И теперь придется трудно, потому что на верхней палубе находилась только часть команды катласа, те, кому подобное развлечение могло доставить удовольствие. А ведь была еще и подвахта, и отдыхающая смена, находящаяся где-то там, внизу, на жилой палубе корабля. И всем им не потребуется много времени, чтобы разобраться в ситуации и понять, что все не так уж страшно, что нас всего лишь двое, а в моем револьвере остался один патрон.
Я взлетел на полуют, туда, где находился штурвал, держа наготове шпагу. Там должен быть рулевой, вахтенный офицер, или как он тут называется.
К моему удивлению мостик оказался пуст.
За кормой корабля раздался вопль. Недалеко, в кильватерной струе, виднелась голова плывущего человека, а вокруг кружили черные плавники акул. Затем там поднялась окрашенная в розовый цвет пена.
Вот человек исчез, в последний момент вытянув из воды во всю длину руку, будто пытаясь ухватиться ею за низкое хмурое небо. Я даже вздрогнул, на секунду представив, что на его месте мог быть и я.
Корабль, оставшийся без рулевого, уваливало под ветер и паруса захлопали, потеряв его.
- Прошка, ко мне! - заорал я снова на родном языке. Но слово "Прошка" звучит одинаково и на суахили, а понять смысл команды можно и по моему требовательному реву.
Проухв в два прыжка преодолел все восемь балясин трапа, встав рядом со мной, весь заляпанный своей и чужой кровью, все еще держа в руках обломок вымбовки, свежеокрашенный в красный цвет.
- Подтягивай - указал я ему на канат, волочивший шлюпку на буксире. Прошка сильнее и поэтому подтянуть ее к борту у него получится значительно быстрее.
Сам я встал у единственного трапа, ведущего на мостик. Какое-то время у меня получится задержать их, пока еще будет свежи впечатления от пистолета, что может стрелять много раз подряд. Но когда они догадаются применить свои, все, пиши пропало.
Когда раздался душераздирающий скрежет и треск, палуба стремительно ушла из-под ног. Падая, я выпустил последний заряд в такое близкое небо. Корабль начал стремительно крениться на левый борт.
"Налетели на подводные скалы" - мелькнуло в голове, которой я успел здорово приложиться в падении к нактоузу, пытаясь встать на ноги.
А корабль продолжал крениться, и было слышно, как через пробоину в его чрево хлещет вода. В его чреве что-то прогромыхало, вероятно сдвинулся груз, заставляя катлас крениться ещё быстрее. Из дверей кормовой надстройки, на карачках, вылетела Мариам, оглушительно визжа от страха.
Девочка, а я ведь совсем про тебя забыл.
- Ваша светлость - послышался рев Проухва - быстрее сюда.
Так, шлюпка у борта и если сейчас ее не займем мы, то она достанется хозяевам.
Корабль уже касался ноками рей воды. Сейчас он достигнет точки неустойчивого равновесия и все, на ровный киль ему уже не встать. У него останется только один путь, перевернуться кверху дном. У нас это называется оверкиль, а вот как это называется здесь, я все еще не знал.
Мириам соскользнула по наклоненной палубе к самому фальшборту, и, не будь его, свалилась бы в воду. Туда, где у самого борта мелькали стремительные тени акул и виднелись их плавники.
Сейчас девочка, сейчас, мы ни за что тебя здесь не оставим. Ухватив все еще визжащую девушку за ворот, я чуть ли не волоком потащил ее за собой. Прошка был уже в шлюпке и бешено вращал глазами в поисках чего-либо, чем можно перерубить канат. Этого не требуется, морские узлы тем и отличаются от всех остальных, что надежны, легко вяжутся и не менее быстро их можно распустить. Местный узел ничем не отличался от знакомых мне по прежнему месту жительства на планете Земля.
- На весла! - заорал я ему уже на имперском, отталкивая шлюпку от гибнувшего корабля.
