"Конечно же, командование знает о существовании иллюминатора, - лихорадочно размышляла Зигрид. - Это их тайная "обсерватория". Единственное место, откуда можно наблюдать за настоящим океаном. Здесь нет экранов, нет электронного воспроизведения, нет трехмерного графического изображения… Реальность. Только реальность".
Ее руки дрожали. Помнят ли капитан "Блюдипа" и лейтенанты о существовании этой каюты? Или они, жертвы пожирающей их прогрессирующей старости, забыли, что у подводной лодки отнюдь не цельная оболочка, о герметичности которой офицеры рассказывали с такой гордостью? Или же как раз из-за иллюминатора отсек закрыли, а потом и завалили к нему доступ?
Скорее всего, верно последнее. Смотровое окно не заделали, чтобы оставить возможность наблюдения за окружающей лодку средой на случай поломки электронной системы, но все же держались от него подальше. А в конце концов забыли, что оно существует.
"Никто, - думала Зигрид в странном возбуждении, - никто не помнит об этом окне, я уверена. Капитан корабля почти выжил из ума, да и офицеры не лучше. Лишь я, я одна знаю…"
В шлеме было тяжело дышать, каждый вдох сопровождался хрипом. Ей вдруг захотелось снять защитный костюм. Резиновая оболочка на теле все портила! Зигрид хотелось остаться нагой, без одежды, в этом голубом свете, всего в нескольких сантиметрах от гигантской водной массы океана.
Она сорвала липкий комбинезон, отпихнула его ногой и прислонилась к окну, сама не зная, почему так поступила. Но вдруг ей стало легче дышать. Словно лопнул обруч, сковывающий ей голову. Исчезло ощущение давящей атмосферы подводной лодки.
"Оденься, - шептал ей голос разума. - Голубой свет перейдет на твою кожу, ты посинеешь. Оденься, пока не поздно".
Может, Зигрид и вправду сходила с ума, подвергалась неведомой опасности, но была просто не в состоянии оторваться от иллюминатора?
А ведь ей ничего не было видно. Ее расширившиеся от постоянного нахождения в темноте коридоров зрачки еще были слишком слабы, чтобы различить что бы то ни было в толще движущейся за бортом воды. У нее кружилась голова, ее укачивало.
И вдруг ее охватил страх. Страх, что она коснулась чего-то запретного. Что посмотрела в лицо божеству, сосланному в самый дальний угол железного храма.
Зигрид быстро оделась и пошла, пошатываясь, к двери. Затем тщательно закрыла ее за собой.
Никто не должен узнать, что смотровое окно существует. Никто.
Она была словно пьяная, ощущала легкость во всем теле, чувствовала себя неуязвимой. Сумерки больше не сжимали ее, как сжимают узкие доспехи с ржавыми соединениями. Она ощущала прилив сил.
Дозорная села на пол в узком коридоре, прислонилась к выгнутой стенке корпуса и стала смотреть на дверь. Голубой свет, словно вспарывающая ночь лунная игла, продолжал сочиться из замочной скважины. Зигрид чувствовала себя героиней, нашедшей сокровище. Очень опасное сокровище.
Глава 17
Таинственные откровения
После своего открытия Зигрид потеряла ощущение времени. Вместо того чтобы вернуться, она предпочла остаться в коридоре и уснула под дверью, как несущий службу пес. А когда поняла, что набралась сил, вновь повернула ручку двери и стала смотреть в иллюминатор, совершенно забыв о своем задании. Ничто не имело теперь большей важности, чем это окно в океан, благодаря которому она становилась необыкновенной шпионкой, наблюдательницей за бездной.
Постепенно ее глаза привыкли к голубому сиянию, взгляд стал проникать в глубины, терялся в пестроте подводных течений. Вода была разного цвета. В некоторых местах - темная, как горизонт при наступлении ночи, а в других обесцвечивалась и становилась цвета опаленного солнцем неба. Разные оттенки смешивались, извивались, останавливались, рисовали в жидкой безмерности недолговечные пути, дорожки, а в конце концов растворялись.
