– А… а… зачем он сюда пришел… пешком… из Не… Немедии, а? – гость Маджида никак не мог увязать в голове происхождение, путешествие и теперешнее присутствие Конана в доме купца.
– Он н-нашел д-дорогу, – ответил Маджид.
– К-куда?
– В Н-немедию.
– Так он же оттуда пришел! – возопил несчастный гость и уткнул лицо в ладони, издавая всхлипывающие звуки.
Это было последней каплей в чаше терпения, и Конан, повалившись на спину, залился беззвучным смехом. Остановили его только следующие слова Маджида, который ткнул измазанным в жире пальцем в безутешно рыдающего гостя:
– Э, К-конан, а ты… ты знаешь, кто это? Эт-то мой друг!
– В самом деле? – простонал Конан, утирая слезы.
– Да, – гордо ответил Маджид и размашисто кивнул для убедительности. – И он… ик!.. начальник стражи самого… этого… как его?.. А! О! Турлей-Хана! Вот.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
– Великий Кром, вина-то у Маджида оказались не очень… – Конан, потерев большими пальцами виски, поднялся с со скамьи, застеленной несколькими ткаными одеялами. Киммерийца разбудили на редкость немелодичные звуки какого-то восточного инструмента и бессвязное пение, доносившиеся со двора. Конан подошел к окну, отметив про себя, что пол под ним почему-то шатается, и выглянул наружу.
Посреди двора, в той самой луже, грязь из которой послужила вчера такой хорошей краской для лошади Турлей-Хана, сидел конюх, немилосердно терзая струны инструмента, называемого туранцами дутаром, и орал донельзя неприличную песнь, посвященную, вероятно, дочери хозяина постоялого двора.
– Эй, ты, скотина, заткнись! – рявкнул Конан и поморщился от резкой головной боли, тупо бившейся в висках и затылке.
Конюх медленно поднял голову, осматривая окна дома в поисках источника беспокойства, и его осоловелый взгляд остановился на киммерийце. На лице пьяницы возникла широкая улыбка и он, воздев руки, (причем инструмент плюхнулся в лужу) заплетающимся языком возопил:
– Б-благодетель! А нет ли у т-тебя еще одной ло-лошади на пр-р-родажу?
Окончательно озверев от такой наглости, Конан схватил первую попавшуюся под руку вещь, которой оказался трехногий табурет, и изо всех сил запустил им в окно. Но рама оказалась слишком узкой, и в руке варвара осталась лишь одна из ножек, а все остальное с грохотом разлетелось по комнате.
Вовремя сообразив, что от нежданно взъярившегося "благодетеля" ничего хорошего ждать не приходится, конюх, пошатываясь, встал и нетвердой походкой скрылся в конюшне, оставив свой замызганный инструмент одиноко плавать в луже.
– Ничего себе, денек начался… – пробормотал Конан, и тут у него громко и требовательно заурчало в желудке. – Однако, неплохо бы позавтракать. Интересно, этот негодяй-конюх повара тоже напоил?
Спустившись вниз, киммериец не без удовольствия отметил, что повар трезв как стеклышко и быстренько подал на стол обильный и на невзыскательный вкус Конана вполне съедобный завтрак. Сидя за шатко стоявшим на кривых четырех ногах столом, повидавшим на своем веку многое, если судить по многочисленным надписям, зарубкам и круглым пятнам от кружек, северянин строил планы на грядущий день.
