Ночные твари дохнут по-разному. Отрубите голову вампиру любой породы - тело его на ваших глазах истлеет до степени разложения, присущей трупу, определенное время пролежавшему в земле. Может оказаться еще свежим, может - скелетом с клочками гнилой кожи на костях, это как уж вам повезет. Обезглавленный вервольф оборотится человеком. Гифта растечется зловонной слизью. Одни из тех чудовищ, с которыми Йорген сражался на севере, имели обыкновение сгорать, рассыпаясь искрами. Другие медленно истаивали в ночном воздухе. Но прелестное дитя повело себя иначе.
Тельце, над которым так горестно рыдал силониец, вдруг зашевелилось интенсивнее, и тот, на свое счастье, отпрянул. И уже с расстояния в несколько шагов с ужасом наблюдал, как оно становится на четвереньки, как бежит, резво перебирая конечностями, вывернувшимися по-паучьи, коленями и локтями наружу. Подбежало к голове, ткнулось кровавым обрубком шейки в зияющую поверхность среза. И голова приросла к нему мгновенно, даже шрама не осталось. Правда, сидела теперь косо, лицо оказалось повернутым вбок, но малютку такая безделица, судя по всему, не беспокоила. Не утруждая себя прямохождением, она, как была на четвереньках, посеменила к своей жертве, завела старую песню:
- Мне холодно! Боюсь! Боюсь! Дяденька, возьми меня…
Кальпурций замер в ужасе.
- Бежим! К дороге! - это подскочил Йорген, дернул его за плечо.
И они побежали, благо недалеко было. Иначе трудно сказать, чем бы окончилось это странное дело.
- Если ты намерен и впредь из-за каждой убитой твари разбивать мне мор… хм… лицо, то боюсь, наша миссия будет подвигаться медленнее, чем хотелось бы! - В голосе Йоргена сквозила обида, но окажись на месте Кальпурция, к примеру, Дитмар - тот сразу уловил бы, что она ненастоящая и братец просто притворяется.
Ланцтрегер лежал на спине и тихо хныкал. Не потому, что было ему так больно - подумаешь, в морду получил, первый раз, что ли, - а чтобы друг Тиилл проникся состраданием и осознал, что впредь так поступать не следует.
Друг Тиилл был рядом, бережно вытирал ему кровь с разбитого лица и предавался раскаянию:
- Ах, как же я тебя… Ах ты, господи, крови сколько!
- Сколько? - с живым интересом спросил Йорген, приподнимаясь на локтях.
- Много! Ты лежи, лежи пока… Слушай, а вдруг я тебе нос сломал?!
- Ну буду кривоносым, - равнодушно откликнулся пострадавший, потом все-таки исследовал состояние упомянутого органа и поспешил обрадовать товарища: - Нет, похоже, целый. Не переживай.
Но Кальпурций переживал. Друг спас его от верной гибели, а он, неблагодарный, так обошелся с ним! Обвинил страшно подумать в чем, ударил…
- Да ладно! Это же не ты, это чары! - великодушно махнул рукой ланцтрегер.
Но Кальпурцию легче не стало. Он знал, чувствовал: не чары, нет! Осознанно он себя вел, и если бы оружие на дороге не оставил, при себе имел - так и убил бы! Просто он еще не научился доверять новому другу - вот в чем его беда и его вина…
А тот, будто уловив его мысли, вдруг сказал тихо:
- Если с дороги сходишь… если вообще идешь куда… Ты оружие из рук не выпускай, не имей такой привычки! Не на прогулке мы!
…И до самого утра они привалов больше не устраивали. И до самого утра маленькое чудовище на четвереньках бежало за ними вдоль дороги, скоростью не уступая лошадям, и канючило: "Мне холодно! Боюсь! Боюсь! Дяденька, возьми меня…" Какой уж тут отдых!
Уже перед рассветом Кальпурций вдруг вспомнил, спросил:
- Слушай, а как ты догадался, что это был не настоящий ребенок?
- Так ведь он тени не отбрасывал! - был ответ.
