Как и в коридоре, здесь окно было полностью затянуто плющом и не пропускало света. Под окном стоял украшенный резьбой деревянный сундук, покрытый серым налетом пыли. В углу высился шкаф, одна его дверца была приоткрыта, как будто кто-то поспешно покинул комнату и больше сюда не возвращался. Посреди комнаты стояла прекрасная колыбель, а в ней полный набор вязаного постельного белья, сбившегося в кучу. В колыбели лежал крошечный потертый мишка. Таня осторожно взяла его и увидела неровный разрез, из которого торчал клок грязной набивки.
- Это была детская комната, - сказала она.
Что-то зашевелилось внутри мишки. С удивленным вскриком Таня бросила его в колыбель.
- Что такое? - спросил Фабиан.
- Думаю, там поселились мыши.
- Жуткая комната, если хочешь знать мое мнение.
Фабиан открыл крышку сундука. Поднялось целое облако пыли, и мальчик чихнул аж три раза подряд. Внутри лежал еще один мишка, несколько кукол, старый волчок и сломанный "Джек в коробочке" с торчащей ржавой пружиной.
- Ты прав, - сказала Таня, внезапно почувствовав пробежавшую по спине дрожь. - Тут жутко.
- Я никогда даже не подозревал о существовании этой комнаты. - Фабиан подошел к парадной двери. - Интересно, где мы?
Он осторожно открыл дверь и издал удивленное восклицание.
- Иди сюда, посмотри на это.
Таня подошла к двери и поглядела туда, куда Фабиан указывал фонариком.
Дверной проем был перекрыт большой плитой твердого дерева.
- Это задняя стенка комода, загораживающего парадную дверь. Кто-то очень постарался, чтобы комнату никогда не обнаружили.
- Это из-за плохого дела, - внезапно произнес приглушенный скрипучий голос.
Таня замерла; ее интересовала реакция Фабиана. Никакой реакции не последовало, он ничего не слышал. Таня медленно повернулась и снова направилась к колыбели, чувствуя, как подрагивают веки. Мишка в колыбели пошевелился, а потом из его набивки показалось маленькое узкое личико с запыленной серой кожей. Таня не могла определить пол существа. Ее взгляд притягивали торчащие, как у грызуна, передние зубы.
- Плохое, - прохрипело существо, укоризненно глядя на нее. - Здесь случилось плохое. - Не сводя подозрительного взгляда с Тани, оно порылось в глубине своего гнездышка и вытащило оттуда что-то. - Давно. Очень, очень давно.
Тошнота подкатила к горлу девушки, когда она разглядела, что именно достало существо: наполовину съеденную мышь.
- Что плохое? - шепотом спросила она, беспокоясь, как бы не услышал Фабиан.
- Не скажу, - пробормотало мерзкое существо.
Раздался хруст костей, и Таня попятилась от колыбели, преследуемая острым, металлическим запахом крови.
- Пошли отсюда, - сказала она; создание продолжало жевать и обсасывать косточки. - Эта комната вызывает ужасно мерзкое чувство.
Фабиан закрыл парадную дверь, и они направились к выходу в служебный коридор. Таня шла быстро, но Фабиан остановился и в последний раз осветил фонариком комнату.
- Что это?
- Фабиан! Идем!
Он, однако, прошел мимо колыбели и посмотрел на что-то на стене.
- Ох! - сказал он. - Здесь что-то вышито, но я не могу прочесть при таком освещении.
Фабиан снова снял очки и принялся протирать их.
Таня вернулась, не обращая внимания на доносившееся из колыбели бормотание, и, прищурившись, посмотрела на вышивку на стене. Сама ткань была белая - по крайней мере, когда-то - и на ней вышиты бледные розы и слова: "Поздравляем с рождением дочери". И дата внизу.
- Редкий случай. - Фабиан уже снова надел очки. - Дата рождения двадцать девятое февраля, то есть ребенок родился в дополнительный день високосного года.
