- Ты говорил, что видел улей? - наконец вспомнил пандарен. - Очень хорошая новость. Слетай на привал, возможно, кто-нибудь уже освободился, пусть займутся им. Мы пока тут задержимся. Хайди! - крикнул Хейдив. - Даже я снизу заметил, как ты пропустил целую гроздь слева. Не думай, что тебе удастся спуститься на землю раньше, чем это дерево исчезнет! Иди, Тарион, иди.
Известие о найденном рядом с липой пчелином улье буквально взбудоражило пандаренов на привале. Неужели Тарион единственный среди травников, кто не охотится за серебристыми сотами? Впрочем, спокойный Кейган-Лу разом осадил пандаренов, раздав четкие указания, кому идти за хворостом, а кому из них придется лезть на дерево и сбивать улей. В такие моменты Тарион с сожалением отмечал, что ему до сих пор не подвластно в облике дракона огненное дыхание. Если бы он умел выдыхать пламя, вопрос с костром решился бы гораздо быстрее. А так они задержатся здесь до вечера.
- Тарион, ты искал венке? - спросил седой пандарен.
- Если честно, я заметил улей и… забыл обо всем остальном, - улыбнулся мальчик. - Я займусь этим сейчас. Кейган-Лу, есть еще кое-что, о чем я хотел рассказать вам. Пустота проглотила селение и все дома пандаренов.
С того дня, когда взяв с собой лишь самое необходимое, пандарены покинули свои хижины, Тарион замечал на их лицах невыносимую скорбь, лишь речь заходила об оставленном селении. По его личному мнению, дела пандаренов обстояли не так плохо, как им казалось. У пандаренов еще оставался целый остров, только им принадлежавшая Пандария. Для Тариона, например, в целом Азероте не нашлось даже крошечного места, к которому он был бы привязан, которое мог бы назвать родиной, не говоря о собственном доме. Но что-то ему подсказывало, что эти слова мало похожи на утешение, а потому Тарион предпочитал помалкивать.
После его слов воцарилось молчание. Когти седого пандарена прочертили глубокие борозды на набалдашнике посоха.
- Что ж, - сказал Кейган-Лу, - рано или поздно это должно было произойти. Отныне нам некуда возвращаться. Остается только идти вперед. Отправляйся, поищи венке, Тарион. А мы займемся медом.
* * *
Черный дракон летел зигзагами, то взмывая ввысь, отчего замирало сердце, то почти касаясь крыльями земли, высматривая похожие по описанию Кейгана-Лу листья. Присматриваясь, он не замечал ярких прожилок или точек, значит, это не были деревья венке. Всецело отдаваясь полету, Тарион обычно вспоминал то, о чем в обычные моменты предпочитал не думать вовсе.
Частенько из-под полуопущенных ресниц при слабом отблеске костра Тарион глядел на свою неожиданно обретенную маму, белокурую волшебницу, которая упорно шептала разные заклинания. В прошлом он лишь мельком видел ее - когда она, задумчивая, провожала взглядом отдалявшийся причал тераморского порта. Покровы беззвездной ночи отлично скрывали застывшего в небе черного дракона. Сейчас Джайна казалась еще более хрупкой, чем тогда, на корабле, уносящим на встречу с черным драконом. Ее светлые волосы теперь едва касались плеч, и некоторые непослушные короткие локоны, вопреки всем стараниями Джайны избежать этого, все равно вились, что, по мнению Тариона, только наделяло ее дополнительным очарованием.
Сколько не пытался, Тарион не мог представить ее рядом с Разрушителем Миров. В голове не укладывалось, как к тому, кто сеял одну лишь смерть, можно было испытывать нечто, столь отличное от ненависти.
Первое, что пришло на ум угодившего в прошлое Тариона, была судьба Джайны. Особенно, когда узнал, что пост советницы леди Праудмур занимала могущественная из волшебниц. До сих пор Тарион упорно считал эту встречу счастливой для всех троих, хотя Эгвин, возможно, уже погибла, а их с мамой жизни могли оборваться в любой момент.
