- Да все в порядке, не дрейфь, салага! Убили меня в морской баталии, закопай ее морж. Я теперь, понимаешь, дух, три венка мне на шею. Да, кстати, тебе привет от твоих девчонок.
Услышав эти слова, Уткинс в момент забыл, что говорит с привидением, и попытался броситься в пляс.
- Мои доченьки, мои лапоньки! - восклицал он.
- Да тише ты, танцор ракушечный, - шикнул Брю, - соседей разбудишь! Вы тут прямо рехнулись все. Дальний Бибус поет, а ближний Уткинс пляшет. Цирк, да и только!
Паромщик бросил взгляд на открытую форточку, и она тут же захлопнулась.
Кривой Кид под окном только хрустнул зубами с досады. Но и того, что он уже увидел и услышал, хватило бы для приговора к пожизненной маршировке на плацу десяти Уткинсов.
Тем временем Брю продолжал:
- Я явился с того света не для того, чтобы приятелей вразумлять. У меня важное сообщение для вашего Совета, трап ему под ноги, только вот как его сообщить - не знаю. То ли самому на Совет явиться, то ли тебя послать доложить магистру Невысокликов.
При этих словах паромщик поправил ранец, в котором лежало убившее его ядро. Ранец придумала Тина, и покойный был бесконечно признателен ей за это. Ядро появлялось в ранце по желанию, когда он собирался передвигаться без посторонней помощи.
* * *
Накануне Брю и Брюгай совершили целое путешествие, облетев для начала Южное побережье от Дидуина до реки Из. И не зря. На плато у моря они обнаружили то, что искали - лагерь уклистов. Пронесясь у "синих сутан" над головами, разведчики высмотрели самое главное - Горха среди них не было, а значит, его надо было искать у морков.
- Полунд-р-р-а, воры! - закричал Брюгай, подлетая к Гарденхаллу. На его еще дымящихся руинах во множестве копошились черные фигурки. В стороне от поверженной крепости виднелось стойбище Орды и шатры ханов. Снизившись, попугай приземлился в ближайшем перелеске.
Теперь требовалось проникнуть во вражеский стан. Вызвав ядро в ранец, загробный Брю осторожно двинулся к лагерю морков. Надо сказать, что чугунный снаряд, которым пользовался паромщик, Тина тоже сделала невидимым, так как он имел усмариловое происхождение. Но легче ядро от этого не стало. К тому же, так получалось, что пользоваться Брю мог только предметом, который его и угробил, другие он даже приподнять не мог.
Призрак двинул прямиком к ханским шатрам. Опасаться было нечего: еще только начинало смеркаться. Да и чего опасаться привидению среди живущих, пусть даже они и морки? Тем не менее, паромщик осторожничал: "А вдруг заметят?"
Морки жрали мясо. Сырые волокнистые куски они рвали черными, острыми как бритва зубами. Икая и чавкая, тысячи жутких созданий поглощали новые и новые порции. Мясо раздавали десятники. Брю поразило, что при таком огромном количестве съедаемого не было видно следов забоя животных. Шкур, копыт и костей вокруг явно не страдающих опрятностью морков не наблюдалось.
"Провалиться мне в трюм, если тут обошлось без волшебства", - подумал убиенный и вдруг увидел, как один из десятников капнул из фляги красной жидкости и что-то пролаял. Перед ним из воздуха появился внушительный кус красной бескостной мякоти, который он сразу же стал полосовать кривым мечом. "Да эти черти кривоногие во всю закусывают усмарилом! - ужаснулся Брю. - Судя по всему, Горх здесь должен пользоваться авторитетом. Чему еще он научит этих тварей, колоти их тунец? И кстати, где его беглое величество?"
Подойдя к самому большому по размерам шатру - обиталищу Мохрока, призрак просунул голову сквозь сшитое из шкур сооружение. Хорошо, что Брю не различал запахов, а то точно бы умер во второй раз. Зловоние было катастрофическим.
