- Видно, норманны появились здесь вскоре после возвращения Абакуса, - предположил Готен.
- Может, они даже шли за ним по пятам.
- Так много народу? Ну нет, он бы их заметил. Скорее всего, то, что они попали в эти места, просто нелепая случайность. Далее великий Абакус со всеми своими ведьмами бессилен против случая.
- Мы подойдем поближе?
- "Мы"? - повторил Готен.
- Ой, перестань, - сердито шепнула Деа. - Ведь я и правда могу тебе помочь.
Подумав мгновение, он кивнул:
- Согласен. Может, это будет неплохой подготовкой. - С этими словами Готен перебежал на левую обочину дороги и заспешил вниз по склону. Деа следовала за ним.
Подготовка? Что он хотел этим сказать? Что у него на уме?
Подготовка к чему? И вообще это звучало так, будто не стоило особенно ломать себе голову из-за нынешней истории, будто норманны - это так, мелочи.
Так, размышляя, она торопилась за отцом, скользя на твердом насте и стараясь не отстать. Оба то и дело спотыкались о торчащие из земли обледеневшие корни деревьев, обходили коварные ямы, едва заметные под снежным покровом.
- Неужели Абакус не может просто… гм… как-нибудь выколдоватъ северян из этих мест? - шепотом спросила Деа.
- Кто знает? - печально ответил Готен. - Честно говоря, я был бы рад, если бы он не смог этого сделать.
- Потому что норманны взяли на себя твою работу?
- Нет, - серьезно возразил он. - Просто потому, что тогда Абакус может так же легко справиться и с нами. Как и с любым другим живым существом.
С этим было не поспорить, и дальше они шли в молчании, пока свет костров не засиял совсем близко между стволами деревьев.
- Теперь мы должны быть очень осторожны, - тихо сказал Готен. - Они наверняка выставили часовых.
Пригнувшись, они двинулись дальше. Деа достала из-под накидки свой старый кинжал и сжимала его в руке с таким видом, словно он был самым грозным оружием на свете. Хотя клинок притупился и слегка заржавел, кожаная рукоятка придавала ей храбрости. В этот момент девочке казалось, что она запросто одолеет всех северян.
Однако иллюзии мигом рассеялись, стоило ей поближе увидеть одного из норманнов.
Никогда в жизни она не видела человека такого огромного роста. Конечно, ее отец был высоким, однако северный воин перерос его больше чем на голову. Он стоял у ближайшего костра, закутавшись в лохматые шкуры, и опирался на копье, которое Деа наверняка не смогла бы даже поднять. Наши путники видели часового в профиль, и им показалось, что он спит стоя. На нем был шлем с двумя громадными рогами, а взъерошенная огненно-рыжая борода доставала до груди. Его руки украшали широкие кожаные браслеты, отделанные стальными пластинами, а меч, воткнутый им в снег прямо перед собой, поражал своей величиной.
Норманн был у костра один. Видимо, он получил приказ охранять эту часть лесной опушки. Возможно, Готену и удалось бы захватить спящего врасплох, не будь поблизости, всего шагах в двадцати, его многочисленных товарищей, которые, похоже, собирались атаковать черный крепостной вал. Пламя лагерных костров яркими бликами играло на их кольчугах и чешуйчатых панцирях. Почти все они носили двурогие шлемы, у всех были длинные бороды. Теперь Деа поняла, почему угольщики принимали их за демонов, а между тем она еще ни разу не видела, как они бьются с врагом, впадая при этом в одержимость! Когда они становились берсеркерами, их топорам, мечам и копьям не могли противостоять даже самые мощные крепостные стены.
- Смотри! - прошептал Готен на ухо дочери и кивком указал на зубчатый венец колдовской крепости.
Там, наверху, появилась одинокая фигура; человек поднял обе руки и запрокинул голову. Широкие черные одежды развевались на ледяном зимнем ветру.