Не хватало еще, чтобы по нам стрелять начали, сейчас, когда мы совсем рядом. Не сомневаюсь, всем им не до этого, но я привык, что моя судьба всегда выбирает самый плохой сценарий.
Тресь - и в руках Проухва оказались две половинки весел. Мать твою, ты хотя бы немного соизмеряй свою силу с тем, что попало тебе в руки.
Ничего, шлюпка четырехвесельная и грести я умею.
- Держи румпель прямо! - это уже снова Прошке. Вот же моряк хренов, уж такие-то слова он должен знать. Очень трудно грести, держа направление, когда перо руля почти прижато к транцу кормы.
- И-и раз, и-и раз, - командовал я сам себе, гребя веслами и глядя на удаляющуюся корму катласа. На накренившейся корме корабля золотом горели буквы - "Любимец судьбы".
Глава 2. Букашка
Я сидел у ярко горящего костра, орудуя шомполом и заряжая нижний ствол пистолета. Хороший боцман был на "Любимце", хозяйственный. В шлюпке имелось все, что необходимо потерпевшему кораблекрушение моряку. Запас воды в анкерке, сухари, похожие на галеты, что-то очень напоминавшее пеммикан, соль, рыболовные снасти и даже порох с палочками свинца. Как это все пришлось кстати.
Небо по-прежнему хмурилось, но Проухв успел соорудить шалаш из съемной мачты, паруса, весел и нарубленных похожим на мачете тесаком жердей, найденным там же, в шлюпке.
Над огнем весело бурлил, исходя паром котелок, источая запах рыбной похлебки и вокруг него хлопотала Мириам. Время времени девушка поглядывала не меня, но я старательно делал вид, что не замечаю ее взглядов.
Котелок тоже нашелся в шлюпке, так же как и багор, припасенный совсем уж непонятно для каких целей.
Наверное, мы поступили не по совести, лишив терпящий бедствие корабль единственного средства спасения. Вот только это меня нисколько не мучило, с чего бы. Не давал я своего согласия, побывать на его борту, получив по голове вместо пригласительного билета.
Все же глупо получилось в Гостледере, очень глупо. Прибыл я туда якобы в поисках одного человека, талантливого кораблестроителя. Так мне пришлось объяснить Янианне свою отлучку перед самой свадьбой. Такой человек действительно был. Может быть и не Крылов, но для своего времени корабел выдающийся. И время того уже требовало, поскольку в Гроугенте, крупнейшем морском порту Империи, была у меня собственная верфь.
Строить корабли мне хотелось давно, но не такие, что бороздили местные моря, а с учетом тех идей и технологий, что я принес из своего мира. Нет, на атомоходы я не замахивался, и даже до винтовых пароходов дело еще не дошло, но… Вот только человека этого я уже нашел, и разговор наш состоялся, в течение которого мне удалось его убедить работать на моей верфи.
Истинная причина моего визита в Гостледер была несколько иная: очень уж хотелось удивить Яну свадебным подарком. Вполне подошла бы и ривьера из фениксов, но что сделано - то сделано.
Свадебный подарок был моей головной болью. Ну чем можно удивить девушку, выросшую в Императорском дворце? Я уж совсем отчаялся что-либо придумать, когда как нельзя кстати практически в случайном разговоре речь зашла об одной вещи. И мне очень захотелось её достать. Достань я её, и она стала бы почти идеальным подарком для моей любимой.
Для встречи с человеком, через которого я мог бы на нее и выйти, я отправился в Монтерно. Что самое обидное, человека я найти не успел, взамен оказавшись на борту катласа И теперь, глядя на ситуацию новыми глазами, размышлял, что слишком уж все наводит на мысль о том, что это была подстава.
Захвати я капитана 'Любимца Судьбы' в заложники, мне удалось бы убить сразу двух зайцев: спас Прошку и выяснить, что и как.
И теперь оставалось только гадать: случайно ли я попал на катлас, был ли это чей-то заказ или сошлись какие-то другие обстоятельства…
Я еще раз проверил состояние кремней на обоих стволах, насыпал на полки пороху, закрыл их и тщательно завернул пистолет в кусок просмоленной парусины.