Зигрид смотрела на них, прикрыв глаза рукой. Головокружение пугало ее, и ей приходилось сдерживаться, чтобы не закричать от ужаса, когда вдруг начинало казаться, что она падает вперед - как если бы, прогуливаясь в горах, она почувствовала, что подошла слишком близко к краю пропасти и земля сыпется из-под ее ног. Тогда ей чудилось, что иллюминатор, словно огромная воронка, затягивает ее и что она, проходя через стекло, выходит в океан. А главное, было непонятно, пугают ли ее эти ощущения или наполняют счастьем.
Голос же разума шептал, что время идет и по возвращении ей придется назвать вескую причину, чтобы объяснить старшему матросу свою задержку.
На следующий день она заметила в голубом сиянии танцующие тени. Тени возникли вдалеке и потихонечку приближались. Они извивались, менялись в движущихся волнах. Потребовалось какое-то время, чтобы понять, что это были привлеченные ее появлением в окне огромные любопытные рыбы. Первым делом, еще до приближения монстров, Зигрид захотелось убежать и захлопнуть за собой дверь каюты, чтобы не видеть ужасных чудовищ. Разве военные учебники не изображали представителей морской фауны планеты Алмоа в виде монстров? В каждой главе можно было видеть на иллюстрациях лишь страшилищ со щупальцами, с огромными присосками, громадную рыбу-меч, способную одним ударом пронзить корпус подводной лодки. Целую минуту наблюдательница стояла в нерешительности, готовая обратиться в бегство, но вдруг рыбы выплыли на свет гораздо ближе, чем она думала, и…
И они были прекрасны…
Зигрид широко раскрыла глаза.
Рыбы подплыли к иллюминатору и стали шевелить плавниками, держась на уровне окна. Они казались ей очень большими: метра полтора и даже больше от головы до конца хвостового плавника. Рыбы были покрыты не чешуей, а гладкой кожей, как дельфины, и Зигрид подумала, что было бы приятно их погладить. Эти существа не очень отличались друг от друга, разве что размером, словно весь океан населял один-единственный вид рыб. Они были голубого цвета, поэтому, когда отплывали, сливались с морской водой, становясь вдруг невидимыми.
Пока их было шесть-семь, бок о бок они смотрели в сторону окна с необычным вниманием. Сначала это развлекало Зигрид, но вскоре дозорная почувствовала себя не в своей тарелке под прикованными к ней взглядами, которые ее тревожили. В их взгляде не было ничего животного. Наоборот! Эти рыбы смотрели на нее человеческими глазами. В их глазах было не тупое любопытство животных, привлеченных необычным зрелищем, казалось, что они задаются тысячами вопросов.
"Словно… словно переодетые в дельфинов люди смотрят на меня через щелки в маске", - мелькнула у Зигрид странная мысль.
Одна из рыб оторвалась от группы и подплыла к окну, коснулась круглого стекла. Зигрид захотела отпрянуть, но сдержала себя. "Лицо" рыбы, увеличенное словно под лупой, расплылось на все стекло и стало огромным. Лицо рыбы… Зигрид стало стыдно, что она так выразилась, но эти слова возникли у нее в мозгу спонтанно. Рыба открывала и закрывала рот, выпуская серебристые пузырьки, которые поднимались к поверхности, будто жемчужины, вокруг нее, цепляясь за усы. Зигрид не удавалось рассмотреть морское животное, настолько его взгляд смущал ее.
"У него человеческие глаза", - снова подумала она. И вдруг поняла, что видит… По ту сторону иллюминатора находилось человеческое существо, чье тело было переделано океаном. В нем ничего не осталось от первоначальной внешности, кроме глаз, в которых отражался внутренний мир, полный молчаливых мыслей, чувств, сожалений.
Зигрид заставила себя поднять голову, чтобы внимательнее посмотреть на бедное животное. Оно не выглядело пугающим, оно лишь хотело общения и потому касалось огромной головой стекла.