- Это Абакус? - одними губами прошептала Деа. Спящий часовой стоял шагах в десяти от них и по-прежнему не шелохнулся; но нельзя же надеяться на то, что он будет спать все время.
Готен не ответил. Но его молчание было красноречивее слов.
- Что он делает? - вновь спросила Деа.
- Похоже, творит заклинание.
- А что он заклинает?
Взгляд Готена был холодным, как северный ветер:
- Деа, я очень люблю тебя… Но, пожалуйста, придержи язык хотя бы на одно мгновение!
Девочка с обидой отвернулась от отца и снова посмотрела на зубцы башни. Абакус стоял в той же позе. Однако теперь Деа показалось, что воздух между его поднятыми вверх руками мерцает, точно плавясь от сильного жара. Да, конечно, это походило на свет от пламени костра.
В следующий момент свет приобрел красноватый оттенок, становясь все ярче и ярче, и вдруг погас.
Деа с силой выдохнула и стиснула зубы. Что произошло? Она-то ждала, что магическое пламя вырвется из рук Абакуса и испепелит воинов северной страны. Или что из воздуха появятся какие-нибудь щупальца, которые схватят и разорвут пришельцев… То есть случится нечто, подтверждающее славу Абакуса как великого колдуна.
Но ничего подобного не произошло. Абакус продолжал стоять неподвижно, как каменное изваяние.
- Что же это такое? - Деа была совсем сбита с толку.
Готен приложил палец к губам, приказав ей молчать.
Часовой у костра проснулся и, так же как его собратья, глядел вверх, на башню. Все недоумевали и старались понять, в чем же, собственно, дело.
Деа высоко подняла брови:
- Кажется, с колдовством ничего не выходит?
Ее отец вздохнул:
- Что нужно для того, чтобы ты наконец помолчала?
- Чтобы кто-нибудь мне объяснил, что творится, - отпарировала она язвительно.
Ближний часовой был настолько увлечен Абакусом, что едва ли мог заметить двух незнакомых наблюдателей на опушке леса. Деа совсем не опасалась его, пока он смотрел в другую сторону.
Готен тяжело вздохнул.
- Это не было неудавшимся колдовством, - тихонько пояснил он. - Возможно, Абакус хочет, чтобы так думали норманны. Похоже, он намерен ввести их в заблуждение.
- Если Абакус так опасен, как ты рассказывал, он наверняка не удовольствуется безобидными фокусами.
- Скорее всего, нет.
Часовой между тем отошел от костра и направился к остальным воинам. Он тоже хотел знать, что происходит там, наверху.
Деа била дрожь. Она вдруг начала замерзать. Ветер, дувший с заснеженных горных вершин в узкую долину, неожиданно стал очень холодным.
Готен это заметил.
- Ты чувствуешь?..
- Похолодало…
Он кивнул:
- Но почему так сразу?
Они замолчали и обменялись долгими понимающими взглядами.
Затем вновь перевели глаза на крепость. Некоторые северяне подносили руки ко рту, стараясь согреть их своим дыханием; другие изо всех сил растирали закоченевшие пальцы. А ведь для этих людей мороз был привычным делом.
- Там, где они стоят, кажется, еще холоднее, чем у нас, - пробормотал Готен. Слова, белым паром вылетая из его уст, обретали какие-то контуры, будто становясь зримыми.
- То, что было у Абакуса между рук, выглядело как… жара, - задумчиво сказала Деа. - Ты думаешь, он мог…
- …вытянуть из воздуха остатки тепла? Да, вполне возможно.
- Но почему?
Готен пожал плечами:
- У меня есть недоброе предчувствие, что мы сейчас же получим ответ на этот вопрос.
Ждать пришлось недолго. Предположение Готена подтвердилось. И все же то, как это произошло, застало их врасплох.