- Что, на зойга нарвались, почтенные? - усмехнулся при виде них привратник на въезде в Гамр.
- Девчонка, маленькая такая, и голова не отрубается. Оно? - уточнил Йорген.
- Так точно, оно! Он! - радостно кивнул словоохотливый страж. - Зойг! А вы отколь же путь держите, из каких благословенных краев, что зойга не знаете?
- Мы-то? - усмехнулся ланцтрегер фон Раух. - Из Эренмаркского королевства. Я, к примеру, из Эрцхольма родом.
- Да ну! - Гизельгерец даже попятился. - Это из того Эрцхольма, который чуть большая Тьма не сожрала?!
- Вот-вот. К вопросу о благословенных краях!
- Тьфу-тьфу! Чур меня, чур! - замахал руками страж, но потом не выдержал и похвастался: - А все ж таки зойгов-то у вас и нет!
- Да, вот только этой дряни нам и недоставало! Ты расскажи, любезный, что это за порода? Как их убивают? - И, чтобы тому было интересней рассказывать, Йорген протянул стражу полкроны серебром.
Дядька сразу просиял не хуже той монеты, затараторил:
- А доложу я вам, добрейшие господа ваши светлости, что порода эта самая что ни есть зловредная. Завелась у нас по осени еще, с первыми холодами пришла. Сколько народу извела за зиму, пока разобрались, что к чему, - страсть! Особливо бабьему населению урон вышел. Они ведь, бабенки, какие - токмо рабенка углядят, сразу норовят на руки схватить, нет бы спервоначалу про тень вспомнить! А ему, зойгу, стало быть, только того и надобно! Покуда не тронешь его, он над тобой и власти не имеет. А как обнимешь - пиши пропало! К шее прильнет и всю кровь высосет, а с нею, говорят, и душу саму выймет! Хорошо, если рядом кто окажется, отобьет. А одному человеку избавиться от зойга никакой возможности, непременно заест.
- Так он вроде вампира, что ли?
- Э нет! Шторбам он вовсе не родня, только в том и есть сходство, что кровь сосет, а повадка другая! По могилам не таится, осины не боится, да и стали доброй тож. Непросто его убить. Да и жалко бывает: с виду дите дитем, лучше настоящего, не у всякого рука подымется. Это его главная подлость. Но и приятность своя в нем есть. Со шторбами как: кусанули тебя хоть раз - сам шторбом станешь. А вовремя отбей зойгом покусанного - жив останется, коли от малокровия не помрет или от заразы, ежели зойг прежде кого хворого поел. То-то!
- Убивают их как? - напомнил ланцтрегер, а сам подумал: "Непременно надобно послать в столицу письмо с гонцом, предупредить, какая новая пакость в мире завелася!" (Слог привратника оказался заразительным.)
- А убить зойга совсем непросто. Способ один: зарубить и бабьим молоком обрызнуть - тогда не срастется. Иначе никак!
- Эх! - присвистнул Кальпурций совершенно по-простонародному, манеры его стремительно портились, уже страшно было домой показываться. - Это где же столько ба… столько молока взять?
Страж пожал плечами, ответил с большим достоинством и гордостью за родной город:
- Ну не знаю, как там у вас на севере, а у нас в Гамере, к примеру, бабье молоко нынче в любой оружейной лавке купить можно!.. - помолчал и добавил, желая честно отработать серебро: - Да только вам, странникам иноземным, оно вовсе ни к чему, это для наших охотников товар. Вам, главное, руками зойга не хватать - и целы будете!
- Скажи, - спросил напоследок, после некоторого колебания, Кальпурций. - А как ты догадался, что мы столкнулись с зойгом?
Страж широко ухмыльнулся:
- Да как же? Смотрю, идут двое, один бледный да скучный, и пятно на шее, будто со злой девкой целовался. А у второго мор… простите, ваша светлость, личность пострадамшая. Тут сразу ясно: на одного зойг насел, второй отбивал да сам под раздачу попал. Обычное дело! Глупый только не догадается!