Таня нахмурилась.
- Двадцать девятое февраля - день рождения моей матери.
- Ага! Значит, это детская комната твоей матери. - Фабиан усмехнулся. - Выходит, тебе приходится покупать ей открытку ко дню рождения только раз в четыре года?
- Нет. - Таня покачала головой. - Мы празднуем ее день рождения первого марта, хотя она всегда шутит, что я старше ее.
Они в молчании пошли дальше по темному проходу. На следующей двери стоял, по-видимому, совсем новый замок и ключа с той стороны в нем не было, поэтому техника Фабиана оказалась бесполезна. Зато они сумели открыть несколько других дверей, но за ними находились лишь пустые или не представляющие интереса комнаты.
Добравшись до комнаты Амоса, они услышали, что за дверью работает телевизор, и тихонечко прокрались мимо, не обращая внимания на шумные разглагольствования старика.
На первом этаже было меньше неисследованных комнат, поскольку именно тут находились спальни всех жильцов, кроме Амоса. Последняя дверь, куда они вошли, располагалась рядом с ведущей в цокольный этаж лестницей и оказалась не заперта. В комнату сквозь окно вливался яркий свет. Плющ был обрезан, комната хорошо обставлена, хотя все предметы покрывал толстый слой пыли. Посередине стояла большая кровать с пологом на четырех столбиках в окружении резной деревянной мебели, очень впечатляющей. Перед камином лежал роскошный меховой ковер, на стене висела картина, изображающая сурового мужчину и молодую женщину.
Таня широко распахнула глаза.
- Чья это комната?
- Видимо, Элвесденов, - ответил Фабиан. - Я слышал, Флоренс как-то говорила о ней, но мне не разрешали сюда заходить. Это спальня лорда и леди Элвесден. Вон их портрет.
Таня внимательно разглядывала картину, с волнением глядя в глаза своих предков. До сих пор она не видела ни одного их изображения.
"Эдвард и Элизабет Элвесден" - было выгравировано на бронзовой табличке, прикрепленной к раме. Угрюмый взгляд мужчины, казалось, впивался в Таню, а женщина выглядела так, словно чувствовала себя неловко в его присутствии. Таню как будто ударило - на запястье нарисованной женщины она увидела серебряный браслет с брелоками, тот самый, который сейчас, спустя два столетия, был на ней. Она посмотрела на браслет, сверкающий в лучах солнца: она до блеска отполировала его. Он был прекрасен, и все же это вызывало тревожное чувство - носить украшение умершего предка.
- Почему это все так сохраняется? - спросила Таня. - С мебелью и прочим?
- Не знаю… Может, потому, что они были первыми владельцами дома. Элвесден был одним из богатейших людей в стране; дом построили полностью по его указаниям. Несколько лет назад Флоренс даже зарабатывала, показывая его желающим: он, знаешь ли, внесен в список архитектурных памятников. Видимо, это одна из самых важных комнат в доме.
Таня перевела взгляд на портрет.
- Они кажутся странной парой.
- Так оно и было, судя по отзывам, - ответил Фабиан.
- Интересно, какими они были? Интересно, были ли они счастливы здесь?
- Сомневаюсь.
Таня с любопытством посмотрела на него.
- Почему ты так говоришь?
- Ну, ты наверняка слышала, - ответил Фабиан. - Они были женаты совсем недолго, когда это произошло.
- Что произошло?
- Я думал, ты знаешь. Насчет леди Элвесден.
- Я знаю лишь, что она жила здесь с тех пор, как этот дом построили, и что у них с мужем был один сын. И что еще произошло?
- Она умерла в приюте для сумасшедших в Лондоне, когда ей было двадцать три.
- Что… Что свело ее с ума? - спросила Таня, не в силах оторвать взгляда от встревоженной молодой женщины на портрете.
