрипом махнул рукой.
Копейщики ринулись вперед, и столкнулись с бросившимися им навстречу гномами. Залязгала сталь, возчики принялись спрыгивать с телег, в их руках объявились топоры.
Халльвард уловил шорох справа… нож сам выпорхнул из ладони.
Затрещали ветки, кто-то упал, а второй метательный клинок полетел вслед за первым. Стрела присвистнула над самым ухом, но он даже не пригнулся, выхватил меч и разрубил еще одну в воздухе.
Если знаешь, где сидит лучник, несложно угадать, как он будет стрелять.
Пегас с гневным ревом врубился в заросли, на обочину с другой стороны дороги выскочили трое копейщиков.
– Задница Вечного, – прорычал Халльвард, пришпоривая коня.
Страх не исчез, остался где-то глубоко внутри… опаска, что в любой момент может выпасть из боя, из воина стать жертвой. Но его забила жажда схватки, желание доказать, что он по-прежнему чего-то стоит, что он не трус.
Один из троих ударил копьем, целясь в живот лошади, и с удивлением отшатнулся, когда срубленный наконечник упал на землю. Второй получил по шлему, и свалился на спину, не убитый, не раненый, а похоже просто оглушенный.
Третьему "повезло" встретиться с разъяренным Вардаком.
Воины ре Векриса не ждали сопротивления, и не знали, чего стоят гномы в бою. Барон орал, но его дружинники пятились, охранники наступали, и топоры в их руках просто летали.
Возчики, ругаясь, кинулись в стороны от дороги, искать спрятавшихся лучников.
Халльвард тычком в шею убил копейщика, лишенного оружия, мигом позже Вардак зарубил другого. Наемник развернулся, вытаскивая засапожный нож, но метать его оказалось не в кого.
Внизу, у ручья, схватка продолжалась, засевшие в лесу баронские вояки, судя по крикам, начали разбегаться.
– Где! Где эти твари?! – заорал вывалившийся из леса Пегас. – Я их сейчас!
Откуда в этот раз прилетела стрела, Халльвард не углядел, но воткнулась она точно в шею Вардаку. Брызнула кровь, тот захрипел, упал на колени, топор вывалился из ослабевших пальцев.
Наемник спешился, мигом позже рядом оказался Пегас.
– Ты что, дружище? Нет! – воскликнул он, подхватывая приятеля за плечи. – Перевяжем! Сейчас!
– Бесполезно, клянусь пометом Сияющего Орла, – сказал Халльвард.
Он знал, что после такой раны не выживет даже стойкий и выносливый гном.
Пегас не поверил, бросил испачканный в крови топор, уложил Вардака на телегу. Только поняв, что тот не дышит, могучий возчик замер, плечи его опустились, а глаза часто-часто заморгали.
– Ну отчего так, а? В какой-то дурацкой стычке… – прошептал он. – Ублюдки!
Ре Векрис завопил снова, но на этот раз испуганно, и развернул коня, собираясь драпать. За ним побежали и дружинники, и над лесом поплыл голос рога, призывающий баронскую рать к отступлению.
– Стоять! – приказал Рацибуж, и гномы-охранники остановились, хотя было видно, до чего им хочется довести дело до конца.
– Нет, это нечестно, – сказал Пегас, лицо которого кривилось, а кулаки были сжаты. – Почему он погиб, отчего? Или проклятый Урд решил, что Вардак достоин его чертогов?
Халльвард пождал плечами, и отправился в ту сторону, куда метнул ножи.
Хорошие, из романдийской стали, с утяжеленными кончиками… глупо оставлять их в трупах.
7. Вторая. Котелок.
Они ехали без передышки несколько часов, меняли направление, пробирались оврагами, где росла крапива чуть не по брюхо лошадям, продирались через густейшие заросли, где пахло орехами. Скакали по сосновым борам, где желтые стволы возносили к небесам исполинские кроны, а под копытами шуршали иголки, пробирались ужасающими завалами.
В голове у Нейли давно помутилось, она потеряла стороны света, мелькание зелени перед глазами начало раздражать. Когда они остановились, с удивлением обнаружила, что находятся на перекрестке – не дорог, тропинок, но довольно утоптанных – и что солнце по-прежнему сияет в небе.
– Настало время расплачиваться, барышня, – эту фразу Куница произнес обычным для себя равнодушным тоном, но по его глазам девушка поняла – эльф напряжен, и чего-то ждет.
Не того ли, что она попытается их обмануть?
– Да, – сказала Нейли. – Конечно.
Еще на постоялом дворе разобрала присвоенные в баронском замке драгоценности на две кучки. Одну, стоимостью примерно в двадцать полных крон, отложила, чтобы отдать Кунице и его соратникам, а остальное хорошенько припрятала – еще пригодятся, когда она выберется в более цивилизованные места.
Сейчас она вытащила мешочек с золотыми вещичками из седельной сумки и протянула эльфу.
– О-хо-хо, благодарю, – сказал тот и, не развязывая, отдал гному.
– Сейчас глянем! – заявил тот, и на бородатой физиономии объявилась широкая улыбка.
– Вы думаете, я могу вас обмануть? – спросила Нейли, тиская рукоять меча.
Момента расплаты она ждала с тревогой, боялась, что либо сам Куница нарушит слово – что оно для такого проходимца? – или его приятели, никаких обещаний не дававшие, возьмут дело в свои руки. Сонное зелье в ход не пустишь, и эти похотливые, алчные твари ее, скорее всего, изнасилуют и ограбят, а потом убьют и бросят труп на съедение волкам.
И не просто изнасилуют, а по всякому, чтобы ей было больно, чтобы она орала, заставят глотать их вонючее семя, лизать… А еще наверняка не зарежут, привяжут раздетой к дереву, чтобы подыхала долго, или оставят на муравейнике… Ее передернуло от отвращения, горло сдавило от ненависти… может быть, вытащить клинок, воткнуть в горло, вывести из строя хоть одного…
– О-хо-хо, ни в коем случае, – эльф покачал головой. – Но деньги, как говорит мой друг Кувалда, счет любят.
– И это верно, пожри меня черви! – пробасил гном, одну за другой осматривая драгоценности. – Девка не подкузьмила, тут на двадцать одну с половиной крону золота.
Половинчик хихикнул, и Нейли сообразила, что все это время он держал пращу наготове. Вздумай она дернуться, гладкий камень вылетел бы из петли, стукнул ее по затылку или виску, вышибая сознание, а то и жизнь… девушка содрогнулась, представив себя на земле с окровавленными волосами.
– Я не сомневался в ее честности, – сказал Куница. – Смотри, барышня, эта тропа, – он поднял руку, – ведет на запад, в пределы Тегары, и до ближайшего селения полдня пути, так что к вечеру доберешься. Но в королевстве война, собрана армия против Фавилы, на дорогах неспокойно, и одинокой женщине путешествовать небезопасно.
– А где безопасно? – Нейли фыркнула.