Все ханы, кроме Зруюка, сидели здесь. Между ними стоял котел, в котором что-то булькало. Мохрок, Туркан и Глут, поджав под себя ноги, сидели на полу и глодали кости, явно человеческого происхождения. В руке у Мохрока был дымящийся череп, из которого он кривым когтистым пальцем выковыривал вареный глаз.
За трапезой братья похвалялись захваченной добычей и потешались над Зруюком, оставшимся, по их мнению, "с носом". "Заморский чародей ищет то, чего нет, - гоготали ханы, - а Зруюк лижет ему пятки, плавая вокруг Верченой". Горха в шатре не было.
Исходя из услышанного, Брю заключил, что "Заморский чародей" находится там же, где и Зруюк.
Покойный совсем забыл, что в полумраке шатра его станет видно. Туркан первым заметил выросшую из стены светящуюся голову Брю. Подавившись на полуслове, он тупо уставился на привидение. Глут с гневным воплем выхватил меч, а Мохрок, не долго думая, запустил в паромщика черепом. Брю в ужасе выдернул голову и бросился наутек.
Поднялась невообразимая суматоха. Морки метались как очумелые и искали "белого гнома". Само слово "гном", брошенное Мохроком, заставляло их глаза гореть яростным желтым огнем. Мало того, что обнаглевшего лазутчика требовалось изловить, его потом еще разрешалось съесть, естественно, после допроса, преподнеся ханам лучшие куски. Гномье мясо для морка, как известно, деликатес.
Ветер дул как раз в сторону перелеска. Брю, не долго думая, "облегчил" ранец и, подхваченный воздушным потоком, взмыл над землей. Когда призрак поравнялся с верхушками сосен, его подобрал Брюгай, взяв курс на север.
* * *
Пока папаша Уткинс, открыв рот, слушал рассказ потустороннего гостя, Кривой Кид бросился на поиски второго подручного Грейзмогла - своего напарника Боба Горшечника. Тот как всегда спал на складе провианта, который, как считалось, он сторожил. В этот раз Боб его сторожил вместе с архивариусом Клюклом, любимым делом которого было наведываться на склад "для проверки наличия". Пью Клюкл никогда не уточнял, наличие чего ему приспичило поверять, но после того, как он окончательно излечился от "водного недомогания", случившегося у него после осеннего купания в водопаде, резерв вина на складе перестал быть величиной постоянной. Та же история происходила и с ветчиной.
Когда Кривой Кид растормошил ревнителей наведения порядка в умах, те сами чуть не приняли его за привидение. Весь перемазанный грязью, с единственным вытаращенным от возбуждения глазом и всклокоченными редкими волосами, выглядел он не лучшим образом. Недолго думая, схватив пустой мешок и веревку, два невысоклика и человек бросились на улицу.
Брю как раз перешел к тому, как и где они с Брюгаем обнаружили Горха, но тут в комнатенку папаши Уткинса влетел красноносый архивариус и взвизгнул: "Хватайте меня!" При этом, указав на хозяина. Его спутники оторопело переглянулись. Поняв, что сморозил что-то не то, Клюкл попытался исправиться: "Нас! Да не меня, олухи - них! Тьфу! Это самое…" И ткнул пальцем в хохочущего паромщика.
- Хрясни твой гроб, Клюкл, - веселился Брю, наблюдая, как Кривой Кид подступает к нему с мешком, - в конце-концов, еще есть слова: "вас", "мы", "всех"…
Архивариус мелко затрясся и замахал руками, сбив с комода подсвечник.
В свалке, которая происходила в полной темноте, никто не заметил, как папаша Уткинс по-молодецки юркнул под кровать, а архивариус оказался в мешке с жабой во рту. С какой стати Клюклу понадобилось глотать жабу - загадка. Только в невысокликовских норах эти обитатели не редкость: бывает, и поквакивает какая-нибудь в дальнем уголке.
- Тащите его скорее к Грейзмоглу - крикнул хозяин дома, подражая голосу архивариуса. - А я пока Уткинса арестую!
Горшечник и Кид потащили брыкающегося и мычащего "призрака" на улицу.
- Ловко ты их, медуза тебе под мышку! - похвалил старого приятеля паромщик, выныривая из-под подушки.
