* * *
Эльзас, Страсбург, 1616 год
- Вероисповедание?
- Католичка.
Она висела на дыбе в полуметре от пола. Перед ней стоял стол, за которым сидело три человека в сутанах. Сбоку примостился младший церковный служка и что-то строчил большим гусиным пером по бумаге.
- Так ты утверждаешь, ты - истинная католичка? - ядовито спросил тот, что был в центре. Маленький, толстый и лысый со зверской физиономией. Этот тип ей сразу не понравился. Знавала она подобных преподобных, приходилось. Маргарита как-то намекнула, что от таких клиентов надо держаться подальше, у них не все дома. Извращенцы, они…
- Да. - Чуть слышно проговорила она. Лысый довольно оскалился…
- …Совращала раба божьего Жака Моро колдовством бесовским, от лукавого исходящим?
- Нет, святой отец. Не совращала.
- Покайся! Господь милостив! Он с объятиями встречает заблудших чад своих, аки пастух овец…
- Я не делала этого!
- Силен нечистый дух, тобою овладевший. В своем упорстве являешь ты суть единение с ним. Вернись к Богу, нечестивица! Он простит прегрешения твои, сатаной в ухо нашептанные! Очисти душу свою от греха!
- Но я не делала ничего! - девочка зарыдала.
- Противясь, Господа отвергаешь ты. Впусти его в сердце свое, покайся. Ибо не покаявшись, будешь гореть в пламени адском, огне вечном! - исступленно кричал лысый. Глаза безумны, изо рта брызжет слюна.
- Я не делала ничего, отче! Я не колдовала! Я не умею!
- Истинно, нечистый овладел помыслами ее. Запишите, рекомая Эльвира не желает противиться бесу, не желает покаяться и повернуть душу свою к Богу истинному.
Служка что-то быстро накарябал, ковыряя в носу свободной рукой. Потом лысый кивнул, и стоявший рядом помощник палача снова огрел ее кнутом по спине. Девочка закричала.
- За что? Что я сделала?!!!..
…Ее допрашивали уже второй раз за сегодня. Первый раз посадили перед все тем же столом, за которым было три человека в сутанах, напряженно ее рассматривающих. Потом начали задавать глупые вопросы. Настолько глупые, что если бы не серьезность ситуации, она бы рассмеялась, встала и ушла. Но сидящие здесь люди были не из тех, кто шутит.
Эльвира объясняла им, доказывала, плакала, но они как будто не слышали. Главным был этот лысый, он с самого начала смотрел на нее таким ненавистным и похотливым взглядом, что хотелось убежать. Мысли путались. Стены и потолок подземелий, сырость и вонь тоже давили на нее, но она держалась.
Ее обвиняли в колдовстве. Будто бы она заколдовала на виду у всех того отморозка, Жака Моро. Даже показывали кучу бумаг, где разные люди свидетельствовали в этом. А еще, будто она околдовывала клиентов, пользуясь их беспечностью и опьянением.
После допроса не отпустили, а отвели в грязную и вонючую камеру. Там она, чтоб не запачкаться, села на краешек полки, служившей узникам кроватью, и долго-долго ревела.
Так прошел день. Вечером ее вывели из камеры и вновь повели вниз, в казематы.
Но теперь ее не просто допрашивали, а скрутили и привязали к дыбе. Она рыдала, умоляла, сопротивлялась, но ничего не могла поделать с дюжими подмастерьями заплечных дел мастера. Ее новое платье порвали в лохмотья двумя профессиональными рывками, а затем ударили кнутом. Боль пронзила до костей. Потом вновь начались бессмысленные вопросы
- Имя…
- Отец…
- Мать…
- Как давно ты проживаешь…
- Сколько людей ты околдовала, работая…
- Каким способом творила грязное…
- Сколько людей знает…
- Зачем наслала мор на…
- Кто обучал тебя черным…
- Где и когда ты продала душу…
- Кто был твоим посредником с…
И так далее. И так до бесконечности. Когда она начинала исступленно кричать о невиновности, ее снова били кнутом. Когда она теряла сознание от боли, ее окатывали холодной водой, и безумный допрос продолжался…
…Кнут просвистел и ударил снова. Снова адская боль обожгла кожу, пронзила кости и мясо, стрельнула через всю спину. Девочка дернулась, издав дикий крик. На голой спине осталась еще одна кроваво-красная полоса.