- Существуют большие разногласия по поводу того, была ли она вообще безумна. Она вела дневник… разорвала его на части и запрятала по всему дому. И заметь, сделала это очень умно. Одна часть была зашита в ее платье, другая под подол юбки. Но некоторые так никогда и не были найдены. Считается, что их обнаружил и уничтожил ее муж.
- Зачем он их уничтожил? - спросила Таня. - О чем там говорилось?
Фабиан пожал плечами.
- Флоренс никогда не рассказывала, что было в дневнике, но так уж получилось, что произошла утечка информации. Из-за этого дневника она и перестала показывать дом публике. Помнишь, как несколько лет назад сносили старые конюшни во дворе? Один из подрядчиков нашел кусок дневника, втиснутый в щель старой каменной кладки. Его тут же выпроводили отсюда со строжайшей инструкцией не рассказывать никому то, что он, возможно, прочел, хотя, если хочешь знать мое мнение, Флоренс заплатила ему, чтобы он держал рот на замке. Конечно, в конце концов все выплыло наружу.
- И что там говорилось?
- Можно сказать, ничего хорошего. Элизабет часто бывала у местной знахарки, изучала травы, способы лечения и все такое. По-видимому, у нее самой был дар исцеления, и она хотела развивать его, но местные жители этого не одобряли. Всякий раз, как заходил разговор о знахарке, упоминалось колдовство. В те времена суеверие было делом обычным. В мире еще существовали охотники на ведьм, хотя худшие времена в этом смысле были уже позади. Лорд Элвесден понимал, что беда непременно грянет, что это лишь вопрос времени, - и оказался прав. Он запрещал Элизабет общаться со знахаркой, опасаясь, что она сама может оказаться под подозрением и ее повесят как ведьму. Однако Элизабет продолжала поступать, как ей нравилось. Она без особого уважения относилась к общепринятым нормам и правилам и, казалось, никогда не беспокоилась, что думают о ней другие. Всегда производила впечатление эксцентричной женщины, и это сработало против нее.
В конце концов, как и предсказывал Элвесден, обе женщины оказались под подозрением. Знахарка была одновременно и акушеркой. Однажды, когда она принимала роды, ребенок вскоре после появления на свет умер. За этой смертью последовал целый ряд болезней. Ну, этого хватило, чтобы начались всякие толки и, конечно, разговоры о колдовстве. Знахарка сбежала из города и поселилась где-то в лесу, почти полностью предоставленная самой себе, если не считать немногих жителей города, которые сочувствовали ей и приносили еду. Без их помощи она, скорее всего, перебралась бы куда-нибудь подальше. Говорят, Безумная Мораг из числа ее потомков.
- А что произошло с Элизабет?
- Ей повезло меньше, - продолжал Фабиан. - Дети на улицах дразнили ее. Люди крестились, когда она проходила мимо, и даже плевали ей в лицо. Она равнодушно терпела все это и продолжала изучать практику исцеления, теперь уже самостоятельно. Ее муж был далеко не дурак и понимал, что может произойти, если она не перестанет так вести себя, - вот только Элизабет это не интересовало. Его сопротивление лишь укрепляло ее решимость. И в итоге лорд Элвесден уступил давлению своих советников.
- Упрятал ее в сумасшедший дом за изучение целебных трав? - в ужасе спросила Таня.
- В те дни это было намного проще, - ответил Фабиан. - Женщины не имели никаких прав. За них все решали отцы и мужья. Женщину могли объявить сумасшедшей даже за то, что она имела внебрачного ребенка. Множество ни в чем не повинных, абсолютно разумных женщин были заперты в сумасшедшие дома и оставлены там гнить только по заявлению своих мужей… и если, входя туда, они не были безумны, то в конце концов именно такими и становились.
- Значит… вот что произошло? - сказала Таня. - Она сошла с ума и умерла там?
На лице Фабиана возникло почти извиняющееся выражение.
- Не может быть, чтобы Флоренс не рассказывала тебе об этом.
У Тани возникло ужасное ощущение, что сейчас она услышит нечто еще более жуткое.