На том месте, где рядом стояли три дюжины северян, видимо, в мгновение ока стало так невыносимо холодно, что воины бросились врассыпную, как стадо перепуганных овец. Только двое, находившиеся в самой середине группы, не тронулись с места. Их меховые плащи и панцири покрылись толстым слоем льда. Один из них еще пытался двигаться, и ледяная корка на его коленях потрескалась, но потом он окончательно замер и больше не трогался с места. Даже глаза его, казалось, замерзли, потому что перестали двигаться в глазницах. Лицо застыло в гримасе бесконечного ужаса. Он был сейчас похож на какую-то варварскую статую, вырубленную скульптором из глыбы льда.
Однако если кто-то полагал, что чары Абакуса всего-навсего превратили его врагов в лед, то он сильно заблуждался. Ибо самое худшее было впереди. Гораздо худшее.
Раздался треск, и на том месте, где стояли навеки застывшие северные воины, в снегу появилась трещина с острыми зазубринами. Земля выгнулась и разверзлась вдоль этой трещины. Но то, что в первый момент походило на разлом в земной коре, вдруг оказалось пастью громадной бестии изо льда и снега! Снежные зазубрины превратились в клыки, каждый величиной с ребенка, а из темной пасти высунулся огромный язык из мерцающих ледяных кристаллов, змеей обвился вокруг обеих неподвижных фигур и смахнул их в пропасть. Между тем купол над землей все увеличивался, пока не принял очертания головы невероятных размеров на теле жуткого чудовища, - теле, утыканном иглами и клинками изо льда.
Деа ойкнуть не успела, как Готен сильно рванул ее за руку, увлекая в чащу леса, за деревья, прочь от кошмара вздыбившихся льдов, безумного скрежета чудовища и диких криков северных воинов.
Деревья скрыли от Деа все происходящее, но ей и не надо было видеть. Те звуки, которые она слышала, восстанавливали перед глазами картину трагедии. Готен крепко обнял дочь и через ее плечо смотрел в сторону крепости. Она чувствовала, что его тело как будто сведено судорогой: отец буквально окаменел от ужаса при виде того, что содеял Абакус одним своим заклинанием и что он привел в мир.
И вот здесь, посреди всего этого безумия, содрогаясь от омерзения и страха, Деа впервые осознала, что пришлось пережить Готену в течение всех долгих лет их разлуки, что заставляло его страдать и действовать: ненависть к силам зла, отвращение к их деяниям, глубокая печаль о настоящем и будущем Земли. И в этот миг она поклялась себе, что всегда, что бы ни случилось, будет помогать ему. Не потому только, что она его дочь, а он ее отец, - нет! Это была глубокая убежденность, насущная потребность, обязательство перед самой собой. И клятва, забывать о которой Деа никогда не имела права.
Наконец все стихло. Над лесами, долиной и выжженной землей перед старой крепостью воцарилось молчание бессилия. Весь мир безмолвствовал, и Деа тоже не могла произнести ни звука. Казалось, эта вселенская тишина заполнила всю ее чем-то, что можно было принять за страх, но в действительности было куда серьезнее и опаснее: полная, абсолютная пустота, невозможность и нежелание осознать происшедшее.
Готен очень бережно и осторожно выпустил дочь из своих объятий:
- Кончено. Что бы это ни было, оно прошло.
Она вытерла льющиеся из глаз слезы и только тогда смогла рассмотреть его лицо. То, что увидела Деа, потрясло ее до глубины души: отец, казалось, состарился на много лет. Она спрашивала себя, откуда эта влага на его щеках: был ли то лед, растаявший так быстро, или он тоже плакал - о чужестранцах с севера, которые не задумываясь убили бы его, но сами умерли такой смертью, какую не заслужил никто на свете.
- Идем, - сказал он наконец с нежностью и еще раз прижал к себе дочь. - Нам надо идти.
- Куда? - спросила она голосом, который ей самой показался чужим - так он был слаб и безжизнен.
Готен посмотрел сквозь деревья на черный вал крепости…
- К Абакусу, - ответил он. - Спасать мир…
Среди ведьм
Снег у подножия крепостного вала походил на поле битвы. И тем не менее все указывало на то, что битвы не было. Не было никакого сопротивления.