Уткинс шепотом запричитал:
- Теперь мне крышка. Грейзмогл меня со свету сживет, и я никогда не увижу своих дочурок!
- Рано в панику впадаешь, папаша, - Брю сдвинул брови. - Этим полипам нас не сожрать, не будь я Брю Квакл, залягай меня баклан! Теперь надо найти кого-то, кому члены Совета доверяют не меньше чем себе.
- Я знаю, знаю! - Уткинс хлопнул себя по лысине. - Это Рыжий Эрл.
Покинув жилище через окно, приятели направились в крепость.
- Ты иди, - сказал вдруг покойный Квакл, - а я догоню. Подую на Клюкла для верности.
Нехитрому привиденческому приему паромщика обучил Мурс, дав вдобавок несколько ценных советов.
Подкараулив подручных Гуго в придорожных кустах, загробный Брю дунул на мешок. Мешок засверкал морозными искорками и заскулил. "То-то, Клюкл, рак болотный, - удовлетворенно хмыкнуло привидение, - это тебе не чернила изводить, скелет тебе на камбуз".
Грейзмогл аж вспотел от злости, когда Кривой Кид и Боб Горшечник вытряхнули из мешка замороженного архивариуса. Скукоженный, покрытый инеем Пью Клюкл, с торчащими изо рта жабьими лапами, как полено повалился на пол.
- Свиньи! Остолопы! - кричал Гуго на ничего не понимающих ловцов привидений. - С каких пор этот бумажный червь возомнил себя призраком?!
Одноглазый невысоклик и тщедушный губастый человечек только ошалело переглядывались и разводили руками.
- А где Уткинс, сбежал? - топал Грейзмогл. - Поймать негодяя! Стоять! Сначала этого растопите!
* * *
Стража разбудила рыжебородого ратника на самом интересном месте. Ему снилось, что он удит рыбу в небольшой речушке. Клева почему-то долго не было, и тут так дернуло, что удилище чуть не сломалось. Эрл, зайдя по колено в воду, начал подводить улов к берегу, как вдруг из реки высунулся медведь. Пограничник попытался выхватить меч. В ответ медведь возмущенно покрутил лапой у виска и, превратившись в странную рыбину с остроконечным кожаным плавником, весело заверещал и уплыл.
- Ну кого там еще принесло, - забурчал Эрл, поднимаясь с кровати все еще под впечатлением ото сна.
- Там невысоклик по фамилии Уткинс, ну, тот самый, у которого дочки… И какой-то прозрачный тип, говорит, что с того света!
- Этого еще не хватало! - вздохнул пограничник, на всякий случай, беря меч. - То медведи на удочку, то призраки…
Рыжий Эрл вышел к воротам и увидел перед собой папашу Уткинса в весьма возбужденном состоянии и нечто, явно кого-то напоминающее.
- Здорово, Уткинс! Птица твоя больше не прилетала? А кого ты в этот раз приволок?
Папаша Уткинс поспешил объяснить.
- Это Брю Квакл, только он уже умер. А птица - его.
- Вот так встреча! - ратник изумился еще больше. - Да это же хойбилонский паромщик! Как там на том свете, хоть поспать-то дают?
- Кхе! - кашлянул Брю, и из его рта вылетело маленькое облачко. - Это, смотря где… Я там одного ростовщика встретил, едят его рыбы. На нем уже триста лет воду возят. Так он последний раз спал, когда помирал. Грехи не дают, заноза им в пятку. А другим воля: спи - не хочу, да только от безделья сбрендить можно. Одно слово - тот еще свет!
- Да… - протянул пожилой стражник, - невеселая перспектива.
Тут захлопали крылья, и с криком "Суши весла!" под ноги Уткинсу шлепнулся Брюгай.
- Никак не привыкнет: хотел опять мне на плечо сесть, забодай его кальмар, - хихикнул Брю.
- Катастр-р-рофа! - подтвердил попугай и принялся за свои перья.
- Мы того-этого… - начал папаша Уткинс.
Рыжий Эрл усмехнулся.
- Вот и мне сдается, чтобы бродить по ночам с говорящей птицей и привидением, нужны веские причины. Пошли ко мне. А вы, - он посмотрел на стражников, - никого не видели. Ясно?
