Что бы они ни говорили, что бы ни делали, я уничтожу эту альтернативную черную vis-систему и верну им крылья. Еще не знаю, как, но верну, и они снова станут флерсами. Я всегда была рациональна, пеклась о своем благе и никогда не тратила сил зря. Но всему когда-нибудь приходит конец, всё рано или поздно меняется… или умирает.
– Вы смиритесь с моим решением или будете препятствовать? – спросила я.
Ландыши переглянулись
– Мы не будем вредить или как-то препятствовать, но ночью…
Я кивнула, понимая – ночью никаких гарантий нет.
– Алехандро окончательно мертв, – произнесла я, вглядываясь в них.
Ни радости, ни облегчения на лицах. Значит, кроме него есть еще твари, могущие отдать им приказ. Следовательно, как ни прискорбно, придется их на ночь как-то… обезвреживать.
Решив, что все сказано, я приложила руку к сердечному vis-центру девочки и направила зеленую силу. Напрасно я опасалась, что не смогу добровольно им отдать – я врач, я лечу. Влив немного, потому что сила очень медленно и тяжело двигалась по венам, я точно так же приложила руку к мальчику.
– Тяжело… – тихо произнес он. Имея в виду, что сила не усваивается, не движется.
– Ничего, когда-нибудь станет легче, – ответила я. В голове зрел план действий.
Забрав у них грязные тряпки, заменявшие им одежду, я принесла то, что сшила Мальвочка. Новая чистая одежда смотрелась неуместно и как-то по-особому подчеркнула их изможденность.
Сжигая тряпки под вытяжкой, я старалась перестать думать о Ландышах. Надо собраться и все же наполнить зеленые накопители.
Наконец мне удалось сконцентрироваться и выкинуть бескрылых флерсов из головы. Я перекатывала в руках камешек полированного янтаря, напоминая ему о силе дерева, из которого он появился, отдавая ему частичку себя – наполняя его зеленым vis-цветом. Я хотела наполнить два накопителя, но справившись с одним, поняла, что просто не смогу уже наполнить второй, и не потому, что силы нет, ее бы и на три хватило – я уже просто не могу сосредоточиться.
Вечерело… Скоро сядет солнце и придет голодный Шон… Ландышей надо связать… или запереть… Запереть негде…
Чувствуя себя раздавленной из-за необходимости делать то, что совсем не хочется, я достала обрезки простыни и проверила их на прочность. Сойдет. Не в силах посмотреть близнецам в глаза, я сообщила, что пришла связать их. Они лишь попросили не разделять их. Можно было обойтись и без этого – мне бы и так это в голову не пришло, я не настолько глупа. Положив на стол мягкое одеяло и накрыв его простыней, я получила подобие кровати, на которой и расположились близнецы, они обнялись, и я связала им руки за спинами друг друга. Их спокойствие и понимание необходимости этого ограничения успокоило и меня. Я не делаю зла сверх необходимого – я просто защищаю себя и Лиана.
Сделав это, я побрела в ресторан, зацепившись и чуть не свалившись на своей родной, знакомой до последней пяди пожарной лестнице. Предупредила охрану о Шоне – благо с такой внешностью его даже с оригиналом, постаревшим Питом, не спутать – и поднялась к себе в кабинет.
Полчаса я просидела в прострации без единой мысли, тихо радуясь этой пустоте в голове, а потом Дик, начальник охраны, открыл дверь и доложил, что Шон Чери здесь. А также мистер Седрик со своим другом. И мистер Седрик просит о встрече.
Я уставилась на Дика, чуть не плача, чем очень обеспокоила его.
– Пати…
Дик работал на меня почти двадцать лет и относился ко мне как к дочери, потому что первые годы работал на другую Пати, ухоженную блондинку без возраста. И та Пати передала ему на попечение свою племянницу-брюнетку – меня. Дик старался не задумываться, почему тетя и племянница так непохожи внешне, но так схожи характером и поведением, и когда Пати-блондинка успела все рассказать появившейся из ниоткуда племяннице. Дик верил той Пати и был за многое ей благодарен, и возвращая этот долг благодарности, он опекал меня.