Как тогда выразилась Эгвин? "Никому не позволено так вольно обращаться со Временем, кроме его Аспекта". А еще она сказала, что безрассудство и жестокость достались ему от отца в наследство и ему нужно научиться бороться с этими качествами. Ну, на счет жесткости он мог бы поспорить, а безрассудства ему точно было не занимать.
Сделав все необходимое для спасения Джайны, Тарион решил не откладывать дело в дальний ящик и перешел ко второму пункту - спасению отца, которое предрекал ему Аспект Времени. Для чего и отправился прямиком в Грим-Батол, неприступную горную крепость. Тариону до сих пор стыдился этого решения, и даже Джайне он не раскрыл всех подробностей их с Ноздорму встречи. Во-первых, Смертокрыла в Грим-Батоле не было. А во-вторых, Тарион всерьез решил вступить в ряды Культа Сумеречного Молота, чем несказанно повеселил Аспекта Времени. Мальчик денно и нощно изучал трактаты последователей Древних Богов и с гордостью носил фиолетовый плащ послушника, пока Ноздорму не остановил это безумие, обозвав его идиотом.
А потом что-то произошло. Тарион так и не узнал, какое событие побудило Аспекта Времени вскочить посреди ночи со словами, что самонадеянность Тариона все-таки изменила будущее и необходимо это срочно исправить. Вместе с Ноздорму они покинули Грим-Батол. Молодой дракон спросил его:
- Куда?
Аспект Времени ответил:
- Ты - никуда.
Точнее и не скажешь. Очутившись в сокрытой в Безвременье Пандарии, Тарион решил, что это очередная шутка Ноздорму. И несмотря ни на что, до сих пор надеялся, что оказался на острове не потому, что Аспект Времени слабел и терял управление временными нитями, хотя Джайна и Кейган-Лу склонялись именно к такой версии. Мальчик отказывался верить, что его присутствие в Пандарии просто ошибка.
Решив лихо изменить судьбы родителей, Тарион не сразу задумался о последствиях этих изменений в собственной судьбе. Если Кейган-Лу прав, то растерявший силы Ноздорму попросту не справился со всем, что нагородил Тарион. А если был прав Тарион, то его появление в Пандарии не случайно и должно поспособствовать предначертанному.
Но время шло. Пустота только укрепляла свои позиции, подгоняя пандаренов к морскому берегу, а Тарион начинал разбираться в растениях Пандарии не хуже травников.
Слишком мало времени бронзовый дракон пробыл в роли его наставника. Например, Ноздорму так и не нашел объяснений тому, что на зов, обращенный к земле, Тариону могла ответить любая другая стихия, в стократ усилив его просьбу. Несомненно, такая неосведомленность Ноздорму только добавляло очков теории Кейгана-Лу.
А ведь оказавшись в Пандарии, он еще не пробовал обращаться к стихиям. А если рискнуть?...
Осмотревшись, Тарион подметил небольшую поляну меж деревьев и приземлился. Он немного побаивался и не знал, с чего начинать. Каждое его обращение к стихиям заканчивалось неминуемыми мини-катаклизмами, и сейчас стоило тщательнее подумать, какая из стихий менее опасна. Рядом не было Ноздорму, да и на чью-либо помощь рассчитывать не приходилось.
При взгляде на пропитанные смолой сухие ели Тарион сразу отказался от обращения к огню. Не хватало еще спалить Пандарию раньше отведенного ей срока. Морской берег или река были далеко от этой поляны, поэтому от сотрудничества с водой тоже стоило отказаться. Оставалась земля. Родная стихия черного дракона, которая, впрочем, слушалась его так же плохо, как и остальные четыре.
Как же Ноздому учил его? "Сделай так, чтобы скала выросла над водой!". Правда, тогда вместе с бронзовым драконом они были в затопленных после Катаклизма Тысячи иглах, поэтому Ноздорму говорил о воде. Как и многие другие, Тарион с треском провалил это задание.