- Право, какие все вокруг догадливые пошли! - пробурчал силониец себе под нос. Почему-то он чувствовал себя уязвленным.
Глава 13,
повествующая о жизни города Гамра и о дурном нраве его аптекарей
Гамр оказался городом большим и богатым даже по меркам благополучной Силонии и мощного Эренмаркского королевства. Йорген и Кальпурций, привыкшие считать соседнюю Гизельгеру едва ли не задворками мира, были весьма удивлены его масштабами. Если бы они чуть больше интересовались географией и экономикой сопредельных государств, им было бы известно, что по размерам своим и благосостоянию Гамр значительно превосходил саму Зелигерду, гизельгерскую столицу.
Конечно, не непромокаемым плащам, оказавшимся на поверку дрянными, город был обязан своим процветанием, и даже не тисненым пряникам, которые производились здесь в огромных количествах и были действительно очень хороши. Настолько хороши, что у Йоргена наконец проснулось чувство голода и он купил сразу три: с домиком, с корабликом и с овечкой. Первые два съел сразу, третий припрятал. Лоточник клятвенно уверял, будто медовое изделие искусных гамрских пекарей может храниться без потери качества никак не меньше двадцати лет, если держать его в прохладе и сухости. Йорген решил, что на его век хватит, и присовокупил пряник к своей коллекции.
- На твоем месте я бы не сам пряник хранил, а выкупил у мастеров пряничную доску или попросил сделать оттиск на глине, - посоветовал старший товарищ. До этого момента он все-таки подозревал, что Йорген его разыгрывает, но теперь сомнения рассеялись. Он хорошо знал, что такое азарт страстного собирателя, и теперь ясно читал его в глазах спутника.
- Точно! - обрадовался ланцтрегер. - Купим палатку - и сразу в пекарский квартал!
Ремесленный Гамр имел цеховое устройство, на рынке здесь торговали только привозным товаром, а тем, что производился в городе, - исключительно в лавках при мастерских. На этот счет существовали строжайшие правила, делавшие послабление лишь для торговцев снедью вразнос.
…Но вернемся к источнику местного благосостояния, к тому, что создавало городу тайную славу в очень, очень узких кругах фавонийского общества. Именно здесь, в Гамре, в квартале, носившем мирное и респектабельное наименование аптекарского, помимо целебных снадобий изготовлялись совсем другие зелья, гораздо менее полезные для человеческого организма, зато весьма ценные для большой политики. Гамр был центром западного колдовства, но об этом мало кто знал. Слишком опасные специалисты трудились здесь, и слишком серьезными были их заказчики.
- Туда тоже сходим, посмотрим, да? - предложил Йорген. Уж ему-то о тайной специализации квартала было известно не понаслышке, для нужд столичного гарнизона Ночной стражи в Гамре закупали не только кожаные плащи.
Кальпурций в ответ на его рассказ и предложение осуждающе покачал головой: "Так и тянет тебя колдовство, так и влечет!", - но отказываться не стал, ему ведь тоже было интересно. Когда еще случится побывать в таком загадочном и жутком месте!
Прогулка по городу вышла длинной: швальный, пекарский и аптекарский кварталы располагались в разных его концах.
Дорогой Йорген с Кальпурцием вели беседу о тварях ночных, это была своего рода лекция: первый перечислял все известные ему породы чудовищ и способы их уничтожения, второй с большим интересом внимал. Потом разговор как-то незаметно переключился на девушек, и выяснилось, что первый предпочитает красивых и умных, второй - всяких, главное, чтобы их происхождение было благородным и семейство - почтенным. "Вы с моим родителем друг друга поняли бы!" - с некоторой досадой заключил Йорген, вопрос был для него животрепещущим, а позиция спутника показалась недостаточно нравственной. Достойную девушку - красивую, умную - отвергают только потому, что ей не повезло с родителями. Разве она в том виновата? Разве это справедливо? (Интересно, что Кальпурций рассуждал очень похоже: разве можно винить благородную деву в том, что боги не одарили ее умом и красотой, разве справедливо пренебрегать ею из-за этого?)