- Слабенькая она. Этьен в полсилы бьет. - Наклонившись к отцу Жану, прошептал человек, сидящий справа.
- Значит быстро расколется. - Также тихо заметил сидящий слева. - У нас тут ого-го какие говорить начинали! Не чета какой-то соплячке.
- Вначале сделайте работу, а потом хвалитесь! - осклабился лысый и махнул и рукой. Служка в маске с прорезями для глаз опустил кнут.
- Сознаешься ли ты, Эльвира, в содеянном?
- НЕЕЕЕТ! Я НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЛА!!! - кричала рыжеволосая. Лысый кивнул. Кнут поднялся снова. Эльвира потеряла сознание.
Очнулась на грязном холодном каменном полу камеры. Спина горела. От нового платья почти ничего не осталось. Она на четвереньках доползла до полки и присела. Болело все тело. Спина же вообще представляла собой одну сплошную большую рану. Лоб горел. Сознание мутилось. А еще жутко хотелось пить.
Двигаться было совершенно невозможно, любое движение вызывало адские муки. Она снова тихонько заплакала.
За что? Что она сделала? Она же не виновата! Ведь любой человек в этом городе может подтвердить, что она и мухи в своей жизни не обидела!
Девочка сползла на пол, сложила руки и принялась горячо молиться, прося Господа заступничества и помощи. Помощи вытерпеть эти испытания, вразумить святых отцов, что она невиновна, чтоб они увидели, поверили и отпустили домой. Потому что еще одного такого допроса она может не выдержать.
Молитву прервал скрип открываемой двери. Вошло четыре человека, у троих из них были факелы. Это были два стражника, тот самый лысый священник, и еще один господин, сильный и высокий, одетый в белоснежную рубаху и дорогой камзол. На его боку висела шпага.
Стражники, опасливо переглядываясь, вставили факелы в специальные разъемы на стенах. Третий факел остался у священника.
Дворянин подошел к девочке и внимательно посмотрел в ее любопытные заплаканные глаза. Потом, не поворачиваясь, обратился к спутникам:
- Оставьте нас.
Стражники тут же поспешили выполнить приказ. Священник остался.
- Отец Жан, я попросил бы удалиться и вас.
Сказано это было ледяным тоном, не терпящим возражений. Ого! Этот человек приказывает инквизитору?
Доминиканец немного помялся, затем, нехотя, всячески демонстрируя свое несогласие, удалился.
- Здравствуй, Эльвира Лано. - Незнакомец стал прохаживаться взад-вперед по камере. Девочка напряженно смотрела на него. Чувствовала, сейчас решалась ее судьба.
- Больно?
Она непонимающе на него уставилась.
- Я говорю, тебе больно? Спине?
Кивнула. Незнакомец вытащил из кармана маленький пузырек с зеленоватой в свете висящих факелов жидкостью.
- Это поможет на время унять боль. Выпей. - Лицо его осталось непроницаемо.
- Кто вы?
Дворянин усмехнулся.
- Можешь называть меня милорд. Милорд Гордон.
- Милорд Гордон… - задумчиво потянула узница.
- Как ты можешь догадаться, я здесь не просто так. Хочу предложить тебе сделку. Дело в том, что ты можешь сделать нечто, нужное мне. Я же могу сделать нечто, нужное тебе. Видишь, мы в равном положении, хоть ты сидишь в камере в лохмотьях, а я на свободе и при шпаге. - Он улыбнулся. От этой хищной улыбки у девочки мороз пошел по коже.
- Ты заметила, кто здесь главный? - он кивнул рукой себе за спину, на то место, где стоял толстый священник.