Вот он следующий этап в развитии огнестрельного оружия - "Уродец". Нет сейчас он не "Уродец", и даже не "Последний шанс", а "Спаситель". Не будь его, нетрудно представить, чем бы все закончилось на борту "Любимца судьбы".
"Уродец" действительно выглядел уродцем, никакой изящности в линиях, с виду грубый кусок металла.
Мой ювелир, Альбрехт Гростар, наотрез отказался заниматься такой темой, как дизайн оружия. Нет, он настоящий мужчина, и при необходимости сможет защитить своих близких с оружием в руках. Вот только вдохновение ему работа с оружием не приносит, не его это, так он и заявил. Конечно, я смог бы настоять, но зачем насиловать человека, толку с этого обычно бывает ноль.
Мое лицо тронуло злорадная ухмылка, когда я вспомнил, как ему отомстил, пусть и совсем за другое.
Все началось с того, что я приехал к нему с намерением отблагодарить за одно дело, им произведенное. Не так давно, когда был твердо убежден, что покидаю Империю навсегда, я оставил ему кошель, полный драгоценных камней, фениксов, самоцветов, каждый из которых имел астрономическую цену, предложив использовать их по своему усмотрению.
Так вот, это негодяй исполнил из них потрясающее ожерелье - ривьеру, и преподнес её от моего имени Янианне, с которой, как мне тогда казалось, мы расстались навсегда.
В ответ на слова моей благодарности Альбрехт заявил, что благодарить не стоит, поскольку камни попали именно туда, где им и следовало быть, на прелестную шейку императрицы. В моих словах нет нужды, но если я помогу решить ему одну проблему, он будет сам бесконечно мне благодарен. Я с радостью ухватился за возможность отплатить за добро добром.
А проблема заключалась всего лишь в ничтожных десяти тысячах золотых имперских крон, на которые он хотел бы построить обсерваторию, поскольку всерьез решил заняться астрономией. Вот во что вылилось его увлечение оптическими приборами. Причем просил он деньги не то чтобы насовсем, нет, он хотел вложить их в очень выгодное дело, которое в самом скором времени принесет самый серьезный доход. Тогда вернет он мне эту ничтожную сумму, причем с серьезными процентами, а на оставшиеся деньги воплотит свою мечту в жизнь. Глаза у него при этом откровенно смеялись.
Мерзавец, непременно он этому у Анри Коллайна научился, пока я был в отлучке. Быстро они между собой спелись, сборище негодяев. И произошло это тогда, когда до моей свадьбы с Янианной осталось меньше двух месяцев, и когда я считал чуть ли не каждый медный грош!
Мне пришлось ему пообещать подумать над этим всерьез.
На следующий день я заявился к нему домой. Когда мы прошли в его кабинет, открыл принесенный с собой кофр и начал извлекать из него необходимые для мести предметы.
Вышиной с ладонь стеклянную пирамидку, кинжал с вычурной ручкой, выполненную в виде нагой девы, маятник и, наконец, небольшую трубу, обтянутую черным шелком. Распахнув настежь окно, я расположил пирамидку в одном из углов кабинета, на большие, с боем, часы. Маятник занял место в другом углу, а кинжал безжалостно был воткнут в бюро, надо прямо сказать, очень дорогое. Гростар с любопытством наблюдал за моими действиями, сидя в глубоком кресле.
Затем пришла очередь свитка, который я бережно извлек тоже из кофра, начав заунывно читать вполголоса на незнакомом ему языке.
Наконец, пришло время и самой трубы. Посмотрев сквозь нее на свет и прокрутив несколько раз вокруг оси, я отложил трубу в сторону, чуть сдвинул в сторону пирамидку, сильнее раскачал маятник. Затем, заглянув в трубу, удовлетворенно кивнул головой.
- Магия - заявил я ошеломленному моими действиями Альбрехту - очень древняя и очень сильная. Называется рефракцией. Извольте взглянуть самому.