И сейчас увидев отчаяние и слезы в моих глазах, уже далеко не молодой мужчина приготовился защищать меня… Нельзя раскисать! Не время быть слабой.
Я улыбнулась, успокаивая его.
– Зови Чери, а мистеру Седрику скажи, чтоб убирался, и что я ему позвоню завтра или послезавтра. Но он наверняка не послушает и не уйдет, так что пусть сидит и ждет.
– Хорошо, Пати.
– Только будь вежлив с Седриком.
– Да уж этому не хлыщу не похамишь при всем желании, – ответил Дик и подмигнул, ободряя. Я ответила улыбкой.
Через пару минут в двери появился Шон; зайдя, он склонил голову и опустился на одно колено.
– Не надо условностей, – устало произнесла я. – Ни сейчас, ни потом.
– Слушаюсь, леди.
Он приблизился, принюхиваясь так, чтобы это не было заметно.
– Вы устали, леди… – осторожно заметил он.
– Устала, – согласилась я, но так, чтобы пресечь возможные предложения. – И я ведь просила наедине назвать меня Пати.
– Простите, но мне тяжело так… фамильярничать.
– Ладно, – махнула я рукой. – Леди так леди. Мы повторим то, что делали утром, но только останови меня чуть раньше. Сможешь?
– Леди… Послушайте меня… Вы устали. Не стоит.
Я с сомнением посмотрела на него. Мне было так плохо, что пряный, чуть мускусный запах, источаемый Шоном, вызывал легкую тошноту.
– Не стоит, – ответил он на мои сомнения. – У меня есть человек на эту ночь, и я могу привести ее вам.
– Нет, не надо. А почему ты так пахнешь? Вчера ты пах вкусно – ванилью и корицей, утром какими-то пряностями, а сейчас еще и мускус примешивается.
– Это от голода или сытости. Чем я голоднее, тем более резкий и мускусный запах – он заводит людей, а ваниль и корица сменяют страсть на нежность и расслабленность.
Да уж… Кто-то все очень хорошо продумал, когда создавал инкубов и суккубов, вернее создавал проклятие для них. Я наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что именно сказала Шону утром…
– Я обещала тебя покормить? – сдавшись, спросила я.
– Нет, вы сказали просто прийти в ресторан.
Какая я умница.
– Ну, раз так, то приходи завтра, надеюсь, я буду в лучшей форме. Или же я свяжусь с тобой днем, если понадобишься.
Увидев странную смесь чувств на лице Шона, я мысленно взвыла. Привыкай, госпожа: приказы рабам должны быть конкретными и однозначными.
– Занимайся своими делами, но так, чтобы за час ты мог добраться до меня.
– Спасибо, леди, – с облегчением произнес он.
– Переспрашивай сам… в подобных случаях, – попросила я.
– Хорошо, леди, – с сомнением ответил он. И я поняла, что рассчитывать на свободное общение не приходится.
– Тогда до завтра.
Шон молча поклонился и вышел. Посидев с закрытыми глазами, я набрала Дика.
– Мистер Седрик не ушел, – полуутвердила я.
– Угу. Сидят, уминают полусырые куски мяса. Довели Поля до истерики своим заказом. Хорошо хоть сели в углу и мало кому видны… хищники, – пренебрежительно закончил он.
– А кто второй? Брутальный брюнет или вменяемый шатен?
Дик, хохотнув над характеристикой, ответил:
– Шатен.
Все ясно. Тони Грея приволок. Не отвертеться.
– Ладно, я пойду пока успокою или окончательно доведу Поля, как уж получится. А когда эти двое закончат есть, предупредишь меня, а после проведешь их. Только мистера Седрика, – подумав, добавила я. Решив, что оставаться наедине с двумя волками, да еще в моем состоянии – крайне неразумно.
– Сделаем, Пати.