- Заметила. Вы приказываете святой инквизиции.
- Это так. Святейший престол наделил меня такой властью. Поэтому в этом городе, в этом соборе приказываю я. И если ты дашь то, что мне нужно, тебя выпустят на свободу по одному лишь моему жесту. Если же не договоримся, боюсь, я уйду, а ты останешься.
- Но я не виновна! - закричала Эльвира. Незнакомец бросил пренебрежительный взгляд.
- Мне это безразлично.
- ???…
- Я отпущу тебя, даже если ты виновна. И ни одна живая душа не посмеет тебя тронуть.
- Я не…
Девочка сбилась, не зная, что сказать. Незнакомец же продолжил ходьбу взад-вперед по камере.
- Меня интересует информация. Информация о твоем… О человеке, в доме которого ты живешь и называешь дядей.
Любопытно. Человек, приказывающий инквизиции, интересуется дядей? Птица такого полета простым трактирщиком?
- Что именно вас интересует?
- Имена. Тех, кто прибывал к этому человеку, откуда они были, как выглядели. О чем говорили с дядей. Всё.
- У нас много клиентов…
- Ты прекрасно понимаешь, о каких гостях я говорю.
Да, Эльвира понимала. Дядя всегда жил второй, тайной жизнью. Чем он занимался на самом деле, никто не знал. Только Фердинанд. Но конюх, необщительный в жизни, тем более не распространялся о дядиных поручениях. А когда она начала расспрашивать Маргариту, та мягко намекнула, что ей это знать не только не обязательно, но и вредно для здоровья…
- Что, были такие гости?
Отпираться глупо. В конце концов, тайны из своих гостей дядя не делал.
- Были. Но я не знаю ни имен, ни о чем они разговаривали.
- Это поправимо. - Милорд положил руку в карман, достал лист скатанной бумаги и начал неторопливо разворачивать. В каждом его жесте читалось пренебрежение, привычка повелевать всем на свете. Это был человек, для которого не было ничего невозможного. Даже выпустить из тюрьмы виновную. Как и осудить невинную.
- Ты должна рассказать на допросе следующее…
И англичанин начал читать. С каждым его словом волосы на голове Эльвиры шевелились, вставая дыбом. Глаза от удивления и ужаса вылезали на лоб. Даже боль в спине на какое-то время перестала существовать.
- Но это все неправда! - закричала она.
Лорд лишь холодно отчеканил
- Меня это также не интересует. Будь это правда, или неправда, ты должна рассказать ЭТО на допросе. Если все сделаешь, тебя выпустят. В противном случае, я отдам тебя этому сумасшедшему маньяку, преподобному Жану. Выбирай.
Затем развернулся и вышел из камеры. Вошедший следом стражник забрал факелы и запер камеру на ключ.
Эльвира в сердцах со всей силы бросила о стену бутыль с зеленой жидкостью и зарыдала.
Утром ее снова повели в пыточные. Снова посадили на стул перед столом, за которым вновь сидело три человека. На сей раз это были дворяне. Холеные, лощеные, в накрахмаленных париках и при шпагах. Их вопросы были не менее дурацкие.
- Сколько лет ты знаешь человека по имени…
- Когда впервые увидела…
- Что рассказывала…
- Когда впервые услышала…
- Известны ли тебе следующие люди…
Дальше назывались имена, ничего не говорящие девочке. Иногда проскальзывали те, которые вчера упоминал тот милорд, англичанин. Но она на все отвечала отказом.
- Слышала ли ты имена…
- Как часто к нему приезжали…
- О чем разговаривали…
- Как ты думаешь, почему…
- Сколько…
- Какой акцент…
- Что говорил тебе лично…
- Зачем…
- Сколько раз в месяц…
- Кто из прислуги…
Вопросы сыпались, как из ведра. Они становились все бессмысленнее и бессмысленнее, Эльвира терялась, ничего не могла сообразить, а они все давили и давили… Мир вокруг кружился, вертелся, в голове зазвучали поющие голоса…
- Нет! Я не знаю этих людей! Они ничего не говорили! Я не знаю, откуда они! Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ!!!