С этими словами я протянул трубу Гростару. Тот недоверчиво взял ее в руки.
Отбирать трубу пришлось уже силой. Не надо и говорить, что зрелище его потрясло. Он не сводил с трубы глаз, когда я, размахивая ей, вещал:
- Вы обратили внимание, Альбрехт, на то, что узоры не повторяются. Так вот, для того чтобы они все же начали повторяться, при условии того, что вы будете крутить трубу со скоростью десять оборотов в минуту, потребуется пятьсот миллионов лет. Да, да, вы не ослышались, именно этот срок.
Вот же ляпнул так ляпнул, местный год несколько длиннее земного. Это на Земле пятьсот, а тут вполне может быть такое, что на миллион, а то и на все десять миллионов меньше. Ничего, долго же ему придется проверять мои слова. Все остальное правда, при условии, что в калейдоскопе будет двадцать бусинок и осколков цветного стекла. Помню, я сам поразился такому факту, прочитав о нем.
- Представляете, сколько новых идей может извлечь из этого магического прибора ювелир! Бесценное приобретение для любого из них.
Гростар продолжал меня слушать, даже не пытаясь закрыть рот. Я переложил калейдоскоп в левую руку и отвел ее далеко в сторону. Затем произвел обратную манипуляцию. Бедный Альбрехт как сомнамбула переводил свой взгляд из стороны в сторону.
- Сам я приобрел это чудо за двадцать тысяч, но вам уступлю всего лишь за один щелчок по тому месту, которое вы считаете вместилищем своего ума.
Здесь я снял с трубы ткань, развернул плотную бумагу и высыпал на стол перед его носом все эти стекляшки, бусинки и полоски зеркал.
- И не забудьте внимательно прочитать заклинание - уже с порога заявил я.
Заклинание было необходимо, потому что в нем я написал примерно следующее:
" Я, Альбрехт Гростар, клянусь никогда не морочить голову серьезным людям, особенно в совершенно неподходящее для этого время. Кроме того, обязуюсь изготовить эту штуку в подарочном исполнении, заменив осколки стекляшек и бусинки жемчугом, лалами, яхонтами, диамантами и прочими смарагдами".
Янианне калейдоскоп очень понравился, и она даже взяла его с собой на какое-то важное заседание. Время от времени, Яна заглядывала в него, когда думала, что на нее никто не обращает внимание. В конце концов, кто-то все же решился поинтересоваться, что же такое она там рассматривает. В итоге заседание было сорвано.
Калейдоскопы сразу же приобрели бешеную популярность. Поэты о них слагали стихи, а ученые писали научные работы. Словом, произошло все то, что когда-то случилось и на Земле.
Скоро они и здесь станут детскими игрушками, но до этого еще долгие десятки лет.
А Гростар был мною позорно посрамлен, хотя это и осталось между нами. Я никогда не напоминал ему об этом событии, лишь изредка называя его магическим магистром…
С револьвером все вышло иначе.
Как когда то и обещал, Коллайн нашел мне мастера Гобелли, одного из лучших оружейных мастеров Империи, лет пять назад ушедшего на покой.
Маэстро проживал на побережье недалеко от Гроугента в небольшом имении. Принял он меня в своем кабинете, и я сразу решил взять быка за рога, поинтересовавшись, где я могу продемонстрировать опытный образец оружия нового поколения.
Гобелли любезно распахнул одно из окон кабинета, ведущее в сад и указал на высохшее дерево, стоявшее метров в десяти. Ствол дерева был в весьма плачевном состоянии, вероятно по той простой причине, что его с завидной регулярностью нашпиговывали свинцом.
Я снарядил каморы барабана патронами, стараясь чтобы Гоббелли было хорошо видно мое занятие. Затем взвел курок и выпустил все шесть пуль в бедное растение.