Я спустилась в кухню, Поль, наш шеф-повар, напоминал кипящую кастрюльку, только вместо булькания доносилось: "Пусть идут в зоопарк и объедают там львов! Откуда они вылезли? Из Кентукки? Или Арканзаса? Ехали б туда и там жрали свои стейки с кровью"
– Пати! – гений кулинарии увидел меня и понял, на кого можно обрушить гнев. – Пати! Что мне приходится ради тебя делать? Ты знаешь?
– Гробить свой талант? – с сочувствием спросила я.
– Да! Ты знаешь, что приходится подавать в твоем ресторане?
– Полусырые куски мяса, – сокрушенно ответила я. – Поль, а у тебя еще остался твой маскарпоне? – с придыханием спросила я, состроив самую умильную рожицу, какую только смогла.
Поль посмотрел на меня, разрываясь между желанием поскандалить и удовлетворить свое тщеславие, второе победило.
– Остался, – гордо выдал он. – Твои клиенты настолько тупы, что не берут лучшие десерты, – выпустил он пар.
Я безмолвно изображала "Дай! Дай! Дай!". Поль вымешивал в общем-то безвкусный маскарпоне с ванилью и еще чем-то, превращая его в пищу богов. Шеф-повар достал сыр и коржик и в считанные секунды приготовил пирожное, кокетливо украшенное тонкой плашкой черного шоколада.
Я была так голодна, что заглотила бы его, не почувствовав вкуса, но Поль такого просто не пережил бы. Посему я съела всё с положенным закатыванием глаз и прочими выражениями восхищения. Шеф-повар тем временем так же молниеносно приготовил еще одно, но уже в корзиночке и с фруктами, это пирожное также было съедено с положенными церемониями.
Мир и благоденствие в маленьком мирке кухни были восстановлены. Поль, напевая что-то без слов, принялся за работу, а его помощники, обрадовавшись отсутствию брюзжания, выполняли всё на отлично. Посчитав миссию выполненной, я тихо утащила пару бананов и персиков и скрылась у себя в кабинете.
5
Только я доела свой ужин, как позвонил Дик.
– Мистер Седрик рвется к вам.
– Вот… человек. Хоть бы кофе выпил после еды… – досадливо отозвалась я. – Проведи его, и пусть кто-нибудь занесет мне в кабинет два двойных эспрессо.
Через несколько минут девушка-официантка занесла кофе, а Дик привел Седрика. Полуволк был вызывающе красив и элегантен, впрочем, как всегда последние лет десять. С чего вдруг он сменил внешность крепкого солидного мужчины средних лет на параметры топ-модели итальянских кровей, осталось для меня загадкой. Хотя кто знает, может, одним своим видом вызывая сильные эмоции как у женщин, так и у мужчин, он развивал свою способность работать с красной силой человеческих эмоций, а не только тешил когда-то ущемленное самолюбие.
Удобно устроившись в кресле, вместо приветствия он поинтересовался:
– Пати, что за игры?
– Какие игры? – устало спросила я.
Седрик поморщился.
– Расклеилась?
От этого ехидного вопроса мое терпение лопнуло, и ответила я весьма нецензурно, чем немало удивила его.
– О… Розочка, я открываю в тебе все новые и новые грани.
– Грани у брильянтов, Седрик, у роз лепестки, – устало огрызнулась я. – Сам-то ты как новенький, я погляжу.
– Да, выжал своих волков и мне хватило, – рассеяно-светски махнув рукой, ответил он.
– А как ты от них кормишься? – не удержалась от вопроса я.
Седрик оценивающе посмотрел на меня.
– По-разному.
– Да не наводи ты тень в полдень! У тебя же самцы, сам сказал: сука одна, и та бешеная.
– Через кровь, я пью от них. Особо ценные, вроде Румана и Тони, всегда при мне, от них я беру иначе: постоянно и по чуть-чуть.
– Запах?
– Запах и прикосновения.
– Так чего ты смущал меня на днях? – буркнула я.
– Ну кто ж знал, розочка, что питье крови тебя не напугает. А во-вторых – всякое бывает, и то, что ты тогда подумала, в том числе. Но я пришел не удовлетворять твое праздное любопытство, а решить судьбу… оборотня.