Воцарилась тишина. Даже скрип пера боялся ее нарушить. Дворяне взирали на девочку со смешанными чувствами, главным из которых было удивление. Из темного угла комнаты вперед вышел человек, которого она приняла поначалу за одного из палачей. Он знаком приказал всем удалиться и затем откинул капюшон. Это был вчерашний милорд.
- Прискорбно, Эльвира. Что ж, ты сделала выбор. - Затем развернулся и пошел к двери. - Позовите преподобного Жана.
Потом начался ад.
* * *
Ее допрашивали постоянно, почти не давая передышек. Дыба сменилась жаровней, жаровня якорем, затем снова дыбой. Ее били, кололи, выворачивали суставы, заливали в нее воду до тех пор, пока не начинала захлебываться, и еще множество отвратительных и мерзких вещей. Она потеряла счет дням и ночам, время вертелось вокруг единой круговертью. Когда теряла сознание, ее приводили в себя и снова мучили.
Но вдруг оставили в покое. Бросили в камере, теперь уже до боли родной, и оставили наедине с собой. Когда Эльвира очнулась, то поняла, что лежит на животе, на полке. Руки и ноги были в кандалах, кандалы вбиты в стену, а от них шла цепь таким образом, что можно относительно свободно перемещаться по камере.
Но перемещаться не хотелось. Хотелось забыть о боли и спать.
Почему? Почему это происходит именно с ней? Что дядя совершил ужасного, что ТАКИЕ люди им занимаются? Убил кого-то? Кого можно убить в далеком провинциальном Эльзасе, чтоб тобой занялась папские эмиссары и инквизиция? Заговор? Да против кого же тут можно устроить заговор, в этой глуши? Не против бургомистра же! Ведь совершенно ясно, она здесь не по глупому обвинению в колдовстве. Она здесь для того, чтобы дать показания против дяди. Чтобы его обвинили во всех тех грехах, что перечислял милорд.
Милорд! Как она ненавидела этого человека! Но почему он, имея столько власти, занимается какой-то простолюдинкой? Неужели так уж важны те несколько слов, которые она скажет? Неужели без них нельзя посадить дядю за решетку?
Эльвира подумала и похолодела от ужаса. Как она могла! Мечтать, чтоб посадили, а потом казнили единственного близкого человека, который столько для нее сделал? Который принял ее как родную дочь?
Нет! Она никогда не сделает, чего хочет иезуит! Пусть лысый хоть запытает, но она не предаст дядю. Даже, если он не жилец (когда человеком интересуются ТАКИЕ люди, это всегда означает, что ты не жилец).
За дверью послышался звон ключей. Тяжелый засов заскрипел, и дверь открылась. В камеру вошли двое здоровенных стражников. Один из них отомкнул кандалы на ногах и коротко бросил:
- Пошли.
О сопротивлении не было и речи. Что она сможет сделать двум одетым в кольчуги воинам, каждый из которых в два-три раза тяжелее ее? Она повиновалась. Как есть, босиком пошлепала по ледяному каменному полу следом. Второй прикрыл дверь и пошел за спиной. Кандалы на руках никто не снял, они были тяжелые и давили к полу. Но Эльвира пересилила себя и шла с гордо поднятой головой. Хоть из последних сил, но ее не увидят сломленной.
Девочку вывели в грязный тюремный двор, где она наконец-таки вдохнула свежий чистый воздух, впервые за те дни, которые прошли с момента, когда стража ворвалась в дядин трактир и увела ее с собой.
В тот раз она не сопротивлялась. Никто и помыслить не мог, что может произойти что-либо подобное. Все думали, что это ошибка, даже стража. Ни дяди, ни Фердинанда не было, Маргарита только безвольно опустила руки. Внутри ее била истерика.