"Когда-то это был человек, - подумала Зигрид, - такой же, как и я. Но потом упал в воду и…"
Был ли он подводником, одним из экипажа "Блюдипа"? Или перед ней алмоанец, упавший в отравленные воды после крушения единственного континента планеты? Под действием необъяснимого желания Зигрид положила руки на стекло и приблизила свое лицо к голубой морде рыбы, словно хотела ее поцеловать. Ей не было неприятно, лишь очень грустно. Хотелось бы сказать что-то утешающее и о многом спросить…
Что за глупость! Ведь с рыбами не поговоришь, не так ли? Ну, если только не сходишь с ума.
И все же ей хотелось бы узнать, больно ли было превращаться, а главное - становилась ли человеческая память пленницей нового обличья. Забывалась ли человеческая жизнь, воспоминания, когда начиналось полностью животное существование, или все это жило в каком-то уголке памяти? Если тело становилось рыбьим, оставались ли разум и сердце человеческими, обреченными на вечную пытку? Как все происходило?
Возможно… возможно, она видит животное с человеческими мыслями. Существо, страдавшее от того, что оказалось запертым в неподходящем теле, без рук, без ног, настолько отличном от первой телесной оболочки.
Но в глазах, что смотрели на Зигрид с неотступным вниманием, не моргая, не было ни страдания, ни боли. Скорее желание передать сообщение. Рыба хотела говорить! Точно, животное пыталось дать что-то понять. Но что?
Зигрид занервничала. Ее вспотевшие руки скользили по стеклу. Она ничего не могла поделать и смотрела, как шевелится узкий рот рыбины. Ей казалось, что та не только выпускала пузырьки воздуха, но и произносила какие-то слова - ее надутые губы сжимались в причудливой пародии на артикуляцию во время речи.
- Я… я не умею читать по губам! - закричала Зигрид. - Я не понимаю, что вы говорите!
Надо же, она обращается к рыбе на "вы"! Если и дальше оставаться здесь, то скоро ее можно будет отправить в психиатрическую лечебницу. Может быть, во всем виноват свет, исходящий от забортной воды? Он словно облучал, обугливал мозг. Надо как можно быстрее прекратить все это, убежать и никогда не возвращаться!
В этот момент рыбина отплыла, вернувшись к остальным. В ужасе Зигрид поняла, что все они произносили одно и то же. Да, их рты двигались одинаково. Словно они пели неслышным хором одну и ту же песню, и музыкальные нотки срывались с их голубых губ в виде серебряных пузырьков, хрустальными бусинками всплывающих к поверхности.
Зигрид закрыла лицо руками и убежала, больно стукнувшись плечом о косяк. Потом закрыла дверь, надеясь, что петли заблокируются и она избавится таким образом от тайн иллюминатора. Но этого не случилось, и на следующий день она вновь смогла продолжить наблюдение.
Рыбы ждали ее, смирно выстроившись в ряд, словно знали, что она вернется. И снова они попытались что-то ей сказать, выговаривая слова, которые Зигрид не могла разобрать, а только подумала:
"Они пытаются меня предупредить, сказать мне что-то важное…"
Ей хотелось бы уметь читать по губам, но… Но разве рыбы на Алмоа говорят на том же языке, что и она?
Отчаявшись, дозорная решила продолжить обход. Ей нужно было время на раздумья.
"На раздумья? - шепнул ей внутренний голос. - Раздумья о чем? Тебе надо немедленно возвращаться, чтобы предупредить капитана. Ты нашла слабое место в герметичной подводной лодке. Отверстие нужно заделать как можно быстрее. Следует приварить листы брони поверх иллюминатора. Знаешь, что случится, если "Блюдип" вдруг опустится на большую глубину? Смотровое окно - потенциальное отверстие для воды. Его выбьет под давлением, и морская вода хлынет в заброшенный отсек. Оказывается, субмарина не так герметична, как говорят офицеры. Ты должна оповестить их об этом. А если ты так не сделаешь, то станешь преступницей".
Всю оставшуюся часть дозора Зигрид беспрестанно вела сама с собой диалог, решая, что же ей делать с ее удивительным открытием.