Револьвер был выполнен по самой простейшей схеме, при которой рама его не переламывалась, или барабан откидывался в сторону. В этом случае заряжание, как и экстрагирование гильз, требовало больше времени, но повышалась общая надежность. Схема полностью соответствовала револьверу системы Наган. Когда то в царской России изготавливались два варианта револьверов этой системы. Солдатский и так называемый офицерский револьверы. Офицерский считался самовзводом, то есть при нажатии на спусковой крючок проворачивался барабан, взводился курок… В солдатском варианте для каждого выстрела необходимо было взвести курок. Технологически они не сложнее друг друга, и разница между ними была сделана потому, что считалось, самовзводный вариант в руках нижних чинов приведет к повышенному расходу боеприпасов.
Мой "Уродец" был выполнен по самовзводной системе, и от Нагана отличался только тем, что имел шесть камор в барабане и действительно уродский вид. Калибр у него был… черт его знает, какой, но мизинец входил в ствол до первого сустава. А количество камор пришлось уменьшить из-за качества металла, на мой взгляд, довольно низкого.
Всего изготовили четыре экземпляра, из которых произвели по пятьдесят выстрелов. Один револьвер погиб из-за плохой обтюрации, один остался в Стенборо, моем имении, которое мне когда-то пришла в голову мысль превратить в центр инновационных технологий. Еще один экземпляр я подарил Коллайну, страстному любителю огнестрельного оружия, ну а с последним заявился к Гобелли….
Его кабинет наполнился дымом. Мой химик, Капсом, все ещё не мог сделать порох бездымным, хотя и находился на верном пути. Правда, шел он по нему уже достаточно давно.
Когда дым немного рассеялся, я вопросительно посмотрел на оружейника.
- Впечатляюще, - произнес тот, хотя лицо его оставалось самым обычным. - И чтобы вы от меня хотели?
Вместо ответа я извлек двуствольный пистолет с кремневым замком и положил его на стол рядом с "Уродцем". Получилось очень наглядно, но дело даже не в том, что уродство револьвера в сравнении с работой Гобелли выросло в несколько раз. Пистолет имел очень интересное решение кремневого замка, что говорило о Гобелли, как о талантливом инженере.
- А, Марта - заявил Гобелли, увидев его - Как он вам достался?
Заметив мой недоумевающий взгляд, он пояснил:
- Это одна из моих последних работ, и я назвал ее "Мартой".
Что ж, теперь и мне нужно отвечать на его вопрос.
- Пистолет мне подарила одна замечательная женщина. И я бесконечно благодарен и ей, и его создателю.
Мне сполна удалось расплатиться за подарок Аманды, но рассказ сейчас не об этом.
Я встал, прошелся по его кабинету, все ещё напоминавшему оружейную мастерскую:
- Маэстро, вы мне нужны. Знаете, недалеко от Дрондера у меня есть имение. Так вот, я мечтаю собрать в нем лучшие умы Империи. Нет, не талантливых математиков или великих философов, а именно практиков. Таких на данный момент в Стенборо уже около двадцати человек. Не сомневаюсь, что в имении вам будет очень интересно.
Только скажите, что вам нужно, и я постараюсь сделать это незамедлительно. Титул, золото, дюжину молоденьких наложниц… Все что угодно.
Гобелли, сухой высокий старик с глубоко запавшими глазами, дребезжаще рассмеялся:
- Хочу быть герцогом, господин де Койн.
- Нет, мастер, герцогом я вас сделать не смогу - и я с сожалением развел руками. Всему есть свой предел. Бароном, быть может даже графом, вероятно получится. Надеюсь, я смогу уговорить Янианну. Гобелли - дворянин, и личность в Империи известная. Но чтобы сразу герцогом…
Гобелли рассмеялся вновь:
- Не нужен мне герцогский титул. Поверьте, я уже не в том возрасте, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Говоря это, он рассматривал револьвер. Чтобы разобраться, ему не потребовалось и пары минут. Причем мне даже не пришлось ничего подсказывать. Он внимательно рассматривал механизм, что-то неслышно бормоча себе под нос. Мне удалось расслышать лишь одну его фразу:
- Господи, как все просто - при этом Гобелли посмотрел на меня.