Стражники и сами не понимали, что происходит. Некоторые из них были знакомы, они отдыхали в трактире предыдущую ночь, после ярмарки. А некоторые и так частенько забегали на огонек. Поэтому никто не мог сказать, что это за шутка, и почему ЕЕ обвиняют, да еще и В КОЛДОВСТВЕ!
Потом ее повели почти через весь город к темному зданию тюрьмы. Здесь девочку уже ждали, потому что следственная комиссия была готова, буквально через несколько минут начался первый допрос…
Теперь ее ввели внутрь белого отштукатуренного здания с чистыми коридорами и комнатами. Затем остановились и один из стражей ушел, но через несколько минут вернулся. Ее втолкнули в большую чистую комнату с роскошной золоченной мебелью и зеркалами. Посреди комнаты стоял дубовый стол, заставленный подносами с едой и кувшинами с вином. У голодной Эльвиры, не евшей неизвестно сколько, засосало под ложечкой. Она завистливо сглотнула.
- А, проходи, присаживайся. - Произнес человек, сидевший за столом и аппетитно уплетавший содержимое подносов. В данный момент он держал в руках баранью ногу. Это был милорд.
- Эй, Ганс! - недовольно крикнул он, нахмурив брови. Дверь тут же открылась, и в комнату влетел один из конвоиров с алебардой наперевес. Милорд улыбнулся. Воевать алебардой с пятнадцатилетней закованной в железо девчушкой? Это интересно!
- Ганс, почему на ней кандалы? Разве я не ясно выражаюсь?
- Нет, ваше… Милорд… Просто… Это… Не положено… - с сильным северо-германским акцентом пробормотал вояка. Иезуит нахмурился. Эльвира чувствовала, это не предвещало стражнику ничего хорошего.
- Ганс, разве я спрашивал тебя, что положено, а что нет? - он положил окорок и исподлобья вперил в беднягу свой взгляд. От одного этого взгляда Эльвиру пробрали мурашки.
- Виноват… - залепетал вояка. Буквально через мгновение оковы с ее рук спали. - Исправлюсь!.. Не гневитесь, ваша светлость… - и кланяясь, спиной вперед, удалился, плотно закрыв дверь. Физиономия англичанина тут же сменилось на довольную. Похоже, он любил такие фокусы.
- Ну, присаживайся, не стесняйся. Ешь. Я знаю, ты три дня не ела. - Милорд подвинул к ней поближе поднос с запеченной уткой и налил в кружку вина.
- Скажу честно. Ты мне нравишься. Что-то есть в тебе завораживающее. Твердое, каменное, и в то же время первозданное, дикое, необузданное! Мне не хочется тебя пытать, я вообще не любитель этого дела. Поэтому давай для начала просто поговорим. - Он кивнул на стул напротив.
Эльвира села.
Ее дядя - торговец смертью, торговец войной. Она закрыла глаза. Плакать сил больше не было. Второй час она лежала в своей камере, не в силах пошевелиться. Милорд сделал самое ужасное, что только мог. Он убил ее. Морально. Правдой.
Ее грудь затряслась в беззвучных всхлипах.
- Трон под Медичи шатается. В народе она не пользуется популярностью. Господа дворяне также не любят наглую амбициозную итальянку. И еще меньше любят ее любовника, временщика Кончини, возомнившего себя верховным правителем самого сильного государства Европы. - Милорд вытер жирные руки лежащим рядом полотенцем и продолжил просвещать сидящую перед ним обычную девочку из народа в политической ситуации, сложившейся в Европе.
- Король Генрих на время прекратил войны, объединив страну, но и католики на Севере, и гугеноты на Юге мечтают взять реванш. Их конфликт вечен, пока в королевстве не останутся или только католики, или только гугеноты. - Он усмехнулся. Его позабавила собственная фраза насчет одних гугенотов.
- Но сильный король может держать в узде и тех и других. А когда нет сильного короля, или король мал, ему помогают некие третьи силы. Например, папский престол.
Эльвира открыла рот от удивления. Довольный милорд продолжал.