Глава 18
Синий носок, красный носок…
Когда после затянувшегося обхода, Зигрид Олафсен вышла наконец из главного коридора на желтый свет, старший матрос встретил ее нудным ворчанием:
- Что, черт возьми, случилось? Ты на четыре дня отстала от плана осмотра! Мы уже думали, что ты и вовсе не вернешься…
Дозорная выкрутилась, выдумав историю о заблокировавшейся двери, которую ей в конце концов удалось-таки открыть.
Ложь сорвалась с губ с такой легкостью, что Зигрид сама испугалась. Отчего она прямо не заявила: "Старший матрос, я наткнулась на нечто необычное - на смотровое окно. Вы знали, что корпус субмарины не полностью герметичен?"
Старший матрос наверняка закричал бы от изумления, обозвал бы ее сумасшедшей, а потом принялся писать рапорт. Такая находка могла продвинуть дозорную третьего ранга к следующему чину. Почему было не попытать удачи? Почему она решила хранить секрет, который вообще-то был ей ни к чему?
Смотровое окно… Забытое смотровое окно, за которым собрались и пытались что-то ей сказать бывшие люди, превратившиеся в рыб… Может, все это показалось? Вот почему Зигрид и не решалась поднять тревогу - помнила рассказы Гюса о сумасшедшем доме; и ей не хотелось закончить плавание заключенной в камере.
Кто ей поверит? И вообще, не стала ли она жертвой видения, возникшего в потемках от одиночества и усталости миража?
"Ты предательница! - твердил ей внутренний голос. - Ты обнаружила слабое место в системе защиты подлодки и не доложила командованию. Все считают, что "Блюдип" крепок, а ведь это не так. В корпусе есть смотровое окно, хрупкое стекло которого разлетится вдребезги, если корабль опустится на большую глубину. Молчать об этом - преступно…"
Слово "преступно" маячило в мозгу Зигрид, но было как бы лишено смысла, не вызывало никакой реакции. Никакой вины. И ей самой было непонятно, почему так происходит.
Когда в столовой она увидела Гюса, то уже собиралась рассказать ему о своем открытии, но рыжий парень пережевывал свои обычные обиды и не был расположен слушать ее. Поглощая питательное пюре, он говорил о возмущениях среди матросов, о назревающем переделе власти, о некомпетентности офицеров…
- Маразматики, - шептал Гюс. - У всего нашего командования старческий маразм, они даже не знают, что мы здесь делаем.
Зигрид лишь вежливо покивала головой. Открытие секретного иллюминатора заслонило то, что раньше и ее волновало.
Ночью дозорная не могла сомкнуть глаз - мучила совесть. Потом все же заснула на часок, и ей приснилось, что смотровое окно раскололось под давлением на большой глубине. От ужасного звука лопнувшего стекла Зигрид подскочила в кровати, по лицу ее текли слезы. Она зажгла свет, чтобы удостовериться, что коридоры не заливает водой. Если бы действительно случилось то, что представлялось во сне, "Блюдип" утянуло бы на дно буквально за две минуты. Потеряв контроль, лодка упала бы в какую-нибудь морскую расщелину, и давление расплющило бы ее, как самую обычную банку из-под колы.
"Я должна предупредить капитана, - решила Зигрид, вытерев лицо. - Сегодня же пойду к нему".
Она упала на кровать. Но поверят ли ей? Может, сочтут сумасшедшей? Смотровое окно? Еще чего! А почему не балкон с горшками с геранью?
Ей казалось, что она уже слышит, как смеются офицеры. Особенно лейтенант Каблер, с тщательно подстриженными усиками, столь черными, что казались нарисованными тушью над его верхней губой, конечно же, он их подкрашивал.
"Давид не будет знать, куда деться, - подумала она. - Ему станет стыдно за меня. Ведь он теперь вместе с командованием".
Утром Зигрид надела отглаженную форму, начистила позолоченные пуговицы на матросской блузе и направилась к капитанскому мостику. Дозорная третьего ранга знала, что совершает непростительный поступок, не соблюдая существующий в армии порядок - через голову непосредственного начальника собирается обратиться к командиру. И что, обойдя старшего матроса, тем самым ставит себя под удар. Но она была уверена: если подать рапорт младшему офицеру, то больше риска, что ей не поверят.