Теперь Конан был уверен, что управитель Маджида пользуясь отсутствием разборчивости у хозяина и его гостей неплохо наживается, наверняка разбавляя и без того дешевые вина верблюжьим кумысом, если не чем похуже. От хороших, настоящих вин у Конана подобного похмелья еще никогда в жизни не было…
Однако, невзирая на вчерашний кутеж, память не подвела киммерийца – он ясно помнил все, что было необходимо для осуществления его планов. Едва услышав, кем является отчаявшийся понять что-либо о Конане из Немедии и Киммерии, собутыльник Маджида, варвар немедленно присоединился к попойке и начал расспрашивать аль-Ахара (так звали начальника охраны дворца Турлей-Хана) о расположении комнат во дворце, порядке смены караула, размещении постов, делая вид, что воистину восхищен хитроумием и предусмотрительностью почетного гостя. Последний, растроганный похвалами Конана, хоть и плохо владел языком, но на осторожные и точные вопросы киммерийца отвечал честно, правда, несколько бессвязно – ему в голову явно не приходила простая мысль, что он разбалтывает первому встречному сведения, за разглашение которых Турлей-Хан вполне мог бы бросить начальника стражи в яму со змеями или посадить на кол.
Когда аль-Ахар, не без труда поняв, что Маджид не может (или не хочет) предоставить для него ночлег и, соответственно, девиц из своего сераля, все трое, по призыву Конана, отправились посреди ночи подышать свежим воздухом, что было весьма странно для столь почтенных граждан, как именитый купец и военачальник туранского войска. Их прогулка длилась недолго, а завершилась в первом попавшемся из многочисленных домов утех, располагавшимся в Нижнем Городе, обитательницы коего очень обрадовались поздним посетителям…
За все заплатил Маджид, оставшийся на ночь в веселом квартале. Конан с начальником стражи дворца Турлей-Хана, после того, как недурно провели время среди прекрасных гурий, дружески обнявшись, отправились в "Тыкву", намереваясь продолжить веселье. Однако до гостиницы киммериец добрался в гордом одиночестве, совершенно не помня, где и при каких обстоятельствах потерял своего нового знакомца.
Как это не удивительно, но в краткий миг прояснения разума, затуманенного винными парами, Маджид сумел записать со слов Конана найденный киммерийцем безопасный и краткий путь через пустыню и даже заплатил вторую половину обещанных денег…
* * *
Поглощая шедевры поварского искусства стряпчего постоялого двора, Конан понял, что сейчас, при свете дня, ему в Верхнем Городе делать нечего, и все планы придется отложить на время, когда солнце скроется за горами на западе и станет темно. Теперь, зная необходимые детали предстоящего трудного и опасного дела, киммериец решил как следует отоспаться перед грядущей бурной ночью.
В назначенный самому себе час Конан проснулся. За окном уже смеркалось, и на небе высыпали первые звезды. Поднявшись с ложа, киммериец достал необходимые ему сегодня вечером вещи и разложил их на полу: меч, кинжал подаренный покойным шейхом Джагулом аль-Баргэми, моток прочной веревки и простенький женский плащ, предусмотрительно купленный днем на базаре. Собравшись, Конан спустился вниз миновал общий зал где вовсю шумели постояльцы "Тыквы" и вышел на улицу, направляясь к Верхнему Городу тем же путем, каким шел и днем. Зная, что ворота на ночь закрываются, он отыскал заранее примеченный сад, некогда принадлежавший какому-то богатому горожанину, а ныне заброшенный и разросшийся. Некоторые из деревьев свешивали толстые, узловатые ветви через стену, разделяющую город на две части, и выглядели достаточно прочными, чтобы выдержать вес киммерийца. Без особого труда перебравшись по ним за ограду Верхнего Города, Конан спрыгнул на крышу одноэтажного здания, прилепившегося к стене с другой стороны и едва успел укрыться в тени нависших над ним густых ветвей дерева, увидев проходящих по двору вооруженных людей, бывшими, надо полагать, сторожами. Дождавшись, когда они вошли в дом и плотно закрыли за собой двери, Конан спустился на землю и огляделся. Он оказался на заднем дворе какого-то богатого дома. Заметив валявшуюся неподалеку старую оглоблю, варвар приставил ее к стене и перелез через ограду двора на улицу. Сориентировавшись, он пошел в сторону, где высились тонкие и острые башенки дворца эмира Султанапурского, стараясь уверенной походкой и непринужденным посматриванием по сторонам изобразить возвращающегося домой степенного горожанина. Не пройдя и двадцати шагов, Конан наткнулся на внезапно вынырнувший из-за угла патруль из трех человек. Он понадеялся, что стражники не обратят на обычного прохожего внимания, ибо час был не столь уж и поздний. Однако, все трое быстрым шагом направились к киммерийцу и преградили дорогу.