Чудовище, вызванное заклинаниями Абакуса, исчезло. На том месте, где оно внезапно появилось, порожденное льдом и земными недрами, зиял глубокий кратер. В нем плескалось нечто, на первый взгляд казавшееся обыкновенной водой. Но только на первый взгляд: эта жидкость была куда плотнее воды и отливала серебром.
- Где… где это? - тихо спросила Деа, когда они с Готеном медленно брели по заснеженному полю прямо к воротам крепости.
Между зубцами крепостной стены никто не появлялся, но отец и дочь нисколько не сомневались в том, что Абакус уже знает об их прибытии.
Готен указал на переливающуюся слизь в кратере:
- Вот все, что осталось от чудовища. Оно было вызвано с одной-единственной целью, и оно свою задачу выполнило.
На снегу тут и там виднелись следы разыгравшейся трагедии. Деа сомневалась, что кому-нибудь из норманнов удалось спастись бегством.
- Что ожидает нас там, внутри? - спросила она, кивая на высокие ворота полуразрушенной крепости.
- Зло, - коротко ответил Готен. И ни слова больше.
Дойдя до крепких дубовых дверей, путники остановились. Двойные створки ворот были закрыты. Изнутри не доносилось ни звука.
Готен запрокинул голову и посмотрел вверх на зубцы крепостной стены.
- Абакус! - крикнул он изо всех сил.
Некоторое время все оставалось по-прежнему. Только эхо отозвалось из глубины долины, докатилось до горных склонов и, отраженное ими, рассыпалось многочисленными стонами и вздохами, похожими на жалобы беспокойных духов.
…Раздался пронзительный визг, но то был не голос, а скрип массивных входных дверей. С громким треском одна из створок широко распахнулась. Образовавшийся проем был темен и пуст.
Деа стиснула зубы и уже хотела войти, но Гоген удержал дочь, положив руку на ее плечо. Многозначительно покачав головой, он дал понять, что ей пока не следует заходить - и уж во всяком случае заходить первой.
- Абакус! - скорее взревел, чем закричал он снова, подняв голову к черным камням твердыни. - Это и есть то самое "добро пожаловать", которое ты мне обещал? - Немного помолчав, он продолжал: - Сначала ты вынуждаешь меня пробираться по трупам этих варваров, а потом я не слышу от тебя ни одного приветливого слова!
Темнота в дверном проеме неожиданно обрела форму, когда фигура в черном облачении выступила из ворот и остановилась в шаге от Деа и Готена.
Деа подумала, что Абакус выглядит старше, чем всего несколько дней назад. Показалось ей, или он и в самом деле шел, сильно наклонившись вперед? Действительно, в этот момент между складками его одеяния мелькнула трость, на которую он тяжело опирался левой рукой.
- Прости мне мою неприветливость, - обратился чародей к Готену. Его голос звучал хрипло. Я не мог спуститься сюда быстрее. Лестницы… мне нелегко с ними справляться.
- Ты неважно выглядишь, - непринужденно заметил Готен. И сердечно пожал протянутую Абакусом руку.
Деа не смогла подавить дрожь при виде этого дружеского приветствия. Каким бы больным и слабым ни представал сейчас Абакус, она никогда не забудет того, что он совершил и как совершил.
- День был очень трудным, - уклончиво ответил Абакус.
- Мы уж видели, как ты потрудился, - го ли с иронией, то ли с уважением сказал Готен.
- Действительно впечатляет, не правда ли? - И, не дожидаясь ответа, Абакус круто повернулся и пошел назад в крепость.
Готен коротко кивнул Деа и последовал за колдуном. Деа замыкала шествие. Ворота за ними затворились сами собой, как будто их закрыла чья-то невидимая рука.
Посмотрев по сторонам, девочка увидела, что они идут через большой широкий зал, потолок которого поддерживали мощные каменные колонны.