На последних словах маска бонвивана слетела с него, он впился в меня жестким взглядом, готовый к бою; надеюсь, словесному.
– Оборотня? – насторожилась я.
– Именно. Оборотня. Тони пахнет псом после того, как ты с ним поработала.
– Ты хотел сказать: спасла жизнь, – закипая, уточнила я.
– Спасла жизнь, – досадливо согласился он. – Он пахнет псом, и мои волки на него реагируют… враждебно. Инстинкты конфликтуют с разумом. Разум говорит, что он свой, а нюх – что он враг. Пока они сдерживаются, но вечно так продолжаться не будет. Через пять дней полнолуние… Я думаю, Тони обернется собакой, – тихо закончил он.
Обернется собакой, и стая его загрызет – поняла я.
– Послушай, сейчас он полон моей силой, сейчас он какой-то светлый, но может, если ты его "зачернишь", он опять станет волком.
– А как ты себе представляешь "зачернение"? – спросил Седрик, пристально всматриваясь в меня. Я смутилась.
– Ну, ты же как-то инициируешь своих волков, может, нечто похожее.
– А что ты знаешь об инициации?
Я пожала плечами: это тайна мохнатых, что они там творят, чтобы впервые превратиться в зверей.
– Я тебе расскажу, – по тому, как он произнес эти слова, я поняла, что Седрик очень зол. – Инициация – это когда получеловека ставят на грань, и либо он становится зверем, либо ломается и становится ничем. За самок не говорим – их просто трахают, накачивая силой, пока те не будут готовы перекинуться. А вот парней инициируют в разных стаях по-разному. В атрибутике по-разному, а по сути – это всегда вывод за грань. В моей стае – один из сильнейших волков избивает новичка до полусмерти, оскорбляя и всячески унижая его. Новичок знает, что проиграв, будет в полной власти победителя со всеми вытекающими, а потому рано или поздно начинает драться насмерть, перекидываясь. Или умирает. Слабаков я не терплю в принципе, не хочу расхолаживать стаю.
Так вот, когда инициировали ТиГрея, мне пришлось сменить трех старших. Пацан хорошо насобачился в уличных боях и вырубал, щенок, старших своими оточенными грязными ударами. В конце концов, хлебнув крови взбесившегося Огги, которому он сломал ногу, я сам вышел против него, уже измотанного и заведенного, и задавив силой, перекинул. Тони сильный человек и слабый волк, а тут еще и ты… твоя сила, вошедшая в самую его суть.
– Так вот, Пати, – продолжил он, – я не просто так к тебе притащился, у меня было время обдумать и взвесить. Зачернить Тони не выйдет; будь на его месте кто другой, может, и сработало бы, хотя не факт, что я стал бы мараться о такое. Но с ним не выйдет, и даже пробовать не буду.
– Не будешь пробовать? Мараться? А как ТиГрею жить? Без стаи? Он же оборотень! Волк! Он всю жизнь был волком! С кем он будет бегать в полнолуние? С кем проводить дни? Где работать? Где возьмет себе самку, в конце концов? Может, надо сделать ему плохо сейчас, чтобы потом было хорошо?
– Я повторяю для особо розовых!!! Если бы это был не ТиГрей, я бы посадил его на цепь в подвале и не кормил! Подождал бы, пока твоя сила выгорит. Хотя думаю, ты засунула ее так глубоко, что таким способом ее не вытравить. Потом бы ему, подыхающему от голода, дал бы козленка или ягненка живого, а после заставил драться за свою жизнь. Я не вдаюсь в подробности типа что говорил бы ему, как запугивал и угрожал, как и чем бил. Ясно? Я бы сделал все это! Но Тони это убьет! Он слабый волк! Слабый зверь! Я не хуже тебя понимаю, каково ему будет без стаи. Но он умер для нее вчера утром. Не вернулся с задания. И точка.
– Понятно…
Какая все же жизнь иногда гадкая штука, – устало подумала я.
– И что ты предлагаешь? Хочешь передать его мне?