– Стой! Ты кто такой и куда идешь? – раздался голос старшего из стражей, островерхий шлем которого венчало белое перо. Двое других привычным движением стали по бокам и чуть сзади от Конана.
– Я? – переспросил северянин, надеясь оттянуть время и придумать сколь-нибудь правдоподобный ответ. Не найдя ничего лучшего, он решил сказать правду:
– Я иду во дворец Турлей-Хана.
– А зачем?
– Охранять его сон, – сказал Конан без тени улыбки.
Стражники переглянулись, и спрашивавший чуть заметно кивнул своим товарищам. Это движение не ускользнуло от глаз Конана, и он понял, что в Верхнем Городе, наверно, уже каждый оповещен о вчерашнем происшествии у ворот дворца Турлей-Хана, и патрулям несомненно известны приметы возмутителя спокойствия, а также отдан приказ его задержать. Следующие слова начальника патруля дали киммерийцу возможность убедится в истинности своего предположения:
– А где же ты был вчера утром, около полудня? Тоже охранял покой пятитысячника? – туранец недобро усмехнулся и прищурил глаза, причем, и без того узкие, они превратились в черточки, точно у зажмурившейся кошки. – Отдай свой меч и следуй за нами.
– Не отдам, – с наигранной обидой сказал Конан. – Зачем он тебе? Еще порежешься или отхватишь себе чего ненароком…
Даже в темноте стало видно, как залилось краской гнева лицо стражника и он крикнул:
– Взять его!
Это были его последние слова. В следующий момент туранцу на голову обрушилось навершие рукояти того самого меча, о котором только что шла речь. Движимый инерцией клинок едва не разрубил надвое воина стоявшего слева, глубоко пробороздив ему грудь, а правому в тот же миг досталось тяжелым сапогом в солнечное сплетение. От удара он согнулся и упал на колени. Конан добил его, ударив мечом плашмя по хребту. Не теряя времени, киммериец быстро оглянулся и убедившись, что никого более на тихой и темной улице нет, оттащил всех троих к живой изгороди из пышных розовых кустов, тянувшейся вдоль улицы, и спрятал в густых ветках. Трупы можно было бы обнаружить лишь после рассвета…
Киммерийцу удалось добраться до дворца без дальнейших приключений, но теперь он не шел посреди улицы, а держался в тени изгороди. Подкравшись почти к самым воротам, варвар увидел, что там находится больше стражников, чем говорил ему аль-Ахар. Их было около десятка и вдобавок два офицера, отдававших какие-то распоряжения. Конан понял, что попал на смену караула. Он бесшумно отошел назад и замер, наблюдая.
Вдруг ночную тишину разорвал нарастающий цокот копыт, и вскоре со стороны эмирского дворца появился большой отряд всадников. У многих из них в руках были факелы. Возглавлял кавалькаду богато одетый человек, охраняемый таким количеством телохранителей, что Конан, выругавшись, метнулся в колючие кусты и, упав на землю, застыл, надеясь, что его не заметят. Ночная тьма помешала рассмотреть лицо подъехавшего вельможи, и Конану оставалось лишь строить предположения.
"Кого это еще Нергал принес среди ночи? Неужели Турлей-Хан такой трус, что таскает теперь за собой всю армию Турана?.. Что ж, придется мне всех их перебить, но кто тогда будет служить в войске царя Илдиза, я один, что ли? Нет уж, дудки! Наслужился!"
Тем временем прибывший в сопровождении двух телохранителей въехал в ворота, а остальные сопровождающие развернули лошадей и рассыпались по прилегающим ко дворцу улицам. Ворота закрылись, караул встал по местам, и вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь отдаленным топотом копыт.