Но пограничникам можно было и не говорить. Хоть и изумленные увиденным до крайности, они знали цену молчанию.
* * *
Вкратце обрисовав ситуацию, загробный Брю почти ничего не рассказал об Олли и приключениях его команды. Зато поведал то, что не успел рассказать папаше Уткинсу.
Брю и Брюгай подлетели к Верченой уже в сумерках. Чтобы покойный не отсвечивал в темноте, попугаю пришлось его проглотить. Желудок летящей птицы - не самое уютное место на свете, поэтому, когда паромщик покинул свое убежище, ему показалось, что затхлый болотистый воздух пьянит его. Хотя он, в принципе, не мог этого ощущать.
В стане Зруюка царило оживление. Десятники под присмотром нескольких уклистов раздавали усмариловое мясо. Те, кто набивал свое брюхо, принимались лакать какое-то пойло, шатаясь и горланя на черном наречии что-то невообразимое. Это можно было бы назвать праздником, но морки не знают праздников и не в состоянии что-нибудь отмечать. У них такое называется по-другому - предхапосный жор.
Собираясь в серьезный набег, черное племя сжирает и выпивает все что можно, таким образом справляя по себе поминки. На этот раз обычай "подкармливал" Мазлус Горх, дав орде младшего хана пойла больше, чем нужно, хотя представить окончательно насытившегося морка невозможно.
Ханский шатер стоял на Южном склоне, чуть ниже верхней точки Верченой, а чуть поодаль, врастая тыльной стеной в скалу, возвышался небольшой замок, построенный по всем правилам крепостного сооружения. "Усмариловый, разлюби его минога", - сообразил Брю, в очередной раз выпрыгивая из попугайского желудка и влезая в фонарь идущего к воротам уклиста. Синесутанник прошел мимо охраны и стал подниматься по винтовой лестнице. Войдя в трапезную, где сидели двое, уклист, не гася, повесил фонарь и поклонился.
В зале за длинным столом друг напротив друга сидели Горх и Зруюк. Младший из ханов, собрав к переносице и без того косившие черные глаза, рвал зубами внушительный кусок жареной оленины, слизывая фиолетовым языком текущий по рукам жир. Мазлус, брезгливо наблюдая за косматым и вонючим морком, жестом показал вошедшему на свой кубок и опустошенную чашу хана размером с небольшое ведро. Уклист молча взял черпак и направился к деревянной бочке с вином. Вино, похоже, нравилось Зруюку. Делая чудовищные гулкие глотки, он отдувался и смачно порыгивал.
- Завтра выступаем, - наконец сказал хан, и глухой лающий голос отразился эхом под сводом залы. - Ты обещал новое оружие. Много.
- Я дам столько, сколько воинов сможет его носить, - в тон ему ответил Горх. - Сколько туда ходу?
- Два дня по воде. Плыть быстро. Потом земля и хапос.
Хапосом морки обычно называют заключительную часть набега - захват добычи. Но Горху не нужен был переводчик, он понимал любую речь.
- Мы договорились, что все маломерки мои. Твои - остальные. А до хапоса надо еще крепость взять.
Зруюк заржал, вывернув губы и обнажив жуткие кривые клыки.
- Это Гарденхалл был крепостью!
Морк, наконец, захмелел. Похлопав себя по отвратительно раздувшемуся животу, слегка покачиваясь и косолапя, хан направился к выходу.
Горх что-то тихо приказал уклисту. Тот, взяв фонарь, последовал за Зруюком.
Загробный Брю, улучив момент, вытек из фонаря и змеей скользнул в высокую траву, слившись с ночным туманом.
Глава 3. Возвращение блудных чародеев
- Ну вот и Родина! - медленно, почти по слогам произнес Болто, вглядываясь в очертания береговой линии, над которой нависли свинцовые облака. Тучи плотно цеплялись за зубья удаленных пиков, скрывая их от глаз. "Мечта кашалота" держала курс на скалистую бухту, немного южнее выхода к Долине ветров.