– Да. Ни мои, ни вольные не посмеют его тронуть, если он будет твоим. Он очень ценный воин, он заставил себя уважать, несмотря на то, что все в стае знали, как тяжело ему перекидываться. Почти всегда я ему помогал…
– То есть мне нужно будет ему помогать перекидываться в полнолуние?
– Да, – отрезал Седрик.
– А если я не смогу ему помочь?
– Он рано или поздно перекинется, помучается и перекинется.
– Давай его самого спросим, чего он хочет? А?
Седрик как-то зло и обиженно на меня посмотрел и промолчал. Я сочла это за согласие и попросила Дика привести ТиГрея.
Тони, коротко стриженый шатен среднего роста, со стальными, но не объемными мышцами, зашел с ленивой грацией, свойственной скорее кошачьим, чем волкам. Он замер у двери, смотря то на меня, то на Седрика. Молчание затягивалось, Грей прошел в комнату и то ли случайно, то ли намеренно стал так, что мы образовали равносторонний треугольник.
– Выбирай, – коротко обронил Седрик.
Тони пристально всмотрелся в него, потом в меня, потом опять в Седрика, и вдруг, сделав к нему шаг, опустился на одно колено:
– Спасибо, что отпустили…
Седрик чуть скривился, пытаясь скрыть эмоции, шагнул к нему и то ли с усилием погладил, то ли оттолкнул его голову, и больше ни на кого не глядя, молча вышел за дверь.
Мы остались с Тони вдвоем.
– Ты уверен? – спросила я
– Да.
От этого односложного и четкого ответа я успокоилась.
– Наверное, мне надо поставить метку слуги, – произнесла я, собираясь с мыслями. – Для полной однозначности и твоей защиты.
– Ставьте, – он подошел и присел на корточки.
Я попыталась сосредоточиться и поняла, что сейчас не смогу, не способна на такое управление силой.
– Не сейчас… У тебя есть свое жилье? Есть где жить?
– Да, у меня квартирка в Бронксе.
– Хорошо. Приходи завтра днем. Я надеюсь, буду в форме, и мы постараемся со всем разобраться.
– Хорошо, – и Тони улыбнулся легко и весело. Обольстительно.
– У тебя ведь нет всяких глупых мыслей в отношении меня, а, волк? – спросила я, чтобы пресечь всякие попытки на корню.
– Я пес, в стае лорда Седрика не волки, а псы. И хоть многие из нас, или правильней уже сказать "из них", перегрызли бы глотки за такое оскорбление, правды это не меняет. Так что глупых мыслей в отношении тебя, хозяйка, не имею. Не боись, я не полный придурок.
– А почему в стае Седрика псы, а не волки?
– У нас есть хозяин, который заботится о нас и которому мы служим. А для волка что главное?
– Свобода…
Он кивнул.
– А мы променяли ее на помощь в полнолуние и при ранениях, денежную работу и доступных самок, – на последних словах он игриво подмигнул.
– И как же ты, такой сильный и опасный, будешь подчиняться мне, женщине? – задала я провокационный вопрос.
Тони тут же стал предельно серьезен.
– Даже не знаю, как тебе объяснить… Нет у меня желания испытывать твое терпение и проверять на прочность, и всё тут. Может, сила твоя виновата, может, еще что.
Точно, он все еще под воздействием моей силы, а что будет, когда она "выветрится"?
– Тони, я могу быть жесткой и жестокой, – с угрозой предупредила я.
– Мне тоже страшно, – вдруг сказал он и грустно улыбнулся, – но дороги назад нет.
– Нет, – подтвердила я. – Приходи завтра…
И я ласково погладила его по заросшей щеке, он вывернулся, подставляя ухо под почесывание. Я почесала, и в пальцы полилась сила… Чужая… чуждая. Несшая осознание своей физической силы и простоту… в желаниях, в решениях…
Тони кормил меня. Сам. Считается, что волки не отдают сами – из них надо вытягивать.
– Я вкусный?
– Ты хороший. Сильный и простой.
– А ты вкусная и пахнешь жарким днем в поле… Я в детстве жил на ферме… – говоря это, он опять лизнул мою ладонь, собирая каплю силы.