- О чем?
- Таня, Элизабет Элвесден не просто умерла в сумасшедшем доме. Она покончила с собой. Повесилась.
8
Всю оставшуюся часть дня Таня только и думала, что о самоубийстве Элизабет. Когда они вышли из служебного коридора, она извинилась перед Фабианом, сказав, что неважно себя чувствует, и начала спускаться по лестнице. Хотелось прогуляться к ручью, чтобы в голове прояснилось. Ее сжигало любопытство. Больше всего ей хотелось прочесть дневник Элизабет и узнать секреты, так тщательно скрываемые бабушкой. Интересно, они как-то связаны с "плохим делом", о котором говорил фэйри в детской?
Проходя мимо библиотеки, она настолько погрузилась в свои мысли, что чуть не пропустила мимо ушей доносившиеся из-за двери приглушенные голоса, и среагировала, лишь услышав свое имя.
- Ты же знаешь, я не хотела, чтобы она приезжала сюда, - сказала бабушка.
- Чем скорее она уедет, тем лучше, - ответил другой голос, несомненно принадлежащий Уорику. - Она не может оставаться здесь. У нас просто нет выбора.
Что-то - возможно, кресло - заскрипело, и Таня пропустила несколько слов.
- …в лесу сегодня, - почти прошептала Флоренс.
- Счастье, что я нашел их, - сказал Уорик.
Таня замерла, как вкопанная.
- Мне нужно было давно к тебе прислушаться, - продолжала бабушка.
- Что вы имеете в виду? - угрюмо спросил Уорик.
- Переезд. И я сделаю это, как только она уедет. Все зашло слишком далеко и разрушает меня изнутри. Я не хочу уезжать, но не вижу другого выхода.
- Но вы же любите этот дом. Мне казалось, вы никогда не расстанетесь с ним.
- Я люблю этот дом и всегда буду любить. Когда она родилась, меня обуревали такие мечты… что когда-нибудь все это будет принадлежать ей. Но теперь… как такое возможно? Как могу я оставить его в наследство Тане?
- Вы никогда не задумывались о том, чтобы рассказать ей правду? - спросил Уорик.
- Как можно? - Теперь голос Флоренс звучал встревоженно. - Я трусиха и знаю это. Тогда была трусихой и сейчас трусиха…
Шаги приблизились к двери. Таня беззвучно попятилась к лестнице. Ей припомнилось распространенное мнение, что тот, кто подслушивает, редко слышит о себе хорошее. Теперь она убедилась, что это правда. От всей души желая никогда не слышать того, что было сказано, она знала, что никогда не забудет этого.
Ей тут никто не рад. В общем, она уже догадывалась об этом, но услышать такое собственными ушами - это совсем другое дело. Сказанного не вернешь. Она - нежеланная гостья, создающая проблемы. Причиняющая беспокойство. Родная бабушка ненавидит ее. Ненавидит так сильно, что скорее расстанется с домом, чем позволит своей единственной внучке унаследовать его.
Забыв о прогулке, она поднялась по лестнице. На площадке было тихо, даже обитатели дедушкиных часов не выкрикивали обычные оскорбления. Над ее головой, на втором этаже, расхаживал Амос, как он часто делал в это время дня. Она закрыла за собой дверь комнаты и легла на кровать. В голове безостановочно крутились слова бабушки. Таня притянула колени к груди, пытаясь избавиться от ужасного чувства одиночества, но оно оставалось, наслаиваясь на мучительные воспоминания о комнатах, куда они заглянули с Фабианом.
Подняв руку, она с грустью разглядывала браслет, спрашивая себя, почему бабушка подарила его внучке, которую так сильно не любит. Вспомнились слова бабушки о том, что такие брелоки защищают. Она принялась по очереди изучать их, воображая, какую историю мог бы рассказать каждый о своей первой владелице. Некоторые вызывали однозначные ассоциации: сердечко - любовь, кольцо - замужество. Ключ - дом или, возможно, безопасность. Маска… любовь к театру? Были среди брелоков странные и тревожащие: к примеру, меч и кинжал. А при виде следующего у Тани перехватило горло, словно вокруг шеи плотно обвился побег плюща. Крошечный, украшенный резьбой котелок, вызывающий лишь одну ассоциацию - колдовство.