- Тебе все показалось, милочка! - скажет ей старший матрос. - Уж не думаешь ли ты, что я потревожу капитана из-за таких глупостей?
Нет, если уж рассказывать кому-то о ее открытии, так самому капитану. Ведь речь шла о спасении подводной лодки!
С комом в горле, с потными руками, Зигрид переступила порог капитанского мостика, куда юнги не имели права входить. Она будто проникла в храм, и вот сейчас ей откроется ужасный лик разгневанного бога. Первые пять минут дозорная ждала, что ее поразит упавшая с потолка молния. Совершаемое ею кощунство и не заслуживало иного. Никогда ни один юнга не заходил так далеко на заповедную территорию. Тех, кто имел неосторожность пройти хоть три шага за пограничной линией, хватали за шкирку и избивали.
Затаив дыхание, Зигрид проскользнула мимо пульта управления, каких-то рычагов, труб (она знала эту часть лодки только по описаниям и планам учебных пособий) и от волнения вспотела. Так вот, значит, как выглядит сердце "Блюдипа", место, где сходятся воедино все элементы, позволяющие напрямую воздействовать на ход подводной лодки… Дозорная смотрела по сторонам, разглядывала манометры, индикаторы, кнопки, тумблеры и датчики. Машинное отделение занимало все помещение, оставив для людей лишь узкие коридоры. Короба, где помещались пучки электропроводов, извивались под потолком, словно свернувшиеся кольцами огромные щупальца. Повсюду на экранах приборов дрожали стрелки, определяя таинственные показатели. Везде мигали контрольные лампочки - красные, зеленые, желтые…
Тщетно Зигрид пыталась опознать, что это были за приборы. Сложная установка привела ее в ужас, и она поняла, как мало ей известно. Если бы вдруг пришлось, по невероятному стечению обстоятельств, встать к штурвалу, она бы точно потерялась в лабиринтах машинного отделения.
И не знала бы, за какой рычаг потянуть, на какую кнопку нажать, чтобы изменить ход "Блюдипа".
Вдруг Зигрид увидела лейтенанта Каблера. Сердце ее перестало биться, а перед мысленным взором мелькнуло: сейчас тот схватит ее за ворот матроски и выбросит отсюда. Но старший помощник капитана прошел, не заметив дозорную третьего ранга. Зигрид опешила. А еще невольно отметила, насколько лейтенант постарел за последние несколько недель. Его усы стали грязно-серого цвета, как и волосы, свисавшие длинными патлами из-под фуражки. Он сильно сутулился - спина просто колесом, и шел, опустив глаза и что-то бормоча себе под нос. Седая трех-, а то и четырехдневная щетина пробивалась на его щеках. Зигрид машинально отдала ему честь, но Каблер не ответил.
Постояв в нерешительности, дозорная все же продолжила осмотр. В отсеке для карт два сержанта, нацепив очки на нос, играли в домино. Их руки тряслись, и казалось, что им непросто удерживать небольшие прямоугольники из слоновой кости. Они разговаривали дрожащими голосами. Или, вернее, вели монолог - каждый сам с собой, не слушая друг друга.
На капитанском мостике царил странный запах старости. Зигрид кралась вдоль стен и не верила своим глазам. Офицерам было сорок, максимум пятьдесят лет, а можно было подумать, что это прадеды в последней стадии физической немощи. Все лейтенанты были неопрятными, даже грязными. К тому же с трудом влезали в форму. С брюшком, лысеющие, они ходили в тапочках и морщились при каждом шаге, словно болезненные суставы не выносили ни малейшего движения.
Наблюдавшие за приборами младшие офицеры выглядели не лучше. Некоторые дремали, опираясь на подлокотники кресла. Зигрид скользила мимо них, как привидение. Она поняла вдруг, почему юнги редко видят представителей командного состава: из-за почтенного возраста те вынуждены оставаться практически на одном месте. А если бы им пришло в голову отправиться осматривать подводную лодку, то идти бы нужно было, опираясь на палочку.