…Как ни велик был Гамр по площади, но домам было тесно в нем, верхние этажи нависали над нижними, крыши почти смыкались, отчего на узких улочках царил вечный полумрак и затхлость, кисло воняло помоями, бродили на вольном выпасе чьи-то свиньи - им здесь хватало еды. Таков был кожевенный квартал, и ткацкий, и прядильный, и искомый швальный, где была куплена добротная походная палатка (причем именно на "трофейные" кроны, нищим они так и не достались). В пекарском пахло гораздо лучше, оттуда не хотелось уходить. Пряничную доску с овцой Йорген заполучил легко. В первой встречной лавке ему назвали нужный дом, хозяин тут же признал свое изделие и был порядком встревожен: чем недовольны благородные господа?! Неужто непромес случился или, упасите Девы Небесные, таракан в тесто попал?! Узнав, что с замесом все в порядке, никакие тараканы тесто не посетили, а визит знатных особ вызван исключительно желанием выразить восхищение его чудесным продуктом, он расцвел и просьбу исполнил без лишних вопросов. Он знал: у господ всегда свои прихоти, простому человеку их не понять. Нужна молодому иноземцу старая резная доска - пусть владеет в свое удовольствие, поди-ка, пряники печь не начнет, покупателей переманивать не станет.
И от денег пекарь отказался - грешно требовать плату за вещь, которая ничего не стоит. В благодарность Йорген купил у него десять больших пряников - чтобы до самой Силонии хватило.
Аптекарский квартал был последним в очереди, и от остальной части города он отличался, как отличается фрейлина от девки-судомойки. На ровных, мощеных улицах красивые и ухоженные дома стояли просторно. При некоторых даже палисаднички были разбиты, цвели в них желтые и белые крокусы, синие пролески и гиацинты приятных пастельных тонов. О помоях на мостовой, о дурных запахах и прочих безобразиях, сопровождающих бедное человеческое бытие, и речи не шло. На всем лежал отпечаток благополучия и солидного достатка. Именно достатка, а не богатства. Настоящее богатство здесь не выставлялось напоказ, не было и следа бьющей в глаза роскоши, и беднякам, забредавшим из соседних кварталов, не на что было подивиться, разве что вздыхал кто иногда: "Эк живут как чисто!" Только человек, сам понимающий толк в богатстве, мог заметить его скромные признаки: садовые дорожки, посыпанные мраморной крошкой, а не простым песком, кованые бронзовые вывески заведений, двери из мореного дуба и серебряные колокольчики на них, бархатные занавеси на окнах, редкие южные цветы и клетки с диковинными птицами на подоконниках - откуда знать соседу-ткачу или портному, что не каждый король может позволить себе содержать одну такую питомицу?
Кальпурций с Йоргеном, понятно, знали. Первый только головой качал, второй еще и присвистывал:
- Ничего себе аптекари! Если не догадываться, чем они тут занимаются на самом деле, можно вообразить, будто все население Гизельгеры болеет поголовно и непрерывно, иначе откуда такой доход?! Давай заглянем куда-нибудь, - предложил он. - Посмотрим, что там внутри!
- А что скажем? Ведь мы оба здоровы!
- Попросим какую-нибудь примочку для моей мор… личности! - тут же нашелся ланцтрегер.
Кальпурций хмыкнул и молвил важно:
- Послушай, мой юный друг. Я уже много лет прожил на этом свете, и слово "морда" мне хорошо знакомо. Если тебе почему-то угодно употреблять его применительно к собственной персоне - не волнуйся, меня это не шокирует. Так что можешь не утруждать себя подбором синонимов и называй вещи своими именами.
- Красиво сказано! - рассмеялся фон Раух и решил впредь внимательнее следить за своей речью.
Но это решение не было единственным, принятым им в тот момент. Вторым он хотел поделиться со спутником, но не успел - тот уже переступал через порог ближайшей аптеки под мелодичный звон серебряного колокольчика.