Какие бы тайны ни скрывал браслет, Таня не сомневалась: Элизабет Элвесден он не даровал ни защиты, ни удачи.
Обедала Таня с аппетитом, что было удивительно, учитывая события этого дня. Потом бабушка положила грязные тарелки в раковину, а на их место поставила большую миску со свежей клубникой и кувшин густых сливок.
- О-о-ох… - простонал Уорик, потирая живот, но взглядом пожирая клубнику. - В меня больше ничего не влезет.
- Глупости, - заявила Флоренс, поставила перед ним блюдце с клубникой и щедро полила ее сливками.
Уголком глаза Таня заметила, как крышка чайницы приподнялась и оттуда выглянул живущий в ней маленький иссохший брауни. Его морщинистое лицо, похожее на грецкий орех, наполовину скрывали спутанные косматые волосы. Его разбудил звон посуды. Он бросил сердитый взгляд в сторону Тани, перегнулся через край, помешал в сахарнице палкой, с которой никогда не расставался, и снова скрылся в чайнице.
Флоренс потянулась к сахарнице, посыпала свою клубнику со сливками и передвинула сахарницу дальше по столу. Таня тут же отдала ее Фабиану. Она в жизни не стала бы пользоваться сахарницей после того, как к ней прикоснулся брауни; и никто из присутствующих не знал Таню настолько хорошо, чтобы с уверенностью сказать, посыпает она обычно сахаром клубнику или нет.
Уорик первым попробовал клубнику, и на его физиономии возникло отвращение. Он сплюнул в салфетку.
- Это соль!
Он протянул руку к кувшину с водой.
- Ты уверен? - спросила Флоренс.
- Еще бы!
Рука Фабиана замерла в воздухе, рот был слегка приоткрыт, разочарованный взгляд прикован к ложке.
- Кто последний наполнял сахарницу? - спросила Флоренс.
- Я, - ответила Таня виновато. - Сегодня утром.
Флоренс схватила загубленный десерт и вытряхнула его в мусорное ведро.
- Ради бога, в другой раз постарайся быть более внимательной!
Таня прикусила губу, радуясь, что Уорик успел попробовать десерт. Она была в ярости, что он рассказал бабушке о происшествии в лесу, хотя дал слово молчать. Она злилась на них обоих за тот бессердечный разговор, который недавно подслушала.
Настроение Уорика испортилось, он извинился и ушел. Вскоре за ним последовала Флоренс.
Фабиан перегнулся через стол и слегка толкнул Таню в бок.
- Я точно знаю, утром в сахарнице был именно сахар. Я посыпал им кукурузные хлопья.
Таня пристально смотрела на него.
Ленивая усмешка расползлась по лицу Фабиана.
- Когда же ты подменила его?
- Что?
- Подменила на соль. Когда ты сделала это?
- Что? Ты думаешь… думаешь, это я сделала?
- А что, нет?
- Нет, - холодно ответила Таня. - Зачем?
Фабиан усмехнулся.
- Шутки ради?
Таня встала из-за стола; есть клубнику уже не хотелось.
- Да, конечно, Фабиан. Какая прекрасная шутка - выставить себя перед всеми идиоткой.
- Ну, было весело увидеть выражение лица Уорика, когда он набрал полный рот этой клубники, - жизнерадостно заявил он. - И ты не посыпала свое блюдце сахаром.
- А что, это обязательно?
Таня двинулась к выходу, но Фабиан опередил ее и загородил дверь.
- Пропусти меня.
- Знаешь, слишком много странного происходит в твоем присутствии.
Таня сощурилась, но сердце у нее заколотилось.
- Что?..