По привычке он принялся жестикулировать, пока не вспомнил слова Ноздорму. Стараясь добиться желаемого, Аспектам не нужно махать руками, словно они отгоняют мух, сказал тогда Ноздорму. Хорошо, обойдемся без рук. Молодой дракон закрыл глаза. В его воображении нашлась одна-единственная гора - огромная Бронзовая, занимавшая весь юг Пандарии, а теперь скрытая Пустотой. Недолго думая, Тарион и представил Бронзовую гору посреди поляны, на которой стоял.
Землетрясения не заставили себя ждать. Для рождения такой махины земле Пандарии требуется приложить немало усилий, с запоздание понял Тарион. Земля под ногами выпускала столбы сухой пыли, зигзагообразные трещины росли и расширялись. Похоже, эксперимент вряд ли останется тайной.
Дракон взмыл в воздух. Крупная дрожь била сухие ели, кратер в середине поляны все увеличивался в размерах. Вековые стволы с ужасающим треском вырывало с корнем и уносило в центр. Во всем происходящем была и хорошая сторона - не оставалось сомнений, что стихия ответила Тариону. И на этот раз ответила не разрушениями, послушная стихия воздвигала на его глазах точную копию Бронзовой горы, сгинувшей в туманах Безвременья.
То-то пандарены удивятся.
Вместе с растущим из ниоткуда горным массивом восторженный Тарион поднимался все выше в украденные Пустотой небеса. Землетрясения не прекращались. Огромные куски породы срывались с горных склонов, но Тарион не думал о том, что находиться в такой близости к обвалам опасно. Он играючи уворачивался от камнепадов, пока на своем пути неожиданно не повстречал дерево. Ветви захрустели, как ломающиеся кости. Сосна, как ощетинившийся дикобраз, осыпала наглеца иголками и, будто гигантская рогатка, отшвырнула так и не вышедшего из пике дракона в небо.
Проделав несколько мертвых петель подряд, Тарион перестал понимать, в какой стороне искать спасительную землю. Его обступала Пустота. Он не ощущал времени и не понимал, с чем борется. Какие понятия применимы к тому, что само по себе ничто? Наконец, он приметил уходивший в Пустоту заснеженный пик Бронзовой горы и устремился прямиком к нему. Приземлившись, Тарион сменил облик. Воздух был разряжен, и он никак не мог отдышаться. Кружилась голова. Возможно, чистокровному дракону была бы нипочем любая высота, но он оставался наполовину человеком. И хотя в облике дракона спуск был бы быстрее, он стал спускаться так. Когда-то давно он уже мчался по верхушкам гор. Не зная страха высоты, он добрался до крепости Грим-Батол тем путем, который не ведал ни один смертный во всем Азероте. И уж точно никто из Культа Сумеречного Молота не ожидал, что кто-то сможет добраться до их недоступной и защищенной со всех сторон крепости, шагая по пикам Сумеречных гор.
Туманные обрывки Пустоты, застилая взгляд, струились вдоль сотрясавшейся в конвульсиях горы. Чтобы не угодить ногой в расщелину, Тарион прыгнул, но туман скрыл истинное расстояние. Мальчик покатился кубарем. Прежде, чем поток острых камней утянул его за собой, он успел ухватиться за небольшой кустарник. Тарион подтянулся за ветви растения и сел. Перед ним простиралась Пандария. Даже лишенный солнечного света пейзаж завораживал, будто он видел его впервые. Но ведь так оно и было! Он впервые видел остров сверху в облике человека, а не дракона!
Кожа на руках саднила, а пальцы были изодраны до крови. Тарион опустил глаза и заметил, что все еще сжимает в ладонях оторванные листья… ярко-зеленого цвета. С желтыми прожилками посередине, будто кто-то мазнул кисточкой. И такого же цвета точками.
Венке.
Он не только нашел его, он вырастил целую гору, на которой во всей Пандарии росло это растение. Ядовитое растение, которого ни в коем случае нельзя было касаться. На листьях была кровь.