- Некоторые строения этой крепости сохранились еще со времен римлян, - объяснял Абакус на ходу. - То, что они когда-то делали из дерева, потом отстроили заново уже из камня. Но этот зал и еще несколько уголков крепости выглядят точно так же, как тысячу лет назад.
Деа не имела ни малейшего понятия о том, кто такие римляне, но видела, что Готен молча кивнул. Она должна непременно спросить его, о ком шла речь.
Абакус вывел их из зала и заснеженным внутренним двором повел в следующее здание. Пройдя немного гулкими коридорами, они вступили в зал, посреди которого стоял огромный потрескавшийся деревянный стол. За ним сидели шесть женщин в темных одеждах. Платья их были очень дорогими и необычными; Деа никогда не видела ничего подобного.
Испытующие взгляды женщин обратились сначала к Готену, а затем надолго задержались на Деа… "Колдовские глаза!" - пронеслось у нее в голове, и она, вдруг почувствовав озноб, спросила себя, не крадут ли эти женщины незаметно для нее самой ее волю.
Абакус занял место на высоком стуле во главе стола и выжидательно посмотрел на Готена.
- Я чувствую, как возвращаются мои силы, - сказал он и положил трость на стол перед собой. - Завтра утром я буду как новенький. Итак, Готен, я вижу, ты принял решение?
- Да.
- Значит ли это, что ты принимаешь мое предложение?
- Я хочу этого всей душой, - отвечал Готен, к ужасу Деа. Но она подозревала, что это было уловкой, неким тонким ходом в той игре, что затеял ее отец. - При одном условии.
Абакус высоко поднял бровь, и громкий ропот послышался среди ведьм…
- И что же это за условие? - осведомился магистр.
- Я хочу, чтобы моя дочь осталась со мной. Более того: я хочу, чтобы твои ведьмы обучили ее черному искусству и сделали подобной им. Ты знаешь, что у нее есть талант к этому.
Деа не верила своим ушам. Она - и ведьма?! Но он не мог требовать от нее этого! Этого - никогда!
Абакус перевел взгляд с Готена на Деа и испытующе посмотрел на нее.
- Талант у тебя есть, это правда. Та история, когда ты распознала демона в проповеднике на рыночной площади, доказывает, что в тебе кроется нечто большее, чем может показаться на первый взгляд. Ты необычная девочка, это безусловно. - Он улыбнулся, но дружелюбной эту улыбку не назовешь. - И пророчество демона о твоем дальнейшем будущем, конечно, позволяет надеяться… Страдания и беды должны быть постоянными спутниками ведьмы, ибо только тогда она отвечает моему вкусу. - Он окинул компанию своих ведьм многозначительным взглядом и усмехнулся: - Не так ли?
Шесть женщин с готовностью закивали и захихикали.
Он вновь повернулся к Деа:
- Эти шестеро - могущественнейшие ведьмы, пожалуй, на всем свете. Когда они тебя обучат, ты станешь одной из них. И так же, как они, ты будешь беспрекословно подчиняться мне. Ты согласна с этим?
Вопреки своей воле, вопреки всему своему существу, чувствуя, что утвердительно кивает головой, Деа тем не менее не могла выдавить из себя ни единого слова. Она украдкой взглянула на отца, но он смотрел мимо нее, на Абакуса, словно боясь молчаливого упрека в ее глазах.
- Да, - прохрипела она наконец. - Да, я согласна, я хочу заниматься этим. - Она надеялась и молила Бога, чтобы в действительности все это оказалось лишь частью плана, задуманного ее отцом, - плана уничтожения колдовского союза Абакуса.
Деа вдруг с отчаянием вспомнила о тех сомнениях, что возникли у нее, когда Готен впервые рассказал ей о своих намерениях. Да, он - ее отец. Но что, если он обманул ее? Если он и сам захотел стать таким же колдуном, как Абакус, и поэтому вступил в Арканум? Наверное, Абакус рассмотрел в отце что-то особенное, иначе он вряд ли предложил бы ему стать членом этого союза - тем более что Арканум, не считая Абакуса, состоял из одних женщин.