"Так, в главные ворота, стало быть, не войти. Помнится, этот пропойца, начальник охраны дворца, плел про боковую дверь, через которую ходит прислуга и возят припасы. Придется пойти и поискать ее."
Конан выбрался из своего убежища и пошел вдоль стены. Этот путь оказался далеко небезопасен, так как охранники неизвестного гостя пятитысячника добросовестно объезжали улицы, внимательно следя за всем, что могло вызывать малейшее подозрение. Одного из них киммерийцу пришлось бесшумно обезвредить – конь внезапно появился из темноты прямо перед Конаном, и в тот же миг всадник полетел на землю с кинжалом в горле – варвара приятно поразило, что клинок Джагула ничуть не уступает самым лучшим метательным ножам, и возможная магия тому не помеха.
Дверь быстро нашлась и, к удивлению киммерийца, снаружи никем не охранялась, правда, была заперта изнутри. Толкнув ее, он заметил, что дверь закрыта на деревянный засов, державшийся на одном гвозде. Просунув кинжал между створками, варвар легко приподнял и повернул засов. Путь во дворец Турлей-Хана был открыт.
Конан оказался в маленьком квадратном дворе. Впереди темнело низенькое длинное здание, в его окнах горел свет, суетились людские тени, слышался звон посуды и чьи-то сердитые окрики. Судя по доносившимся запахам, это была кухня.
"Что здесь происходит? Я-то думал, все слуги уже угомонились, а тут точно к празднику готовятся. Все таки, кто мог пожаловать к пятитысячнику? Уж не новый ли… хм… воздыхатель?.."
Подобравшись к низко расположенному окну, киммериец осторожно заглянул внутрь, оставаясь в тени. Так он мог прекрасно видеть, что происходит на кухне, не боясь быть замеченным.
– Да пожрет Сет прожорливого гостя нашего господина! – ругался маленький, тощий человечек в замызганном переднике, который, очевидно, был поваром, но совершенно не походил на такового по облику: Конану почему-то всегда думалось, что повара должны быть пышными и румяными, как булочки. – Мало того, что меня подняли с постели посреди ночи, так еще и приходится все делать самому, потому что, видите ли, Турлей-Хану требуется не обычная еда, а самая изысканнейшая, подобная той, что подают к столу самого государя нашего Илдиза!
– Ты бы придержал свой болтливый язык, – рядом с поваром стоял высокий, дородный человек в форме дворцовой стражи. – Ты, несчастный, хоть знаешь, кто почтил своим присутствием этот дом?
– Не знаю и знать не хочу! – продолжал брюзжать повар. – Я знаю только то, что меня… – тут его голос сорвался на визгливый крик: – Убери свои грязные пальцы из соуса, мерзавец! И вообще – вон отсюда! Избавь меня от созерцания твоего рыла, более всего напоминающего свиное – вон то, что лежит на столе!
Стражник тщательно облизал пальцы, которые только что щедро обмакнул в свежеприготовленный соус, неторопливо повернулся и побрел прочь, бросив на ходу:
– Запомни – у нас сегодня в гостях сам солнцеликий эмир султанапурский Хайберди-Шах! И если ему не понравится твоя стряпня, я посмотрю, как ты тогда запоешь!
"Надо же! А эмира-то чего сюда понесло среди ночи?" – удивился Конан.
Повар буркнул ему в след что-то невразумительное, а стражник вышел во двор, продолжая ворчать себе под нос о том, что некоторые недостойны занимать почетную должность стряпчего при дворе султанапурского пятитысячника.
Глядя на ничего не подозревающего охранника, стоявшего возле поленницы и с задумчивым видом орошавшего дрова, Конану пришло в голову, что форма дворцового охранника заметно облегчит его задачу, и, судя по телосложению стражника, одежда скорее всего не будет мала, а если и будет, то самую малость.
На поленнице перед туранцем беззвучно выросла грозная, высокая тень, и одновременно чьи-то железные пальцы сомкнулись у него на горле.