Как в тумане он оглядел израненные ладони. Почти наяву услышал голос Ноздорму:
- Ох, идиот!…
И в то же мгновение его будто разорвало на мельчайшие кусочки, хотя он и оставался единым. Он ощущал себя в каждом уголке Азерота, хотя не покидал своего места. Чувствовал биение сердец всех живых существ и оплакивал огненными слезами их смерти. Рассеялись десятки терзавших его вопросов, на которые Тарион постоянно искал и не находил ответы. Отчего-то казалось, что именно там, в лишенном времени, света, цвета и самой жизни пространстве, он способен наконец-то вершить предначертанное ему.
* * *
Джайна Праудмур заворожено наблюдала, как белый береговой песок с каждой новой волной затягивает ее ступни все глубже и глубже. Она вздохнула, но так и не ощутила того неповторимого вкуса соли и водорослей. Сначала Пустота лишила хвойные леса Пандарии их неповторимого аромата, теперь настал черед моря. Казалось, остров угодил в сети гигантского безжалостного паука и тот без устали плел липкую паутину, покрывая ею сосновые леса, шумящие воды реки, и не было никакого спасения от этого гибельного кокона. Вечные сумерки Пустоты поглощали сокрытый в Безвременье остров вместе со всем его населением - пандаренами, черным драконом и волшебницей, которую в Азероте давно считали погибшей.
Джайна оглянулась в сторону леса, где среди сосен мелькали черно-белые спины пандаренов. Опасаясь мирмидонов, пандарены никогда не приближались к морскому берегу. Мирные медведи не знали других врагов, и поплатились за это многими жизнями в первые годы изгнания. Только после этой трагедии Ноздорму окончательно сокрыл остров от любого создания Азерота в туманах Безвременья. Пандарены под началом Кейгана-Лу трудились, не покладая лап. Двое рыли глубокую яму, третий разводил костер. Еще несколько пандаренов собирали в лесу поленья. Великовозрастный пандарен тоже не сидел без дела. Впрочем, после случая с Тарионом и полученной от Джайны взбучки, он вряд ли позволил бы кому-то другому отбирать и осматривать злополучные плоды венке, собранные травниками на Новой Бронзовой горе. От магической помощи по разведению огня Кейган-Лу отказался.
- Во всем, что касается венке, мы не должны отступать ни на шаг от древних традиций первых пандаренов, - сказал он. - Помогите нам с защитой от детей моря, леди Джайна. Так вы внесете свой вклад в это важное дело.
Джайну так и подмывало спросить, не смущает ли древние традиции отнюдь не естественная природа появления Новой Бронзовой горы? Но ей удалось сдержаться.
О, как же ей недоставало мирмидонов в такие минуты! После пребывания Джайны в Зин-Азшари мирмидоны олицетворяли все те воспоминания, которые она тщетно гнала от себя прочь. В Пандарии ей хватало забот и без любовных переживаний.
Долгими серыми ночами, пока пандарены спали в сооруженных из сосновых лап шалашах, Джайна пробовала все известные ей способы перемещения в пространстве.
Сотворенные порталы менее чем за секунду сужались до единственной голубоватой точки, чтобы тот же миг взорваться столпом искр. От мгновенного волшебного передвижения, когда, мигнув, волшебница исчезала там, где стояла, и появлялась на другой стороне поляны, осталась только вспышка. Джайна искрила, как елка на Зимний Покров, но не сдвигалась с места. Не срабатывало даже заклинание замедленного падения, известное любому чародею Азерота. Хвала Свету, что проверяя их, Джайна отделалась лишь несколькими ушибами и лишний раз убедилась, что подобными экспериментами лучше заниматься ночью и без сторонних наблюдателей. Раздосадованная неудачами волшебница обычно отправлялась на берег моря. Слуги королевы Азшары были ее единственной отдушиной и возможностью выпустить пар. Чтобы испепелить с десяток двухметровых змей, у Джайны всегда находились и силы, и желание. Только после этого, уставшая донельзя, она на несколько часов проваливалась в сны без сновидений, чтобы на следующий день проверить очередной десяток из сотни других изученных в университетах Даларана заклинаний. Когда-то она решила, что посвятит магии жизнь, но по иронии судьбы ситуации, в которых волшебство в вопросах жизни и смерти оказывалось бесполезным, возникали все чаще.