Тина взглянула на тучи и вздохнула:
- Когда только они перестанут душить наши края? Как отменить колдовство проклятого Горха?
- Я над этим сейчас работаю, - с чрезвычайно важным видом ответил Олли. - Чужие заклинания, да еще такие мощные - это проблема.
- Ура! А вон и Брюгай возвращается! - указав на точку под облаками, вдруг воскликнула девочка. - Славно как!
- И главное - вовремя, - поддакнул Хрюкл и подтолкнул к борту возбужденно перебирающую лапами крылатую собаку. - А ну-ка, лети, встречай!
Хрюря радостно тявкнула и устремилась в небо.
Брюгай летел тяжело. Видимо, этот последний перелет дался ему с трудом. Он сразу же уселся на подставленную собакой спину и сложил крылья.
- Х-хе! Лихо мы присобачились! - крякнул призрак паромщика, выглянув из попугайского клюва. - Я уж думал: не ровен час, в воду свалимся, замути ее карась.
- Эй, детишки! - гаркнул он, приземлившись. - А вот и ваш дядюшка Брю, три венка ему на шею. Теперь дело пойдет! Со всем разберемся!
- Он, наверное, имеет в виду заход в бухту, - заулыбался Болто. - Тут кругом подводные скалы. Эй, призрачный капитан, не подскажете, куда править?
- Держи курс вон на то одинокое дерево, матрос Хрюкл. Право руля!
Ориентируясь на одинокий, раскроенный молнией дуб, "Мечта кашалота" осторожно вошла в бухту.
* * *
Пограничники, посланные Рыжим Эрлом навстречу путешественникам, прибыли только через день после высадки экипажа на земную твердь. Их было четверо. Следопыты во все глаза глядели на "Мечту кашалота" и ее команду.
- Так ты и есть тот самый Олли Виндибур, который знаком с волшебством? - улыбаясь, протянул руку старший. - Ну и устроил ты переполох! В Черед-Бегасе о тебе наслышаны. Даже те, кому и вовсе не нужно было. Но об этом после. Собирайтесь потихоньку.
- Минутку, - Олли поднял ладонь, - я должен прибраться за собой. Мы ведь не можем бросить корабль. Его придется "свернуть".
Он очертил рукою круг, забормотал, а затем словно выдернул что-то из воздуха. Вмиг от "Мечты кашалота" остался только старый хойбилонский паром.
Стражники немного постояли молча. Затем старший, которого звали Ройни, спросил:
- Интересно, а волшебники едят? У нас с собой хлеб, лук, сыр, ветчина… Пастухи снабдили.
- Настоящий лук! Вот здорово! - глотая слюнки, засуетился Болто. - А то у нас, кроме рыбы, все усмариловое.
- Чего? - не поняли пограничники.
Тина строго посмотрела на Хрюкла.
- Да я это… Хотел сказать, что рыбу уже видеть не могу, чтоб ей в кружке утонуть. Правда, рыжуха?
Крылатая собачка утвердительно тявкнула и сказала:
- Я ее тоже ненавижу.
Ратники так и открыли рты. Собачьи крылья их, конечно, тоже впечатлили, но не до такой степени, как произнесенная фраза.
- А твоя обезьянка тоже умеет говорить? - спросил один из пограничников у Нури.
Гном хитро прищурился. Ему очень нравилось, когда обращали внимание на его подопечную.
- Звери-помощники все-все говорящие-переговорящие, - охотно затараторила Сапфира, - и очень полезные. Только один у нас умом недопрыгнутый. Эй, Проглот, рыбу любишь?
- Ка-га-га! - услышав заветное слово, откликнулся пеликан.
Суровые воины смеялись как дети. А общение с загробным Брю вызвало у них просто бурю восторга. Однако лица их потемнели, когда речь зашла о морках.
- Спешить нам надо. Видимо, штурма не миновать, - заторопил старший. - Так вы сможете нам помочь?
- Для того мы и здесь, - веско заявил Олли. - Без нас вам Горха не одолеть.
- Вот уж чистая правда, подавись ею скат! - кивнул паромщик с таким видом, будто ему было известно то, чего другие не знали.