– Будешь орать – заткну рот моей набедренной повязкой, – пригрозил Конан онемевшему от ужаса толстяку. – Раздевайся! Да побыстрее! – добавил он, тряхнув охранника, широко раскрытыми глазами уставившегося на темный силуэт. Он, наконец, сообразил, что это тень, и как мог покосился назад, силясь углядеть ее обладателя. Рассмотреть нападавшего стражнику не удалось – сильные руки сжали горло еще сильнее, и он решил, что связываться с неизвестным не следует, а лучше беспрекословно выполнять все его приказания – краем глаза незадачливый стражник заметил в левой руке злодея посверкивающее лезвие кинжала.
Туранец с вымуштрованной быстротой стянул с себя форму, и вскоре Конан, придирчиво оглядывая себя, оправлял новую одежду. Она оказалась почти впору, разве что провисало на животе да треснули швы на плечах – прорези пришлось прикрыть плащом, который надежно спрятал все недостатки костюма. Шлем же был несколько маловат, но на затылке держался.
Толстый стражник, оставшийся в одном исподнем, был заботливо связан по рукам и ногам куском веревки, которую Конан взял с собой, уложен между поленницей и стеной, а рот был заткнут лоскутом ткани отрезанном от его же собственной рубашки. Увалень так жалобно смотрел на киммерийца, что тот, уходя, не преминул его обнадежить:
– До утра не помрешь, а с рассветом тебя найдут… Может быть.
Тихонько насвистывая старую пиратскую песенку, Конан направился к двери, ведущей, по его мнению, в караульное помещение. Он бесцеремонно открыл ее пинком ноги, вошел в небольшую комнатку и увидел охранника сидящего за столом спиной к нему, и наливавшего из кувшина в деревянную кружку какое-то дурно пахнущее пойло. Быстро обернувшись на вошедшего, тот опрокинул кружку себе в рот, шумно выдохнул, грохнул посудиной о стол и разразился бранью:
– Явился, наконец, недоносок! Где тебя Нергал носил?! Опять небось на кухне брюхо набивал, обжора! Да я тебе…
Что хотел стражник посулить своему мнимому напарнику – так и осталось неизвестным, ибо его энергичная тирада была прервана оглушающим ударом кулака по затылку. Затем Конан, ухватив его за сальные волосы, приложил лицом об стол и швырнул в угол. Туранец, тяжело рухнув на пол, остался лежать там в позе, неестественной для живого человека: голова его была странно запрокинута, сквозь оскаленные зубы проступила пена, скрюченные судорогой руки и ноги мелко подергались и обмякли.
– Да что тут у вас, в конце концов, происходит? – потягиваясь и зевая в караулку ввалился третий охранник. – Мы же договорились: спать будем по очереди!
– А как же, – спокойно ответил Конан, поворачиваясь к нему. – Теперь твоя очередь… – киммериец сгреб его за шиворот и несколько раз крепко стукнул об стену.
Стражник медленно сполз по стене на пол, оставляя на камне кровавую полосу.
Даже не посмотрев в его сторону, Конан вышел в коридор, ведущий, по словам аль-Ахара, в маленький внутренний садик, примыкающий к гарему, где как он надеялся, находилась Мирдани. Приосанившись и печатая шаг, переодетый стражником северянин эдаким бравым воякой, выполняющим срочное поручение, проследовал мимо нескольких постов дворцовой охраны, приветствовав их легким кивком, точно старых знакомых. Очутившись в саду, он осмотрелся, обнаружил скрытое наполовину в гуще кустов и деревьев длинное одноэтажное здание без окон, казавшееся игрушечным на фоне темнеющей слева громады дворца, уверенно направился к нему.
Неожиданно вынырнув из темноты перед двумя охранниками, стоявшими навытяжку по обе стороны от низенькой, неприметной дверцы, Конан единым ударом снес голову стоявшему от него справа, а второго едва ли не перерубил пополам. По счастью, никто из этих двоих и пикнуть не успел, а Конан подумал, что неплохо бы успеть найти Мирдани до очередной смены постов. Это ж какой крик поднимется, когда найдут всех повстречавшихся Конану людей!..