А вот не связанное с перемещениями волшебство работало с лихвой. Способности Джайны значительно выросли благодаря чарам, переданными ей бывшей хранительницей Тирисфаля. Вместо одного волшебного круассана появлялись сразу десять. Джайна едва не испепелила остаток пандарийских лесов, когда вместо одной огненной стрелы на деревья обрушился ливень из огненных метеоров. Вовремя призванная армия водяных прислужников спасла остров.
Все это наводило Джайну на безутешные мысли, что магия перемещения тесно переплеталась с самим Временем, и именно эта связь позволяла волшебникам управлять простейшими временными потоками - или замедляя, как с заклинанием падения, или ускоряя их течение. И в лишенном Времени пространстве не стоило рассчитывать на ее помощь.
Сегодняшние разговоры о древнем рецепте навели Джайну на мысль об одном заклинании, признанном Даларанской конвенцией магов, мягко говоря, небезопасным для самого заклинателя и запрещенным к изучению в университетах. Но никто не препятствовал любознательной ученице часами просиживать в библиотеке. В учебниках это заклинание не причислялось к школе перемещения, хотя и являлось таковым, поскольку вместо волшебной энергии использовало жизненные силы мага. Если основываться на теории о связи магии перемещения и Времени, оно вполне могло сработать в Пандарии. Создавая это заклинание, волшебник не обращалась к временным потокам, он как бы использовал собственные прожитые годы и те, что ему предстояло прожить, в обмен на телепортацию себя или небольшой группы. Нюанс состоял в том, что, пожалуй, никому, кроме Аспекта Времени, не было известно, сколько им отпущено. Как и маг, так и вся группа могли умереть сразу по прибытию, особенно если им предстояло преодолеть значительные расстояния.
Пожалуй, стоило поискать еще варианты.
Воспоминания о черном драконе находились под строгим запретом, но однажды в разговоре с Кейганом-Лу о разнице их миров Джайна, сама того не замечая, принялась рассказывать истории, которые ей довелось пережить. С каждым вечером слушателей становилось все больше. Взрослые и дети оставляли дела и спешили к волшебнице.
Джайна видела, что Тарион несколько отстранено слушал о спасении Великого Древа в Хиджале совместно с вождем орков Траллом, об изгнании демонов Хранительницей Тирисфаля магной Эгвин, хотя за то краткое перемещение в прошлое ему довелось повстречаться с ними обоими. Джайна не могла винить его в том, что судьбы Тралла и Эгвин не интересовали его так, как судьба Нелтариона.
Для вечерних рассказов волшебница выбирала истории со счастливым концом, в их положении и без того хватало трагедии. Она рассказала о построенном нагами на дне Великого моря королевстве Зин-Азшари, усыпанном драгоценными камнями, про некогда прекрасную королеву Азшару и ее преображение. Сначала пандарены с небольшой охотой слушали о мирмидонах, но описываемые Джайной красоты Зин-Азшари никого не оставляли равнодушными. Большей популярностью пользовались рассказы о маленьких глубоководных существах - мурлоках. История о том, как мурлоки дали отпор самим мирмидонам, чтобы помочь Джайне сбежать из Зин-Азшари, каждый раз завершалась восторженными аплодисментами.
Джайна не готова была касаться других тем своего путешествия в миры Глубоководья, но замечала, как мрачнел Тарион, когда ее истории завершались успешно. Уж он-то знал, что настоящий финал выдался отнюдь не радужным, но сам никаких вопросов не задавал.
А через несколько дней он зачем-то воздвиг эту гигантскую гору, прозванную пандаренами Новой Бронзовой. Пандарены углядели в этом некий знак свыше, и Кейган-Лу отправился вместе с травниками собирать плоды венке.