Это было довольно просторное сводчатое помещение со стеллажами вдоль стен. Полки были уставлены рядами бутылок темного стекла с притертыми крышками, изящных флаконов, заполненных разноцветными жидкостями, пузатых колб и реторт, похожих на застывшие мыльные пузыри, и фарфоровых баночек с мазями. В других банках, широких и прозрачных, плавали в спирту человеческие органы, пораженные безобразными недугами, и уродливые младенцы целиком. Сосуд с живыми пиявками стоял тут же. Поперек торгового зала тянулся широкий и длинный прилавок, на нем размещались весы разных размеров, очень красивой ковки, к ним прилагались серебряные гирьки. Еще здесь имелись большие и малые ступки - бронзовые и керамические. На отдельном столике под узким стрельчатым окном громоздился перегонный куб, а рядом на полу - специальный пресс с диковинной винтовой резьбой и маленькая ручная мельница.
Большая масляная лампа, висевшая вверху на цепях, хорошо освещала своды потолка, расписанные растениями и гадами, кстати, очень искусно. И Кальпурций, и Йорген (хоть и скрывал это) в живописи разбирались. И оба сразу поняли - дело тут соседом-маляром не обошлось, большого мастера работа! Как живые ползали по потолку жабы и саламандры, вились змеи среди стеблей белладонны и дурмана, и взирала на них благосклонно дева Цельза, покровительница врачевания…
- Чем могу быть полезен, молодые люди? - Недовольный, скрипучий голос отвлек их от созерцания аптечных красот.
Вслед за голосом из-за прилавка возник старичок в черной мантии и шапке с кисточкой, такой маленький и сухонький - неудивительно, что они его сразу не заметили.
- Добрый день, почтенный, - вежливо поклонился Кальпурций, решив, что ученый-аптекарь, да еще и предполагаемый колдун, заслуживает более церемонного обращения, нежели простой торговец. - Можем ли мы рассчитывать на вашу помощь? Друг мой неловко упал накануне, так не найдется ли у вас полезной примочки либо притирания, чтобы он мог привести в порядок лицо?.. Йорген, покажись!
Тот послушно отвернулся от стеллажа с заспиртованными органами и предъявил свое увечье.
Аптекарь бросил на пострадавшего полный презрения взгляд и противно усмехнулся, типа знаем, знаем мы, на что он "упал". Похоже, он принял иноземных посетителей за школяров-вагантов, коих городские обыватели всегда недолюбливают за буйный нрав.
- Полкроны серебром, - бросил он резко, и в голосе его звучала надежда, что нужной суммы у покупателей не окажется.
Ланцтрегер молча выложил монету на столешницу.
Старик, кряхтя, нагнулся под прилавок, извлек из его недр грубую глиняную баночку с горлышком, завязанным вощеной бумагой, небрежно швырнул покупателю:
- Это поможет.
Йорген невольно поморщился - ему хотелось совсем другую, фарфоровую, с золотой надписью и гербом на крышечке, - но поклонился любезно, чтобы не вызвать большей неприязни, как-никак он имел свои виды на этого старика.
- Благодарю вас, почтенный. Но прежде, чем мы оставим ваше достойнейшее заведение, позвольте задать вам вопрос.
- Ну? - мрачно бросил аптекарь. Он еще сам не понимал, что именно так не нравится ему в этих двух парнях, на первый взгляд вполне мирных и вежливых, но ему мучительно хотелось поскорее от них избавиться. Он выражал это всем своим видом, однако пришлые не намерены были отступать.
- Слышали мы с другом, что все мастера вашего цеха славятся своими умениями не только лишь в лекарском деле, но и в искусствах более тонких и тайных… - начал издалека Йорген, и раздражение аптекаря усилилось многократно. Похоже, эти юнцы откуда-то проведали то, что знать им не по уму, не по возрасту и чину! - …Имеется у нас одна особенная вещь, природа и назначение коей нам неведомы. Возможно, вы, почтенный, смогли бы что-то сказать о ней?
С этими словами парень извлек из заплечного мешка и вывалил на прилавок нечто удлиненное, завернутое бережно в рогожку. Развернул и…